На сей раз Диву разбудил осторожный стук в ставень. Снаружи было тихо, только свистел ветер, и кто-то настойчиво и упрямо стучал в окно.
Дива щелкнула огнивом, затеплила свечу — от волнения с первого раза не получилось — и села на постели, не решаясь спустить ноги на пол.
— Кто тут? — шепнула она.
— Открой, — молвил смутно знакомый, хриплый голос. После того как Перун ясно дал ей понять, что она ему не нужна, Дива запирала на ночь окно, выбросив из головы все, что связано с мужем. Ничего глупее он придумать не мог, кроме как обвинить ее в измене. Она не виновата, что у него плохо с памятью! Если он так хочет, пусть вообще не является больше! Только и умеет, что зачинать ей детей — недавно, три дня назад, Дива с ужасом поняла, что снова тяжела от него, и решила, что больше не допустит мужа на свое ложе. Она сильно устала после третьих родов и боялась за свою жизнь и жизнь этого нового младенца. Гость постучал настойчивее.
— Кто ты? — громче повторила Дива. — Имя!
Она сузила глаза, шепча про себя заговор от ночных духов.
Некоторое время гость молчал, словно и впрямь был духом.
— Я это, Дива, — наконец виновато ответил он. — Перун…
Дива запнулась на полуслове.
— Нет! — прошептала она. — Уходи откуда пришел!
Гость стукнул уже кулаком.
— Открой! — повысил он голос. — Открой, честью тебя прошу! Два слова всего сказать…
— Что я не жена тебе больше и ты рвешь со мною? — перебила его Дива. — Это я и сама поняла… Знаю, какой позор на меня ляжет… а только сумею сыновей твоих поднять. Братья твои из них воинов сделают не хуже, чем мог бы ты! Вырастут, будь уверен!
— Но Дива! — взмолился гость. — Ради детей открой! Я тотчас же уйду, но не могу я то, с чем пришел, в пустоту говорить — мне глаза твои видеть надобно! Позволь сказать, что наболело, а потом я уйду, коли гонишь! Детьми в том клянусь!
Запоздало коря себя за то, что делает, Дива встала и подошла к окну. Перун за ставнем почти перестал дышать.
— Скажешь, что хотел, — и уходи, — последний раз предупредила Дива и откинула щеколду.
Ставень распахнулся от мощного толчка. Перун ввалился в покои прямо к ногам Дивы. Она отступила, ожидая, когда он встанет, но Сварожич не собирался этого делать. Выпрямившись, он снизу вверх глянул на жену.
— Говори, — потребовала она.
— Я в вине пришел сознаться, — покаянно молвил Перун, опуская голову. Взлохмаченные непослушные волосы его рассыпались по плечам, и Дива некстати вспомнила, как нравилось ей перебирать и причесывать его кудри. Чтобы не оттаять душой, она закусила губу и поднесла свечу к запястью, нарочно причиняя себе боль.
— Прости меня, — тем временем молвил Перун, не поднимая лица, — Обидел я тебя, доверие и любовь твою растоптал. Ни в чем ты не виновата, а из-за меня теперь на тебя позор ляжет… И дети — заугольниками их кликать станут, а их-то вины нет. Все я! Прости… Я много думал… Права ты — нельзя нам больше вместе, не хочу я тебе больше горе причинять. Уйду я навсегда, даже имени моего ты никогда не услышишь, а если долетит, то новое, ибо я прошлое свое уничтожить хочу. Только ты прости, если сможешь, потому что, боюсь, нет мне прощения… Что я наделал!
Он схватился за голову и глухо застонал.
Дива все держала огонек свечи у ладони. Стиснув зубы, она терпела, но потом не выдержала и тихо вскрикнула.
Перун мгновенно вскинул голову и увидел на ее нежной коже след ожога.
— Что ты! Что ты! — вскрикнул он, бросаясь к женщине. — Зачем? Ради меня? За что?
Схватив обожженную руку, Перун торопливо поцеловал красное пятно. Под его прикосновениями боль неожиданно быстро стала спадать, а красное пятно начало уменьшаться.
Исцелив ожог, Перун не выпустил руки Дивы.
— Не стою я того, чтобы ради меня на такое идти, — молвил он. — Побереги себя хотя бы ради детей.
Он притянул ее к себе, но Дива и не думала вырываться. Даже позволила взять из рук свечу и отставить ее в сторону. Перун осторожно обнял ее ноги.
— Ухожу я, — повторил Перун. — Молчи! Все решено! Не отговаривай меня! Я люблю тебя и соглашусь лучше навеки расстаться с тобой, чем оставаться подле. Ты еще не понимаешь до конца всю боль, что я тебе причинил…
— Исцелил, — прошептала Дива.
— Раны на теле исчезнут, в душе — останутся навсегда, — возразил Перун. — Нет мне прощения. Когда-нибудь ты еще проклянешь меня и благословишь лишь за то, что я покинул тебя… Я сейчас уйду, но пообещай мне, что мои дети не помянут меня недобрым словом. Обещай, что не взрастишь в них ненависти ко мне! Пусть не знают обо мне ничего — ни хорошего, ни дурного… Обещаешь?
— Ты уходишь насовсем? — Дива осторожно дотронулась до его волос.
— Насовсем, ибо не могу больше лгать. Обещай лишь, что дети…
Он недоговорил — Дива наклонилась и поцеловала его в губы.
— Обещаю, — просто сказала она. — У них будет самый лучший отец в мире!
Перун вновь обнял ее ноги, прижимаясь к ней всем телом.
— Я люблю тебя, — сказал он. — А теперь прощай!
— Нет, на сей раз тебе придется немного задержаться!
Новый голос заставил обоих вздрогнуть. Дива оглянулась и закричала. Перун, от которого она невольно загородила дверь, не сразу нашел глазами пришельца. То, что он увидел, заставило его отпрянуть от Дивы. Лишившись опоры, молодая женщина покачнулась, падая, и он немедленно вскочил, обнимая ее. Но даже находясь в полуобморочном состоянии, Дива все-таки нашла в себе силы отстраниться от него.
Она была в ужасе, но и ее спутник тоже казался удивленным. И немудрено — в дверях, держа на отлете обнаженный меч, стоял один Перун, а подле женщины, бережно поддерживая ее — второй. Оба Перуна были похожи друг на друга как две капли воды — даже волосы обоих одинаково топорщились от ветра — только один был в кольчуге и в полном вооружении, а у второго не было ничего, кроме ножа за поясом.
Соперники пристально смотрели друг на друга, а Дива безмолвно переводила взгляд с одного на другого. Она бы давно упала, если бы второй Перун не держал ее за локоть.
Пришелец сделал шаг от двери и не глядя затворил ее.
— Отойди от нее, самозванец, — приказал он, наставляя меч. — Подними руки и назовись. А лучше скинь маску, дабы я мог видеть, кого сейчас убью!
Дива вздрогнула, но человек крепче сжал руки, подтягивая ее к себе силой.
— Ты прольешь кровь здесь, в ее покоях? — спросил он.
— Я пролью и ее кровь, если она не уберется, — был ответ, — Иди вон, Дива, пока я не вспомнил о твоей измене!
Женщина попыталась сдвинуться с места, но не смогла пошевелиться.
— Пожалуйста, не надо, — попросила она еле слышно.
— Пошла вон!
— Оставь ее в покое, Перун! — воскликнул человек. — Ей дурно!
— Притворяется, — фыркнул Перун. — Надеется отвлечь меня… Видишь, Дива, к чему привело твое вранье? Ты и не пыталась скрыть, что этот неизвестный — твой любовник!.. Эй! Покажись, кто ты? От кого она прижила детей?
Не дожидаясь ответа, Перун шагнул к нему, поднимая меч. Лезвие блеснуло перед глазами Дивы. Ей показалось, что из кончика меча вырвалась молния и опалила ее. Вскрикнув, женщина покачнулась и упала на руки незнакомца.
Над нею завис меч, почти доставая грудь человека.
— Я убью тебя, — пообещал Перун, — если ты и дальше будешь испытывать мое терпенье.
Незнакомец поднял на руки Диву и, пятясь, пошел в глубь комнаты. Не сводя глаз с идущего следом Перуна, он опустил женщину на ложе и медленно выпрямился.
— Обещай, что не причинишь ей вреда, — сказал он. Дива с тревогой взглянула на противников. У Перуна, стоявшего подле нее, не было ни одного шанса уцелеть — простой нож не оружие против меча. Но спину его скрывал плащ — может быть, под ним… Диве очень не хотелось, чтобы здесь убили безоружного, кем бы он ни оказался на самом деле — он ведь просил за нее!
Незнакомец сделал незаметное движение, Перун уловил его и шарахнулся в сторону, но было поздно — сорванный с плеча плащ взвился в воздух и упал на его голову. Дива вскрикнула — сзади за пояс незнакомца был заткнут двузубый топор, точь-в-точь такой, какой был у Велеса, но с короткой рукоятью. Незнакомец выдернул его и бросился на Перуна.
— Не смей! — завопила Дива, вскакивая с постели. Незнакомец помедлил — и этого хватило Перуну, чтобы сбросить с головы плащ. Меч и топор встретились, и противники закружили по комнате, осыпая друг друга ударами. Оба они были отличными бойцами, достойными друг друга. Дива с ужасом смотрела на их одинаковые лица, одинаково искаженные гневом и ненавистью.
Сражение тем временем разгоралось — оба Перуна знали, с кем бьются. Остановить бой могла только случайность — оплошность со стороны одного из них, которая будет стоить ему жизни.
Постепенно один из Перунов начал теснить своего противника. Отражая град ударов, тот пятился, постепенно приближаясь к ложу, на котором скорчилась Дива. Испуганная женщина не сводила глаз — ей самой хотелось узнать, кто из них настоящий, но она не смела и молиться за победу одного из противников, скованная страхом.
Тот Перун, что вошел к ней первым, уже стоял над нею. Несколько раз он пытался прорваться к окну или двери, но второй не давал ему этого сделать.
Первый в очередной раз рискнул прорваться, приняв тяжесть меча противника на рукоять топора, он отбросил Перуна на несколько шагов и рванулся в сторону распахнутого окна. Стремясь срезать угол, он зацепился за ложе. Этой краткой заминки хватило, чтобы второй Перун догнал его.
Отчаянный крик Дивы, над которой взвился меч, заставил беглеца обернуться. Уворачиваясь от лезвия, описывающего сверкающую дугу, он шарахнулся прочь — и врезался лбом в витой столбик полога.
Послышался треск. Столбик переломился, но и Перун упал на колени, хватаясь за голову. Под пальцами его показалась кровь из рассеченного лба. Он не успел пошевелиться, как его противник вырос над ним, занося меч для последнего удара.
Однако Перун не смог опустить оружия на поверженного. На его глазах оглушенный болью противник начал меняться. Рана помешала ему контролировать себя, и он стал самим собой.
Прежде чем Перун опомнился, перед его глазами взметнулись вверх изогнутые рога, рассыпалась по широким плечам угольно-черная грива — и в следующий миг Велес проворно откатился в сторону, попутно подхватывая оброненный было топор.
— Велес… — только и смог вымолвить Перун. — Ты?
Изгнанник пригнулся, поудобнее перехватывая топор и исподлобья глядя на противника. Лоб его над глазами был рассечен, и кровь заливала горбатый нос, что придавало сыну Земун зловещий вид.
— Значит, это был ты, — Перун пошел на него, — ты — тот, с кем эта женщина приживала все эти годы детей… Ты решил, что так сумеешь отомстить мне? Но ты немного просчитался. Этот день станет последним в твоей жизни, а также в жизни твоей любовницы и ваших…
В этот миг Велес бросился на него.
Прыжок его был так стремителен, что Сварожич еле успел поднять меч для защиты. Топор обрушился на него с такой силой, что металл жалобно заскрипел. Глаза противников встретились. Перун был моложе, но Велес значительно сильнее. Налегая плечом так, что затрещала ткань его рубахи, он заставил Перуна опустить меч и боднул его головой, как настоящий бык.
Запрокидываясь назад, Перун рухнул на пол, роняя оружие. Дива закричала, когда над ним оказался Велес, но изгнанник не стал тратить время на упавшего. Перешагнув через противника, он кинулся к женщине и одной рукой подхватил ее, перебросив через плечо.
Дива забилась в его руках, но с таким же успехом можно было сухому листику спорить с ураганом. Придерживая ее так легко, словно она ничего не весила, похититель бросился к окну.
Перун вскочил на ноги в тот миг, когда Дива оказалась в руках Велеса. Не помня себя, он бросился вдогонку, но опоздал — похититель уже скрылся в темноте ночи вместе со своей жертвой.
Высунувшись из окна, Перун до боли в глазах всматривался во тьму, одновременно призывая Ящера. Зверь отозвался мгновенно, но ошеломленный случившимся Сварожич не сразу это понял. Выбравшись из окна на узкий каменный парапет, он отчаянно вертел головой, напрягая все чувства в надежде заметить хоть какое-то движение.
Ящер плавно соскользнул к нему по стене. Его огромная тень шевельнулась в поле зрения Перуна, привлекая внимание.
— Случилась беда, — уверенно изрек зверь.
— Велес, — только и смог вымолвить Перун. — Он был здесь… и похитил ее…
— Садись. — Плоская голова придвинулась к нему. Одним прыжком Перун перебрался на затылок зверя, и тот оторвался от стены, не тратя времени, чтобы выровняться. Толкнувшись, он взмыл вверх, поднимаясь над замком, и тут же резко спланировал вниз, описывая круг у самой земли. Его светящиеся в темноте глаза обшаривали каждый камень, каждую трещину в скалах. Похититель не должен был далеко уйти со своей добычей, он где-то здесь. Настроившись, Ящер ловил тепло, исходящее от двух тел, но горы были холодны и мертвы. И нигде не было даже следов Велеса.
— Он должен быть где-то здесь! — вскипел Перун после третьего крута. — Он не должен успеть вырваться! Не улетел же он по воздуху!
Мысль Ящера тут же кругами устремилась в стороны, ощупью изучая пространство вокруг, проникала внутрь спящего замка и в подземелья. Нигде никакого движения, нигде нет и следа присутствия чужака. Поднявшись выше, вровень с крепостной стеной, он сделал еще один круг.
— Хватит топтаться на месте! — не выдержал Перун. — Лети вперед!
— Куда? — отозвался Ящер. Голос его звучал невозмутимо, хотя в сознании все смешалось. — Должен признаться, я ничего не понимаю. — Он отвел глаза даже мне! Я ничего не чувствую, словно он прошел сквозь пространство!
— Он украл мою жену! Это ему даром не пройдет! Я отомщу ему!
— Согласен, но сначала его надобно отыскать!
— И мы сделаем это сейчас же!
Перун с силой грохнул по голове Ящера, и тот, решив не спорить, опять отправился в облет замка, описывая все большие круги в надежде, что наткнется на след Велеса.
Когда Велес перебросил Диву через плечо, она принялась отчаянно отбиваться, стараясь выскользнуть из его рук. Не обращая внимания на ее сопротивление и крики, похититель выскочил из окна и помчался в темноту, куда глаза глядят.
Страх придал Диве силы. Она забилась в руках похитителя, грозя свалиться с его плеча, и он перехватил ее двумя руками так, что у нее потемнело в глазах. Силы покинули ее, и Дива лишилась чувств, успев заметить лишь провал бездны, в которую спрыгнул ее враг.
…Она долго не приходила в себя — сказывались страх и усталость. Но наконец мрак небытия отступил — словно волны черного ледяного океана разомкнулись, вытолкнув ее на поверхность, к свету и теплу.
Еще не открывая глаз, Дива вспомнила все, что с нею случилось. Ночной бой, страх, боль, Велес — все смешалось в ее сознании. Последнее, что она помнила, было падение в бездну.
Но сейчас все было позади. Она лежала в тепле, на мягких шкурах. Неподалеку потрескивал огонь, а поодаль глухо завывал ветер. Почему-то было так сладко слушать вой непогоды сейчас, здесь.
Дива даже улыбнулась, и тотчас рядом кто-то пошевелился. Хозяин этих мест придвинулся ближе, склоняясь над нею. Он боялся дотронуться до нее, причинить боль — это было слышно в его тяжком дыхании. Он мягко дотронулся до ее щеки, и Дива открыла глаза.
Только что она готова была поверить, что все случившееся с нею — страшный сон. Но нет, это была самая настоящая явь. Она лежала на низком массивном ложе, заботливо укрытая шкурами медведей. Над ее головой смыкались грубо сработанные стены лесной заимки, сложенные из толстых бревен с низким потолком. Темноту разгонял огонь в каменном очаге, а над нею склонялся Велес. Взглянув на его рога, в его раскосые блестящие глаза, Дива снова почувствовала дурноту. Превозмогая слабость, она рванулась прочь, как раненое животное. Ужас схватил ее за горло. Парализованная страхом, она только моргала.
— Успокойся, — первым нарушил молчание Велес и дотронулся до ее руки. — Ты еще слишком слаба.
Его прикосновение заставило женщину передернуться от отвращения. Она попробовала отодвинуться, но Велес притянул ее назад.
— Лежи смирно, — строго приказал он. — Ты чуть не потеряла ребенка. Не двигайся, если хочешь его сохранить.
Но Дива и так уже начала чувствовать тянущую боль, поднимающуюся снизу. Мысль о ребенке заставила ее оцепенеть, а Велес вдруг бережно погладил ее по голове.
— Через день-два ты будешь совсем здорова, — тихо пообещал он. — Только не губи себя.
Понимая, что женщине тяжело видеть его так близко от себя, Велес перебрался к огню. Там на углях стоял закопченный горшок. Хозяин занялся им, совершенно забыв о гостье. Дива мужественно боролась с приступами боли и слабости, но соблазнительный дух, поднимавшийся от горшка, заставил ее забыть о недомогании.
— Где я? — решилась спросить она.
— У меня, — отозвался Велес, не повернув головы. — Это мой дом… Прости, что пока не могу предложить тебе ничего получше,
— От тебя я не приму ничего, — ответила Дива,
— Я в самом деле не готов был к похищению. — Велес, казалось, не слышал ее слов. — Если бы я решился на это заранее, я бы позаботился о более удобном доме… Правда, тогда он не был бы настолько безопасен, но какое это имеет значение, когда в нем ты!
Он повернулся к Диве от очага. Свет огня падал на его морду сбоку, и Дива ясно увидела свежую рану у него на лбу — свидетельство недавнего боя. Кровь запеклась горкой, пряди гривы прилипли к ране. Это напомнило Диве о том, что случилось, и она приподнялась на ложе.
— Немедленно доставь меня назад!
Велес опять пропустил ее слова мимо ушей. Перелив часть варева из горшка в миску, он из-под старой, но чистой тряпицы достал добрый ломоть хлеба и ложку и поднес все это Диве.
— Ешь, — сказал он. — Тебе надо восстанавливать силы после болезни!
Дива ожгла его взглядом, в котором смешались гнев и презрение. Она холодно посмотрела на явно самодельную утварь.
— Как ты низко пал! — прошептала она. — Ты же был лордом! И был равен моему отцу и Сваргу! И что теперь?
— Я здесь потому, что любил и люблю тебя, — спокойно отозвался Велес. — И я пойду на все — лишь бы ты жила! А сейчас успокойся и поешь — тебе надо поскорее восстановить силы.
— Ты немедленно вернешь меня назад, к Перуну, — ответила Дива, — если так любишь, как говоришь.
— Нет, — сказал Велес, — ты не выйдешь отсюда по крайней мере еще несколько дней. — Он повернулся к остолбеневшей от возмущения Диве и объяснил: — Ты здесь уже два дня. Все это время ты не приходила в себя. И сейчас еще слишком слаба.
Забыв о боли, Дива села, спустив ноги на пол. Ей показалось, что она ослышалась.
— Как — два дня? — прошептала она. — Целых два дня?.. Да как ты посмел? Как ты мог!.. А мои дети? А мой супруг? Ты о них подумал? Да там же все с ума сходят! А Перун? Ты его не знаешь! Он же теперь… Он убьет меня! Что ты наделал!.. А ну отправь меня назад, чудовище!
Дива сорвалась на крик и разрыдалась, повторяя без конца «чудовище» и «ненавижу».
Велес вдруг вскочил. Его огромная уродливая тень взметнулась, закрыв весь потолок и половину дома. Во тьме глаза вспыхнули огнем, и Дива отпрянула, завизжав. Велес шагнул к ней, и этого оказалось достаточно, чтобы женщина упала на ложе. С ужасом глядя из-под руки на своего похитителя, Дива вдруг поняла, что он может сделать с нею все, что захочет — ударить, убить, сделать своей женой насильно: для этого Велес и похитил ее.
— Рано или поздно ты поймешь: для тебя быть здесь — лучшее, что ты можешь пожелать, — тихо произнес он.
— Нет! — изо всех сил закричала Дива. — Нет!
Велес сжал кулаки.
— Успокойся, — решительно приказал он и, резко повернувшись, вышел, прежде чем Дива выкрикнула ему вслед хоть слово.
Женщина осталась одна. После вспышки гнева боль снова сковала ее, заставив ненадолго взять себя в руки и подумать о ребенке. Она сидела неподвижно, пока внутри все не успокоилось. Страх за свою участь уступил место страху за своих детей — как они там без нее? Не сделает ли Перун им чего-нибудь дурного? Ведь выходит, что они — дети Велеса, по крайней мере четверо младших, зачатые после отъезда Сварожича в Дикие Леса. А может, все-таки нет?
Дива сидела одна еще очень долго, пока ее внимание снова не привлекло угощение, оставленное Велесом. Едва она придвинула миску к себе, как почувствовала, что проголодалась. Еда успела остыть, а хлеб слегка зачерствел, но Дива не заметила этого.
Поев, она снова задумалась о судьбе своих детей и своей собственной, но огонь в очаге догорал, понемногу впуская в дом ночной мрак. Вместе с сытостью подкатывала усталость. Велес не собирался нарушать уединения пленницы. Дива свернулась калачиком на краю ложа с намерением дождаться его возвращения, чтобы опять потребовать отправить ее домой, но не заметила, как уснула.
Когда она проснулась, было позднее утро.
Лучи солнца проникали в дом сквозь небольшие окошки. Светлые пятна лежали на сухих камышах, густым слоем устилавших пол. Дверь была плотно прикрыта, в очаге оставались лишь холодные угли.
Дом был пуст — судя по всему, Велес больше не приходил сюда, оставив пленницу в покое.
Дива села, натянув на плечи шкуру, которой только что укрывалась. В доме царила мертвая тишина, снаружи долетал шум леса — голоса поздних птах, шорох падающей листвы. Издалека донесся рев какого-то зверя. Некоторое время женщина прислушивалась, надеясь уловить хоть один звук, говоривший о том, что ее похититель поблизости — ведь он провел снаружи всю ночь — но все было напрасно. Выходило, что она одна в лесу на целые версты.
Будь она помоложе, Дива, не раздумывая, стала бы готовиться к побегу, но сейчас к ней вернулась вчерашняя слабость. Усмехнувшись мысли о побеге, она осторожно дошла до двери и толкнула ее.
Дверь оказалась не запертой, и Дива тихонько вышла. Остановившись на пороге, она оглядела густой дремучий лес, заросший мелколистным кустарником так, что не было видно ни малейшего просвета. Вековые деревья смыкали кроны над массивной крышей невысокой избушки. В листве были заметны первые просветы — начинался листопад — и в них проникали солнечные лучи. Один из лучей упал на лицо Дивы, и женщина улыбнулась его теплу.
Правее заросли были гуще. Судя по всему, там был склон, а внизу бежала речка. Притворив за собой дверь, Дива прошла туда и поняла, куда девался Велес.
Он сидел на склоне над рекой, и сквозь кусты виднелась его широкая спина. Грозные рога смотрели вверх, как обугленные пожаром сучья. Подтянув колени к груди, изгнанник, не отрываясь, смотрел на лениво ползущую меж крутых берегов реку. По темной воде куда-то плыли опавшие листья, кусты клонились к самой поверхности. Трава вокруг Велеса была примята — тут он лежал, дожидаясь утра.
Велес так глубоко задумался — или же бесконечно доверял ей — что не обернулся на подошедшую женщину.
Дива старалась идти как можно тише, раздвигая кусты. Почти бесшумно ей удалось подобраться на расстояние нескольких шагов, но тут мужество покинуло пленницу, и она остановилась.
Велес медленно выпрямился, устраиваясь поудобнее.
— Это мое любимое место, — вдруг сказал — он, и Дива поняла, что он прекрасно слышал ее приближение. — Я часто сижу здесь. В той стороне, — он махнул рукой куда-то вниз по течению, — эта река впадает в другую реку, а та течет на юг, в места, где живут они…
— Кто — они? — почему-то спросила Дива.
— Люди, — вздохнул Велес. — Те, кого обычно называют смертными дикарями… Я много времени провел с ними после того, как Перун сбросил меня с Пекленских гор. Я повидал все племена, что живут в той стороне, и в каждом находил друзей… Но время для них течет не так, как для нас. Мы говорим — «год», а у них успевает смениться два-три поколения. Измеряя жизнь их годами, я прожил, по их счету, больше, чем все Сварожичи, вместе взятые… Конечно, они боялись моего долголетия — им казалось, что я бессмертен. Меня называли богом, но я уходил сразу, как только мне начинали поклоняться и приносить жертвы… Знаешь, они добры и доверчивы, как дети… Странный и удивительный народ, не такой, как в других частях света. Мне кажется, они в родстве с нами — то есть с вами: лица их девушек и женщин чертами так похожи на лица наших женщин… И наречие — ты бы поняла многих из них с полуслова!.. Они звали меня Волосом и считали, что я приношу богатство. Знаешь, — Велес вдруг привстал, словно увидел что-то на том берегу, — а ведь кое-кто из нашего народа живет там…
Велес говорил тихим голосом, словно беседовал сам с собой. Он ничего не спрашивал, ничего не просил — просто рассказывал, и Дива вдруг почувствовала, что больше не боится его. Она осторожно подошла еще ближе.
— А Родомысл, — решилась она наконец перебить его, — ты ничего не слышал о Родомысле?.. Перун сказал, что он взял себе жену из простых смертных и ушел в восточные леса…
Велес впервые оглянулся на женщину.
— Он основал город на междуречье — великой Ра и Йоки, как ее называют местные племена, — объяснил он. — В самом сердце болот. Сейчас, правда, городов там уже несколько — Хитеж, Резня, Чарград… Я видел его…
— Родомысла? — Дива придвинулась вплотную и, забывшись, потормошила Велеса за плечо. — Как он?
— Слишком стар, чтобы казаться твоим братом. — Велес не смотрел в ее сторону, но рука женщины по-прежнему лежала на его плече. — Сейчас он больше похож на твоего деда… Его потомков уже можно называть народом — так их много… Знаешь, — Велес вдруг просиял, словно только что увидел Диву, — я не говорил, но если бы мы с тобой явились туда, он был бы только рад! Он ведь тоже почти изгнанник, только по доброй воле. И он тоже никого не видел из своей родни, как и я… Впрочем, я, с тех пор как покинул восточные леса и поселился здесь, видел кое-кого — тебя, детей, Перуна… Поедем со мной туда! — Он развернулся к Диве, напугав ее резким движением, — Будешь жить где пожелаешь, хоть подле брата, хоть в ином городе! Ты права — здесь тебе не место. Так я предложу тебе почти княжескую жизнь — ты же знаешь, как я к тебе отношусь!
Велес выпрямился, стоя перед Дивой на коленях. Женщина попятилась, отталкивая его.
— А мои дети? — возразила она.
— Они будут с нами! — воскликнул Велес. — С тобой! Разве я могу разлучить вас?
— Я люблю Перуна, — отрезала Дива. — А ты обманул меня и его!
— А любит ли он тебя? Я не спрашиваю, любит ли он тебя так, как я — просто любит ли он? Способен ли понять и простить? Может ли дать тебе счастье?
Дива отпрянула, прижавшись к дереву.
— Он мой муж, — прошептала она, закрывая глаза, — и отец моего ребенка!.. А ты? Что ты понимаешь в любви и преданности? Ты всегда поступал так, как хотелось тебе. Ты когда-нибудь думал о других? Ты желал только наслаждений и мести — и ты их получил, разбив мою жизнь и мою семью. Ты готов уничтожить все, что мешает тебе. Настанет день, когда и я стану для тебя помехой — и ты расправишься со мной, а может быть, и с детьми… Верни меня домой, прошу тебя!
Велес не двинулся с места, выслушав эту отповедь и не пытаясь возразить. Потом встал, отступил назад.
— Ты еще слишком слаба, — тихо ответил он, — Тебе нельзя волноваться, иначе потеряешь ребенка. Вспомни, как ты перенесла эту дорогу. Подожди. Я хочу, чтобы ты и младенец окрепли для долгого пути!
Дива неверяще распахнула глаза, но Велес молча обошел женщину и направился прочь.
Она долго стояла над водой, погрузившись в раздумья. Когда же, решившись, вернулась в дом, там вовсю хозяйничал Велес. На огне очага опять кипел горшок. Поприветствовав женщину взглядом, Велес заботливо усадил ее у стола, предупредив, что надо немного подождать.
Терпеливо сидя на лавке, Дива при свете дня окинула пристальным взглядом скромное убранство одинокого домика и поняла, что ей очень хочется остаться здесь — навести порядок.
Осень стояла в тот год неожиданно теплая и долгая. Лишь изредка шли небольшие дожди — чаще небо было чистое, весенне-голубое, щедро дарившее земле тепло. Лето словно решило задержаться здесь подольше — чтобы обитателям одинокой избушки жилось как можно лучше.
Дива жила, сама не понимая, кто она — гостья или пленница. Велес берег ее, как последнюю на свете женщину, терпеливо сносил порой ее упреки, не гнушался приняться за женскую работу, если это было нужно. Но одновременно он следил за Дивой, не позволяя отлучаться далеко без его ведома, и постоянно сопровождал ее во время прогулок по лесу, наблюдая за каждым ее шагом.
Поначалу Дива боялась его — помня его страсть, она все ждала, что однажды он воспользуется их уединением и возьмет ее силой. Но Велес не прикасался к ней. Сам установив границы, за которые нельзя переступать, он медленно приручал к себе Диву. Не раз и не два ловила она на себе его тревожный взгляд, полный тоски и нежности. Он был ласков и предупредителен с нею, но одна мысль о том, что где-то там остались без нее дети, что у нее есть муж, отец ребенка, которого она носила, и что он рыщет по свету в поисках своей жены, мучаясь от горя и ревности, одна мысль о том, что она станет преступницей, воспылав нежными чувствами к своему похитителю, приводила Диву в трепет.
А младенец рос во чреве, и Велес уже начинал прислушиваться к его шевелению, ожидая появления ребенка на свет. Вспоминая, как когда-то он точно так же прикасался ладонью к ее животу, мысленно разговаривая с сыновьями, Дива все сильнее начинала тосковать о них. Миновало уже три месяца, подступала зима.
В ту ночь Велес почувствовал тревогу. Вскочив, он бросился от порога, где спал, к ее ложу. Дива лежала, свернувшись в комочек, и беззвучно давилась слезами. Бережно, как ребенка, Велес поднял Диву и обнял.
— Малыш, да? — молвил он осторожно. Дива покачала головой.
— Я не могу больше, — простонала она. — Я хочу домой. Отпусти меня!
— Если ты тоскуешь о сыновьях, — начал было Велес, — то я…
— Нет! — Дива выпрямилась. — Я хочу к Перуну. Я и так запятнала себя. Я должна вернуться сама, иначе всем будет хуже — ему, тебе, детям. Отпусти меня, если я и вправду что-нибудь для тебя значу. Пойми, это мой долг. Что бы ни случилось, мы никогда не будем вместе. Перун мой муж, он не отпустит меня, но даже если он и согласится, я сама не уйду от отца своих детей.
— Это мои дети, — напомнил Велес.
— Не все! Ты совершил преступление, зачав их, но ты совершаешь новое, разлучая меня с теми, кого я люблю…
— Меня ты никогда не полюбишь, — мрачнея, перебил Велес.
— Пойми, ты не такой, как все! Ты хочешь слишком многого и пойдешь на все, лишь бы получить свое… Тебя, наверное, сможет полюбить какая-нибудь женщина, та, которая ждет тебя, единственного, но мое сердце занято. И я не верю, что ты любил меня когда-нибудь…
— Дива!
— Да, — женщина освободилась от его объятий, села на постели, отвернувшись, — ты не такой, как все. Всю жизнь ты чувствовал это и хотел, чтобы различие исчезло. Многие смотрели на тебя как на ошибку природы, в том числе и женщины, которых ты знал до меня. Две-три неудачи — и ты озлобился на них и на всех женщин в мире. А тут подвернулась я. И ты не мог упустить такого случая.
— Ты не права, — Велес с трудом сдерживался.
— Уверен?.. Хоть раз в жизни посмотри правде в глаза! Вспомни, я же не предавала тебя, не давала тебе надежды. Ты был мне всего лишь другом, братом, но не более!.. Я тебя не виню — ты не был избалован вниманием женщин и мою дружбу принял за любовь. Желаемое ты принял за действительное. Может, это и хорошо — твоя сила, твой пыл — но это не для меня. Где-то на земле есть та, что назначена тебе — твоя единственная, она все поймет, все примет, все простит…
— Будто это правда, — прошептал Велес дрогнувшим голосом.
Дива круто обернулась к нему, заглядывая в его потемневшие глаза.
— Она твоя судьба, — воскликнула она, — а значит, вы обязательно встретитесь! А я должна идти навстречу своей судьбе… Может, там меня ждет гибель, но это мой путь. Никто не должен мешать кому бы то ни было сделать выбор, пусть ошибочный, но свой! Ищи свою судьбу, а меня… отпусти. Так будет лучше…
Велес взял женщину за плечи. Дива отвела взгляд, обнимая округлившийся живот.
— О, если бы твои слова были правдой, — прошептал изгнанник и замолчал.