Легенды Крыма

КАМЕННЫЕ ПАРУСНИКИ

[38]

однимай парус, старый корабль, крепи снасти— будет шторм!

Много штормов пережил на своем веку старый Ерги Псарась, но впереди его ожидал самый свирепый, самый страшный шторм.

Давно уже не выходил Псарась в открытое море и жил себе в покое и довольстве. Его дворец был самым красивым в Пантикапее, а его склады в гавани — самыми богатыми. Но неоценимым богатством своим Псарась считал своего красавца сына.

Пора было выбирать для сына невесту, и отец выбрал. Он стал часто посылать сына в Кафу к одному купцу, у которого была красивая дочь.

А сын полюбил другую. Та, другая, жила в дальней деревне и была намного старше его. Но, встретив ее, юный Псарась почувствовал, как сильнее забилось его сердце, как опутали его цепи любви. А она, знавшая в прошлом горечь и радость любви, поняла, что этот призыв жизни сильнее смерти.

И думала несчастная женщина о своем мальчике, которого отняли у нее в давние дни, и вспоминала мужа-рыбака, который бросил ее, так жестоко расправившись с нею. Его звали также Ерги, но он был беден и ничего, кроме рыбачьей ладьи, не имел.

Не делилась женщина своими скорбными думами с юношей, не хотела огорчать его, боясь затмить светлые минуты встречи. И без того печален был он, и часто слезы застилали его глаза. Она припадала к его устам, обвивала его тонкий стан нежною рукою и напевала старинную песню:

А между тем отец торопил сына с женитьбой. Новый корабль был уже готов. Ждали только попутного ветра, чтобы поднять паруса и ехать за невестой. Когда ветер зашумел от Камыш-Буруна, Ерги Псарась позвал к себе сына:

— Пора ехагь в Кафу.

Хотел сказать что-то сын, да увидел суровое лицо отца, и замерло слово на его устах.

К ночи вышел корабль из гавани, и тотчас же к старику подошел слуга.

— Тебе от сына, — сказал он, подавая хозяину свиток.

Развернул свиток Ерги Псарась и медленно прочел его. Если бы ураган, поднявшийся в груди отца, мог вырваться на волю, он сровнял бы всю землю на своем пути от Пантикапея до Кафы. И если бы гора Митридат упала на старика, она не показалась бы ему более тяжелой, чем та правда, которую он узнал из письма сына.

— Пусть будет трижды проклято имя этой женщины! — проговорил Ерги Псарась. — Пусть лучше погибнет сын от моей руки, чем он станет мужем своей матери!.. Поднимай паруса, старый корабль, служи последнюю службу!

— С ума сошел старик, — ворчали люди. — Шторм, какого еще не бывало, а корабль, словно решето.

Звякнули якоря, затрепетали на ветру паруса, и рванулось вперед старое судно. Как в былые времена, Ерги сам направлял его бег и забывал, что оба они — один дряхлее другого.

Гудел ураган, волны захлестывали борта, от ударов трещал корабельный корпус.

— В трюмах течь! — крикнул шкипер. Вздрогнул Ерги, но, различив в кромешной тьме

мачтовый огонь другого корабля, велел прибавить парусов. Словно птица, взлетел старый корабль и, прорезав несколько перекатов волны, ринулся в пучину. Казалось, что он коснулся морского дна, а потом снова взлетел вверх и бросился на гребень огромной, как гора, волны.

В эту минуту Ерги Псарась увидел совсем рядом, в нескольких локтях, свой новый корабль. Сквозь тучи на какое-то мгновение пробился свет луны, и отец увидел своего сына, узнал ту женщину с золотистыми волосами, которая была с ним. Пересиливая ураган, Ерги Псарась крикнул:

— Опомнись, сын: она твоя мать!..

Белая ослепительная молния разорвала черное небо, страшной силы удар потряс гору Опук-Кая. Часть горы откололась, и тысячи обломков посыпались в воду. Налетел новый шквал, и оба корабля исчезли навсегда.

Услышал ли сын отца, понял ли свою роковую ошибку — никто не знает. Только на том месте, где произошла катастрофа, из воды поднялись две скалы, похожие на корабли с парусами. И кажется, что корабли несутся по морю и что один корабль вот-вот настигнет другой.

— Знать, не услышал сын своего отца, — говорили люди, указывая на скалы-корабли, — до сих пор от него убегает.