ГЛАВА XVII Всепогодники

Сорена разбудила мокрая льдинка, шлепнувшаяся ему прямо на клюв. Снаружи завывал ветер и ревела буря.

— Великий Глаукс, ну и погодка! — пробурчал Сумрак.

— А холодно-то как, — пожаловалась Гильфи, дрожа всем тельцем.

— Забирайся сюда, — предложил Сумрак и приподнял свое огромное крыло, так что одним концом оно ударилось о стену дупла и сшибло с гнезда сонного Копушу.

— Ты что делаешь? — возмутился пещерный совенок. — Следи за своими крыльями!

— Гильфи замерзла.

— Надеюсь, сегодня нам дадут на завтрак что-нибудь горячее, — проклацала клювом Гильфи.

— Было бы неплохо, — поддержал ее Сумрак.

Совята выбрались из дупла на бешено раскачивавшуюся ветку и слетели вниз, в столовую. Там их уже ждала горячая желудевая каша, дымящиеся чашки с чаем, жареные древесные ли чинки и тушеные мыши. Но не успел Сорен подойти к миссис Плитивер, как его остановил скрипучий старческий голос.

— Не торопись, дружок. Клюв всепогодников сегодня ест мышей сырыми, вместе с волосами.

Разумеется, голос принадлежал Эзилрибу.

— Что? — в недоумении разинул клюв Сорен.

— Ты что, не слышал? — ухнула невесть откуда появившаяся Отулисса.

— Что я должен был слышать? — переспросил Сорен, хотя понимал, что ему вовсе не хочется знать ответ.

— Сегодня ночью у нас будет первое занятие по метеорологии.

— Ты смеешься, Отулисса? Да ни одна сова не может летать в такой буран!

— И тем не менее они нас заставляют, — прошипела маленькая пятнистая неясыть. — Я считаю, это просто вопиющее нарушение! И я непременно поговорю об этом со Стрикс Струмой. Если понадобится, я дойду до самого Борона! Это безрассудно. И опасно. Они подвергают риску наши жизни!

— Успокойся, дорогая. Сядь и ешь свою мышку — со всеми потрохами и шерстью, как было сказано. Это и к вам относится, — прошипела толстая старая змея по имени Октавия, которая уже много лет подряд служила столом для клюва всепогодников. В отличие от других слепых змей, окраска чешуи которых варьировалась от розоватой до ярко-коралловой, кожа Октавии отливала бледно-зеленым, с оттенком в голубизну.

Сорен пристроился рядом с Мартином, смышленым мохноногим сычом, который на уроке углеведения задал хороший вопрос по поводу свежих углей.

Совенку показалось, будто за столом непривычно просторно. Присмотревшись к товарищам по клюву, он заметил, что те будто уменьшились в размерах. Перья у всех были туго прижаты к телу, выдавая страх перед первым уроком метеорологии.

Когда сова спокойна и расслаблена, бахромка на ее крыльях выглядит легкой и пушистой. В гневе сова распушает перья, становясь гораздо крупнее и больше ростом. Сейчас совята выглядели непривычно худыми. Напряжение грозовым облаком висело над их столом.

Эзилриб окинул учеников янтарным светом своего косящего глаза.

— Ешьте, ребятки… все волоски до единого должны быть съедены. Я вижу, вы уже успели забыть вкус мяса со шкуркой, как вы ее называете… Сейчас Пут, мой первый помощник, расскажет, каково летать без балласта в мускульном желудке.

— Когда-то очень давно я тоже брезговал мясом с шерстью и думал, что смогу и без этого пролететь сквозь ураган. Это был первый и последний раз в моей жизни, ребятки. Меня едва не затащило на край ока бури, вот так-то. Надеюсь, вы не хотите повторить моей ошибки?

Пут был крупным мохноногим сычом, таким же, как погибший Бормотт, друг Сорена и Гильфи.

— А что происходит, когда очутишься на краю ока бури? — полюбопытствовала Руби.

— Страшное дело. Тебя закружит до смерти, вот что. Подхватит и начнет вертеть, и так без конца. Обычно у птиц с мясом отрывает крылья.

— Не пугай детей, Пут, — строго сказала Октавия и всколыхнулась так, что тарелки и чашки на ее спине мелко-мелко задребезжали. — Кстати, детки, не пытайтесь схитрить и бросить шкурку под ноги. На правах вашего стола хочу заметить, что шерсть ужасно колется. Все всё поняли?


Еще даже не стемнело, когда клюв всепогодников высадился на взлетную ветку дерева. Ветер хлестал вовсю, их опора бешено моталась под порывами ветра, так что совятам приходилось судорожно вцепляться в нее когтями. Острые осколки льда со свистом прорезали воздух.

— Взлетаем с наветренной стороны, — объявил Эзилриб, и Сорен скептически подумал, что в таком урагане все стороны наветренные. — Полетим прямо над морем Хуулмере. Попытаемся отыскать сердце бури, — наставник говорил короткими, рублеными фразами, стараясь перекричать ветер. — А теперь слушайте меня внимательно. Сейчас я скажу вам самое главное, что вы должны помнить, имея дело с бурей, бураном и прочей стихией, кроме урагана. У ураганов другая природа, там есть око в центре смерча, и это дело особое. Так вот, возвращаясь к буре. Все, что вам нужно уметь, — это найти канал. Так мы называем главную воздушную впадину, по которой ветер гонит вперед свою дикую мощь. Такая впадина обычно находится в самом центре бури. Но это нисколько не похоже на око урагана. Это совершенно иное дело. Совсем не так опасно. Это первое. Второе — по сторонам канала находятся воздушные скаты, где ветер выхлестывает за пределы своего желоба. Так вот, на гребнях этих скатов мы с вами здорово покувыркаемся. Я полечу первым, Пут займет место с наветренной стороны. Вы все полетите сзади, сразу за нами. Делайте все, что я вам скажу. Все ясно? Вопросы есть?

Отулисса немедленно взметнула коготь.

— Эзилриб, при всем моем глубочайшем к вам уважении, я считаю своим долгом заметить, что меня крайне удивляет избранное вами время урока. Мы вылетаем до наступления темноты, что представляет огромную опасность, учитывая риск нападения ворон.

Вместо ответа Эзилриб хрипло расхохотался, а отсмеявшись, пропыхтел:

— При всем моем уважении, Отулисса, хочу заметить, что вряд ли найдутся другие психи, решившие поразмять крылья в такую погодку!

Сорен невольно захихикал, сам поражаясь своему веселью. Как он может смеяться, если умирает от страха? Это напоминало урок углеведения, когда он тоже боялся, но при этом не знал, куда деваться от скуки. Может быть, это и имел в виду Бубо, говоря, что ему придется стать тем, кто он есть? Но тогда этот путь полон сюрпризов!

И тут с оглушительным визгом старый Эзилриб расправил свои крылья и поднялся в ледяное крошево неба.

Они летели прямо над морем Хуулмере. Из-за порывов свирепого ветра и сплошных потоков дождя с градом совы едва-едва видели под собой воду, зато отлично слышали жуткий звук хлещущих волн.

Отулисса летела рядом с Сореном.

— Я просто представить себе не могла, что наставник может быть таким самодуром! Это невыносимо! Нет, я непременно должна переговорить с Вороном и Барран! Поверить не могу, что они одобряют подобное безумство!

Что касается Сорена, то его удивляло совсем другое — каким образом Отулисса ухитряется болтать на лету? Все его внимание было сосредоточено на том, чтобы удержать направление полета.

Казалось, ветер дул со всех сторон. Самые разные воздушные потоки то и дело обрушивались на совят. Летевший впереди мохноногий сыч Мартин превратился в сплошное колышущееся пятно. Его, как самого мелкого и щуплого, Эзилриб поставил сразу за собой, чтобы Мартину было проще бороться с ветром.

Совята то возносились на несколько сотен футов вверх, то попадали в воздушную яму и стремительно падали вниз. Но хуже всего был хлещущий со всех сторон дождь с градом. Сорену приходилось постоянно использовать так называемое третье веко или прозрачную перепонку, которая служит совам для того, чтобы избавляться от попавших в глаза соринок.

«Великий Глаукс, только бы мое третье веко не лопнуло от такой работенки! — взмолился по себя совенок. — Теперь понятно, отчего Эзилриб окривел! Если постоянно летать в такую погодку, можно запросто порвать в клочья свои мигательные перепонки!»

— О, Великий Глаукс, этого еще не хватало! — буркнула Отулисса.

— Что еще случилось? — пропыхтел Сорен, мечтая о следующей воздушной яме, в которую можно было бы прыгнуть и спастись от Отулиссы.

— Он болтает с чайками!

— И что?

— Как это — что? Как ты можешь задавать такой вопрос, Сорен? Я ведь знаю, что ты родом из очень хорошей семьи. Я же вижу, ты получил отличное воспитание, тут меня не обманешь. Значит, должен знать, что на свете нет птиц хуже чаек. Извини меня за грубость, но чайки — это отбросы птичьего мира. Грязные, крикливые и безмозглые твари. Приличные птицы держатся от них подальше. А он разговаривает с ними! Да что там разговаривает — он с ними смеется!

— Может быть, Эзилриб хочет расспросить их о погоде, — предположил Сорен.

— Это мысль! — Отулисса на несколько секунд притихла, что было для нее равносильно подвигу. — Думаю, мне следует слетать и спросить его!

— Не приставай к Эзилрибу, Отулисса, — взмолился Сорен.

— Но он же сам говорил, чтобы мы не стеснялись задавать ему любые вопросы! — фыркнула Отулисса и полетела вперед.

— Простите мою прямоту, наставник, но я только хотела узнать, с какой целью вы общались с чайками? Возможно, вы таким образом собираете информацию о погодных условиях?

— Это у чаек-то? Что ты, дорогая! Да что у них можно узнать? Это же самые тупые и самые ленивые птицы на свете!

— Но тогда зачем вы с ними общались?

— А я с ними не общался. Я рассказывал им неприличные анекдоты.

— Ч-что? — поперхнулась Отулисса.

— Ну да! Они обожают истории про мокрогузок, хотя сами являются самыми мокрогузыми из всех мокрогузых. Только и слышишь от них: «Ой, Эзилриб, расскажи еще!» Честно признаться, они тоже рассказали мне пару забавных историй. Но эти проклятые птицы настолько тупы, что чаще всего забывают, в чем соль шутки. Сущее наказание!

— Но как вы могли?!

— Но это было ужасно смешно, Отулисса, — пискнул сзади мохноногий сыч Мартин.

— Расправь перышки, дорогая. Вернись на место и приготовься. Мы уже рядом с каналом. Сейчас начнется настоящее веселье!

— У-ух! — сипло заорал Пут. — Прилетели, ребята! Забирайтесь на рвань и вниз, в канал! За мной!

То, что он называл «рванью», было обрывками воздушных потоков, болтавшихся под скатами канала. Чтобы забраться туда, необходим был очень сильный взмах.

Сорен взмахнул крыльями и полетел следом за Путом. Мартин оказался как раз между ними. Поток воздуха, созданный Путом, подхватил его, а образовавшаяся воздушная яма втянула малыша на кучу рвани и сбросила прямо в канал. Следом с восторженным визгом понеслась рыжая Руби. И вдруг Сорен понял причину ее радости.

Здесь, в центре бури, на дне воздушного канала, множество ветров сливались в одну бурную кипящую реку. И если расправить крылья, наклонить их немного вперед, как сделала Руби, и слегка подогнуть хвост — о, это нужно было почувствовать!

Никогда еще Сорен не испытывал такого восторга! Это было нечто среднее между парящим полетом и скольжением, только гораздо легче и во много раз стремительнее.

— Вот это щекотка! Просто до костей пробирает! Ну, разве это не жизнь? — проухал Эзилриб, оставивший свое место во главе стаи. Теперь он летел рядом с Сореном и Отулиссой. Наставник крякнул, отрыгнул погадку и выплюнул ее прямо в воздушную реку. — А теперь давайте за мной, я научу вас старой доброй кутерьме. Сейчас мы заберемся на рвань, а оттуда скатимся прямо по краю гребня. Такого вы еще не пробовали, клянусь хвостом!

— Что он такое говорит? — пропыхтела Отулисса. — Ему следовало бы заранее снабдить нас словарем. Нет, для учителя он просто вопиюще неорганизован!

«Зачем словарь? — подумал про себя Сорен. — Какой прок в словах, если ты не почувствовал их смысл желудком?» — Дрожь восторга сотрясала его. Что и говорить, такого полета у Сорена никогда еще не было!

— Вперед! — прогудел Эзилриб. — Я хочу, чтобы вы оседлали ветер, а потом скатились по гребню вверх когтями!

— О, великий Глаукс! — взвизгнула Отулисса, а Сорен поперхнулся от изумления, увидев, как трехпалая лапа Эзилриба царапнула тускло освещенное луной небо. Старый наставник летел на спине! Потом он перевернулся и ринулся вниз по гребню.

В следующий миг Сорен заметил какой-то красный вихрь — это Руби тоже перевернулась вверх когтями и понеслась по гребню следом за наставником.

— Угу-гу! Давайте за мной! — вопила она на лету. — Это проще простого!

— Проще простого! — фыркнула Отулисса. — Да где это слыхано — летать кверху лапами! Мне кажется, в этом есть нечто предосудительное. Кроме того, это рискованно — и вообще неприлично! Так не подобает совам, вот что я скажу!

«Заткнулась бы ты, а?» — мельком подумал Сорен и, вцепившись когтями в ветер, как показывал Эзилриб, перевернулся в воздухе. Прямо над ним оказалось небо, затянутое темными тучами, исхлестанное ледяным дождем. Сорен снова перевернулся и помчался вниз по гребню следом за Руби.

— Слегка оттолкнись когтями, продолжая выгибать хвост. Это поможет лучше держаться, и ты сможешь скакать на воздушных волнах! — крикнул ему Эзилриб.

Последней к ним присоединилась Отулисса. Она шипела от злости и, не переставая, твердила о том, что непременно подаст заявление по поводу всех этих «возмутительных экспериментов».

— Закрой клюв! — прикрикнул на нее Пут.

А потом они принялись скользить, кувыркаться, кататься, барахтаться и делать многое другое, что Эзилриб называл словом «кутерьма».

А сам наставник выкрикивал задорную песню прямо в пасть бушующей стихии:


Совы-всепогодники — особая порода,

Мы обожаем летать в непогоду!

Мы любим бурю, мы любим ветер!

Скучно без шторма живется на свете.

В наших желудках с рожденья живет

Зов урагана и вихря полет

Мы кувыркаемся в русле стихии,

Мы — всепогодники, совы лихие!

Град, ураган и бурана рычанье

Смехом встречаем и ликованьем.

Кружим, парим, кувыркаемся, скачем.

Разве мы хнычем? Разве мы плачем?

Сплюнем погадку в пасть непогоде

И продолжаем полет на свободе.

Слезы и страхи неведомы нам —

Лучшего клюва смелым бойцам!

Совы-всепогодники — особая порода,

Мы обожаем летать в непогоду!

Загрузка...