Легенды Соединённого Королевства. Величие Света

– Да–да, пульсар… Не тревожься, когда вернём Пастасараму в Тутовую Прогалину, я разверну свои Запасные Зеркала туда, куда нужно. Кстати…

Импрет внимательно и как–то по–особому посмотрела на меня.

– Кстати, могу я получить свои Приумножающие Триплексы уже сейчас.

– Нет. Они понадобятся, чтобы пробиться к Доппельгангеру.

– Именно поэтому я и прошу их у тебя сразу. Никто лучше меня не ведает, как ими правильно воспользоваться. Обещаю, что исполню данный тебе уговор.

– Обворожительной леди можно верить на слово? – спросил я, отдалённо ощущая какую–то подозрительность.

– Всенепременно!

– Тогда не будем просиживать штаны, – скрепил я, вставая с дивана и отдавая Приумножающие Триплексы. – Веди к Гиро.

Импрет приняла мой дар, и мы на всех парах понеслись сквозь анфилады Синей Башни. По пути она рассказывала мне историю её дома. Давным–давно, говорила Импрет, Отражатель был построен на развалинах древнего сооружения, настолько старого и покрытого поволокой мистики, что само название его кануло в небытие. Вроде бы как тут высились гигантские менгиры, и несусветные существа устраивали здесь празднества в честь Пёстрого Бога. Спустя эпохи, истёршие с лица земли чудные алтари и гротескные колоннады, на руины храма наткнулся Горгон Преломляющий Оттенки. В пепле и развалинах он отыскал Амасту – легендарный кристалл поразительного блеска и силы. Амаста пленила амбиции Горгона, и он захотел удесятерить мощность найденного артефакта. Для того чтобы каждый цвет мира, исторгающийся из кристалла, был наполнен магической энергией, Горгон заключил Амасту в специально выстроенный комплекс линз – Отражатель. Много невообразимых чудес творил гениальный кудесник с помощью Амасты. В былые времена, правильно скорректированные волшебные зеркала могли даже возвращать людей с порога смерти. Но то было до того, как Горгон Преломляющий Оттенки закрылся в Лучезарном Замке в своём кабинете.

Я слушал и слушал, а сапоги считали лазурные футы, приближающие меня к грядущему сражению за жизнь Пастасарамы. Мы шли в плавно стелящемся тумане, мимо высоких ваз и античных горельефов. Я крутил головой и вместе с длинным преданием, устами Импрет набивавший мой умственный чемодан знаниями, впитывал в себя многовековую пригожесть Синей Башни.

Завиток, завиток, направо и вниз. Мы добрались до разветвлённого хода, один из рукавов которого привёл нас к вытянутому нефу с разнообразными колбами и бутылками с причудливыми жидкостями. Вдруг, откуда не возьмись, из–под четырёх, обведённых в квадрат скрижалей, вылез красивый сапфировый камень – я сразу понял, что это Омм. Импрет ушла немного вперёд и не видела его.

– Я долго заряжался… берегись её… она не…

– Парень!

Но я и без восклицания Джейкоба понял, что моё дело дрянь. Бедро мне пронзила страшная боль – это молния соскользнула с вершины сосульки. Скрюченный, я повалился на пол. Бросив взгляд на Импрет, я увидел на ней одетые Грозовинки, мерцающие разрядами стихии. Ведьма медленно пошла по направлению ко мне.

– Удивлён, сердобольная мочалка? У Импрет тоже брови наверх полезли, когда она попалась на мою уловку. Да, я приняла твоё обличие и пленила её, как и сладенькую белую паучиху. Теперь, когда у меня есть три компонента магической силы, я смогу полностью воплотиться в явь, – прокряхтела Доппельгангер безобразным фальцетом.

По Грозовинкам пробежали молочные дуги, и об моё плечо ухнул новый смертоносный всполох. Меня перекинуло к бутылкам, которые от столкновения со мной посыпались на пол цвета морской лагуны. Скованный выворачивающими мучительными спазмами, я без всякого сопротивления был ухвачен за шиворот и потащен в закуток, где на двух столах со всевозможными непонятными приспособлениями томилась точная копия Доппельгангера и громадный паук–альбинос. Меня швырнули на свободный стол и туго перевязали посередине торса. Чтобы я лишний раз не рыпался, мне на голову низложили одну из заряженных Грозовинок. От удара током я, и без того лишённый дара речи, едва не проглотил язык.

– Парень, ты там как?

– Он немножечко устал и решил прилечь, – ответила за меня лже–оболочка. – Скоро он умается так, что свалиться в «сыру-землю».

– Всем вам тёткам лишь бы мужика в гроб свести!

– А ты дерзкая штучка, – отметила Доппельгангер, снимая кинжал гномов с моего пояса и приближая к глазам. – Может быть, ты мне пригодишься.

– Если речь идёт о членовредительстве, то я в деле, – неожиданно для меня сказал Джейкоб. – Мне эта умная жужелица страсть как надоела.

– Хочешь, я позволю тебе пустить ему кровь первому? – безумно осклабилась лже–оболочка, прикладывая мне остриё кинжала к шее.

– О, да! Только веди лезвие медленно, даже бережно, чтобы я получил удовольствие!

Что, тролль тебя разрази, ты несёшь! Разве ты не на моей стороне?! – беззвучно возопило моё сознание. Ответом ему стали быстро разворачивающиеся события. Омм, до этой секунды где–то скрывающийся за колбами, вдруг вынырнул и послал луч синевы прямо в руки Доппельгангера. Грозовинки раскалились, злодейка заскулила, и Джейкоб, вместо того, чтобы полоснуть меня по вене, извернулся и перерубил мне тугой, стискивающий жгут. Полную свободу подарил мне новый луч Омма – сняв оцепенение бодрящим голубым поветрием.

Я вскочил и с криком – «молодчина Джейкоб!» ударил Доппельгангера кулаком в живот. В отместку я получил оплеуху по затылку и подсечку. Рухнув, я поспешил подняться – хоть у меня это и получилось, но дотоле оброненные Альдбриг и Лик Эбенового Ужаса были сброшены сапогом Доппельгангера в возникшую из неоткуда дыру! Моё оружие! Треклятая ведьма, ты за это дорого заплатишь! Злость пробудила во мне всплеск жуткой магической скверны, вылившейся из гнойных недр Назбраэля. Гнилая пульпа сорвалась с моих пальцев и, столкнувшись с очередным лучом Омма, попала не в Доппельгангера, а, разделившись на два сгустка, угодила в путы Пастасарамы и Импрет.

– Я перенаправил твой… Они… они… втроём вы справитесь… – еле слышно прошептал Горгон Преломляющий Оттенки.

Два пленника Доппельгангера как будто очнулись от глубокого сна. Настоящая Импрет сделала неопределённый пас и Грозовинки, сорвавшиеся с рук лже–оболочки, вернулись к своей исконной обладательнице. Доппельгангер тем временем вцепилась в хищные жвала Пастасарамы, не давая той себя разорвать. Тут подключился я. Стиснув кинжал гномов, я рубанул самозванку по бедру. Доппельгангер заголосила, как цикада, и сильным нажимом послала мне вывернутый коготь Пастасарамы прямо в грудь. По моим ощущениям он проткнул меня до лёгкого. Пуская изо рта кровавую слизь, я согнулся пополам. Рыча и причитая, Доппельгангер откинула паука и сцепилась с Импрет.

– Пусть вас будет хоть сотня! У меня Приумножающие Триплексы и вам меня не одолеть!

– Так–таки не одолеть! – сквозь стиснутые зубы отозвалась Импрет, потчуя мощью Грозовинок своего двойника.

У меня мутилось сознание, и я привалился к постаменту, поддерживающему четвёрку разлапистых канделябров.

– Ты слишком самоуверенна, – впервые подала голос Пастасарама, прыгая сзади на лже–оболочку.

Одним махом Доппельгангер вновь скинула себя белую паучиху, наградила Импрет мрачно–синим пламенем и, хлопнув в ладоши, обратилась Лже–Пастасарамой.

– Я иду к твоему папочке, мерзкое животное! Думаю ему понравиться мой визит!

После чего Доппельгангер растаяла в воздухе едким дымом. Как только она пропала, ко мне кинулась Импрет.

– Потерпи, Калеб, я сейчас…

Грозовинки заводили над моими ранами, и сжигающая мука отступила. Кожа стянулась, и я поднялся.

– Нам надо торопиться! Бракарабрад в Опасности! – прошипела Пастасарама, приближаясь ко мне.

– Мой меч и посох…

– Я достану их после, – ответила Импрет, широким шагом направляясь к боковой двери. – У нас на это пока нет времени.

– Постараюсь оказаться полезным и без них, – проворчал я, потирая саднящую грудину.

Путь к сланцевому гало порадовал меня своей короткостью. Надо было всего–то пройти пару комнат и спуститься по лестнице вниз.

– Я построила Гиро, чтобы иногда бывать на природе, – сказала Импрет, толкая створы ворот, замаскированных под шифоньер. – Немеркнущий Закон Горгона Преломляющего Оттенки обязал нас, дирижёров–оптиков, сидеть в Отражателе круглые сутки напролёт… Я так не могла. Редко… Крайне редко я выходила прогуляться по лесу, где однажды познакомилась с семьёй пауков.

– В глубине веков Серебряная Роса подружилась с ласковой чаровательницей из Стеклянного Замка, – дрожащим шипением, подтвердила Пастасарама. – Мои предки приносили Импрет цветы.

– А я за то зазывала дождь на их палисадник.

– Поэтому, когда Лже–Импрет позвала меня с собой – я пошла с ней, ни о чём не подозревая. Заманив меня в Гиро, она набросилась на меня, и, связав, сказала, что снимет с меня шкуру для своего воплощения.

– Затем прикинувшись тобой, Калеб, она обдурила меня во второй раз, который стоил мне Грозовинок.

– Первый был, как понимаю тогда, когда Доппельгангер материализовалась из Искателя?

– Верно, – печально отозвалась Импрет, ведя меня сквозь столовую Гиро (изнутри сланцевое гало выглядело как самый обычный дом). – Я пожалела жалкую тень и не стала её изгонять обратно в Искатель, и за свою доброту, как видишь, мне пришлось расплатиться. Вскоре Доппельгангер взяла твою личину и притомила моё внимание – неподготовленную к схватке, она сграбастала меня и приволокла в погреб, где мне уготавливалось лишиться своей кожи.

– Но двух покровов для её замысла ей оказалось мало, – дополнила Пастасарама, перетаптываясь лапами рядом со мной. – Лже–Импрет требовался третий, сильный, волшебный, способный дать ей перейти из тенистости в вещественность.

– Угадывать, кого она выбрала целью, видимо, нет нужды.

– Тебя, – невесело усмехнулась Импрет.

– Угрюмо как–то это всё, господа и дамы, – вставил своё мнение Джейкоб. – Моя Фчифчи до такой низости никогда бы не опустилась. Хоть она и слыла занудной кочерыжкой, но дальше слов черту не переступала… Эй! Чего ты меня так давишь?!

– Прости, это просто от переизбытка нервов, – отозвался я, разжимая пальцы с рукоятки кинжала.

Как я и подозревал, в Гиро существовал портал, приводящий в чащу возле Тутовой Прогалины. Полу-арка – она же входная дверь, при отпирании перенесла нас прямо на то крыльцо, где Доппельгангер чуть не испепелила меня молниями. Теперь я понимал, почему она пожалела мою душонку – я ей нужен был живой.

Мы помчались вдоль тропинки в густой и тёмный лес. Я вспомнил, каким мыслям предавался, идя через его обширную посадку. Буквально день назад меня снедали сомнения, и память прошлого бередила во мне светлую грусть. Ныне смутные догадки покинули меня, однако мысли о маме и папе никуда не делись. Разгребая перед собою листву и подбрасывая ногами каштаны, я думал о родном доме, в котором, пусть и призрачном, мне довелось побывать. Помехи Отражателя подарили мне две «ложки» – с сахаром и солью. Ах, мой любимый Медок, мой мишка! Как бы я хотел вернуть хотя бы тебя! Но не найти мне дороги к тебе и флюгера с петушком никогда не отыскать, потому как будучи маленьким мальчиком, я не знал в какой части Соединённого Королевства он крутился вместе с озорным ветром, а Квиль… Я не успел спросить его об этом.

Старый колодец – знакомый ориентир и полупустое ведёрко, поставленное мною для утоления жажды какого–нибудь зверька, подсказали мне, что Тутовая Прогалина совсем близко. Пастасарама, клокоча от нетерпения и тревоги за своего родителя, большим усилием заставляла себя бежать наравне с нами. Отдуваясь, мы поднялись на пригорок, а затем стали быстро спускаться к его низине. Дерево, дерево, кустарник, вот и вертоград! Перемахнув через ограду, (простите меня, пауки Серебряной Росы, за раздавленные цветы), я, впопыхах мастеря заклинание Огня, устремился к чернеющей дыре, подле которой на моих глазах разворачивалось самое настоящее лицедейство. Лже–оболочка, прикинувшись Пастасарамой, тянула лапы к не находящему себя от радости Бракарабраду. Я предупредительно крикнул, однако мой возглас потонул в трели жуткого страдания – это настоящая Пастасарама увидела, как Доппельгангер вонзила клыки в шкуру её отца. Бракарабрад осунулся и поник.

Вихрем паучиха–альбинос пронеслась над жухлой травой и накинулась на своего двойника. Я попытался прицелиться сгустком пламени, но в катающимся, кипящем злобой клубке, не мог понять – кто из арахнидов есть кто. Грозовинки Импрет подрагивали и были готовы дать бой, но, как и я, она тоже медлила. Не спуская взора с драки, я склонился над Бракарабрадом. Он заговорил со мной срывающимся голосом:

– Калеб…Моя жизнь утекает из меня, но я не прощаюсь… Знай, что Серебряная Роса необычный род… Я… хотел тебе… Пастасарама… пусть совершит ритуал Нити… Я приду…

Бракарабрад дёрнулся и более не шевелился. Я до хруста сдавил костяшки пальцев. Клянусь, сейчас я отомщу за его смерть! Ярость, что поднялась во мне, кинула меня прямо в схватку. Ударившись о двух арахнидов, я спровоцировал падение Светофильтров с моей головы. Они брякнулись о паучьи педипальпы, и те отозвались неудержимым блеском! Вот, кто из вас двоих Доппельгангер! Спустя секунду мы с Импрет, послали в лже–оболочку Огненную Стрелу и зигзаг Молнии. Заклятия, угодив в уже весь рябивший голубым панцирь, прожгли в Доппельгангере громадные дыры. Пастасарама отскочила, и мы стали свидетелями страдальческих превращений. Корчась и ревя, ненавистная нашей троице и хищная до чужих жизней тень, превратилась вначале в Импрет, потом в меня, а затем обратно в Пастасараму и под конец в синюю, извивающуюся в агонии, блестящую субстанцию. Раздался взрыв, и нас засыпало снопом мелких блёсточек.

Доппельгангер Импрет разительно отличался от Доппельгангера Короля Брена – тот просто ел смальту без всякой коварной чехарды, а этот, гнус, мечтал одеться в плоть через гнёт и попытки убийства, одна из которых, к сожалению, увенчалось успехом. Исходя из этой простой истины, я нисколько не жалел о том, что лже–оболочка получила по заслугам.

Навзрыд плачущая Пастасарама подползла к отцу и накрыла его своим телом. Горькая была эта картина, и я сам печалился о миролюбивом Бракарабраде. У Импрет вовсю текли слёзы.

– Я очень сожалею, – проговорил я, подходя к вздрагивающей паучихе. – Твой… Бракарабрад сказал, чтобы ты совершила ритуал Нити… Это последнее, что он хотел тебе передать.

К моему глубочайшему удивлению Пастасарама как–то радостно встрепенулась.

– Значит, это правда. Мои сны о тебе.

– Какие сны? – спросил я сбитый с толку поведением арахнида.

– Сперва ритуал, потом объяснения.

Пастасарама извлекла из брюшка шёлковую прядку и, коснувшись ею лба Бракарабрада, затем притянула её в мои руки.

– Теперь мой отец будет с тобой.

– Я не понимаю, – честно сказал я.

Прядь между тем засеребрилась и пропала.

– Теперь вы связаны обрядом Нити.

– Это очень древняя и сильная магия, – кивнула Импрет.

– Растолкуйте уже парню, что там у вас творится! И мне заодно! – проскрежетал Джейкоб.

Забравшись на валун, Пастасарама промолвила:

– Моя матушка, Лородорола, была Плетущей Пряжу, и я переняла её дар – направлять пауков в их прижизненных и посмертных деяниях. Несколько ночей назад мне приснился сон, и теперь я понимаю, что он был вещим, о том, что покровительница всех пауков, Многоликая Рифф, выбрала себе нового любимца – человека. Но этому человеку придётся доказать Ей, что он достоин Её благосклонности. Я видела тебя, Калеб, и архонта Укулукулуна тоже видела. Вам уготована великая битва, и мой отец, когда ты вновь войдёшь в покои архонта, при помощи ритуала Нити будет с тобой.

От этого заявления я опешил.

– То есть он не умер?

– Нет, он вошёл в преддверие Анкарахады, царство самой Рифф.

– Что ты знаешь про Рифф и Укулукулуна и вообще про всю эту затею – Испытание и Путаницу?

– Для всех пауков, малых и больших, Великолепная Рифф является Праматерью и Прародительницей. Она Восьмая из Колеса Девяносто Девяти. Рифф создала арахнидов по Своему подобию, и Своей Любовью их одарила. Она высоко сидит и всё знает. Её исконная Колыбель – Анкарахада, и в ней главный ставленник – архонт–король Укулукулун из клана Тобольдо. Я провидела во сне, что Мрачная Рифф недовольна Укулукулуном, от него нет результата, нет движения. Из–за него великий культ Дома Шёлка пришёл в упадок. Он слабый. Мудрая Рифф хочет поставить тебя на его место. Но ты должен утвердить себя, показать, что ты не ломкий. Ломкие не нужны Рифф.

– А если я отдам Путаницу Укулукулуну?

– Не делай этого, – предостерегла меня Импрет. – Я вожу дружбу с пауками Серебряной Росы многие века и достаточно наслышалась их преданий о Рифф. Если шкатулка попадёт в руки Укулукулуна, это будет означать твой проигрыш. Вед, без Путаницы ты не сможешь попасть в Анкарахаду и на Испытание. Рифф не станет терпеть это. Ты умрёшь.

Мою спину обдал холодный пот.

– В прошлую мою дрёму Укулукулун едва не победил меня, и у него бы получилось одержать вверх, не вмешайся вовремя Горгон Преломляющий Оттенки.

– Не бойся, Бракарабрад тебя не бросит.

– Значит, я могу спать спокойно?

– Нет, над тобой сплетено Испытание. Тебе не деться от него.

– В твои сны приходил Горгон Преломляющий Оттенки? – удивилась Импрет.

– Да, силой Отражателя он изгнал Укулукулуна из моих видений.

Ведьма подошла к поверженному арахниду.

– Это хорошо. Возможно, наш покровитель скоро вернётся. Но об этом мы поговорим в Синей Башне, а пока давайте воздадим почести моему другу.

Втроём мы подняли Бракарабрада и отнесли его на неприметный погост в скромном ущелье, чуть западнее дурманно пахнущих цветов. Пастасарама раскопала лапами норку, и десяток холмиков, покрытых мшистым налётом, приняли к себе нового соседа.

– Здесь покоится Лородорола. Теперь мама и папа будут вместе навсегда, – прошелестела Пастасарама.

– Я хорошо понимаю твои чувства, – сказал я, погладив паучиху по меловой шкуре. – Когда–то я точно так же стоял у могил своих родителей.

– Спасибо тебе, Калеб… Мне… Нужно побыть одной.

– Прощай, Пастасарама, я не забуду тебя.

– Как и я тебя.

Я и Импрет покинули нуждающуюся в одиночестве Пастасараму и повернули к Гиро. Услышав мою историю про пульсар, ведьма сразу же согласилась подогнать свои Запасные Зеркала на уже светящийся небесный контур. Фирджи и Дукас не теряли время даром, и звезда, которую истребовал у меня Привратник, приобрела на ночном своде первую окантовку.

Вернувшись в Синюю Башню, ведьма, прежде всего, извлекла из голубой лагуны моё оружие, а затем стала возиться с Искателем и Приумножающими Триплексами, подобранными с поля боя. Вопреки её уговорам остаться переночевать, я захотел навестить хозяев Жёлтой Башни. Преодолев замысловатый маршрут, я вошёл под сени золотистых тонов. Мои ожидания тёплого приёма оказались более, чем оправданы. Завидев меня, Фирджи весело заплясала, а Дукас затараторил о том, что все мои пожелания исполнены, и Запасные Зеркала светят куда и как надо. Попросив дирижёров–оптиков организовать мне ужин и постель, я получил тарелку тыквенной каши с масляным глазком и ватную перину всё на той же лавке подле Гхомма.

В эту ночь кошмары с Укулукулуном меня не мучили. Я выспался и, полный сил, отзавтракал молочным коктейлем и экзотическими банановыми бутербродами. Во время принятия пищи заявился не кто–нибудь, а сам Король Брен. Трёхголовая красы держалась очень важно и даже несколько заносчиво. Король Брен начал потчевать дирижёров–оптиков Жёлтой Башни колючими эпитетами, а те, потупив взгляды, стоически их сносили, потому как знали, что рыльца у них (особенно у Дукаса) в пушку. Король Брен поведал мне, что его Запасные Зеркала скорректированы на уже имеющуюся заготовку, и что ночью я непременно увижу всю мощь Красной Башни. К обеду меня посетила Импрет. Её Запасные Зеркала также вступили в дело. Радостно потирая ладони, я стал караулить вечер… Скоро! Уже скоро! Однако… Вопреки чаяньям, наступившие сумерки принесли мне горечь разочарования. Пульсар проявился на небе неполностью. Видимо, для его воплощения мощности Запасных Зеркал всех Башен было недостаточно.

Собравшись в изящных покоях Синей Башни, мы все крепко призадумались, как нам быть. Идеи предлагались разные, впрочем, конструктивных и по–настоящему хороших озвучено так и не было. Всё сводилось к тому, что моя задача невыполнима и тут… Из–за вазы с васильками вылез Омм. Он громко заговорил так, чтобы его могли услышать все присутствующие.

– Калеб…Благодаря тебе Отражатель вновь функционирует, но многие его механизмы всё ещё пребывают в недееспособности… Тьма сидит в сердцевине моего комплекса…Только изгнав её, ты достигнешь успеха.

– Да! Да! Я знал! Знал, что наш покровитель среди нас, да! Прости меня! Тысячу раз прости!

– Мы скучали по тебе, Горгон! – протявкал Король Брен.

– Я хочу тебя обнять, где ты?! Появись сам! – воскликнула Фирджи.

– Надеюсь, ты не злишься на нас, ведь иной раз мы огорчали тебя своими выходками.

В один голос прочирикали дирижёры–оптики.

– Я всё… знаю. И про Приумножающие Триплексы, и про Гиро, и про чрезмерное увлечение власти Чесалочки… но сейчас не об этом.

– Что парня будет ждать в этой сердцевине? – спросил Джейкоб. – Опасности?

– Да… Калеб, я открыл Лучезарный Замок… иди и победи зло, что таится за ним… ослаб…больше не могу говорить.

– Что может скрываться за Лучезарным Замком? – осведомился я у притихших жителей Отражателя.

– Скорее всего, Амаста, – ответила за всех Импрет. – Мы никогда не заходили в личные палаты Горгона Преломляющего Оттенки, потому что там всегда стоял барьер. Теперь наш покровитель его снял. Для тебя. Чтобы попасть к Лучезарному Замку иди за синими красками к многоцветию. Главный коридор приведёт тебя туда, куда нужно.

– Вы не пойдёте со мной?

– Нет, – покачал тремя головами Король Брен. – Путь туда закрыт для нас.

– Да! Горгон Преломляющий Оттенки даёт тебя шанс сделать то, что ты задумал, и помочь нам! Да! Как я и говорил тебе, помнишь, в самом начале нашего знакомства, да, обоюдосторонняя выгода! Да! Помнишь?

– Что же, я – известный лихоборец, – усмехнулся я. – Пойду, разведаю, кому там надо накрутить «хвост».

– Мы будем держать за тебя кулачки,– пропела Фирджи мне в спину.

Поправив Светофильтры, я отправился в путешествие по Отражателю. Резная мозаика, обрамляющая каналы коридоров, вела меня сквозь завораживающие циклопические сталактиты и прихотливые изразцы Синей Башни. Томимый неопределённостью и волнением перед новой схваткой, я, тем не менее, не переставал радоваться мистическим агрегатам Отражателя. Когда тона стали более разнообразными, включающими в себя палитру всех красок, я создал заклинание Огня и оголил меч. Джейкоб предупредил меня, что впереди вырисовывается нечто страшное, хотя я и сам это чувствовал. По пути к ядру загадочного, возведённого на древних руинах строения, мною были усмотрены совсем уж странные сияющие магические предметы и чёрные лакуны, которые с каждым пройдённым шагом, кичились всё большей мрачностью. Белизна, мгла и многоцветие перемешались в какой–то невообразимый этюд. Постепенно, туннели заполнялись искрящимся туманом. И когда я подошёл к вычурной, испещрённой символами двери, поволока едва давала мне возможность глядеть впереди себя.

Толкнув створы, я просто обомлел. В овальных апартаментах, унизанных сотнями разнообразных драгоценных камней и зеркал, в воздухе, стиснутый адамантовой рамкой, висел огромнейший кристалл с заключённым внутри человеком. Внутри Амасты, а это была несомненно она, был запечатан Горгон Преломляющий Оттенки! Проникнув в мифическое сокровище, он стал сердцем Отражателя! Но… Несомненно, что в этом сердце точилась болезнь. Фигуру Горгона, всю вокруг, оплела весьма гнусная обсидиановая кобра. Вонзив в пленника клыки, она лениво высасывала из него кровь. Когда я подошёл к Амасте, змея внутри её полости оторвалась от своего жуткого занятия и вперила в меня свои агатовые зрачки.

– Шшшш! Маг! Еслишшш ты приблишишьсяяя, то я убью, шшшш, его! – прошипела кобра.

– Кто ты? – сглотнув липкий комок в горле, спросил я.

– Её зовут Хадра, – приоткрыв веки, сообщил мне Горгон Преломляющий Оттенки. – В своих исследованиях я зашёл слишком далеко и не усмотрел, что Амаста не так безопасна, как мне вначале показалось… Хадра – приспешница Пёстрого Бога. Его цепная собака…

– Шшш! Заткнись, глупец, а не то, шшш, я выпью тебя до дна!

– Не выпьешь. К сожалению, Пёстрому Богу я нужен живой, – болезненно скорчившись, отозвался Горгон Преломляющий Оттенки.

Было ясно, что Хадра доставляла Горгону непомерные муки.

– Я так устал, Калеб… Освободи меня… Разбей Амасту… И тогда… Вырвавшаяся из неё энергия перекочует в Запасные Зеркала…их силы хватит, чтобы Отражатель сформировал пульсар для Привратника… Я всё устроил…

– Не слушшшшай его, но послушшшшай меня! – огибая тело мученика подобно лиане, шикнула Хадра. – Я сама, шшш, дам Запасным Зеркалам силу, шшш, только уходи… Оставь меня и мою добычу! Шшшш!

– Разбей его, молю… Или она будет меня пытать всю оставшуюся вечность…

Рядом со мной материализовались Омм, Умм, Гхомм и Хромм с Доппельгангером Кроля Брена.

– Через стража, связанного с Отражателем, ты пробьёшься… в Амасту и взорвёшь её изнутри…

– Шшшш! Только попробуй! Шшшш! И ты присоединишься к своему дружку! – ударившись тупорылым носом об стену Амасты, угрожающе просипела Хадра. – Оставь меняшшш! И я выполню, шшш, что обещала!

Передо мной встал нравственный выбор – попытаться побороться с Хадрой и прекратить страдания Горгона Преломляющего Оттенки или оставить всё как есть, и довериться пестрящей чёрными бликами каменной кобре. С одной стороны меня подначивало чувство не ввязываться в драку и пойти по лёгкому пути, а с другой (я перевёл взгляд на ожидающего моего решения искусанного старика) – мне никогда не нравились змеи!

– Отпусти Горгона, и никакого боя не будет! – крикнул я, грозно приподнимая Лик Эбенового Ужаса.

– В далёком прошшшшлом Горгон украл Амасту, шшш, у Пёстрого Бога! Он завладел её секретами, шшш, теперь он за это платит! Шшш! Мойшшш ответ – нет!

– Тогда нам придётся сразиться.

Сконцентрировавшись на сущности лже–оболочки Короля Брена, я почувствовал ментальный толчок. Моё сознание закрутилось, и я оказался в комнате–калейдоскопе, где среди всевозможных цветов самую значимую роль играли тёмные тона. Через секунду весь мрак стушевался в одну точку, вспух, а затем обратился в дородную, переливающуюся обсидианом кобру с адамантовым «капюшоном» и пиковидным хвостом. Целиком чудище было футов десять. Хадра привстала на хвост и сердито зашипела:

– Ссссвежий! С тебя я напьюссссь крови ссссполна!

– Скорее, я завяжу тебя узлом! – с дрожью в голосе воспротивился я.

– Наглец! Шшшш!

Хадра сделала молниеносный бросок, но я, испытанный множеством сражений, ловко отклонился и шваркнул Альдбригом между испускающих пар ноздрей. Удар выбил из твёрдого обсидиана лишь искры.

– Ты мне нипочём! Шшш! Я загоняю тебя, а потом буду медленно и долго вкушать твою мякоть! Шшш!

– Размечталась!

Я перекувыркнулся, ушёл от ядовитых зубов и, прислонившись к стенке, кинул заклинание Огня, дотоле трепыхавшееся на Лике Эбенового Ужаса. Раскалённая сфера попала в цель и… к моему глубочайшему огорчению, не причинила змее никакого вреда. Отряхнувшись как мокрая кошка, Хадра вновь устремилась на меня.

– Жалкий человечишшшка! В Амасте ты мне не страшшшен!

Тут среди многогранного блеска проступили черты Горгона Преломляющего Оттенки.

– Калеб! Харду можно победить, если использовать краски!… Аргх… Светофильтры!…

Лик Горгона потонул в туне мучения, а затем исчез вовсе. Что Светофильтры? Что с ними надо сделать?! Я подпрыгнул и вовремя, так как змея впилась клыками в алмазную оглоблю, прямо туда, где только что стояли мои ноги. От такого телодвижения Светофильтры соскочили с моей переносицы и я, ослепнув от яркости и насыщенности цветного колорита, вопреки всему увидал три камня близнеца – Омма, Гхомма и Умма. Они, как неугасающие маяки, застыв в разных оконечностях Амасты, источали чистое сияние своих тонов. На самом верху, ровно посередине, над ними ярился Хромм, на котором сидел эфемерный Доппельгангер.

– Повели…ему, – еле расслышал я голос Горгона Преломляющего Оттенки.

– Шандарахни–ка по Хадре чем–нибудь свеженьким! – возопил я, перескакивая с места на место. Волшебная кобра едва не сцапала меня за бок!

Из переливающегося радугой Хромма вылетела лавина зелёного пламени. Она угодила Хадре в голову, и та запылала изумрудным костром. Змее это страшно не понравилось. Она заверещала и, изогнувшись, попыталась сцапать лже–оболочку Короля Брена. Мощные челюсти ухватили лишь воздух, а Доппельгангер остался сидеть там же, где и сидел. Видимо для Хадры он был бестелесен. Кипя злобой, кобра вновь переключилась на меня, но я уже сообразил, что предпринять дальше.

– Страж Отражателя, скрепи Хадру антрацитовым цветом!

Тотчас Доппельгангер воздел свою ирреальную лапку, и змею стиснули бело–серые цепи. Я собирался прокричать новый приказ, но вдруг Хадра извернулась и тяпнула меня за руку. Необычный кристаллический яд заструился по моим венам. Я заорал от боли, когда мелкие песчинки–стёклышки стали резать мою плоть.

– Так тебе, так, шшшш! Меня не победить!

Мне сделалось дурно. Изо рта и носа полился розовый пенящийся поток. Я покачнулся и упал, чем, естественно, воспользовалась сквернавка Хадра. Она ухватила меня за ногу и подтащила поближе к себе. Я изнемогал от страдания, однако сообразительности не терял. Мне пришло на ум воспользоваться помощью Отражателя не для нападения, но для исцеления, как это сделала Фирджи после моей битвы с Яцком, поэтому я повелел:

– Отражатель, затяни мои раны и вытрави яд!

Подействовало. Меня окутали тёплые лучи, которые заживляли кожу и изгноняли из тела хворь. Впрочем, я все ещё находился в объятиях Хадры. Она обвила меня кольцами и начала давить. Я завопил.

– Сссдавайссссся, и я пощажу тебя! Шшшш!

– Нет! Доппельгангер! Дай ей по макушке чем–нибудь оранжевым! – борясь с удушьем, прохрипел я.

Я не видел, что произошло, но Хадра зашипела. Покрываясь малюсенькими рыжими факелами, она откинула меня на блистающую глыбу. Я ударился очень сильно. Кряхтя и охая, как дед, я в самый последний момент увильнул от пудовых клыков.

– Пора с тобой поговорить по–взрослому! Отражатель, взорви тут всё к троллям!

Не защищённый линзами Светофильтров, я чуть не лишился зрения. Маревое сияние пронзили тысячи сочных, истирающих сетчатку, всполохов. Я охнул. Круговерть понесла меня куда–то вниз. Когда сознание и способность видеть вернулись ко мне, я понял, что нахожусь напротив треснувшей Амасты. Горгон Преломляющий Оттенки развалился на полу, а Хадра, извиваясь, ползла ко мне.

– Поглядим, как ты сильна вне своего логова! – рявкнул я, с размаху приложив Альдбриг и Лик Эбенового Ужаса к морде гадины.

Меч отколупнул часть обсидиановой физиономии, а посох довершил всё красным взрывом. Хадра возопила, дёрнулась пару раз, потом сникла и осыпалась мелким крошевом. Всё! Устало дыша, я доковылял до Горгона.

– Калеб…спасибо тебе, – мокрыми от крови губами промолвил старик.

– Подожди, сейчас я тебя вылечу!

Я повернул голову и… не обнаружил Доппельгангера. Умм, Омм, Гхомм и Хромм пропали.

– Меня не спасти… Отражатель дестабилизировался… вся энергия сейчас в Запасных Зеркалах…

Горгон Преломляющий Оттенки приподнялся на локтях.

– Многое открылось мне… Отражатель давал шанс прозревать… Твой кинжал… Он служит…

Старик обмяк и я понял, что его жизнь подошла к концу.

– Почему последние слова Горгона были про тебя? – нахмурившись, спросил я у Джейкоба. – Что значит «он служит»?

– Не знаю, парень. Может во мне ещё есть какие–то нераскрытые полезные силы, которые могли бы послужить тебе в путешествии?

– Думаешь, Горгон собирался про них поведать, да не успел? Ладно, потом это обсудим.

Встав с колен, я, вздохнув, прихватив кусок Амасты (авось, в хозяйстве пригодиться), направился к выходу.

Глава 6. Сущность Добра

Для мага мистическая сила и знания являются первоосновами жизненного уклада. Без них нельзя победить противника и додуматься, как распутать сложную загадку. Однако частенько этих двух составляющих бывает недостаточно. Удача – вот краеугольный камень, на котором зиждется любое предприятие. Ты можешь быть каким угодно могучим и знающим, но если везение не на твоей стороне, то любая оплошность может столкнуть тебя в гроб. По правде говоря, я не могу назвать себя ни великим колдуном, ни тем более всеведущим мудрецом, и всё же есть та, кем я обласкан, а именно Фортуной. Преодолевая все препятствия Отражателя, я несколько раз был на волосок от гибели, и только фарт хранил мою голову на плечах. Сейчас, после похорон Горгона Преломляющего Оттенки, находясь в Жёлтой Башне и наблюдая в окуляр Искателя, как на ночном небе ярко горит пульсар, я содрогаюсь от того, что мог стать закуской прожорливой Хадры или лишиться кожи под ножом мечтавшего воплотиться в явь Доппельгангера Импрет. Впрочем, это всё позади, а впереди новые трудности и опасные приключения.

– Куда ты теперь? Да? Куда пойдёшь? Да? Да! – пропищал Дукас, вместе со мной любуясь звёздным заревом в одну из продолговатых трубочек.

– Вернусь к своему дяде Снурфу.

– Он, наверное, заждался тебя, – кивнула Фирджи. – Такой племянник хороший вырос! Прямо загляденье!

Я чихнул, а Джейкоб пролязгал:

– Прямо от нетерпения сгорает. Небось, хочет нарезать парню новых заданий.

– В этом ты прав, – задумчиво протянул я, отстраняясь от Искателя. – Я переночую у вас, а затем тронусь в путь.

– Знай, что в Отражателе ты всегда желанный гость! Да!

– Как я сказал вам ранее, ваша работа здесь закончена. Неужели вы останетесь? Даже после того, как Горгон Преломляющий Оттенки отошёл к праотцам?

– Плоскогубцы–молоточки, а куда мы пойдём? – удивилась Фирджи. – Жёлтая Башня – наш дом, и мы её не бросим!

– Мы очень скорбим по Горгону, да, но надо как–то всё поддерживать тут в порядке! Да! Он бы так хотел!

– Я вас понимаю. Могу я рассчитывать на постель?

– Да! Как всегда, твоя лавка с того края! Да!

Ложась на ватную подстилку в блеске лимонных и золотых отсверков я вопреки удачно завершённой компании проникался страхом. Предстоящая дрёма пугала меня. Я отчаянно не хотел увидеть вновь бесстрастное, но в тоже время отвратительное лицо Укулукулуна. Как я смогу противостоять ему? Поможет мне Бракарабрад? Но как? Отныне каждый мой сон будет ввергать меня в уныние. Я буду изматывать себя до потери сознания и только потом ложиться спать. Закрывая глаза, я готовился не к отдыху, но к битве…

Впрочем, сегодня Укулукулун так и не пришёл ко мне. Я проснулся, позавтракал манкой и, попрощавшись со всеми дирижёрами–оптиками (Король Брен важно пожал мне руку, а Импрет поцеловала в щёку), отправился обратно в Первородный Соблазн. Покинув Отражатель и помахав трёхголовому стражу в малюсеньких коронах (Хромм исчез, но Доппельгангер нет, по всей вероятности при паталогическом расстройстве комплекса линз он впитал в себя чёрный кристалл и стал полностью осязаем), я извлёк из сумки Кампри и что есть силы кинул его об землю. Сапфировые створочки задрожали, и из необыкновенного ореха выпрыгнул Юнивайн. Он присел в копытах, и я легко запрыгнул в седло.

– Мой добрый друг, неси меня к монументу Ураха! Здесь я со всем разобрался!

Ветер обдал моё лицо холодной пощёчиной. Мы понеслись вниз, сквозь рябиновые заросли, обрамлённые постаментами–лампадами, и дальше, дальше, дальше. Пока я скакал, я думал: что же мне уготовил Привратник? Зеркальный пульсар горит, да, но каким образом он поспособствует пробуждению Фарганорфа? Что мне надо будет сделать теперь? Меня снедали мысли, а эфирные подковы Юнивайна – мили. За целый день мы сделали всего три небольших привала. Что знаменательно, во время стоянок мой призрачный товарищ не покидал меня. В конце концов, к самому вечеру Юнивайн притормозил у размашистого дерева, обмётанного лишайником. После того как я с него слез, он влился в Кампри. Я сел под тугую вязанку корней и задумчиво достал подобранный скол Амасты. Мне припомнилось то, что говорила лже–оболочка Импрет – раньше Амаста могла воскрешать людей из мёртвых. Надо произвести кое–какие опыты… Хадры больше нет, а вот Серэнити, я надеюсь, ещё жива. Вдруг сила, дремлющая в Амасте, может отвратить действие Живой Воды, которую та выпила под разрушенными вратами Эльпота?

Привычно почесав подбородок, я отложил радужный кристалл и воззрился на Лик Эбенового Ужаса. Раньше у меня не было времени повозиться с посохом, но сейчас, когда как–никак появилась свободная, а самое главное спокойная минутка, и я решил им заняться. Лик Эбенового Ужаса принадлежал кудеснику из Мил’Саак, Милтару Бриззу. Он был настроен на него, а я нет… Надо восполнить этот пробел. Посох для мага – что меч для воина – его святая святых, и от того, как он «лежит» в руке зависит многое! Я пользовался Ликом Эбенового Ужаса без вдумчивого подхода, словно слепец клюкой – так нельзя. Необходимо связать себя с ним, дать ему раскрыться…

Я возложил ладонь на череп и прошептал заклинание:

Служил ты ранее иному.

Сегодня будет по–другому.

Отныне я – твой властелин!

Так вверь же мне свой турмалин!

Скрытый под черепом камень зарделся красным. Из глазниц Лика Эбенового Ужаса пошёл дым – он сопротивлялся, да я другого и не ждал. Покумекав, я произнёс:

Сломаю волю я твою

И навяжу тебе свою.

Ты сильный – я в сто раз сильнее!

Ты верный – нет меня вернее!

Ладонь обожгло раскалённым металлом, однако я и не думал убирать её с черепа. Моё упорство вот–вот должно было сломать сопротивление посоха.

Упрямый ты, и то – прекрасно!

Но вот перечить мне опасно.

Сотру я древко в порошок,

Не посчитав то за грешок!

Из–под сомкнутых пальцев повалили струйки пара. Руку жгло, как будто я схватил ею горячий уголёк. Я был близок к победе, и всё же упрямство, с которым мне противостоял Лик Эбенового Ужаса, могло перечеркнуть все мои старания. По вискам потёк пот, но я не останавливался на достигнутом.

Вместе – мы – стойкость,

Вместе – мы – власть!

И не дадим мы друг–другу пропасть!

После этих коротких двух строк череп Лика Эбенового Ужаса нестерпимо зарделся красным, а затем, разродившись яркой вспышкой, потух, только во впадинах глазниц не пропали две алые точки. Я ощутил, как от запястья к плечу растекается река силы. О да, Милтар Бризз знал толк в магическом оружии. Надо его протестировать. Сосредоточившись на посохе, я создал заклинание тёмного искусства – Бесовскую Оторопь – очень мощную штуку с парализующим эффектом. Прицелившись в небо, я выстрелил. Фиолетовая, ромбовидная мембрана со свистом пульнула ввысь и там рассеялась на губительные крупицы, разлагающие своей едкой сутью сам воздух. На чародейство я не задействовал даже половины той концентрации, что мне обычно приходиться из себя выжимать на столь серьёзную волшбу – это просто чудесно! Трепещите, мои враги, Калеб Шаттибраль обзавёлся острым жалом! Мой старый посох – Ночь Всех Усопших был приспособлен к обширному кругу колдовского действия, а Лик Эбенового Ужаса узкоспециализирован – его предназначение – убивать. Мне и раньше попадали в руки подобные артефакты, но столь разрушительным я завладел впервые. Положив на колени обломок Ночи Всех Усопших, с треснувшим альмандином и затаённо румянившийся турмалином Лик Эбенового Ужаса, я подумал – какой из них мне более близок? С одной стороны мне привычна гармония, а с другой… Возможность постоять за себя имея отличное подспорье – тоже не дурна. Хотя что тут рассусоливать, что да как, ведь Ночь Всех Усопших сломан, и выбора сейчас у меня нет.

– Парень, ты спишь?

– Нет, Джейкоб, ковыряюсь в своих вещах.

– Скоро отправимся домой.

Я ухмыльнулся.

– Стосковался по Лесу Скорби? Подожди, ещё Фарганорфа починить надо.

– За этим дело у тебя не станет, я уже привык, что ты можешь разрулить любую ситуацию.

– Эй! Это комплимент! Сознавайся, зачем подлизываешься?

– Ну ладно, ладно! Мне хочется у тебя узнать: есть ли всё–таки лазеечка вернуть меня в… – Джейкоб сделал паузу, которую я заполнил:

– Дать тебе тело? Так?

– Да.

– Это интересный вопрос…

– И?

– Ты хочешь, чтобы я тебе ответил на него?

– Коротко и чётко. Без своих научных закидонов.

Я рассмеялся.

– Ну ладно. На первый взгляд, как я тебе уже однажды сказал, ты скован с кинжалом навсегда. Но вот парадоксы никто не отменял. Вспомни хотя бы то, что вопреки правилу Юджина у тебя появилась постоянная речь и ощущения. Предположим, что при феноменальном раскладе, правда, не знаю, что должно произойти, ты будешь способен разорвать мои чары, затем вновь стать призраком и вселиться в человека.

– Теоретически ты не отрицаешь данную аксиому?

– Я даю один процент из тысячи. Наверное, ещё какой–нибудь легендарный маг типа Квиля Лофирндваля или существо, наделённое божественной силой, тот же Ютвинг, могли бы прокрутить «Ритуал Освобождения», но где ты их сыщешь?

– Не так и плохо, не так и плохо,– пробубнил сам себе Джейкоб.

– Я спать, – потянувшись, сказал я. – Вверяю тебя самое ценное, что у меня есть – мой сон.

– Да, да, медведи, волки, ведьмы, фантомы, я всё помню.

– Отлично, спокойной ночи, – проговорил я, укладывая голову на сумку.

Заснуть я не мог достаточно долго. Я ворочался и мёрз, и сон никак не шёл, но потом…

Меня унесло на чёрную травяную равнину с низенькими кустарниками, опутанными толстыми белыми прядями. Вокруг них, как серые мотыльки, кружили хороводы люди в капюшонах. Они пели мерзкие песни и то и дело воздевали свои руки с белёсыми мотками к небу, да не просто к небу, а к целой паучьей сети! Вместо звёзд на ней липли разнообразные пленники, а по центру, на тугой верёвке свисал Укулукулун. Он был крошечным, но с каждой секундой все увеличивался и в конце концов его костяные сапоги упали на смрадную землю прямо напротив меня. Огненные глазницы горели такой нестерпимой злобой, что я, встретившись с ними взглядом, едва не упал в обморок. Люди выудили из своих плащей призрачные факелы и обступили нас со всех сторон. В моих перчатках проступила Путаница и торфяной, с прихотливой резьбой, ключ. Архонт медлил, он наслаждался мучениями, которые я испытывал от его лиходейских очей–воронок. Казалось, они выворачивали меня наизнанку и ввергали в безумие. Сколько я так простоял? Не знаю. Моя спина одеревенела, а мышцы при этом изводились в судорогах. Пытка была страшной, и рассудка я не терял, только потому, что пальцы мне неестественно согревала Путаница. Вдруг шкатулка слегка приоткрылась, и из неё вышел пар, который обратился очень высоким человеком в синем пластичном доспехе. Он проговорил:

– Отпусти его, архонт.

Лицо Укулукулуна подёрнулось брезгливостью.

– Бракарабрад, отшельник Серебряной Росы, как смеешь ты входить в Дом Тобольдо? Или тебе не дорога жизнь?

– Ты знаешь, что наш поединок будет тяжёлым, и раны тебе придётся зализывать долго.

– Я давно мечтал прихлопнуть самого недостойного из любимчиков нашей Госпожи!

Укулукулун сжал кулак, и меня пронзило такой болью, что я упал на колени.

– А ты, ничтожество, следи за тем, что с тобой произойдёт в скором времени.

Сама собой моя голова приподнялась, и я стал взирать на двух таких разных и таких неуловимо похожих воина. У Укулукулуна в руках возник удивительной тесьмы меч и великолепный алебастровый щит, мерцающий россыпью алмазов, а у Бракарабрада – резная булава. Хор людей возвысился настолько, что я стал глохнуть. Они извращённо чмыкали, прешепетывали и скандировали «Укулу, Архо! Укулу, Табольдо! Укулу, Рифф!»

Первым удар нанёс Бракарабрад. Он размахнулся и что есть мочи столкнул булаву со щитом. Посыпались искры. Меч взвился и едва не достал горла моего защитника, который сделал шаг назад в самый последний момент. Финт, наскок, отступ, затем блок и контратака – Бракарабрад разыгрывал «карту» осторожно, пытаясь нащупать слабые места Укулукулуна, но их не было. Архонт, по моему мнению, являлся непревзойдённым мастером меча, достойным сразиться с самим Нолдом Тёмным. Лезвие клинка скрестилось с булавой, вывинтилось и по касательной проехалось по доспехам Бракарабрада, оставив после себя глубокую полосу шрама.

– Ты ничто по сравнению со мной! Архонтом! Господином всех арахнидов! – выкрикнул Укулукулун со смешком на устах.

– Серебряная Роса не твоя челядь, иначе бы ты со мной тут не судачил, – спокойно ответил Бракарабрад, уходя в оборону.

Зарницы–глаза Укулукулуна дрогнули и он рассмеялся:

– Я вижу! Ты мёртв! Твоя дочь последняя из Серебряной Росы, значит, твоя смерть здесь будет самая настоящая!

И после этих слов натиск архонта утроился. Его невообразимый меч, сплетённый из молочных прутиков, разил Бракарабрада без пощады. Твёрдая синяя броня, вся изрезавшаяся, уже покрылась кровяной поволокой. Однако, отшельник Серебряной Росы, её обладатель не падал духом. Было видно, что он ни за что не сдастся и… в его «кармане» оказался сюрприз. Из ладони Бракарабрада вылетела сетка. Она оплела Укулукулуна и тот в короткий миг замешательства пропустил сильнейший таран булавы. Корона–паук съехала с длинноволосой головы набекрень. С черепа полилась алая струйка. По–волчьи хмыкнув, архонт, единым махом разорвав сеть, без труда блокировал следующий удар. Сделав Бракарабраду подножку, он навалился на него коленом и вогнал меч в руку, туда, где сочленялись пластины на локте. Отшельник Серебряной Росы не издал ни звука. Пинком сбросив с себя Укулукулуна, он обманно крутанул булавой и пихнул архонта плечом. Пошатнувшийся Укулукулун принял щитом молниеносную атаку зубчатого оружия. Люди выли так надсадно и фанатично (Тобольдо, Тобольдо, Тобольдо), что я, гложимый агонией их песнопения, уже мечтал, чтобы у меня лопнули барабанные перепонки. Между тем, Укулукулун закинул щит за спину и простёр на Бракарабрада отвратительную белёсую длань. С пальцев сорвался шар невообразимого цвета и вмазался отшельнику Серебряной Росы по торсу. Бракарабрад скрючился и, задыхаясь, повалился недалеко от меня. Победным, неторопливым шагом Укулукулун приближался к своей жертве.

– Червяк, тебе ли было прыгать выше своей головы, – проговорил он, занося меч над Бракарабрадом.

– Ты никогда не умел смерить свою гордыню!

В последнюю секунду отшельник Серебряной Росы воздел булаву вверх, и она успела перехватить летящий вниз клинок. Развернувшись в полуприсяде, Бракарабрад стукнул кулаком по коленной чашечке противника. Раздался противный хруст, а вместе с ним и вой Укулукулуна. На следующую секунду Бракарабрад остриём булавы разрезал, казалось бы, прочный доспех архонта. Из брюшины повалил вонючий дым.

– Чувствуешь боль? Она настоящая, и умереть ты здесь можешь точно так же, как и я.

– Довольно разговоров!

Архонт кинул в Бракарабрада щит и пока тот уклонялся, он прыгнул ко мне и приставил кончик меча к моей шее. Он давил, но магия Путаницы не давала ему причинить мне физический урон. Рифф хранила меня.

Укулукулун выругался и вновь свёл свой мистический меч с булавой Бракарабрада. Обмениваясь ратными приёмами и терпя увечья, обасоперника тяжело дышали. Прошло ещё минут десять беспрерывного боя и тут, Бракарабрад, весь израненный, после нескольких пропущенных уколов, внезапно приложил перчатку к лицу Укулукулуна. Из неё вырвался световой луч и архонт, издав дикий крик, рухнул на колени.

– Теперь! Ты! Мой! – членораздельно возвестил отшельник Серебряной Росы. – Властью, данной мне Рифф, повелеваю оставить Калеба в покое!

– Не-е-е-ет! – взвыл архонт, отсекая мечом руку Бракарабрада.

Меня и всех присутствующих закрутило по равнине со скоростью листопада. Небо–сетка разорвалось и нас выкинуло в пустоту…

Я проснулся с горечью во рту и ломотой в суставах. Моя мантия, хоть и была тёплой, не сумела спасти от ночной стужи. Весь дрожа, я ощупал пальцами своё горло – всё в порядке. Укулукулун мог пытать меня ментально, но, когда дело доходило до настоящих увечий, тут его власть заканчивалась. Тяжело вздохнув, я уставился в свинцовые тучи. Скоро должен был начаться дождь. Я люблю своенравную погоду, особенно она мне нравится, если осенняя хандра застаёт меня дома. Эх, когда–нибудь я ворочусь в Шато…

Юнивайн не откликнулся на мой призыв, и я пошёл пешком. В полдень мною был обнаружен орешник. Я взял кое–какую снедь у Фирджи и Дукаса и поэтому голода не испытывал, однако пожевать маслянистый фундук никогда не вредно. Мы тихо беседовали с Джейкобом на разные отвлеченные темы, которые всегда вытекали в одни и те же вопросы – что нас ждёт впереди? Каким образом мне удастся вырвать из себя Искривителя Реальности? И не разберёт ли меня Фарганорф на составные части, когда очнётся его сознание?

Мало–помалу день клонился к закату. Отыскивая обратную дорогу по природным ориентирам, я с доброй улыбкой вспоминал Альфонсо Дельторо. Это он научил меня многим тонкостям следопыта. К самому вечеру откликнулся Юнивайн, и я снова понёсся так быстро, что мне заложило уши. Мы скакали всю ночь и к самому утру вывернули к аллегорической древесной аркаде. Я остановил Юнивайна, и оставшийся путь продолжил на своих двоих.

Солнце прелестно подсвечивало листву, что немного развеивало мою зевоту. Я рассчитывал добраться до Первородного Соблазна и там вздремнуть, пока не объявится Привратник. Дубы приветливо кивали мне раскидистыми ветками, пахло осенней землей и чем–то свежим. Монумент Бога Света высился передо мной гранитной громадой. Кто видел его таким? С человеческими чертами и головой из огня? Таким он изображён на страницах безымянной книги, содержащей в себе Пророчество Полного Круга. У меня было чувство, что его срисовали туда именно с этой натуры. Древняя гранитная скульптура–гора выглядела так внушительно, что я невольно снял капюшон, входя под её сени. Потянув на себя кольцо двери, я вошёл внутрь. Поднимаясь по циклопической лестнице, заворачивающейся кальдерой, я осматривал фрески с эпическими событиями из жизни Ураха. Я был готов поклясться, что многие из них видоизменились и стали другими. Первородный Соблазн, м-да, каково же твоё истинное предназначение?

Мои ноги пронесли меня мимо Фарганорфа к уже знакомому столику и очагу, где я отведал не столь вкусного енота. Надеюсь, что в новую встречу с Привратником мне есть никого не придётся… Я прошёлся вдоль полок, заставленных причудливыми вещами. Особенно мне понравился корабль в миниатюрной бутылочке. Лакированный и покрашенный, он пленил меня своим реализмом и соблюдением всех тонкостей и нюансов, которые встречаются на настоящей морской каравелле. Повертев его туда–сюда, я решил взять его с собой. А почему бы и нет? Если выберусь отсюда, то потом установлю бутылочку на видное место, буду любоваться и вспоминать своё чудесное воскрешение из мёртвых. Ха! На пробке прозрачной тары интуитивно понятным языком вилось название судна – «Ригель». Что же, имя вполне подходящее. На донышке мелкой тесьмой также точился текст – «Кинувший меня в море – поплывёт на всех парусах». Неужто мне в когти попала магическая безделушка? Люблю такие!

Я присел на кресло и в полусне принялся ждать Привратника. Долго караулить он себя не заставил. Не прошло и двух часов, как я услышал скрежет. От заполнивших залу магических интерференций волоски на коже встали дыбом. Ко мне шаркала мартышка с удивительно внимательными глазами. В её груди зияла рана, и кажется, для животного она не так давно стала смертельной.

– Я вижу, ты выполнил, то, что я просил.

– Да. Пора отделить меня от Фарганорфа, – кивнул я, ощущая лёгкую дрожь в лодыжках.

– Теперь узнай, что для этого надо сделать.

Я затаил дыхание.

– Первородный Соблазн – одно из самых старых дарохранилищ Гамбуса, – изуверски трепыхаясь, начал Привратник. – В нём Бог Света оставил Свою Благодать. Тот, кто пройдёт семь Его ступеней, преодолеет семь смертных грехов, сможет прильнуть к Ней и таким образом овладеть тем, в чём более всего нуждается. Тебе будет дан выбор – ты знаешь, что должен попросить.

– Почему же ты не обяжешь меня взять Корону Света?

– Потому что подношения Ураха нематериальны.

– Что будет, если я не осилю какой–нибудь из грехов?

У изводящейся в конвульсиях мартышки, на мордочке появилась тень задумчивости.

– Семь ступеней – семь достояний Назбраэля. Тот, кто не справиться с ними – упадёт в Бездну.

– Вот уж не сахар.

– Пульсар Пёстрого Бога, Ходящего по Краю Гамбуса, отворит для тебя замок, приводящий к Сакральному Семиступью. Однако прежде, чем ты пойдёшь к нему, услышь меня – Если ты одолеешь препятствия Первородного Соблазна, попадёшь к себе домой и там попытаешься забыть моё повеление или обмануть мои ожидания, то я узнаю об этом и настигну тебя через Провал, что остался после смерти Тауруса Красного Палача. Ценой твоего отступничества станет беспросветная клетка в моей извечной тюрьме. Помни – я буду следить за тобой. Твоя душа в моей власти.

Я облизал пересохшие губы.

– Я понял… Но как же мне заставить Фарганорфа, восставшего во всём могуществе, вынести меня из Гамбуса?

– По моей воле, без тебя ему не вернуться в Килквагу.

Обезьяна кивнула мне.

– Ныне мы распрощаемся. Ступай в центр, туда, где творилось Пророчество Полного Круга. Когда выглянут первые звёзды – ты поймёшь, что надо делать. На этом всё.

Мартышка обмякла и колодой упала к моим ногам. Разговор с Привратником поверг меня в уныние… Стоп! Унывать нельзя – это один из смертных грехов. А какие остальные? Я понуро опустился на кресло. Гордыня, зависть, чревоугодие, блуд, гнев, алчность, ну и то, в чём я прибываю сейчас. А отчего я так раздосадован? Наверное, от того, что подозревал изначально – Привратник от меня так легко не отстанет – через прореху в Мироздании он будет наблюдать за моими действиями, и, если я его подведу, мне несдобровать. Вот же зараза! И Фарганорф! Какой Привратник умный – мол, дракон–лич тебя отнесёт в Килквагу. А если тот не захочет? Если ему будет больше по нраву остаться в Гамбусе? Что тогда?

– Я всё слышал, парень.

– И каково твоё мнение?

– Всё на мази.

– Уж и всё!

– А что ты печалишься? Отыщешь Корону Света – отдашь Привратнику. Жизнь продолжается.

– Ты такой оптимист, я смотрю. То, что Корона Света принадлежит королеве Констанции Демей – это ничего? Ничего, по твоему мнению и то, что впереди меня ждут неизвестные испытания Первородного Соблазна, и Его Величество Старейший Вирм Севера, для которого я не более, чем жалкая моль, также та ещё колоша!

– Оттого, что ты будешь лить слёзы и жаловаться, ситуация никак не изменится. Выше нос, пока ты не умер – ты жив.

Я горько усмехнулся.

– Твоя правда! Что же, подожду вечера – чувствую, он запомнится мне надолго.

Сумерки опустились быстро. В тревожных мыслях и за скитанием по Первородному Соблазну, я и не заметил, как прошло время. Подойдя к обугленному пульсару, на котором Урах испепелил Тауруса, я вздрогнул. Та самая Прореха – свидетельство превосходства Света над Тьмой, подёргивалась противоестественным глянцем. Через неё за мной будут наблюдать. В дыре, что Фарганорф разбил своим телом, засияли звезды, и я увидел, как с приходом ночи на небе проступает незримая днём инсталляция Отражателя. Цветистыми красками она упала на плиты, и они затрещали, и разъехались, являя под собой лестницу, уводящую вглубь гранитного гиганта. Пора приступать к выполнению задания. Посмотрим, насколько я испорчен…

Снизойдя ступенек двадцать пять, я оказался в просторном холле с семью пьедесталами–статуями. Одна из них, самая первая, олицетворяющая собою надменного мужчину, воздевшего подбородок кверху, переливалась золотистыми всполохами. Значит «гордыня» – будет моим первым грехом. Я открыл единственную дверь, исписанную странными символами, и вошёл… на громадную трибуну Магика Элептерум, разверзшую своё полотно над заполненной до отказа Толкучкой – великим базаром Шальха. Народу собралось столько, что казалось давка внизу стояла неимоверная. Все головы были подняты вверх и тысячи глаз смотрели только на меня. А я… в атласной мантии, отороченной белым мехом, простирал свой удивительный жезл над жителями столицы. Подле меня стоял Бертран Валуа в венце и низко склонившийся Драт, отринувший меня на вступительном экзамене в Академию. Он протягивал мне Дхимбу – ожерелье архимага Магика Элептерум. Я раздулся от собственной значимости – наконец–то меня оценили по достоинству! Вот то, чего я действительно заслуживаю! Я потянул к Дхимбе руки и тут в подсознании тревожно зазвонил колокольчик… Чтобы он мог значить? Почему он говорит мне – «не бери»? Дхимба моя по праву! Я очень долго старался и много работал, чтобы получить её! Вот и Бертран кивает, чего же я жду? Драт прогнулся ещё ниже, и я проникся таким всемогуществом, что мне захотелось пихнуть несносного учителя, нерассмотревшего мои задатки с самого начала… Дхимба практически касается пальцев, ещё чуть–чуть и все в Соединённом Королевстве узнают, что у них появился новый, одарённый, здравомыслящий архимаг! Да что же такое, почему предчувствия молят меня отринуть предложенное ожерелье?! Я попытался вспомнить, что же я такого сделал, чтобы получить столь великие регалии и… Это всё не по–настоящему… Я мастер–некромант, да, но ничего сверхчеловеческого не изобрел, и моя магическая сила не выше, чем у Бертрана Валуа… Нет, тут всё нечисто! Меня проверяют! Но кто? Огромным усилием воли, я, вместо того, чтобы взять Дхимбу отвёл её от себя в сторону…

Всё померкло, я стоял посередине пустой комнаты с лестничным пролётом, уводящим вниз. Значит грех «гордыни» я прошёл…Самое страшное, что моё сознание считало, что я действительно стоял на дугообразном парапете Магика Элептерум. Жуть… Первородный Соблазн – явно не простая штука. Надо быть очень осторожным – подумал я, нисходя на второй этаж. Тут постаментов-статуй осталось шесть. Теперь «горела» та, что представляла из себя сутулого старика, исподлобья глядящего на разодетого вельможу с большим мешком золота. «Зависть». Чему же я могу завидовать? Пора это узнать… Открыв дверь, я попал в кондитерский магазин. На мне были прорванные сандалии, перештопанные штанишки и замызганная рубашка. Мне –четырнадцать! И я прихожу сюда каждый день посмотреть на сладости и понюхать чудесные ароматы, витающие в стенах этого магазинчика на улице Скрипачей, в Ильварете. Передо мной стоит пухленький мальчуган, его папа покупает ему огромный кекс и коробку со свежеиспечёнными эклерами. А у меня нет денег… Я сирота. Ох, как же мне хочется, чтобы эти сласти принадлежали мне! Только бы один эклер оказался у меня в руках, и я был бы счастлив! Ну, пожалуйста, угостите меня тоже! Ах, этот взгляд мелкого мальчонки, уплетающего сдобу! Я бы всё отдал за малюсенький кусочек его кекса! Мои ручки сжались в кулаки. Это несправедливо! Почему у него есть вкусная выпечка, а у меня нет?! Я стал подкрадываться к сверстнику, с желанием отобрать его кушанье. Погодите… Ведь мне давно не четырнадцать лет… Наваждение и морок! Не нужны мне никакие липкие ватрушки! Я вполне могу себе их купить сам, если потребуется…

Круговерть. Постамент–статуя померкла. Блики и всполохи свечей кондитерского магазина сменились волшебными шариками света. Притягательные запахи, занимающие моё воображение, улетучились, уступив место затхлому воздуху. Разверзшийся проём манил меня углубиться дальше, ну так вперёд, не будем испытывать Первородный Соблазн задержками!

Прошествовав на новый уровень, я застопорился у скульптуры растолстевшей женщины. Она сидела у печки и набивала рот яствами. «Чревоугодие». Вот это уже ближе к теме, покушать я всегда любил. Собравшись с духом, я нажал дверь… О, Вселенная, какой же я голодный! Я только–только вернулся в Шальх, а конкретнее в тронный зал из длительного путешествия. Королева Эведенс посылала меня добыть ей сведения об одной зазнавшейся фрейлине, угрожавшей её репутации. В королевских покоях как раз отмечали день рождения Манфреда Второго, и Клакацин Тёмный, его благолепный отец, потчевал всех такими разносолами, что у меня чуть ли не ручьём текли слюни. Завидев, что королева Эведенс занята, я плюхнулся за резной стол и, навалив себе пюре и сёмгой под сыром, занялся тем, что стал набивать себе живот. Я ел и ел: грибочки, тарталетки, котлетки, перепелов и отбивные, при этом потусторонняя тьма, непонятно откуда взявшаяся, постепенно заполняла собою пространство под разукрашенными сводами. Что мне не нравится? Чернота, скорее всего, это преддверие шоу, которое хотел устроить придворный маг Астус для собравшейся знати. Почему я не могу налопаться? У меня как будто дыра в желудке. Я объел, наверное, уже полфуршетного стола… Надо прекращать! Но мне хочется продолжения банкета! Нет, так не пойдёт! Если я перестану обжираться, велика вероятность, что просто лопну по швам! Я откинул вилку и нож, и спустя десять расплывчатых секунд очутился в галерее с шестью несуразными фигурами. Получается «чревоугодие» я кое–как, но выдержал. Посмотрим, что Первородный Соблазн преподнесёт мне на этот раз.

Снова ряд ступенек и поджидающая четвёрка назидательных изваяний. Мушки–сверчки вились у полураздетой девы с обворожительными формами. Она лениво опиралась на стойку и пила из бокала. «Блуд». Ну, этим меня не проймёшь. Я умею держать свои чувства под контролем! Я шагнул за двери и… Повсюду пар! Трузд! На пути к Эмириус Клайн! Как же хорошо прогреть свои косточки в подгорном источнике!

– Калеб, старый гриб, принеси нам полотенца! Они остались в вашей комнате! – послышался звонкий голос Эмилии.

– Где? Я их не вижу?

– Да там они, на крючках! Аййй…

Эмилия в опасности – стрельнуло у меня в голове. С махровой стопкой я кинулся за разделяющие колонны женской секции. Моя подруга была цела и невредима, просто она поскользнулась и бухнулась в негу бурлящей воды. Завидев меня, Эмилия стала подниматься из неё, и я поспешно отвёл взгляд…

– Калеб, ну что же ты… Посмотри на меня.

Мне страшно хотелось это сделать, но я, тяжело вздохнув, только плотнее закрыл свои глаза.

– Не могу…

– Тут никого нету… Только ты и я…

Страсть практически обуяла меня, и только здравомыслящая ниточка вещала – здесь должна быть ещё Серэнити… но где она? Поблизости?

– Мы одни, Калеб, мой сладкий…

– Нет! – завопил я, изворачиваясь из объятий. – Мы не можем быть одни!

И тут же картинка смазалась, и меня перекинуло в Первородный Соблазн. Я отошёл от транса и едва не заплакал от обиды. Только невероятность произносимых слов и самой ситуации оттолкнули меня от греха… Я его победил. После того, как перчатки смахнули пот с висков, мои ватные ноги понесли меня вниз. Среди тройки статуй выделялась одна – люминесцирующий рыцарь с перекошенным от ярости лицом. «Гнев». Я вообще уравновешенный человек и меня сложно вывести из себя. Поворот дверной ручки и… Моему взору предстал Грешем – он только что разбил стеклянный шкаф, заполненный редкими зельями! Мои ноздри раздулись. Я был готов испепелить неаккуратного ученика. Отпихнув ковыляющего зомби с осколками в руках, мои уста разразились такими изощрёнными ругательствами, что острые уши вампира прижались к самой макушке. Ну, где это видана такая безалаберность! Играть со своими мечами в моей и без того тесной алхимической кладовой! Знает же, кровосос, что весь верхний этаж в его распоряжении! Нет, полез сюда! Видите ли, оттачивать мастерство клинка ему нужно было в узком пространстве! Ух ты, несносный клыкожуй! Грешем сжался, и мне вдруг стало стыдно. Ну чего я разорался, в самом–то деле? Наварю ещё зелий, всё равно у многих уже срок годности давно истёк и их нельзя было бы принимать… Нашёл, из–за чего ругаться…

На предпоследнем уровне Первородного Соблазна дышалось тяжело. Сюда, должно быть, не заходили уже очень давно. На гипсовом, переливающимся перламутром кресле восседал лендлорд, у колен которого громоздились мешки, нафаршированные невесть чем. «Алчность». Жадным меня не назовёшь, наоборот я постоянно хочу со всеми чем–нибудь поделиться. Я ступил в проход и… Шкафы с мистическими фолиантами забивали мой дворец от пола до самого потолка. Низенькие разлапистые трюмо ломились от разнообразных колдовских безделушек. Я шёл вдоль коридора и ощупывал магические камни на комодах. Целые горы свитков возлежали на секретерах. Сколько в них знаний! И всё это моё! Моё! И мне мало! Хочу ещё вагонетку волшебных палочек, сотню жезлов и тысячу посохов! Мне нужны уникальные гримуары и древние инкунабулы! Я присвою себе все чудо–медальоны и чудо–кольца! Мне нужно ещё мешков с закалёнными ретортами, рубиновыми ступками и самостучащими пестиками! Я упал на кучу позолоченных книжек – моё счастье в обладании! Из–за угла появился зомби, который донёс мне, что подвезли новую партию артефактов – она уже возле ворот. Я шустренько поднялся и выбежал на обсидиановое крыльцо! Здоровенная телега, запруженная чародейскими прибамбасами, тяжело кренилась под собственным весом. Я, было, подался к ней и вдруг оглянувшись, понял – это не мой Шато, а какой–то совершенно чужой замок! И все эти занятные перстни и телескопы – не могут принадлежать мне! Сокровища, неизвестно как попавшие в чужеродную обитель, пробудили во мне низменное чувство стяжательства. Я всегда был свободен от него. Мне нравится дарить! Я люблю отдавать и делать людям приятное! Ненужно мне все это барахло!

Наваждение прошло, и я вспомнил, кем являюсь и где нахожусь. Сейчас дотяну последнюю преграду Первородного Соблазна, и Благодать Ураха поможет вылущить из меня Фарганорфа. Я оправил измятую мантию, и, оглядев растрескавшиеся, уже не различимые за истечением веков фрески и оборванные гобелены, двинулся к мрачной ступенчатой воронке. Последняя статуя–монумент выглядела неимоверно жалко – расстроенный человек, подпирающий подбородок двумя руками, лил слёзы над озером. «Уныние». Много раз я бывал в казематах этого, выпивающего все силы, Духа Страдания. Сожмём зубы и приступим! С учащённым сердцебиением я пересёк дверной проём… Серое дождливое небо над головой, бередилось короткими вспышками молний. Виноград, мой лабрадор, поскуливает и глядит на меня. Квиль Лофирндваль поручил мне набрать сосновых шишек из леса возле Энигмы. Я набил ими лукошко и по привычке заглянул к папе и маме. Мой приёмный отец возвёл два надгробия и поставил лавочку, чтобы я мог на ней посидеть… Сейчас, когда летняя гроза должна вот–вот начаться, мне ужасно хочется плакать. Детские переживания о том, что я один во всём мире грызут меня и не дают радоваться жизни. Я так скучаю по маминому голосу, по её милым, тёплым руками и смеху! А папа! Как же мне его не хватает! Его опрятные чуть седые усы так задорно топорщились, когда он улыбался… За что, Вселенная, ты отняла их у меня?! Разве я плохой человек?! Разве я сделал что–то злое?! Не передать словами, как мне щемит в душе при воспоминании о моих самых ласковых и любимых родителях! Я захныкал, а потом зарыдал навзрыд. Тучи исполнились угля. Дождь заморосил на мою голову. Я упал на могилу матери и зарывался в неё ладошками… Мамочка, как я хочу тебя обнять! Меня всего окутало мглой. Виноград выл и тянул меня зубами за воротник, но я не желал уходить, мне хотелось остаться лежать здесь, с ними, до конца своих дней… Огромным усилием воли я оторвался от мокрой почвы и побрёл по направлению к гордому шпилю Энигмы. Гроза шипела мне вслед, но вопреки всему я знал, что мои мама и папа смотрят на меня с небес, что они рядом, что они со мной и я улыбался этому…

Тяжело выйдя из полузабытья, я ещё некоторое время тупо пялился на свои переплетённые пальцы. «Уныние» не взяло меня, а это значит, что я поборол все превратности Первородного Соблазна и обозначил, что достоин его Дара. Снизойдя в открывшийся простор, в помещение с невообразимыми кенотафами и портиками, источенными канелюрами, я подошёл к висящему в пустоте громадному золотому шару, лучившемуся энергией такой доброты и заботы, что у меня на губах заиграла нелепая змейка–смешнушка. Похихикивая, сам не зная над чем, я наперекор усталости почувствовал себя невероятно хорошо. Тепло от шара манило меня, и я потопал прямо к его многочисленным руническим кольцам–спутникам.

– Калеб Шаттибраль. Я – Ио, Хранитель Благодати Ураха, – раздался глубокий миролюбивый голос. – Хоть ты и не являешься исконным обитателем Гамбуса – я знаю о тебе всё. Ты попал в переплёт Высших Сил, и от того мне грустно.

– Мне очень приятно познакомиться с тобой, Ио, – ответил я, поклонившись потустороннему созданию. – Тогда тебе известно, чем наградить меня за то, что я смог претерпеть семь грехов.

– Конечно. Это так. Мне ведомо, что ты стремишься отделить себя от Фарганорфа, и я дам тебе Это. Однако ты заслуживаешь большего.

– Чего? – полюбопытствовал я, борясь с желанием дотронуться до одной из притягательных магических сфер Ио.

– В тебе сидят множество потребностей, и все они связаны не с твоей выгодой, но с дорогими тебе людьми. Урах – истинный Бог Света. Всемилостивый и Любящий, Он разрешил мне нарушать Правило одного Подарка для тех, кого я сочту Достойным Того. Я даю тебе выбор Просвещения. Задай вопрос о тех, кто мил твоему сердцу – и я отвечу.

Не думая ни секунды, я спросил:

– Как называется фиал, способный снять с Эмилии проклятье Тауруса Красного Палача?

– Этот фиал именуется Светочь. Ранее целый, а ныне разбитый на осколки, Светоч – древний и очень могущественный артефакт.

– Но… но где мне искать осколки Светочи?

– Они в твоём мире, Калеб. Большего я открыть тебе не могу. Единственное… Ио помедлил, а потом сказал: – Безымянный. Спроси о Светочи его. Он направит тебя.

– Тролль из Анонимного Дельца! – выкрикнул я, не помня себя от радости.

– Да. Ты знаком с ним, – подтвердил Ио, подплывая ко мне поближе. – Калеб, моё Просвещение преподнесено. Настал черёд вырвать из тебя Старейшего Вирма Сервера и вернуть ему обратно его спящую Жизнь. Войди в меня, и Фарганорф вновь воспарит ввысь.

Я зажмурился и окунулся в мерные вибрации дружелюбного Ио. И сразу меня обволокло мириадами горячих иголочек, от которых по телу заструился поток незнакомой по ощущениям энергии. Она сконцентрировалась во мне и, пока я находился в состоянии полного умиротворения, стала толкать из меня что–то инородное, не принадлежащее моему организму. Эта гадость набухла, и когда я сделал выдох, она вылезла из моих лёгких и понеслась куда–то вверх.

– Всё, ты свободен! И Фарганорф тоже, – с ноткой жалости сообщил мне Ио. – Он ждёт тебя, Калеб. Ждёт, чтобы говорить с тобой. Прощай.

После этих слов золотистый шар вобрался в себя и совершенно беззвучно исчез. Я остался один на один с колдовскими всполохами и гнетущим чувством предстоящей встречи. Поднимался по порожкам я нехотя, обдумывая, что могу сказать дракону–личу такого, что заставит его перенести меня за пределы Гамбуса. Не придумав ничего толкового, я предоставил моим ногам вынести меня из сакрального обиталища Ио. Стоило мне наступить на последнюю ступеньку, и вход, разверзшийся от прикосновения Отражателя, мягко сомкнулся под моими подошвами. Фарганорф… Я сразу заприметил раскалённые угли его пустых глазниц. Он смотрел строго на меня и я, вопреки своей воле, пошёл к его страшному черепу.

– Подойди ко мне ближе.

Молча я сделал это.

– Я снова обрёл себя, но тело моё разбито – тебе придётся потрудиться.

– Чего ты хочешь? – млея от ужаса, пролепетал я.

– Я чую, что ты много знаешь о Загробном Ремесле. Собери меня.

– Склеивать у скелетов суставы и восстанавливать тебе остов не одно и тоже.

– Ты справишься. Начни с каркаса.

Что мне оставалось? Я занялся самой масштабной из всех некромантических работ в своей жизни. Под чуть слышное полязгивания совершенно глупых советов Джейкоба, я сперва отыскал все разбросанные части Фарганорфа, а затем при помощи магии перетащил их в одну большую гору. Красный огонь в очах Старейшего Вирма Севера едва трепыхался, и я понял, что он, предоставив мне свободу действия, попросту собирает силы. Разобрав кости на отдельные группы (это для лап, это для крыльев, а это?… это для… хм, для чего?), я решил разделаться с самым жутким – со вставкой обломанных клыков. Напустив волшебную поволоку на резцы, я пролевитировал их на прежние места, а потом тёмным искусством скрепил «неразрывной» субстанцией, выдернутой из макабрических каверн Назбраэля. К раннему утру мне удалось составить драконий остов. Выглядел он поистине впечатляющим и грозным. Рёбра, ключицы, грудина – всё это заняло положенное место в общей картине. Однако мой кропотливый труд был очень далёк от завершения. Многие детали ещё только стояли в очереди на «состыковку». После короткого сна (Укулукулун, слава Вселенной, не приходил ко мне) и перекуса, я возобновил свои старания. Наиболее сложным оказалось смонтировать хвост. Его костяные трёхгранники вставлялись один в другой, а так как размером «от большего к меньшему» они отличались не так заметно, как хотелось бы, то я провозился с ними около полудня. Поздним вечером я воззрился на практически завершённого дракона–лича. Мне осталось прикрепить голову к шее и сочленить лапы.

Всю мою «возню» Фарганорф отмалчивался, зато Джейкоб болтал без умолку, правда, полушёпотом, что радовало. После утомительного времяпрепровождения я завалился на кровать. Завтра пташка Фарганорф будет в состоянии размять свои крылья. Их ремонт я запланировал на финал. Закрыв глаза, я почти моментально провалился в фантастически реалистичное сновидение. Мне снилось, что я нахожусь в пещере с удивительным синим полом и гладкими стенами, завешанными гобеленами из паутины. Подле меня стоял Бракарабрад в образе человека. При близком рассмотрении отшельник Серебряной Росы выглядел как умудренный летами мужчина, по возрасту близкий к «старикам», но еще не дотягивающий до этого определения стопроцентно. Широкий нос, седые волосы в пучке, аккуратно подстриженная борода и внимательные лазурные глаза – таков он был. С обрубка его руки сочилась какая–то белёсая сукровица.

– Я здесь, чтобы сказать: Укулукулун вернётся. Я не смог его победить, – проговорил отшельник Серебряной Росы.

– Когда это будет?

– Дату определить сложно, но точно не так быстро, как бы ему того хотелось.

– Ты станешь меня защищать?

– Рифф запретила мне это делать, – понуро ответил Бракарабрад. – Испытание соткано только для тебя и короля Анкарахады – Укулукулуна Тобольдо. Но я дам тебе совет: в следующий раз постарайся ему противостоять.

– Мне не нужна Путаница и «место» архонта тоже.

– Тебе не избежать Испытания. Оно выше тебя.

Отшельник Серебряной Росы начал таять и пещера вместе с ним.

– Постарайся… принять свою Судьбу.

Я проснулся, как и не спал, – вымотанным и усталым. Меня ожидала реконструкция Фарганорфа и, чтобы не думать о Путанице, Испытании и Укулукулуне, я занялся ей безотлагательно.

Минута к минуте, час к часу тикал настольный маятник, отмеряя мои старания на свой пессимистический лад. Тени водили хороводы, а магические шарики света, кружащиеся над потолком и у колонн, размазывали их грани по всему плиточному полу. Когда последнее костяное крыло было прикреплено к спине Фарганорфа, то я услышал громоподобный рык – чудище сочло мою миссию оконченной.

– Я благодарен тебе, Искорка, за то, что ты воссоздал меня, – потянувшись (если так можно назвать костяные пертурбации), пророкотал дракон–лич. – Мой господин сокрушил Тауруса, а значит, Пророчество Полного Круга было совершено, и мне пора возвращаться домой. Если ты хочешь, я могу взять тебя с собой.

– На большее я бы и не смел надееться, – с облегчением в голосе, отозвался я.

– Тогда забирайся на меня – мы покидаем Гамбус.

– Наконец–то! – радостно возопил Джейкоб.

Я влез на жёсткие позвонки, и Фарганорф, слегка пробежавшись, воспарил к пролому в куполе. Шух, шух, шух – трепетали крылья. Быстро удаляясь от Первородного Соблазна, мы понеслись в мрачное небо.

Глава 7. День – хорошо, ночь – плохо

Мы летели, и это было одинаково прекрасно и ужасно. Фарганорф резво набирал высоту, и от того мои уши терзал ледяной ветер. Всё внизу смазалось и превратилось в одно разноцветное одеяло. Добравшись практически до звёздного купола, я вдруг почувствовал, как начинаю таять. Мои пальцы сделались липкими и эластичными, а хребет дракона–лича, на котором я восседал, заходил мягкой волной – мы развоплощались. Фарганорф, взревев как тысяча огров, покрылся красными всполохами, и я словно попал в осознанное сновидение. Я знал, что нахожусь на закорках Старейшего Вирма Севера, и понимал, что происходит магический акт, но осознать себя более чем тонюсеньким волоском, пробивающимся через пульпу Вселенной, не мог. Весь процесс длился считанные секунды – бац, и вот мы уже кружим над остроконечными шпилями Килкваги. Ранее утро вовсю лучилось весной! Деревья Великого Леса, проснувшиеся от стылой зимней хандры, набухли живительными почками, а кое–где уже их распускали. Птицы весело щебетали… правда недолго. Заприметив нас издалека, все пернатые устремились вглубь расцветающей чащи. Я в родных пенатах! Ура! Здесь, как и в Гамбусе минула целая пора! Уму непостижимо!

Фарганорф тяжело приземлился на башенную площадку и сложил на спине крылья. Я худо–бедно слез и пошатываясь, уставился на лысый череп, который в привычной манере возлёг на передние лапищи.

– Мы дома. И это хорошо, – отметил дракон–лич, взирая на меня парализующим взглядом. – Мне не хочется быть должным тебе за моё воскрешение и потому, Искорка, если я тебе понадоблюсь – позови меня, и я приду.

– Спасибо, – только и смог вымолвить я.

– Иди, Килквага под моей защитой, ничего не бойся.

Прежде чем «пойти», я задержался у блестящего шарика, покоящегося на столбике у Гамбуса. Под хрустальной сферой мистического Мира–Начала кружились листики и сверкали малюсенькие грозовые разряды. Взять его с собой, как это некогда сделал Джед Хартблад? Попробовать напитаться от него силой и стать непобедимым волшебником? Ну уж нет, у неконтролируемой мощи есть свой предел, и то наглядно доказал Милтар Бризз. Лишившись постоянной связи с Гамбусом (а шар всего-то лишь упал с постамента), кудесник в одночасье потерял всё своё могущество, и Людвирбинг Эмилии моментально снёс ему зазнавшуюся головёнку. Я так не хочу. Пусть уж лучше Гамбус останется в Килкваге… до тех пор, покуда на него не наткнётся новый чародей.

Нервно хмыкнув, я зашёл в апокрифическое обиталище Джеда Хартблада. О маге я знал только то, что он являлся чемпионом Ураха и был одним из самых древних обитателей нашего континуума. Сколько загадок осталось после его смерти… Некоторые из них я раскрою, побродив по обветшалым коридорам тёмного замка.

Лестничный марш повёл меня через многочисленные уровни цитадели туда, где Эмириус Клайн потчевала меня благородной ложью. В библиотеку. Конечно, она была пуста, я ни на что другое и не надеялся. Пройдясь меж пыльных торшеров с перемигивающимися волшебными фонариками, я подошёл к столу с одиноким белым листом. У меня заколотилось сердце, когда я с первых же букв различил почерк Эмилии! Письмо! Я схватил его и принялся жадно читать:

– «Мой дорогой и милый Калеб! Если ты каким–то чудом остался жив и читаешь это послание, то знай, я ждала тебя, так долго, как могла, а потом вместе с Грешемом, Мурчиком и Снурфом, которого я тащила отсюда за усы чуть ли не силой, пошла в Ильварет, вслед за Серэнити и Дурнбадом, ушедшими туда двумя неделями ранее. В Великом Лесу творится что–то неладное, будь осторожен… Всей душой надеюсь на встречу с тобой. Твоя Эмилия Грэкхольм».

Я пробежал глазами листок ещё несколько раз, а затем прижал его к груди. Я должен увидеться с ней… с ними! Сказать, что со мной всё хорошо! Что я в порядке! Я понуро опустился в кресло… В каком–таком порядке? Если я хочу и дальше жить, то надо преступать к поискам Короны Света… Откуда мне начать? Логичнее всего будет двинуться в Ильварет и, если я не застану там друзей, то уж навести справки и собрать слухи о том, где может быть Корона Света. У меня должно получиться. Так и поступим.

Доев последний кусочек хлеба и запив его водой, я прогулялся по громаднейшей библиотеке Джеда Хартблада. Что мне только не попадалось на глаза: книги с заклятиями, размышления о возникновении энергии, всевозможные церемониалы, тайнописи, рунические и эзотерические предсказания, мифы о Бархатных Королевствах, Империи Хло, Королевстве Бурунзия, Острохвостии, Минтасе, Ноорот’Кхвазаме и многое, многое другое. Пролистав один том, я брался за его «соседа», отложив «соседа», моя рука тянулась к толстенному альманаху. Я так погрузился в чтение, что не заметил, как за окном солнце практически потонуло в закатной пелене. Под конец я раскрыл самую заинтересовавшую меня книгу и потому оставленную на «сладенькое». Название её было таково – «Как обхитрить Смерть посредствам спиритического воздействия Вселенной». Само собой, прочтя заголовок, я думал о полюбившейся мне Серэнити. Автором значился сам Джед Хартблад, от этого моё любопытство только возросло. Легендарный чародей писал о том, что кончина, «обещанная» через ритуал или алхимию, иной раз может быть отвратима. Чистая кровь эльфов является безоговорочным антидотом к неисчислимому перечню заболеваний и проклятий (это я узнал ещё из книги «Трагедия Роберто де Ильги»), измельчённый рог единорога горазд отодвинуть «неминуемое» на второй план (эти волшебные животные, как их длинноухие покровители пропали века назад), некие кристаллы… С этого места я стал читать втрое внимательнее. Джед Хартблад на страницах своего произведения уверял, что уникальные камни, заряженные божественными флюидами и соответствующим образом обрамлённые в держатели из квазальда, при прикосновении к челу «обречённого» и произнесении наговора (состоящего из нечитаемого набора знаков, неотносящихся ни к одному из известных мне языков), способны излечить любую из злокачественных отметин.

Чтобы не тащить книгу Джеда с собой (и так места в сумке мало), я переписал из неё наговор в блокнотик.

Значит, получается вот что: у меня есть кусок Амасты, ранее принадлежащий Пёстрому Богу и, по всей вероятности, сохранивший возможность поднимать людей из могилы. Так же я имею зашифрованный текст наговора – с этим мне может помочь признанный полиглот и лингвист Бертран Валуа. А до полного «набора», список который приводит Джед Хартблад, мне недостаёт только квазальда… Квазальд – сверхпрочный металл, который в незапамятные эпохи залегал на шапках Железных Гор и принадлежал нирфам. Когда–то предки Дурнбада попытались отнять у нирфов их квазальд. Война с детьми Неба окончилась победой гномов и… полным исчезновением квазальда. Почему он пропал? Дурнбад предполагает, что то было последним желанием (заклинанием) умирающего короля нирфов…Так он наказал гномов за их предательство и жадность… А может квазальд исчез не весь? Петраковель из Оплота Ведьм упоминала, что чувствует его. Правда, в этом времени или прошлом чувствует, сказать она не смогла… М-да! Информация мне попала в сети, что надо… Держись, Серэнити… Клянусь, я перерою весь Будугай, но квазальд достану…

Я устало потёр переносицу и переключил мысли на приземлённые потребности. Мне хотелось есть и спать, и первое возобладало над вторым. Я пошёл раздобыть себе пищи. Должен же был Джед Хартблад тут чем-то питаться? Припоминаю… Когда я вместе с Эмириус Клайн проходил через вытянутую банкетную, то она находилась в запустении… Пожалуй, придётся поискать столовую поменьше, на одну персону. Чутьё повлекло меня на ярус ниже. Ведь так хотелось есть! Пройдя через длинный коридор и, по интуиции завернув направо, я вдруг почувствовал отдалённый запах жареного мяса! Прибавив шагу, я, как шмель на пыльцу, понёсся к чудесному аромату. Невероятно! За высоким арочным проходом располагалась комнатка, уставленная снедью! Единственная фарфоровая тарелка и приборы ждали, когда ими воспользуются. А воспользоваться было, для чего! На столе с бело–красном махровым покровом дымились разнообразные кушанья, – ровно такие, о каких я мечтал! Здесь было всё: до копчёности, жареное мясо, салаты! Вдруг я понял, с чем имею дело! Передо мной лежала скатерть «На любой вкус». Но я был уверен, что предания лгут, что скатерть – настоящая фольклорная выдумка! Но – нет! Вот же она! Легенды говорят, что ее полотно действительно производит еду для любой, именно любой сущности, за исключением живых носителей других сущностей. То есть живого кролика скатерть не предложит не менее живой лисице. Но соорудит лисе то, чем та сможет утолить голод. Только вряд ли лисам попадался столь удивительный предмет.

Я бережно погладил по краю уникальную вещь

Вдруг под тарелкой я увидел вчетверо сложенную записку. Вынув лист, я прочитал: «Калеб, чтобы ты не умер тут с голоду – оставляем тебе Скатерть «На любой вкус». Э. Г. и Ко»

Эх, спасибо друзья! Такая редкая вещь! Как же вы верили, что я вернусь, как же понимали, что она мне очень-очень пригодится…

Поминая Эмилию, Серэнити, Дурнбада и Грешема добрым словом, я навалил себе картошки с котлетами, налил вина и наложил салата из овощей. Прекрасно! Даже более, чем! Фирджи и Дукас такими вкусностями меня не кормили.

Наевшись и еще раз мысленно поблагодарив друзей, я решил добавить скатерть к своим приобретениям. В самом деле, не оставлять же ее тут, где она никому не нужна! Так–так, подсчитаем! За свой поход я приобрёл: Кампри, Лик Эбенового Ужаса, брошку, что кинула мне сова за спасение Леса Скорби, скол Амасты, занятный мини-корабль «Ригель» – думаю, он магический, и вот теперь Скатерть «На любой вкус», и это всё не беря в расчёт вороха книг! Ну я и обогатился! Вернусь в Шато с обновками! Если получится, конечно…

– Джейкоб! Знаешь, что я тут обнаружил?

Клинок гномов молчал. Я достал его и, нахмурившись, положил перед собой.

– Джейкоб? Ты чего там? Я от тебя целый день ни лязга не слышал! Ты обиделся на что–то?

И вновь ни единого слова в ответ.

– Эгей, братец, вот и сказочке конец, – растянуто промолвил я, догадываясь, что к чему. – В нашем мире правило Юджина никто не отменял. Вероятнее всего, ты мог говорить только в Гамбусе, так как он, являясь первозданным источником энергии, питал тебя своей мощью, которая случайно сконцентрировалась на тебе из–за локальной дестабилизации, вызванной Пророчеством Полного Круга. Мне жаль, дружище, отныне ты будешь нем, как рыба. Или я не прав?

Я выждал десять секунд, а потом скрепил:

– Видимо прав, а жаль! Без твоего трёпа мне будет скучновато!

Набив брюхо до отказа, я, вспомнив по преданиям, как надо обращаться со Скатертью «На любой вкус», собрал её с четырёх концов и сложил в аккуратный свёрток. Все столовые приборы на ней и еда пропали в бархатистых складках. Отлично! Ныне я обеспечен бесконечным запасом провианта! Хоть свою закусочную открывай – «В Гостях у Некроманта!» Ха!

Поели – пора и баиньки! Тяжело шаркая и кудахча себе под нос песенку про растеряху–повара, я направился по цитадели вверх. Почему я туда шёл? Потому что все маги, как на подбор, любят спать чуть ли не под крышей своих владений. Точно–точно… На восьмом уровне я обнаружил альков, а за балдахином скрывалась кровать. Раздевшись, я предоставил своё бренное тело в объятья мягкой перины. Предстоящий сон пугал меня, но вспоминая минувшую грёзу, в которой Бракарабрад сказал мне, что Укулукулун явиться не скоро, я всё–таки надеялся на спокойную ночь. И так и вышло. Мне снились окрестности Весёлых Поганок, Мурчик, прыгающий за бантиком, и какая–то дама в розовом платье – набор вполне неплохой.

Проснувшись, я первым делом двинулся к питьевому фонтанчику. Ополоснув лицо и наполнив флягу, я воспользовался Скатертью. Чтобы не расстилать её каждый раз, я набрал себе из неё орехов, сухарей и вяленого мяса – того, что весит мало, а насыщает хорошо. Прежде чем уйти из Килкваги, я спустился в мастерскую, где мне довелось увидеть странный стальной механизм, схожий с человеком, только больше раза в три. Шестеренки, гайки, отвёртки и напильники, а так же куча бутылок с маслом в нетронутом виде громоздились всё на тех же местах, что и раньше. Неспешно осмотрев конструкцию, я пришёл к выводу, что сей агрегат есть не что иное, как незавершённый голем – неодухотворённое создание, предназначенное для служения кудеснику. Ранее мне доводилось лицезреть только природных големов – элементалей – Огня (В Узилище Ярости был заключён такой) или Воды, а вот самодельный вариант я видел впервые. Оставив любопытнейший образец инженерного гения, я заторопился к выходу из Килкваги. Коридоры, коридоры, коридоры, лестница… Прощай, таинственный замок!

Великий Лес наполнен смертельной опасностью… Живорезы, обитающие в нём, могут доставить мне много проблем, хотя… Перейдя через длинный иззубренный мост, я швырнул Кампри об землю. Появился Юнивайн. С призрачным конём у меня есть все шансы выбраться из чащи живым. Забравшись в седло, я попросил своего друга отвезти меня в Ильварет. Издав мелодичное ржание, Юнивайн сорвался с места. Уже привычно на меня обрушился калейдоскоп мазков – мы неслись со скоростью стрелы. Я держался за маленькую ручку седла и думал, о том, где найти Корону Света, о Светочи и о том, как снять с Серэнити проклятие Живой Воды. Размышления, вы не оставляете меня ни на секунду… Мы скакали сквозь бор около шести–семи часов, и Юнивайн затормозил только тогда, когда на небосклоне выглянули привычные взору звёзды. Осторожно идя по зарослям Великого Леса, я подыскивал себе ложбинку, которая сможет укрыть меня от таящихся живорезов.

Заросли сменялись зарослями, а искомое всё не попадалось мне на пути. Я бродил и бродил и, не найдя должного укрытия, привалился к могучему дубу. Лучше выбрать чуткий полусон, чем вообще не спать. Однако вопреки моим ожиданиям и постоянным осматриваниям вездесущих кущ, грёзы всё же сморили меня, и проснулся я рано утром от голоса…

– Добрый господин, я так рада, что наткнулась на вас!

Я медленно приоткрыл глаз, кляня себя, на чём стоит свет, за свою безалаберность. Подле меня стояла девочка-подросток лет шестнадцати. Её лицо было одновременно радостным и печальным. Что. во имя Вселенной, дитя забыло в Великом Лесу?!

– Ты потерялась? – хрипло спросил я, как бы ненароком кладя ладонь на рукоять Альдбрига.

– Нет… нет, но мне нужна ваша помощь!

Сколько раз за последние несколько месяцев я слышал подобную фразу? По–моему, цифра скоро перевалит за отметку «сто».

– Как тебя зовут. и что у тебя случилось?

– Я – Илва… а про несчастье вам лучше расскажет мой отец… он в Нальде.

– Что такое Нальд?

– Это наша обитель…

– Разве в Великом Лесу живут люди? – осведомился я, недоверчиво косясь на Илву. Девочка начинала мне не нравиться.

– Вот об этом–то мой папа вам и поведает. Пожалуйста, без вас мы будем обречены…

– А с чего ты решила, что я смогу тебе чем–то помочь? Я что, похож на сильного воина или опытного друида?

– В Великом Лесу никто другой попросту не выживет, – со вздохом ответила мне Илва, теребя подол платья.

Почему–то моё сердце билось спокойно, я не чувствовал обмана… Может, правда неподалёку находится скрытое поселение рейнджеров, попавших в опалу. выслеживая маршруты живорезов. В наше неспокойное время всякое бывает…

– Хорошо, веди меня в Нальд, – после минутного раздумья отозвался я.

Мы пошли по неприметной тропинке мимо посадок каштана. Ветви то смыкались, то размыкались, а некоторые опускались так низко, что иногда нам приходилось раздвигать их руками. Дорогу ещё усложняли громадные грибы и непролазные кусты, неукоснительно наводнявшие каждую пядь пути. Изредка мы обходили небольшие, вырывающиеся из земли гранитные глыбы или перескакивали быстро бегущие ручейки. Вообще Великий Лес – это ландшафтная солянка, в которую замешаны даже самые натуральные одиночные горы – правда, сейчас их поблизости не было. Облизав губы, я подумал – интересно, а насколько Килквага далека от Ильварета? Как долго мне придётся скакать (или идти, если Юнивайн будет занят своими делами) к ближайшему посту Карака? Может даже удачно, что сейчас я топаю в Нальд… Разузнаю, что к чему.

Будучи в постоянном напряжении, я, огибая с Илвой миловидное озерцо, увидел то, что уже давно готовился увидеть – живорезов, а именно безволосых обезьян. Это мерзкие гуманоиды как две капли воды похожи на здоровенных горилл, обитающих в Бархатных Королевствах, только в отличие от своих собратьев они неимоверно злобны и лишены на теле всяческой растительности. Мерзко, с присвистом похрюкивая, живорезы дербанили какую–то тушу, вероятнее всего собираясь ею отобедать. Я схватил впереди идущую Илву за талию и без лишних сантиментов, прижав ей рот рукой, показал на внезапную опасность. Как я и ожидал, девушка попытался вскрикнуть, однако, слава Вселенной, не смогла. Крадучись, мы заторопились покинуть сходку безволосых обезьян, но, к моему глубокому сожалению, миновать её у нас не получилось. Всё дело в том, что у этого типа живорезов, поклоняющихся Богу–Идолу Маморгамону, отличный нюх… особенно на людей. Одна из безволосых обезьян оторвалась от своего нелицеприятного занятия и, принюхавшись, точно ткнула на прячущихся нас корявым пальцем. Спустя секунду, гикая и ворча, к нам понеслась целая орава живорезов.

Приблизительно девяносто футов разделяли меня и Илву от уродливых гадин, и когда первые пять, улюлюкая на своём кривобоком наречии, оказались у нас перед носом, моё заклинание Многогранного Огненного Шара, усиленное Ликом Эбенового Ужаса, испепелило четыре из них. Верный Альдбриг вошёл в глотку пятой безволосой обезьяны. Впрочем, ещё семь живорезов были живее всех живых. Я ткнул посохом в отвратительную морду, пригнулся от мощного кулачного удара и, уклонившись от захвата, перерубил мечом тянущуюся лапищу. В это время Илва ловко орудовала маленьким кинжалом. Подрезав сухожилие одному живорезу, она по рукоять всадила клинок в сердце другому. Лезвие обломалось, и следом куцая пятерня проехалась по красивому личику. Брызнула кровь, и Илва без чувств упала на землю. Я кинулся к ней. Плечом оттолкнув загородившего мне проход противника и обдав жаром Лика Эбенового Ужаса мускулистый торс, я успел добежать до Илвы прежде, чем хищные зубы сомкнулись на её шейке. Вонзив в живореза Альдбриг чуть пониже пупка, я низверг его красочную поросль. И тут мне по затылку что–то больно ухнуло. Я потерял равновесие и шмякнулся на поверженное создание. Клыки у самого моего носа… Арбалетный болт продырявил макушку безволосой обезьяны. Пшить, пшить, пшить, только и слышались победные голоса спускаемых курков. В миг все живорезы были истыканы смертоносными иглами. Я приподнялся и увидел, как из тени к нам выходят одетые в хитиновые доспехи воины. Самый высокий из них склонился над Илвой.

– Как ты здесь оказалась…о, девочка моя… что же за несчастье выпало на мою седую голову!

– Все нормально, пап, – прошептала Илва, тяжело садясь. – Я цела!

– Кто разрешил тебе покинуть Нальд?!

– Потом, пап! Я привела нам помощь…

Тон человека сразу изменился.

– Ты уверена?

– Сам посуди, он положил семь живорезов… и четыре из них магией.

Воин и десять его товарищей, уставились на меня.

– Я –Элми, глава гвардейцев Нальда, а ты…

– Я – Калеб, – представился я, хватаясь за протянутую руку.

Череп саднило, однако ощупав его, я обнаружил лишь крупную шишку – легко отделался.

– Спасибо, что спас мою безответственную дочь…

– Пап!…

– Нам надо поговорить, но не здесь.

– Хорошее предложение, – согласился я.

Мы оставили валяющихся живорезов на попечение природы и пошли неприметными тропками. Все хранили молчание. И это было не потому, что нам не хотелось расспрашивать друг друга о чём бы то ни было, а из–за того, что разговоры могли бы привлечь к нам ненужное внимание. Дважды мы обходили походные костры гоблинов и столько же раз избегали встречи с оморами – очень опасными врагами, носящими панцири вместо кожи. К полудню наша скрытная вереница подошла под каменные сени. Элми ухнул по-совиному, и замаскированные ворота разъехались в стороны. Я оказался в самой настоящей крепости, заключённой в плотное кольцо почти смыкающихся скал. Пара десятков домиков жались к донжону, выпирающему из земляной тверди. Я поднял голову и изумился: от верхушки донжона шли стропила, примыкающие к горным выступам – на них была натянута мелкая стальная сетка, едва пропускающая солнечный свет.

– Она волшебная, – объяснил мне Элми. – Любой живорез, глянувший на неё, увидит лишь отвратительную кипящую жижу.

– Отличная маскировочная иллюзия, – одобрил я. – Ваша крепость законспирирована под гигантский грязевой источник!

– Именно. Который скрывает в себе неприятный секрет, – кивнул Элми, пропуская меня вовнутрь донжона, отчего–то пахнущего мускусом.

Пока мы поднимались по порожкам, немногочисленные обитатели Нальда с интересом меня осматривали. Несколько раз мне показалось, что взгляды таят затаённую тоску.

Когда мы достигли зала со сдвинутыми столами, Элми пригласил меня сесть. Налив нам по стаканчику хереса, он, стянув с себя экипировку, опустился на стул напротив меня. На вид ему было лет сорок пять – кустистые брови, давно небритая щетина и выпирающий «перцем» нос.

– Мне бы хотелось о многом порасспросить тебя, Калеб, как наверняка и тебе меня. Но времени у нас не так и много…

– Почему? Разве Нальд не надёжен? Или иллюзию купола раскусили, и ожидается нападение? Об этой помощи говорила Илва?

– Не всех можно провести на волшебной «сметане», это так, но я пригласил тебя поговорить не об этом.

– Тогда о чём?

– Чтобы ответить на твой вопрос недостаточно пары слов. Необходимо рассказать тебе историю…

– Я слушаю, – откликнулся я, сделав маленький глоточек из стакана.

Элми кивнул.

– Нальд был основан в ту стародавнюю эпоху, когда влияние Соединённого Королевства простиралось вглубь Великого Леса. Да… Ту пору, а я имею в виду правление Эрзаца Демея, отметили многие достославные победы, и Нальд построили, чтобы упрочить власть Света над Тьмой. Однако живорезы быстро взяли своё. При сыне Эрзаца Демея, Инке Чахоточном, пограничные посты вновь отодвинулись на периферию Карака, и Нальд, хорошо укутанный в магическую опеку, остался единственным военным оплотом в море зла.

Элми покрутил бокал в руках.

– В один из сонма дней с Нальдом были отрезаны все связи. Понимаешь, Калеб, мы очень далеко от Клейменда. Тебе же известен Клейменд?

– Крепость Ордена Лучезарных Крыльев с кучей боевых адептов и паладинов. Живорезы её терпеть не могут. И есть, за что.

– Ага, а от Ильварета мы вообще «за тридевять земель». О нас быстро забыли… Однако мы продолжали выполнять свой долг.

– И?

– Мы держались, пока на Нальд не обрушилось несчастье.

– Что за несчастье?

– О нём–то я и хотел с тобой поговорить.

Элми придвинулся ко мне поближе.

– Однажды наш жрец, Комодриан, пропал. Мы искали его, искали и нашли в пещере… Он был истерзан, но жив. Скорее всего, Комодриан решил провести кое–какие исследования и наткнулся на того, с кем не смог совладать… Мы принесли его в Нальд и тут…

Элми сжал кулаки.

– Когда появилась луна, он обратился в волка, после чего тайком выбрался из лазарета и кинулся на спящих. Жрец кусал их, и они, под воздействием бледной сестры солнца, моментально трансформировались в оборотней… Что тогда было… Спеша утолить первый голод, мы рвали своих близких, и те, кто к утру выжил, навсегда стали такими же, как Комодриан.

Я неосознанно уронил свой недопитый херес на пол, а Элми горько хмыкнул.

– Но это ещё не всё. Убегая в чащу, Комодриан, мерзопакостно скалясь, протявкал жуткое проклятие, связав нас, помеченных его зубами, со своей волей. Днём она не висит над нами, и мы по–прежнему служим на благо Соединённого Королевства…

– Зато в полночь вы превращаетесь в ликантропов и вершите жуткие дела, навязанные вам жрецом? – тихо спросил я.

– Мы выискиваем людей и тащим их к Комодриану, зачем – можешь не спрашивать.

У меня пронеслось в голове, что если Юнивайн по каким–то причинам не откликнется на мой призыв, то мне каюк. Ликантропам в беговой гонке я не ровня.

– Даже если я сейчас уйду, вы выследите меня!

– Ты прав, подразумевая то, что нам не подвластно управлять собою, когда «жёлтая бестия» появляется на небосклоне.

– Получается, что у меня уже нет времени уйти от Нальда на достаточное расстояние? – поперхнувшись, сказал я.

– Получается так.

– И что же мне теперь делать?!

– Помочь себе и нам.

– У тебя есть идеи, как?

Элми погрузился в раздумье.

– Я думаю, что Комодриан нашёл способ, как контролировать свою болячку или избавиться от неё совсем, потому как при мне порабощённый лихом жрец волком никогда более не становился. Язва мрака помутила его рассудок, однако, как видно, не совсем. Мне очевидно, что для Комодриана быть самому «тварью» не так привлекательно, как повелевать «тварями».

– Спрошу так, ради «галочки» – что мешает гвардейцам Нальда «потрясти» Комодриана. пока над ними не тяготеет луна?

Элми покатал желваки.

– Комодриан подстраховался – наложенное им проклятие не только сделало из нас его послушных «дворняжек». Оно навязало нам неодолимый страх. Приближаясь к пещере жреца в своём настоящем обличии, мы оказываемся в тисках паники – воображение захватывают чудовищные мысли, и сопутствующие им тревоги гонят наши подкошенные ноги обратно в Нальд.

Я поднял оброненный стакан.

– Ты сказал, что Нальд был заложен при Эрзаце Демее… и при тебе тоже?

– Да, при муже Лии Темной, дочери Харальда Темного и мне. Нальду тысячи и тысячи лет, – вздохнул Элми. – Мы не стареем, не живём, не существуем. Это пытка тянется многие века и большинство из нас давным–давно наложили на себя руки или погибли в бою с живорезами, но я… Я не оставляю надежду на светлое будущее своей дочери. Ради неё я не даю себе сорваться. Я хочу, чтобы она стала обычной девочкой, чтобы ощутила каково это…

– Жить нормальной жизнью?

– Да. Я мечтаю о том, чтобы покинуть Нальд, этот опостылевший Великий Лес и пробиться, уехат, в спокойное, лишённое войны и кровавых прихотей Комодриана, место. С ней… с моей Илвой.

На суровом лице Элми заплясали тонюсенькие морщинки. Он страдал.

– На твоих плечах не лежит проклятие Комодриана. По тебе видно, что ты опытный скиталец–маг и не убоишься его козней. Выведи жреца на чистую воду, вытяни Нальд из тугой петли! Спаси нас… и себя!

Я обхватил подбородок двумя пальцами и стал кумекать.

Ликантропия – болезнь из того разряда, что в Инквизитика Конопус называют – «достойная аутодафе». Если от вампиризма отделаться нельзя (я уникальный случай), то от неё вполне возможно – по крайней мере, были описаны такие прецеденты.

Ликантропия известна нам довольно хорошо. Первые упоминания о ней относятся к периоду, когда Соединённое Королевство ещё не стало единой страной, то есть до правления Нолда Тёмного. Ликантропы или оборотни, как их принято называть в простонародье, ведут свой род от Ризика Пьюра – тёмного мага, которого по преданию укусила мифическая Джазоф, гончая бога–идола Кхароторона, когда тот прогневал её господина. После череды болезненных метаморфоз Ризик Пьюар обернулся громадным серым волком, который по велению Джазоф пустился плодить себе подобных. Только его сила уступала силе фурии Кхароторона, и звериный дух не полностью завладевал покусанными им людьми.

В светлое время суток носители болезни могут вести обычный образ жизни и ничем не выделяться среди не заражённых людей, однако стоит только среди звёздной россыпи появиться «колеснице ночи», как несчастные тотчас теряют разум, а вместе с ним и все человеческое.

Трансформация в волка происходит чрезвычайно тягостно. Одномоментно удлиняются конечности, вырастает шерсть, и прорезываются клыки, а глаза начинают рдеть янтарными зарницами. Животный инстинкт гонит ликантропов насытить жажду крови и обратить в своё «колено» новых приверженцев.

Литература знает несколько примеров полного излечения от ликантропии. Первым освободившимся от оков заболевания был великий знахарь Огли Клое. Получив рваный укус в лодыжку и, поняв, что ему грозит, он, использовав отвар собственного приготовления – Огокл, в состав которого входили редчайшие водоросли из Островного Королевства, эссенция цветов вистулума из Бархатных Королевств и два десятка ингредиентов с разных концов Соединённого Королевства, смог–таки выгнать из себя ликантропию. Отметим, что по заметкам Огли Клое Огокл действует положительно только в первые недели заражения. Ввиду сложного нахождения компонентов для Огокла, исцелить болезнь с помощью него практически невозможно.

Единственная, кто умела изгонять ликантропию при помощи «наложения рук», – это Жозефина Улл, верховный понтифик Братства Света. При паломничестве в Кнюрмонд, монастырь с мощами святого Кнюра Заступника, её прелата подрал оборотень. Прелат очень мучился, и Жозефина, возложив на него тонкие длани, просила Всеотца сжалиться над ним, и Урах услышал её молитвы. Вскоре прелат встал с кровати, а верховный понтифик, обретя благословение небес, до конца своих дней врачевала пагубу Ризика Пьюра.

Второй случай и последний, когда ликантропия отступила под воздействием алхимии, был отмечен в хрониках Альфазацких мудрецов с острова Альфазия, безвозвратно канувшего в Абрикосовое Море. Некто Эгромонд Сизый, вернувшийся из путешествия по Лесу Скорби, превратился в оборотня. Альфазацкие мудрецы изловили его и, вызвав из глубин своего покровителя, водяное божество Цхерануса, получили от него неизвестные науке голубые кораллы, при употреблении которых Эгромонд вновь стал полноправным членом общества.

Из всего вспомненного мною следует, что…

Поджав губы, я посмотрел на Элми, терпеливо ждавший, когда я соберусь с мыслями.

– Своими силами я помочь «нам» не смогу. Видимо, всё–таки придётся наведаться к вашему Комодриану.

– Ты сделаешь это?! – вскричал Элми, не помня себя от радости.

– Очевидно же, что да, – с некой дрожью в голосе ответил я. – Где находиться пещера жреца?

– Мы прозвали её Ненавистным Волчатником. Она расположена на северо–западе от Нальда, под сенями гигантского известкового холма.

– Есть ли возле Ненавистного Волчатника какие–нибудь ловушки?

– Насколько мне известно, нет.

Элми потёр щетину, а затем глянул в окно. Солнце заливало зал своими лучами, и мы оба щурились.

– У живорезов о Ненавистном Волчатнике ходит дурная слава, и они боятся подходить к нему. Поэтому я уверен, что Комодриан чувствует себя в безопасности. И ты, заявившись в Ненавистный Волчатник на «чай», застанешь его врасплох. И…

Мой собеседник глубоко вдохнул, а потом единым духом выдохнул:

– Если я ошибся в своих суждениях – просто убей его. Отомсти за нас!

Я встал и направился к лестнице.

– Я вернусь либо с хорошими новостями…

– Либо не приходи совсем. Беги в сторону Клейменда, на восток.

– Попробую оторваться от вас, – кивнул я, ещё раз вспоминая, что при неудачном стечении обстоятельств за мной начнётся погоня. Юнивайн – мой козырь в рукаве, однако он может не явиться, и тогда ликантропы, никогда не прекращающие преследование своей добычи, разорвут меня на куски. Это проблема из разряда «первостепенной важности», и вычеркнуть её из списка необходимо быстрее быстрого.

Покинув Нальд через скрытые в граните ворота, я обогнул его с запада и, придерживаясь направления на север, потопал к Ненавистному Волчатнику. Травы и цветы под ногами чудесно благоухали. Настороженно озираясь, я, вопреки всему, радовался тому, что зима, принёсшая мне кучу сражений и невзгод, ушла на заслуженный покой. Но что принесёт мне весна? Чувствую, она будет ещё более «заводной», чем её «беловолосая» свояченица. Естественно, если я переживу эту ночь…

Проходя мимо стволов деревьев и куцых кустарников, я приметил свору упитанных кабанов. Они злобно перехрюкивались – моя компания им не нравилась. Недолго думая, я взобрался на дерево и я помахал кабанам Альдбригом. Перехотев мной отобедать, они гуськом засеменили в тенистую чащу. Обозревая сверху окрестности, я безошибочно выделил из общей массы растительности высокий бежевый холм – значит, Ненавистный Волчатник совсем недалеко. Ногу на один сук, теперь на другой, вот так, не торопясь, и – оп – я на земле и иду туда, куда наметил. Минут через двадцать пять показался известковый склон. Задержавшись рассмотреть на неровной поверхности отпечаток аммонита, я, зарядив Лик Эбенового Ужаса «Огненным Шаром», напущено невозмутимо поднялся по откосу к горловине пещеры. Никакой трусости или робости я не испытал и поэтому, сочтя что волшба Комодриана и прям действует только на его несчастных клевретов, зашёл в Ненавистный Волчатник. Внутри пахло чем–то затхлым и тяжёлым. Я поморщил нос – ну и гадость. Самодельные светильники с небольшими магическими сферами тут и там подмигивали мне сиреневым или жёлтым светом. Я прошёл мимо наваленного горкой тряпья и бесшумно устремился к безмятежно храпящему человеку. Обросший бородой, он зарылся в ворох слежавшейся овсяницы. Нацелив навершие посоха на исковерканное оспинами лицо, я громко проговорил:

– Ну, Комодриан, почему не встречаешь гостей?

Спросонья жрец попытался вскочить, но завидев трепещущий жаром Лик Эбенового Ужаса, поник и, облокотившись на руки, полулежа, сказал:

– Добро пожаловать, брат–маг в мою скромную берлогу. Можешь потушить свой посох? Уверяю, он тебе не понадобиться.

– Гвардейцам Нальда ты бы тоже самое проворковал?

Комодриан осунулся и как–то разом побледнел.

– Я не виноват в том, что с ними случилось.

– А кто же тогда? – осведомился я, перенаправляя Лик Эбенового Ужаса на горло жреца.

– Ах, бедный мой, ты услышал слезливую побасёнку о том, какой я негодяй, но ложь, она так непроглядна!

– О чём ты?

– В Нальде действительно живут оборотни, однако, их недуг дело рук коварного Элми и мелюзги Илвы, – сбивчиво заговорил Комодриан. – Они подослали тебя ко мне, чтобы убить, но прежде, чем ты сделаешь это, послушай вот что. Много лет назад Элми и Илва ушли на разведку и вернулись со ссадинами, которые могла бы оставить только большая собака. Они уверяли, что наткнулись на гоблинов и их псы – крупные бульдоги, успели–таки подарить им парочку царапин. Как оказалось, это было не так. Когда снизошёл мрак, мои уши прорезал страшный вой – люди Нальда метались вокруг крепости, а два волка рвали им запястья и бёдра. Я вскочил и, выбежав в чём есть, кинулся наутек. Мне подвернулась эта пещера. Я сотворил над ней заклинание Специфического Отваживания – ни один носитель волчьего духа не может сунуться ко мне, не испытав удушливый страх. Отсюда, из моего нового дома, я устраиваю партизанские вылазки и истребляю ликантропов Нальда одного за другим. Ведь ты понимаешь, они множатся уже, как тысячи лет…