Легенды света и темноты [СИ]

ПОЧТИ КРЫМСКАЯ ЛЕГЕНДА

А было это, когда деревья были по-настоящему большими. Такими большими, что листья их щекотали небо. Поэтому деревьев было немного. Ведь если таких по-настоящему больших деревьев вдруг станет много, то небо, расхохотавшись и содрогаясь, упадет на землю и накроет ее большим облачным одеялом. А под одеялом — что за жизнь?

Гордо стояли великанские деревья. По осени падали с них листья, каждый из которых мог стать вполне настоящей лодкой для Кого-то небольшого. А в пору созревания плодов яблоки и груши бились о землю с такой силой, что, если дело происходило ночью, одна-две звезды не выдерживали и срывались с неба. Сверкали потом холодными угольками в густой траве. Или, свалившись в речки, становились подводными фонариками для местных рыб. Они могли бы стать даже лунами для Кого-нибудь небольшого, но все дело в том, что под такими деревьями небольших-то и не было.

Поэтому никто не делал оранжевых и красных лодочек из упавших листьев с загнутыми резными краями, чтобы плавать в них по лесным речкам. И звезды оставались лишь угольками и фонариками.

Небо иногда морщилось, наблюдая такое пренебрежение. Да и щекотка листьев по животам небу надоедала. Но небо было мирным. Благоразумным и терпеливым. Оно понимало, что и оно не подарок после какой-нибудь неожиданной для себя самого грозы.

Но главная причина большины деревьев была в другом. Под большими деревьями жили Ежи. Земные дети Солнца-Ежа. И размер их как раз подходил к размеру деревьев. Только они могли наколоть на пики своих колючек великанские яблоки, с боком таким румяным, что, казалось, в той стороне, куда он повернут, занимается заря.

Жили Ежи мирно. Благоразумно и терпеливо — под благоразумным небом. Строили гнезда из опавшей листвы. Женились и рожали маленьких больших Ежат. Которые ели груши и яблоки и — росли на радость папам, мамам, дедушкам и бабушкам.

Днем радовались солнцу-Ежу, что кололо бусины глаз ласковым светом.

Ночью смотрели на яблоко-Луну, проверяя, какого размера кусочек тайком откушен Солнцем на ужин.

Так бы все и продолжалось, если бы в одной семье не подросла красавица дочка. Надо сказать, что некрасавиц дочек, равно как сыновей-некрасавцев у Ежей не случалось как-то. Поэтому трудновато приходилось молодым Ежам, когда приходила пора обзаводиться семьей. Попробуй-ка, выбери, если все юные Ежихи как на подбор — с ровными острыми колючками, с изящными, но крепкими лапками, с носиками черного бархата и пушистыми животиками цвета предрассветного тумана в лесу. Впрочем, животики — дело стеснительное, молодые Ежи и надеяться не могли увидеть их, пока ухаживали, дарили яркие ягоды для украшения спинок и угощали избранниц душистыми яблоками. Так, разве в темноте, провожая домой, юный Еж почти случайно, ловя лапку избранницы — поцеловать на прощание — вдруг натыкался на мягкую шерстку. Кокетка!!! И — тут же убежала…

Но всех превзошла красотой юная Ежиана. Ровные иглы стремились в стороны светлыми лучиками. Хотя и была она уже не ежонком, а вполне взрослой девушкой, иглы ее не потеряли белизны. Лишь чуть-чуть затуманились острые кончики, будто ночь взяла самую тонкую кисточку и добавила на каждый по точке темноты. Глаза — блестящие и темные, как свежие ягоды. Носик, опять же.

Когда шла Ежиана узенькой тропкой, сверкая в зелени трав ягодками голубики, рябины и облепихи, нанизанными узорчато по круглой спинке, кусты вокруг колыхали широкими листьями, — так сильно вздыхали юные Ежи, что прятались на обочинах тропки. Весь день бывало, забросив работу и яблоки, томились, ожидая красавицу — посмотреть и повздыхать.

Родители ворчали, конечно. И с нетерпением ждали, когда же выберет себе красавица жениха. Старики мудро качали головами. Они-то знали, что до той поры многое может случиться. Да и как отказать себе в удовольствии не покачать мудро головами? Ведь сами бороться за лапку прекрасной Ежианы они уже не могли.

Конечно, соперников было двое. Конечно, оба были прекрасны. Могучие молодые Ежи, что, смеясь, могли унести на колючках пять яблок сразу. И так же смеясь, нести их до вечерней зари, что начиналась у самого края леса.

Они могли бы нести их и дальше, но лес, выбегая на скалы, склонялся посмотреть на себя в бездонную глубину Моря.

Море… Особая песня для Ежей. Плавать они не умели, а деревьев с такими большими листьями, чтобы сделать из них лодки для больших Ежей, не было вовсе. Вот и оставалось ежам слагать о море стихи, петь песни и, временами, подкравшись к самым крайним кустам, что свешивали со скал гибкие ветви, заглядывать в бездну.

Дни шли один за другим, два молодых Ежа бегали быстрее, носили все больше яблок и даже, цепляясь лапами за ветки, повисали над бездной, раскачиваясь и распевая чуть дрожащими голосами морские песни. А прекрасная Ежиана улыбалась обоим, украшая тонкие колючки красными ягодами, подаренными ей Ежико, вперемешку с желтыми ягодами, поднесенными Ежано. Выбирать не спешила.

Она предпочитала одна гулять по утреннему лесу, собирая с травинок и кончиков листьев капли росы. Одна сидела на крутой скале над морем, глядя, как встает из воды Солнце-Еж, потягиваясь яркими иглами, и подмигивает ей радостным глазом. И, поздоровавшись, одна уходила в семью — помогать старшим собирать сухие листья для будущего гнезда.

Одна за другой проходили ночи, и все больше молодых Ежей потихоньку уходили с обочин — обживать новые гнезда. Все реже колыхались широкие листья, все чаще слышался из лесных зарослей писк ежат.

А Ежиана все ходила встречать Солнце-Ежа.

И все могучее, крепче становились неразлучные соперники — Ежико и Ежано. Все дни проводили они в состязаниях. Залезали на самые высокие деревья, рыли самые глубокие норы; свернувшись клубком, с ветром в круглых ушах, неслись по зеленым склонам самых высоких холмов. Весь лес затихал, когда двое, топыря иглы, крепко топтали лапами опавшую хвою, поводя черными носами по сторонам. Разыскивали, куда бы еще приложить свою силу, обо что еще остудить горячую ежиную кровь.

Красные тихие вечера, зевая, уходили спать, волоча туманные одеяла с полян в глубину леса. Розовые утра, зевая, сверкали зубами росы.

И, постепенно-потихоньку-полегоньку-незаметно для всех, и даже для самих соперников, сложилось так, что победитель, быстрее скатившийся со склона, уже не волновался — видит ли прекрасная Ежиана — как он хорош-быстр-смел-могуч…

А, отряхиваясь, не сводил глаз с брата-соперника, подбадривая и посмеиваясь. И, плечом к плечу, сухо постукиваясь ровными острыми иглами, уходили они на поиски новых подвигов.

И вот однажды, когда лес шумел и трещал от молодецкой удали братьев и по деревьям скакали их выкрики, заставляя листья падать раньше времени, небо вдруг почувствовало, как ему все это надоело! От щекотки листьев на деревьях, что братья целыми днями раскачивали, болел облачный живот и бока неба покрывались зябкими мурашами. Еще несколько недель таких забав, прикинуло небо, и сам собой поменяется климат, придется сыпать на землю снег и поливать ее дождем, размахивать тучами, поднимая холодный ветер. А — лень.

Надо сделать что-то сейчас, чтобы потом не пришлось делать в сто раз больше.

Небо иногда мудростью не уступало старым Ежам.

Ежиана, прикрыв лапкой глаза, переглядывалась с Солнцем-Ежом, когда огромная тень погладила ее светлые иголки. И подняв вверх бархатный маленький нос, увидела рыжий лист платана, летящий над колючей головой. Размеры листа были как раз такими, чтобы в лодочку его уселась небольшая большая Ежиха. Такая, например, как Ежиана.

Что она и сделала, когда лист мягко опустился на неровную скалу. И ей даже не пришлось особо подбирать лапки. Ежиана ничуть не помедлила и совсем не испугалась. У Ежей так бывает — когда совсем юные Ежихи мудрее старых мудрых ежей. И им даже не приходится качать головой в подтверждение своей мудрости.

Лодочка листа полетела ниже, ниже — к синей гладкой воде. И поплыла к горизонту, навстречу Солнцу-ежу, тянувшему свои лучи через все море.

Ежиана опустила лапку в прозрачную воду и засмеялась звонко. Так звонко, что весь ежиный народ сбежался на серые скалы — посмотреть, как уплывает чудесная летучая лодка. И даже самые маленькие Ежата понимали, что лодка плывет, а не летит, не потому что Ежиана такая увесистая. А потому что ей всю жизнь хотелось потрогать лапкой Море.

И только два соперника не услышали звонкого смеха Ежианы. Они так и не узнали бы ничего, если бы не стайка совсем маленьких Ежишек, что, побросав свои забавы, прибежали на поляну и, сверкая глазами и перебивая друг друга, рассказали о случившемся.

Немного помедлив, ведь жаль бросать, не закончив, увлекательное состязание, кто больше вытопчет травы на поляне, Ежико и Ежано все-таки выскочили на обрыв.

— Какая у нее лодка! — Закричал Ежико.

— Это где же растут такие деревья! — Закричал Ежано.

— Почему все — ей, ведь мы столько времени доказывали, что самые лучшие! — Обиженно закричали они хором.

И затопали лапами, затрясли тонкие стволы молодых деревьев, раскачивая их.

Тяжко вздохнуло небо. Ярче засверкало Солнце.

— УЙМИТЕСЬ, НАКОНЕЦ!!! — Прогрохотал гром.

И, на глазах у всех, оба соперника, возмущенно круглящие спины на скалах над Морем, — окаменели.

Со страхом смотрели Ежи, как становятся серыми скалами крутые бока, как покрываются зеленью острые иглы.

Немного времени прошло, а вместо Ежико и Ежиано — две круглые горы над морем, поросшие частым сосновым лесом. Уткнув носы в волны, лежат они теперь вечно, повернувшись к восходу и делают то, на что не хватало им времени в бытность живыми большими Ежами — смотрят и думают.

Так была сложена легенда о больших Ежах, что в незапамятные времена превратились в горы у моря…

Старый еж обвел глазами маленьких ежат, что слушали его, притихнув.

— Дедушка, а куда делись остальные Ежи? — спросил ежонок, — и их деревья?

— Испугавшись гнева неба и солнца, Ежи ушли далеко-далеко и живут теперь там.

— А деревья?

— А деревья без больших ежей соскучились ронять на землю большие яблоки. И со временем вырастали все ниже и меньше. Наверное. Я не знаю точно. Ведь это всего лишь легенда.

Все помолчали.

— Ну, если все сфотографировались, едем обедать. А то не успеем выкупаться, — деловито сказал старый еж. Собрал детвору и подгоняя, отправил к автобусу.

И только самый маленький ежонок медлил уходить. Зачарованно смотрел, нет, не на круглые спины каменных Ежей. А на огромный старый платан, раскрывший ему навстречу ветви-руки. И представлял себе такой же платан, но огромный не для него, а для больших Ежей из легенды. А ведь там была еще лодка. Из листа платана, что был огромнее огромных платанов.

И так — без конца?