Легкая добыча

Глава 9

Миссис Форд с явным облегчением восприняла известие, что мисс Траб в больнице.

– Теперь я уже не буду вам нужна, – сказала она дочери на следующее утро, когда они занимались уборкой.

– Да мы всегда рады видеть тебя у нас, – заверила ее Мевис.

– Знаю, милая. Я счастлива за тебя, за то, что тебе достался такой муж, как Рэй, – ответила миссис Форд, сердечно целуя дочь. – Она теперь под надзором, и Джой ничего не грозит, – добавила она.

– Я в этом совсем не уверена, – запротестовала Мевис. Ведь это мог быть и кто-то другой.

– Это она была тогда в саду. И вообще мне пора возвращаться домой.

Рэй рад был приезду миссис Форд, поскольку с ней Мевис чувствовала себя не так одиноко в течение дня, но жена ему нужна была для себя, и миссис Форд прекрасно это понимала. Поэтому она согласилась остаться еще на уик-энд и в понедельник утром уехала. Рэй отвез ее на вокзал.

Дом в то утро показался Мевис пустым и тихим, но был понедельник и ее ждала стирка. Скоро зашумела стиральная машина, и Мевис забыла об одиночестве, планируя покупки на следующий день. В полдень позвонила Кэрол Фрей, настаивая, чтобы она наконец пришла на чай, захватив с собой, естественно, Джой. И, конечно, разговор вертелся вокруг мисс Траб.

– Я смогу оставить у тебя Джой, если нам позволят ее навестить? – спросила Мевис.

– Что за вопрос? Можешь оставлять ее в любое время.

И тогда Мевис написала в больницу, прося на правах старой знакомой разрешения на посещение мисс Траб. Через несколько дней пришел ответ, что мисс Траб чувствует себя лучше и охотно увидится с мисс Холмс в обычное время для посещений.

Мисс Траб неторопливо расхаживала по двору клиники Флауэрфилд, погруженная в собственные мысли. Она была спокойнее, чем в тот день, когда чувство внезапной паники толкнуло ее в кабинет доктора Эверетта, но беспокойство все равно так ее и точило. Ощущала себя, словно балансируя меж двух пропастей, и одна из них грозила только ей самой. Если с Джой что-то случится – обвинят в этом ее. Давний кошмар, почти забытый за столько лет, вернулся вновь и обратил ее в бегство.

Она надеялась, что приняла достаточные меры предосторожности против обеих опасностей. С невеселой улыбкой на узких губах вспоминала, как вытаращил глаза доктор Эверетт, когда она заявила, что ее жизнь в опасности. Очень медленно и очень ласково, словно разговаривая с ребенком, он сказал, что знает – она действительно была в опасности, но разве не по ее собственной вине?

Вспомнила выражение абсолютного недоверия на его лице, когда она стала возражать, когда заявила, что это было очередное покушение на ее жизнь, при котором даже не посчитались с тем, что в доме могли находиться и другие лица, которые однако – по счастью – отсутствовали.

– А кто же, – спросил он, – мог бы покушаться на вашу жизнь?

Пришлось солгать, что она не имеет понятия, и только наблюдать, как гримаса недоверия сменяется уверенностью, что она страдает манией преследования.

Так что легко было после еще нескольких абсурдных с виду утверждений сломаться, расплакаться, заявить, что она боится за свой разум и умолять, чтобы ее направили на лечение в психиатрическую клинику. Доктор Эверетт поспешно согласился, по ее мнению, даже слишком поспешно. Ну, и вот она здесь, после недельного наблюдения переведенная в виллу, среди прочих тихих больных, и с виду даже свободная. Пока все в порядке.

Интенсивные воспоминания, переживание заново каждого минувшего эпизода ее жизни, стало привычкой, которую она довела до совершенства за время первого года заключения. Ей тогда было двадцать четыре, и казалось, что жизнь ее кончена. Потому ей казалось, что она обязана сохранить навсегда в памяти все образы и звуки прошлого, словно она вдруг оглохла и ослепла, призвать и сберечь в памяти все чувства радости и даже грусти прежней жизни, чтобы теперь, в мрачных стенах тюрьмы, вновь и вновь проигрывать каждую сцену, словно граммофонную пластинку, просматривать ее, как картину на экране, или как спектакль в театре. Ведь в каждой из этих сцен она играла главную роль и хотела исполнить ее по-настоящему, чтобы та стала верным отражением когда-то случившегося дома, в школе, с родителями, с Колином. И с Френсис.

Это имя всегда возвращалось в конце, и сразу падал занавес, представление кончалось. И потом уже не было ничего, никаких мыслей, никаких сцен, никаких событий. Только безбрежная волна отчаяния, которая заливала ее так, что она не могла перевести дыхания, из которой она выбиралась только огромным, отчаянным усилием.

За долгие годы заключения мисс Траб так привыкла к этим внутренним подъемам и спадам, что почти не замечала их, а изоляция от мира и от людей привела к тому, что она перестала испытывать потребность в разговорах и обществе. После освобождения она легче, чем ожидала, вписалась в жизнь, и была глубоко благодарна Холмсам, что те редко нарушали ее одиночество. Думала, что не могли бы относиться к ней более деликатно, даже знай они всю правду о ее жизни. Только в ту ночь, когда они ушли в гости, после того ужасного визита...

Она отказалась объяснить психиатру, кто тогда навестил ее. У нее еще не было никаких готовых планов на будущее. Ей по-прежнему приходилось бежать. Если в конце концов ей придется стать лицом к лицу и бороться, не будет иного выхода, как вовлечь во все это полицию. Но еще не сейчас. Еще нет...

– Мисс Траб согласилась увидеться с вами, – сообщил доктор Бауэр – врач, который наблюдал за ней. – К сожалению, у нас еще нет окончательного заключения по ее случаю. Она страдает легкой манией преследования, иногда бывают галлюцинации. Но в ее возрасте такие нарушения психического равновесия случаются.

– Любой бы вышел из равновесия, переживи он то же, что она, – стала защищать ее Мевис.

– Разумеется, разумеется, – поспешно поддакнул врач, стараясь показать, что и он не чужд сочувствия. – Вижу, вы хорошо ее знаете, и наверняка ничем не расстроите. Инспектор Браун мне рассказывал в общих чертах ее историю. Может быть, вы что-то можете добавить?

– Нет. Она нам ничего о себе не говорила. Ни единого слова.

– Инспектор мне рассказывал, что вы с мужем занялись ее прошлым. Он считает, что вы совершаете ошибку.

– Я думаю, – возразила Мевис. – Он не хочет, чтобы мы доказали, что они ошибались с самого начала. Но ее защитник так не считает. Он весьма оптимистично настроен. И ее шеф тоже. И хозяйка, у которой она жила, когда... когда умер ребенок.

Короче, все, кроме той женщины из бюро гражданских актов, которая считает трусостью и жульничеством то, что мисс Траб позволила сестре идти на регистрацию...

– Сестре, – задумчиво протянул врач. Мисс Траб не захотела увидеться с миссис Мидоус, которую с большим трудом удалось удержать от вторжения в палату, хотя та и знала об отказе. Но этот вопрос не подлежал обсуждению с миссис Холмс.

– Так вы считаете, что нам следует выйти из игры? – спросила Мевис. Прозвучало это слишком резко, так что она добавила: – Мы с мужем считаем, что она совсем не сумасшедшая.

– Угу, – коротко кивнул врач и нажал кнопку звонка.

Появилась медсестра.

– Прошу проводить миссис Холмс к мисс Траб, – велел он, встал, протягивая на прощание руку, мягкую, словно безвольную ладонь. Мевис подумала, что если все психиатры такие, как этот ни рыба, ни мясо, то дай Бог, чтобы они ей никогда не понадобились.

– Прошу сюда, – любезно пригласила ее медсестра.

Шагая следом за ней, Мевис испытала приятное удивление. Не видела ни замков, ни решеток, не слышала лязга железных дверей. Ну да, ведь мисс Траб числилась среди тихих.

– А где вы держите тяжело больных? – спросила она. – Буйных?

Девушка весело рассмеялась.

– У нас таких нет. Почти никогда. В госпитальном блоке есть специальные палаты и изоляторы. Каждого вновь прибывшего на неделю кладем в постель на обследование, и для определения способа лечения. Мисс Траб многого не понадобилось. Она абсолютно безвредна.

– Мы в этом совершенно уверены, – подтвердила Мевис так горячо, что медсестра с любопытством оглянулась на нее.

Мисс Траб совершенно не выказала удивления, когда Мевис вошла в комнату для посетителей. Привстала с кресла, но не вышла ей навстречу. Мевис заметила, что она носила собственную одежду: темно-синий костюм и серый плащ.

– Я гуляла в саду, – пояснила мисс Траб. – Много хожу, это мне полезно.

– Оставляю вас одних, – вмешалась медсестра. – Доктор разрешил не больше двадцати минут.

Они сели, и воцарилось неловкое молчание. Прежде Мевис не отдавала себе отчета, как трудно будет начать разговор. Ведь предстояло вспомнить историю с газом и рассказать об их поисках, а ей казалось просто невозможным затронуть ни одну их этих тем. Ситуацию спасла мисс Траб.

– Мне так жаль, – произнесла она своим мягким голосом, который так нравился Мевис, – что вам пришлось пережить столько неприятностей и шумихи из-за моей... из-за моей болезни. Это не моя вина и я не могла этому помешать.

Мевис промямлила, что это мисс Траб нелегко пришлось, а не им с Рэем...

– Слава Богу, – серьезно произнесла мисс Траб. – Я не могла этому помешать, разве что если бы покинула ваш дом сразу после...

Она вдруг запнулась, с испугом осознав, что еще немного – и она дала бы волю чувствам.

– После чего? – ласково спросила Мевис. – Прошу, скажите мне. Мы... Мы с Рэем хотим вам помочь. Мы сделаем все... даю вам слово. Так нам было жаль... Нам казалось, что мы вас каким-то образом подвели.

– О, нет! – воскликнула мисс Траб, ломая пальцы. Лицо ее исказилось. – Только не просите! Не могу я вам ничего сказать! И никогда не смогу!

Слезы потекли по ее лицу. Мевис охватило беспокойство и чувство вины. Чтобы сменить тему, она начала рассказывать о Джой – что та очень выросла, что уже сама сидит на полу, что умеет перевернуться на спину, если положить ее на животик.

Мисс Траб искусно поддерживала разговор и через несколько мнут уже знала и о визите миссис Форд, и о занятиях Рэя в саду. Мевис хотела спросить мисс Траб, не удавалось ли ей выбраться из клиники и заглянуть к ним, а если да, то почему она не вошла в дом, но боялась ее расстроить.

Тем временем мисс Траб начала рассказывать о себе, о удобной жизни, которую она тут ведет.

– У меня свободный режим, – спокойно пояснила она. – Такая приятная разница по сравнению с постоянным кружением по двору...

– Что значит – свободный режим?

– Нужно дать слово, что вернешься к определенному часу. Их не интересует, куда я иду – в магазин или... ну... куда-то еще.

Мевис онемела. Почему она не упомянула, что была у них в саду перед самым обращением в клинику? Почему сейчас не предложила их навестить? На миг исчезло ощущение безопасности, уверенности в себе, даже вера в мисс Траб. Это наверняка она была тогда в саду... Могла быть она и до того... та записка, приколотая к коляске. И сейчас в любое время может... а мама уехала!

– Значит это были вы! – услышала она свой собственный голос, – и тут же распахнулись двери и вошла улыбающаяся медсестра.

Мевис поспешно встала. Медсестра, похоже, ничего не слышала, лишь сказала:

– К сожалению, вам пора.

Мевис, стыдясь своей вспышки, обернулась к мисс Траб, протянув на прощание руку. Но мисс Траб замерла, сжавшись в кресле, понурив голову и уставившись в пол.

– Я... я не хотела... – начала Мевис, но медсестра потянула ее за рукав и проводила к выходу.

– Да вы так не расстраивайтесь, – шепнула она. – Пациенты часто так себя ведут. Наверное, она просто устала. Вы ее первый посетитель с тех пор, как она сюда попала.

Мевис вернулась домой, глубоко огорченная этим разговором и впервые убежденная, что их бывшая квартирантка не совсем нормальна.

– А ты не думаешь, что тут может влиять окружение? – спросил Рэй, упрямо не поддаваясь сомнениям. – Ведь ты же видела там настоящих сумасшедших?

– Трудно сказать. Когда я вошла, во дворе было много людей, но все они выглядели вполне заурядно. Да, правда, я видела несколько человек, которые выглядели странновато. Одни ко всему безразличные, другие слишком оживленные. Но я не хочу о них думать. Важнее всего, что она может уходить и возвращаться когда захочет. А клиника совсем неподалеку от нас – автобусом всего шесть пенсов.

– И что из этого?

– Полагаешь, это не опасно? Я жутко волновалась весь день. Все время выбегала в сад, хотя и видела коляску через окно.

– Я полагаю, поводов для беспокойства нет.

– Но мы по-прежнему не знаем, кто приколол тогда записку. И не прекратили поиски.

– Никто об этом не знает. Только мистер Кук, мистер Уоррингтон-Рив и инспектор Браун. И мы больше не ездили в Уэйфорд.

– Но были в Конингтоне. Это ужасно! – воскликнула в отчаянии Мевис. – Понятия не имеем, где искать. Не знаем даже, в прошлом Френсис или Элен. Все было бы проще, реши мы, что... Элен.

– Кто-то уже решил так шестнадцать лет назад, – упрямо ответил Рэй. – И я хочу найти того мерзавца, который это сделал.

Через два дня Мевис после обеда поехала с Джой в парк, расположенный неподалеку от Сэндфилдс Авеню. Там она встретила Риту Вильямс с двухлетним сыном. Расстелив большой плед на траве, усадили на него детей, а сами присели на соседнюю скамейку.

В один прекрасный миг маленький Дерек встал и зашагал в сторону. Рита, ожидавшая второго ребенка, с тяжелым вздохом поднялась со скамьи.

– Я приведу его, – удержала ее Мевис.

Она зашагала за мальчиком, держась на некотором расстоянии и решив подхватить его, как только иссякнет внезапный прилив энергии. И тут до нее долетел предостерегающий крик Риты.

– Пруд! – кричала та. – Там, за деревьями!

Мевис прибавила шагу. Рита ковыляла за ней.

Поймали они беглеца у самого берега. Малыш, которому помешали в последнюю минуту, визжал и отбивался, так что понадобилось несколько минут, чтобы его успокоить и вернуться назад.

Когда они вышли из-за деревьев, Мевис вдруг вскрикнула и кинулась вперед. Скамейка стояла на месте, плед лежал на траве. Но коляска с ребенком исчезли.

Рэй, тут же вызванный с работы, застал жену полуживую от отчаяния, Риту Вильямс почти в таком же состоянии и инспектора Брауна, силящегося хоть что-то понять из их бессвязных воплей.

При виде мужа Мевис несколько успокоилась и постепенно обе женщины сумели кое-как рассказать, что произошло.

– Это продолжалось не больше пяти минут, – твердила Рита. – Мы потеряли ее из виду на мгновенье. Это моя вина, что я ее оставила, но я так боюсь этого пруда! Все этот маленький чертенок Дерек!

– Да, мы почти не спускали с нее глаз, – всхлипывала Мевис. – И поблизости живой души не было.

– Кроме того мужчины, – добавила Рита.

– Какого мужчины? – спросили одновременно инспектор и Рэй.

– Ох, ты имеешь в виду того в сером плаще и мягкой фетровой шляпе? – припомнила Мевис.

– А это точно был мужчина? – спросил инспектор. Он был потрясен происшедшим. Ведь он счел предостережение мистификацией, а оказалось – это всерьез. – Серый плащ, мягкая шляпа. Какого цвета брюки?

Женщины озадаченно переглянулись.

– Он стоял за кустами, – пояснила Рита. – Брюк не было видно.

– И некогда нам было на него глазеть, – добавила Мевис. Но там была не мисс Траб, если вы это имеете в виду. Я бы ее всегда узнала.

– Ладно, все в порядке. И вы можете припомнить только его?

– Да.

Ничего больше они добавить не могли. Инспектор обещал позвонить, как только ребенок найдется. Через час – максимум два. Видя, однако, каменное лицо Рэя, добавил:

– Позвоню, как только что-нибудь узнаем.

Рита ушла домой, все еще повторяя, что это ее вина. Отчаявшиеся родители остались одни, в полной растерянности. Через некоторое время позвонил инспектор: мисс Траб покинула клинику «под честное слово», еще неизвестно, где она, но если найдется, он позвонит.

Когда подошло время, в которое они обычно укладывали Джой спать, Мевис, безутешно рыдая, схватила Рея в объятия. Стемнело. Она не переставала думать о своей малышке, брошенной где-то под открытым небом. Может кто-то над ней издевается, может быть ее уже нет в живых... Ей казалось, что все в ней разрывается в клочья, что она умирает...

Вдруг Рэй разжал объятия и кинулся к окну. Он уставился в сад, заметив, что открывается калитка.

– Иди сюда! – голос его дрожал от напряжения.

Мевис была тут как тут.

Калитка действительно была открыта и в нее входила спиной вперед плотная фигура в сером плаще, везя за собой детскую коляску с поднятым верхом.

Рэй стремительно распахнул окно и выскочил в сад.

– Где Мевис? – сурово спросила его мисс Траб.

– Что вы, черт возьми, вытворяете?

– Мевис не должна оставлять Джой одну в публичных местах, – продолжала мисс Траб. Развернув коляску, она стала подталкивать ее в сторону дома. – Это могло плохо кончиться. Вас же предупреждали, правда?

Рэй с трудом взял себя в руки. Инстинкт и логика говорили ему, что мисс Траб не в своем уме. Но смотрела она на него нормальным, спокойным взглядом, и ее голос был убедителен, как всегда.

– Откуда вы знаете? – спросил он.

– Неважно. Где Мевис? Почему она не выходит?

Рея охватила ярость.

– Вы все знаете, да? Тогда почему не прекратите эти ... эти глупости? Почему не скажете правду?

Лицо мисс Траб исказила гримаса боли.

– Если бы я могла! – шепнула она. – Если бы только могла!

Но уже подбежала Мевис, складывала верх, срывая одеяльце, хватая в объятия спящую малышку с почти звериным криком радости и боли.

– Положите ее в кроватку, – сказала мисс Траб своим обычным спокойным тоном. – Лучше ее сегодня не купать.

Они были слишком ошеломлены, чтобы что-то ответить.

– Я опаздываю, и полагаю, что лишусь права покидать клинику под честное слово, – продолжала мисс Траб. – Надеюсь, вы сообщили в полицию. Впредь вам следует быть осторожнее. Потому что я уже не смогу вас защитить.