Так они проходили двери за дверями, пока, наконец, не оказались в огромном зале, таком огромном, что Сашка не видела его окончания. Откуда-то сверху лился солнечный свет, а зеркальная гладь стен светилась изнутри равномерным светом разных оттенков. Пол же был кобальтового цвета, и Сашка была готова поклясться, что там, в полу, были звёзды.
Дисней бы удавился от восторга.
Но больше, чем размер зала, видимо, для торжественных случаев, Сашку поразило количество людей, вернее — альвов. При этом мужчин было явно больше, чем женщин. Те были одеты в белое и выделялись сразу.
Если бы Бондарчук снимал батальную сцену, ему бы хватило народу без всяких дублей, и осталось бы ещё раз на двадцать.
Сашка уже было начала волноваться, где тот, с кем она связана нитями мироздания, как Леголас Семнадцатый, собственной персоной, возник перед ней и подал руку, которая только мгновение была ледяной, а потом стала комфортной для Сашки температуры. Сашка задержала взгляд на альве и увидела женщину, похожую на неё, та стояла на фоне зелени трав, в лёгком струящемся платье, и мужчину, высокого альва, который подошёл к ней и взял за руку, а потом поцеловал в губы. Долгим поцелуем. Очень долгим. Таким, что Сашка остановилась и даже приоткрыла рот в удивлении, разглядывая то, как Леголас Семнадцатый целует женщину, отрывая свои губы, одаривая лёгкими мелкими поцелуями щёки и шею, а потом снова возвращаясь к губам, когда Сашка переводила дыхание. Она чувствовала уже знакомый аромат и вкус лесных трав, спелых яблок и карамели, и её голова приятно кружилась, и хотелось как можно больше этого вкуса, аромата и сладости поцелуев.
Вдруг всё прервалось, и Сашка увидела Эарбримада Лифедода Канинейла Финлилира Лироса, того, что был Эрбадридом и жрецом. Он встал лицом к Сашке и Семнадцатому, что-то коротко произнёс, даже не сказал, настолько это было коротко, потом встал спиной к Сашке и Семнадцатому, ещё раз что-то произнёс.
— Он объявил, что ты та, с кем я связан нитями мироздания, — пояснил Леголас Семнадцатый, — ритуал окончен.
— Это был ритуал? И это всё? — Сашка никак не могла скрыть какого-то разочарования…
Интересно, а брачная ночь у них такая же длинная, как ритуал?
— Это зависит от многих факторов, — ответил Леголас Семнадцатый, — но мне ещё не приходилось разочаровывать женщин, — Семнадцатый улыбнулся. — Надеюсь, мне удастся не разочаровать ту, с кем я связан нитями мироздания.
— Хм, — Сашка ухмыльнулась.
— Ты голодна, — перебил её альв и повёл к столу с яствами, потому что едой это назвать было трудно.
Икра заморская, баклажанная.
Вспомнились слова из известного фильма, Сашка хихикнула и представила альва Леголаса Семнадцатого, объявляющего: «Танцуют все», и заметила удивлённый взгляд того, с кем она связана нитями мироздания.
Интересный эффект кино.
Тем временем альвы вовсю веселись, как оказалось, у них даже был свой оркестр, который исполнял приятные мелодии, они танцевали и даже играли во что-то типа чехарды или лапты. Сашка не была уверена, как выглядят эти игры даже в своём мире, что уж говорить про Девять Стран и Одиннадцать Государств, расположенных в Третьем Измерении из Семи.
Вообще, альвы были похожи на детей. Взрослых, внешне привлекательных детей. У них были открытые улыбки, и по их лицам всегда было понятно, что они думают.
— Мы не умеем врать, — пояснил Семнадцатый.
— Мы никогда не хитрим, — ещё раз пояснил.
Сашка уже почти засыпала, всё же день был длинным и насыщенным, а накануне ночью она спала отвратительно, когда вдруг все исчезли, словно их и не было. В одно мгновение зал был полон музыки, смеха и альвов, а в другое — стало тихо и пусто.
Остались только Сашка — в красивом платье из органзы, кружев и вышивки, на ней даже была небольшая диадема, может быть, с драгоценными камнями, и Леголас Семнадцатый, который посмотрел на Сашку, но видела она не его, а женщину, похожую на неё. Женщина была одета в яркое голубое платье, она медленно шла, и полы платья обнимали длинные стройные ноги женщины, когда она приближалась к огромной, очень огромной кровати, на которой сидел Леголас.
Она подошла и остановилась у ног альва, он взял её за руку, и Сашка только на мгновение почувствовала ледяной холод, а потом температура стала комфортной для неё.
К удивлению Сашки, альв не стал уже привычно целовать женщину в губы, он медленно, как будто сцеловывал сладость, проводил губами по пальцам женщины, поднимался губами к запястьям, останавливался там, чтобы позже подняться выше, к сгибу локтя, и ещё выше, к ключице, выемке, яремной ямке. Сашка видела, как длинные пальцы альва легко сдёрнули голубую ткань с плеч женщины, и она скатилась мягкой волной по спине и легла у ног, свернувшись покладистым зверем. Сама же женщина осталась обнажённой и дрожала, но не от холода или стыда. Сашка ощутила желание той женщины, даже вожделение, хотя до этого ей ни разу в жизни не приходилось ощущать чего-то подобного.
Сашка внимательно смотрела, как мужчина-альв легко притянул к себе женщину, прижав к себе, обнимая за талию и ягодицы, и тут же задохнулась от желания большей близости. Но не было похоже, что альв торопится исполнить желание женщины. Он медленно и даже сладострастно, хотя Сашка и не знала толком, как это, целовал женщину, и она ощущала уже знакомый вкус и аромат лесных трав, спелых яблок и карамели. Его язык скользил по губам, между губ и дальше, и женщина отвечала ему тем же, выгибаясь и прижимаясь всем телом к телу мужчины. Сашка даже слышала стоны и прерывистое дыхание… пока не поняла, что это её дыхание становится прерывистым.
И она ещё раз посмотрела на Леголаса Семнадцатого.
— Это? — она искала слова.
— Да, — коротко ответил Семнадцатый, — пойдём. — Он подал руку, и Сашка уже наяву почувствовала ледяной холод от руки, но тут же температура стала комфортной. — Я могу переместить нас, — начал Леголас.
— Тебе для этого надо поцеловать меня? — почему-то с надеждой спросила Сашка.
— Да, — ухмыльнулся Семнадцатый и тут же поцеловал.
Сашка уже не отделяла аромат и вкус лесных трав, спелых яблок и карамели от самого Леголаса, она отвечала на поцелуй, крепко зажмурив глаза, потому что вокруг всё стремительно кружилось, и Сашке казалось, что даже крупицы света и солнечных лучей заплетаются в сложные узоры вокруг них.
Когда она открыла глаза, они были в той самой спальне, рядом с той самой кроватью, из видения Сашки, где альв ласкал женщину, так похожую на неё, а Леголас Семнадцатый стоял в стороне и судорожно хватал ртом воздух, как при астматическом приступе.
Сашка уже было стала шарить глазами в поисках ингалятора или чего-то, напоминающего его, или что должно помогать в таких случаях альвам?
— Я не могу, — проговорил Семнадцатый, — я чувствую всех их.
— Ааааааааа, — догадалась Сашка, — это ты задыхаешься от того, что ощущаешь «всех моих мужчин»?
— Да, — Семнадцатый сник.
— Ты узколобый напыщенный индюк, — проговорила Сашка.
— Я альв, — напомнил альв.
— Индюк, — решила не сдаваться Сашка.
— Мистрис Атеистка, ты должна знать, что наши женщины всегда вступают в отношения с мужчинами невинными.
— Всегда? — она с подозрением посмотрела на Леголаса.
— Всегда, — уверенно сказал Семнадцатый.
— Что-то не сходится. Мужчин у вас больше… и вообще, это архаизм!
— Так у нас принято, — развёл руками с длинными пальцами Леголас Семнадцатый.
— А у нас говорят, что просто стать первым мужчиной в жизни женщины, сложно — стать последним.
— Как это?
— Нууууу… — Сашка задумалась, потом продолжила. — Вот был у меня мужчина, — Сашка посмотрела, как поморщился Семнадцатый, — так вот, был у меня мужчина, — твёрже, — и мне совсем не захотелось, чтобы он навсегда остался со мной, вот даже до утра не захотелось. И с другим тоже не захотелось, и с третьим тоже. — Сашка вдруг вздохнула, и ей стала стыдно, не сильно, и она не поняла, за что именно, но стало.
— А ты хотела такого мужчину?
— Чтобы навсегда?.. Да. Чтоб всех забыть, — Сашка вздохнула, не то чтобы она «всех помнила».
— Я, кажется, понял тебя. Как эликсир забвения.
— Точно!
И в то же мгновение Сашка оказалась прижата спиной к мягкой ткани покрывал, а телом — к телу Леголаса Семнадцатого, который не спеша целовал её запястья, нежную кожу у сгиба локтя и ключичную выемку. Сашка уже задыхалась от охватившего её желания и даже вожделения, когда она впилась губами в губы Леголаса Семнадцатого в каком-то суеверном страхе, что он снова начнёт задыхаться и отпрянет. Но этого не случилось… Как и потом, когда Сашка увидела, как маленькие крючки, которых было множество, поддавались длинным пальцам Семнадцатого, и вскоре органза и кружева полетели в сторону, прочертив круг и упав на банкетку рядом с кроватью.
Сашка любовалась Леголасам Семнадцатым, когда он снял с себя одежду, так же быстро разбираясь с рядом хитроумных крючков, и остался только в лёгких брюках.
Внезапно Сашка ощутила страх или волнение, или что-то… странное.
— Это ты? — решила уточнить Сашка.
— Нет, — ответил Семнадцатый и внимательно посмотрел на Сашку, потом глухо засмеялся и произнёс. — Тебе нечего бояться, мистрис Атеистка, в физическом плане альвы абсолютно совместимы с людьми.
— А?
— Ты можешь убедиться лично. Сейчас.
Сашка решила, что убедиться лишним не будет. И убедилась. Сначала на взгляд. В физическом плане он был почти такой же… может, больше? Или толще? Или… всё же нет? Потом на ощупь — он был таким же тёплым, комфортной для Сашки температуры. А потом и на вкус, который был, конечно же, как лесные травы, спелые яблоки и карамель.
Когда же «всё случилось», Сашка забыла, как дышать, стонать, она забыла даже своё имя и имя того, с кем она. Она забыла человек она или альв, забыла, сколько ей лет, и где она родилась. Когда же «всё закончилось», Сашка ощутила себя новым существом, неведомой расой, она словно стала сильней или даже умней, или даже — выше.
Она — переродилась.
И сам Лиросол Аэглор Амарор Маэдфанноат Малор Семнадцатый, правитель Девяти Стран и Одиннадцати Государств, расположенных в Третьем Измерении из Семи, подтвердил это.
Он отдал ей половину оставшейся ему жизни и половину своей жизненной силы.
Вскоре жизненные силы Малора Семнадцатого восстановятся, потому что он питает их из земли, воды и воздуха, всего сущего в Третьем Измерении из Семи, а вот мистрис Атеистка питать свои силы может только в самом Малоре.
Схема показалась Сашке довольно простой и удобной.
Они ещё немного поговорили, потом поели, потом ещё поговорили, потом ещё, Малор Семнадцатый ещё раз поделился с Сашкой силой и ещё раз, и, под утро — ещё раз. Откуда Сашка знала, что было утро — Сашка ответить не смогла бы.
— Так, — сказала Сашка, — это всё весело, но мне надо на работу.
— Зачем? — удивился теперь уже муж мистрис Атеистки.
— Потому что мне надо работать, — пояснила Сашка, по её мнению — более чем понятно.
Юлька там с ума, наверное, сходит.
— Ты не можешь вернуться в свой мир, — сказал Семнадцатый.
— Что значит «не могу»?
— Не можешь. Эарбримад Лифедод Канинейл Финлилир Лирос совершил ритуал, ты та, с кем я связан нитями мироздания, ты не можешь. Если ты покинешь пределы Третьего Измерения из Семи, я погибну, но, и это страшнее — ты сама можешь погибнуть.
— Так я здесь навсегда, что ли? Навечно?
— Альвы не живут вечно, — поправил Леголас Семнадцатый.
Ну, конечно, пара-другая тысячелетий — это же не вечность!
И они так бы и припирались, если бы в комнате не возникла женщина в светлом, и что-то не сказала Леголасу. Звук был прерывистый и гортанный.
— Они так и будут появляться без стука? — возмутилась Сашка.
— Прошу прощения, — проговорила, почти пропела, альва в белом, — я бы ни за что не побеспокоила вас во время личной беседы (видимо, спор не был таким уж личным) или забора энергии (о, как!), но Лиросола Аэглора Амарора Маэдфанноата Малора Семнадцатого, правителя Девяти Стран и Одиннадцати Государств, расположенных в Третьем Измерении из Семи, ждут неотложные нужды.
— Я пойду с тобой, — заявила Сашка.
— Я бы не хотел этого, мистрис Атеистка.
— У тебя от меня какие-то тайны? — Сашка нагнула голову и внимательно посмотрела на Леголаса.
— Ты та, с кем я связан нитями мироздания, у меня не может быть от тебя тайн, — проговорил Семнадцатый, пока Сашка надевала платье, протянутое альвой в белом. Платье было ярко-голубым, как и тесьма, которой ей подвязали волосы, как в древней Греции, пока Сашка выговаривала Лиросолу Аэглору Амарору Маэдфанноату Малору Семнадцатому, что это вопиющее безобразие и нарушение прав женщин из других измерений, что им пора бороться за свои права и даже создать профсоюз, который, кстати, Сашка же и возглавит.
Она продолжала возмущаться, пока не поняла, что Семнадцатый переместил их в незнакомую комнату, скорее — террасу, и на небе, наряду с неярким, но полуденным солнцем, светили звёзды и полумесяц. В тёмном же море звёзд не было.
Сашка остановилась, впервые за всё время она почувствовала тревогу, сначала смутную, а потом сильнее и сильнее, она смотрела на ступени, пока не увидела ярко-красное пятно платья, удивительно лёгкого, паутинкой спускающегося вдоль тонкого стана женщины с золотистыми волосами. Зелёные глаза женщины на идеально красивом лице смотрели настороженно, а голову обрамляли маленькие рожки, золотистые.
— Она из Четвёртого Измерения, — услышала она Малора Семнадцатого, но у Сашки было ощущение, что она прекрасно знает эту женщину. Знает… и любит. Что-то тёплое поднялось у неё в животе, когда она смотрела на силуэт, а потом маленькие рожки. Поднялось… и оборвалось острой болью. Сашке стало больно, словно кто-то пнул её в живот. Она почувствовала боль на губе, и только позже поняла, что это Малор укусил себя за нижнюю губу, из которой пошла на удивление обыкновенная кровь.
Сашка не просто видела Леголаса с этой рогатенькой, словно купаясь в его воспоминаниях, она готова была поклясться, что хотела прикоснуться к этой женщине, она даже ощутила аромат её кожи — морской бриз и что-то незнакомое Сашке, экзотическое, сладкое, с долгим послевкусием.
Она смотрела, как сидит на руках у альва эта красивая женщина, а он перебирает длинными пальцами её золотые пряди, смотрела, как он поднимает и кружит её, а она смеётся, и Сашка точно знала, видела, ощущала, что рогатенькая любит Семнадцатого.
— Эй, Семнадцатый, — взвилась Сашка, — ты так и собираешься профукать эту хорошенькую рогатенькую дамочку?
— Я бессилен в этой ситуации.
— Может быть, ты и бессилен, но я не собираюсь терпеть это.
— Что именно?
— Твою боль, ушастый. Ты не должен так страдать!
— У меня нормальные уши.
Лучше бы у тебя были нормальные мозги.
Леголас Семнадцатый в раздражении отвернулся и прошёл к золотоволосой. Он заговорил, и Сашка не понимала ни слова, звуки были странными, непроизносимыми.
Но Сашка всё понимала, и это было странно и неудобно.
— Я пришёл проститься с тобой, любовь моя.
— Я знаю.
Пара идиотов. Один ушастый, другая рогатая… интересно, а хвост у неё есть?
— Я буду помнить тебя всю жизнь.
— Нет, ты выпьешь напиток забвения и не вспомнишь меня никогда, ты проживёшь жизнь, полную любви и радости, у тебя будет семья, любимый мужчина и дети. Всё, что ты хотела, любовь моя.
— Я хотела этого с тобой, — рогатенькая отступала вглубь террасы. — Только с тобой, Малор.
— Я бессилен, — Семнадцатый опустил голову, и Сашка почувствовала у себя на щеках… слёзы.
Вот это нафиг…
— Так, — Сашка деловито подошла к рогатенькой, по пути разглядывая рожки, почему-то находя их симпатичными, да что там, она захотела себе такие же, только не золотистые, а хромированные, например.
— Ты, значит, — Сашка ткнула пальцем в Семнадцатого, — любишь её?
— Ты та, с кем я связан нитями мироздания, — произнёс Леголас, и Сашке очень захотелось съездить ему в нос.
— Если один человек собрал, другой завсегда разобрать может, — заявила Сашка, — разрежем нитки. А ты, значит, любишь его?
Рогатенькая покорно мотнула головой, и рожки поймали свет и пустили солнечных зайчиков прямо на лицо Малору Семнадцатому, отчего он заулыбался.
— Ага… — Сашка прошла пару кругов по террасе, — ага, ага, — повторила ещё раз, — значит, есть эликсир забвения?
— Есть, — подтвердила рогатенькая.
— И как он действует?
— Тот, кто выпьет его, забывает именно то, что желает забыть, — проговорил Семнадцатый.
— Отлично, значит, мы его выпьем, — она показала рукой на Леголаса, — и забудем друг друга, я вернусь в свой мир, а ты к своей рогатенькой.
Мир. Труд. Май.
— Я не могу выпить этот эликсир, — проговорил Леголас, — я правитель, правителям непозволительно…
— Ах, непозволительно! — Сашка была в бешенстве. — А быть связанным нитями судьбы не пойми с кем, тогда как сердце заходится от боли по другой — позволительно? А мне, выходит, позволительно ощущать эту боль? Чувствовать твою любовь, твоё отношение, чувствовать, что твоё сердце — моё сердце. Что твои слёзы — мои слёзы. Это позволительно?! Не стану я терпеть и тебе не дам, ты сам задыхался… да, теперь я поняла — от чего.
— Мистрис Атеистка, мистрис Атеистка, Саша, Александра, Алекс….
Голоса кружились, кружились, кружились, пока не стихли.