Примечания

1

Поэзии и правды (нем.).

2

Здесь и ниже в этом тексте курсивом выделены слова, написанные по-русски.

3

Селеста Альбаре (1891–1984) — горничная Марселя Пруста, оставившая книгу воспоминаний «Господин Пруст» (1973), записанных Жоржем Бельмоном.

4

La Nouvelle Revue française, с 1919 года Librairie Gallimard.

5

В тринадцати томах первого издания Grasset (первый том, 1913) и NRF (1919–1927). В романе Пруста семь книг, разделенных на части (всего 21 часть), в первом издании они распределены по томам следующим образом: «В сторону Свана» (один том), «Под сенью девушек в цвету» (один том), «У Германтов» (два тома, второй включает начало «Содома и Гоморры»), «Содом и Гоморра» (три тома), «Пленница» (два тома), «Беглянка» (два тома), «Обретенное время» (два тома).

6

Пруст умер в 1922 году.

7

Речь идет о манифесте младонатуралистов, так называемом «Манифесте пяти» (1887), направленном против романа Золя «Земля».

8

«Искусство пожарных» («L’art pompier») — помпезный академизм; «пожарными» называли художников, изображавших античных героев в шлемах, которые напоминали шлемы пожарных того времени.

9

Имеется в виду специальный номер La Nouvelle Revue française, посвященный памяти Пруста (январь 1923).

10

«Ибо, хотя теперь я только и думал о том, чтобы каждый день, без исключения, видеть Жиль- берту (до такой степени, что однажды, когда бабушка не вернулась домой к обеденному часу, я не мог подавить невольно возникшей у меня мысли, что если она попала под колеса, то на некоторое время мне придется отказаться от прогулок на Елисейские Поля; когда мы влюблены, мы никого не любим), однако эти минуты, когда я находился подле нее, минуты, которых я дожидался с таким нетерпением уже с вечера, за которые я трепетал, которым пожертвовал бы всем на свете, отнюдь не были минутами счастливыми; и я хорошо знал это, ибо они были единственными минутами моей жизни, на которых я сосредоточивал самое мелочное, самое пристальное внимание и не мог обнаружить в них ни крупинки счастья» («В сторону Свана», перевод А. Франковского).

11

Жанна Вейль-Пруст умерла в 1905 году, в возрасте пятидесяти шести лет.

12

«Impressions de route en automobile» («Впечатления от поездки в автомобиле», 1907).

13

Я цитирую по памяти, возможно, искажая текст. Розанов, когда на него нападали критики за неточное или ошибочное цитирование, отвечал такой шуткой: «Нет ничего проще, чем цитировать дословно — достаточно проверить по книге. Но несравненно сложнее усвоить цитату настолько, что она станет вашей и преобразится в вас». Если я искажаю цитаты, то лишь потому, что не обладаю ни храбростью Розанова, ни правом гениального автора. Примеч. автора.

14

«И как в японской игре, состоящей в том, что в фарфоровую чашку, наполненную водой, опускают маленькие скомканные клочки бумаги, которые, едва только погрузившись в воду, расправляются, приобретают очертания, окрашиваются, обособляются, становятся цветами, домами, плотными и распознаваемыми персонажами, так и теперь все цветы нашего сада и парка г-на Свана, кувшинки Вивоны, обыватели городка и их маленькие домики, церковь и весь Комбре со своими окрестностями, все то, что обладает формой и плотностью, — все это, город и сады, всплыло из моей чашки чаю» («В сторону Свана», перевод А. Франковского).

15

Абзацные отступы, небольшие, в первом издании есть.

16

О структуре первого издания «В поисках…» см. примеч. 5.

17

Эрнст Роберт Курциус (1886–1956) — исследователь творчества и корреспондент Пруста, автор работы «Марсель Пруст» (1925, отдельной книгой вышла в 1952).

18

Тадеуш Бой-Желенский (1874–1941) — писатель, переводчик, театральный критик. В1939 году возглавил кафедру истории французской литературы Львовского университета. Расстрелян в июле 1941 года во время акции по уничтожению польской интеллигенции Львова немецкими оккупационными войсками.

19

Который, которая (польск.).

20

Луи де Рувуа, герцог де Сен-Симон (1675–1755) — мемуарист и хроникер версальского двора времен Людовика XIV и Регентства.

21

«В самом деле, она никогда не соглашалась покупать такие вещи, из которых нельзя было бы извлечь пользы для ума, особенно той пользы, которую приносят нам прекрасные вещи, научающие нас находить удовольствие не в материальном благополучии и тщеславии, а в чем- то более высоком. <…> Ей очень хотелось, чтобы в моей комнате висели фотографии старинных зданий и красивых пейзажей. Но, хотя бы изображаемое на них имело эстетическую ценность, она, совершая покупку, находила, что механический способ репродукции, фотография, в очень сильной степени придает вещам пошловатую, утилитарную окраску. Она пускалась на хитрости и пыталась если не вовсе изгнать коммерческую банальность, то, по крайней мере, свести ее к минимуму, заменить ее в большей своей части художественным элементом, ввести в приобретаемую ею репродукцию как бы несколько „слоев“ искусства: она осведомлялась у Свана, не писал ли какой-нибудь крупный художник Шартрский собор, Большие фонтаны Сен-Клу, Везувий, и, вместо фотографий этих мест, предпочитала дарить мне фотографии картин: „Шартрский собор“ Коро, „Большие фонтаны Сен-Клу“ Гюбера Робера, „Везувий“ Тернера, отчего художественная ценность репродукции повышалась. Но хотя фотограф не участвовал здесь в интерпретации шедевра искусства или красот природы и его заменил крупный художник, однако без него дело все же не обходилось при воспроизведении самой этой интерпретации. В своем стремлении по возможности изгнать всякий элемент вульгарности бабушка старалась добиться еще более ощутительных результатов. Она спрашивала у Свана, нет ли гравюр с интересующего ее произведения искусства, предпочитая, когда это было возможно, гравюры старинные и представляющие интерес не только сами по себе, например гравюры, изображающие какой-нибудь шедевр в таком состоянии, в котором мы больше не можем его видеть в настоящее время (подобно гравюре Моргена с „Тайной вечери“ Леонардо, сделанной до разрушения картины). Нужно сказать, что результаты этой точки зрения на искусство делать подарки не всегда были очень блестящими. Представление, полученное мною от Венеции на основании рисунка Тициана, фоном которого, по мнению исследователей, является лагуна, было, конечно, гораздо менее соответствующим действительности, чем представление, которое мне дали бы о ней простые фотографии» («В сторону Свана», перевод А. Франковского).

22

«…я храню в своей памяти несколько картин — может быть, последних, какие вообще существуют в настоящее время, и обреченных вскоре на гибель, — того, чем был Комбре в дни моего детства; картин, в силу того обстоятельства, что он сам начертал их во мне прежде, чем исчезнуть с лица земли, столь же волнующих, — если только можно сравнивать неясный образ воспоминания с теми знаменитыми произведениями, репродукции которых любила дарить мне бабушка, — как старинные гравюры с „Тайной вечери“ или же картина Джентиле Беллини, где мы можем видеть в несуществующем теперь состоянии шедевр Винчи или портал Святого Марка» («В сторону Свана», перевод А. Франковского).

23

Книга «В сторону Свана», разделенная на три части («Комбре», «Любовь Свана», «Имена местностей: имя») вышла в одном томе в ноябре 1913 года.

24

Имеется в виду «Пленница».

25

«Но речь идет не о том, чтобы приучать, — сказал отец, пожимая плечами, — ты же видишь, что он огорчен, у него совсем несчастный вид, у этого малыша; не палачи же мы, в самом деле! Вот так славно будет, если ты окажешься причиной его болезни! Так как у него в комнате две кровати, то вели Франсуазе приготовить тебе большую кровать и проведи эту ночь с ним. Ну, покойной ночи; я не такой нервный, как вы, усну и один» («В сторону Свана», перевод А. Франковского).

26

Описание приема у маркизы де Сент-Эвер относится к части «Любовь Свана».

27

«Как прекрасен был диалог между скрипкой и роялем в начале последнего пассажа, который слушал теперь Сван! Отсутствие человеческих слов не только не давало простора воображению, как можно было бы предположить, но вовсе исключало его; никогда членораздельная речь не обладала такой непреложной необходимостью, никогда не знала она так точно поставленных вопросов, таких прозрачно ясных ответов. Сначала раздалась одинокая жалоба рояля, словно жалоба птицы, покинутой своей подругой; скрипка услышала ее, ответила ей, словно с соседнего дерева. Происходило это как бы на заре мира, когда не было еще ничего, кроме этой пары, на земле, или, вернее, в этом огражденном отовсюду мире, так построенном логикой его творца, что двое существ навсегда останутся там в одиночестве: в мире сонаты Вентейля. Была ли то птица, была ли то не сложившаяся еще душа коротенькой фразы, была ли то невидимая, изливавшаяся в жалобе фея, чьи стоны слышал рояль и бережно их передавал? Крики ее так участились, что скрипачу пришлось ускорить движение смычка, чтобы успеть их подхватывать. Чудесная птица! Скрипач, казалось, хотел зачаровать ее, приручить, пленить. Уже она проникла в его душу, уже коротенькая фраза, призванная к жизни, потрясала, словно тело медиума, подлинно „одержимое“ тело скрипача. Сван знал, что фраза прозвучит еще раз. И личность его настолько раздвоилась, что ожидание неминуемого мгновения, когда он окажется лицом к лицу с фразой, вырвало из груди его одно из рыданий, исторгаемых у нас обыкновенно красивым стихом или печальной новостью, не в тех случаях, когда мы бываем одни, но когда сообщаем их другу, в котором мы воспринимаем себя в отражении, как третье лицо, чья эмоция, вероятно, его растрогает. Она вновь появилась, но на этот раз лишь для того, чтобы повиснуть в воздухе и покрасоваться одно только мгновение, словно застыв в неподвижности, и вслед за тем истаять. Поэтому Сван не терял ни секунды из драгоценного времени, в течение которого она длилась. Она реяла в пространстве, как мыльный пузырь, не успевший еще лопнуть. Так радуга, блеск которой слабеет, — никнет, затем оправляется и, перед тем как погаснуть, вспыхивает на миг небывалыми огнями; к двум цветам, которые фраза позволяла до сих пор различить, она прибавила другие переливчатые тона, все оттенки спектра, и все они звучно пели. Сван не решался пошевелиться, и ему хотелось заставить сидеть спокойно всех присутствовавших в зале, как если бы малейшее движение могло разрушить магическое очарование, сверхъестественное, упоительное и хрупкое, которое каждое мгновение готово было рассеяться» («В сторону Свана», перевод А. Франковского).

28

Название одной из главок второй части книги «Содом и Гоморра». Так Пруст первоначально намеревался назвать свой роман.

29

Анри Шеффер (1795–1858) — французский художник и график голландского происхождения, автор исторических и вдохновленных академическим романтизмом полотен.

30

«Но, — сказал я ей, чувствуя, что единственный способ реабилитировать Пуссена в глазах г-жи де Камбремер — это сообщить ей, что он снова вошел в моду, — господин Дега уверяет, что не знает ничего более прекрасного, чем вещи Пуссена в Шантильи. — „Что такое? Я не знаю тех, что в Шантильи, — сказала мне г-жа де Камбремер, не желавшая быть другого мнения, чем Дега, — но я могу говорить о луврских его вещах, которые ужасны“. — „Он тоже чрезвычайно восхищается ими“. — „Надо мне будет снова взглянуть на них. Все это не очень свежо в моей памяти“» («Содом и Гоморра», перевод А. В. Федорова).

31

«Как-то раз герцог Германтский, нуждаясь в какой-то справке, которую мог ему дать отец, сам представился отцу с большой учтивостью. С тех пор ему часто случалось обращаться к отцу за услугами, и всякий раз, замечая, как он спускается с лестницы, всецело поглощенный мыслью о какой-нибудь работе, а потому избегающий всяких встреч, герцог покидал своих конюхов, подходил во дворе к отцу, поправлял ему воротник пальто с услужливостью, унаследованной от старых камердинеров короля, брал его за руку и, держа ее в своей, даже лаская ее, чтобы доказать с бесцеремонностью царедворца, как охотно он готов дарить прикосновение своего драгоценного естества, вел таким образом моего раздраженного родителя, думавшего только о том, как бы удрать, до самых ворот» («У Германтов», перевод А. Франковского).

32

«В начале войны г-н Баррес твердил, что художник (речь шла о Тициане) прежде всего обязан служить во славу своей родины. Но он способен на служение ей только в том случае, если по- прежнему остается художником, то есть если он по-прежнему исследует законы, производит опыты, совершает открытия (столь же трудоемкие, как научные) и не думает ни о чем другом — будь то даже родина — кроме истины. Не стоит уподобляться революционерам, которые из „гражданского самосознания“ презирали, если не уничтожали работы Ватто и Латура, — мастеров, которыми Франция может гордится больше, чем всеми художниками Революции вместе взятыми. Наверное, если бы анатомии предложили органы на выбор, она не выбрала бы самое нежное сердце. И не по доброте душевной, не по добродетели — на самом деле, исключительной, — Шодерло де Лакло написал „Опасные связи“, не пристрастие к мелкой или крупной буржуазии побудило Флобера избрать сюжеты „Мадам Бовари“ и „Воспитания чувств“. Иные полагают, что в эпоху больших скоростей искусство, вероятно, станет кратким, — подобно тому, как перед войной предсказывали, что она не будет долгой. Железная дорога тоже могла покончить с созерцанием, но было бы глупо сожалеть о времени дилижансов, ибо автомобиль восполняет их функции, и туристы по-прежнему останавливаются у заброшенных церквей» («Обретенное время», перевод А. Година).

33

Стефан Жеромский (1864–1925) — польский писатель.

34

Элиза Ожешко (1841–1910) — польская писательница.

35

Зигмунт Красинский (1812–1859) — польский поэт, прозаик, драматург.

36

Так называемый «Мемориал» Паскаля, полоска пергамента с записью о мистическом озарении, испытанном им в ночь с 23 на 24 ноября 1654 года, которая была обнаружена после смерти Паскаля в подкладке его камзола.

37

Жан Расин, «Аталия», II, 5.

38

«Мое новое „я“, когда оно росло под тенью прошлого „я“, часто слышало, как это прошлое „я“ говорит об Альбертине, и ему представлялось, что сквозь него, сквозь рассказы, которые то „я“ подбирало, проступают черты Альбертины, и она была ему симпатична, оно ее любило, но то была любовь опосредствованная» («Беглянка», перевод Н. Любимова).

39

«В тот день, когда я в первый раз увидел его у родителей Жильберты, я рассказал Берготу, что недавно видел Берма в „Федре“; он сказал мне, что в той сцене, где она застывает, подняв руку до уровня плеча, — одной из сцен, в которых ей так аплодировали, — ей удалось воскресить благородные формы великих произведений искусства, быть может, никогда ею невиданных: Геспериду с метопы в Олимпии, делающую тот же жест, и прекрасных дев древнего Эрехтейона» («Под сенью девушек в цвету», перевод А. Федорова).

40

Имеется в виду «Пленница».

41

Рассказчик впервые слышит имя Бергота в книге «В сторону Свана», а встречает его в книге «Под сенью девушек в цвету».

42

«Можно сказать лишь, что все в нашей жизни происходит так, как если бы мы вступали в нее с бременем обязательств, взятых на себя в какой-то предшествующей жизни; в условиях нашей жизни на этой земле не содержится никаких оснований для того, чтобы мы считали своим долгом делать добро, быть деликатными и даже вежливыми, нет в них ничего такого, что вменяло бы требовательному художнику в обязанность двадцать раз переделывать вещь, превознесение которой грядущими поколениями мало будет значить для его изглоданного червями тела, например, кусок желтой стены, с таким мастерством и такой тонкостью написанный художником, навсегда потонувшим в неизвестности, оставившим от себя только имя — Вермеер, — и то едва ли достоверное. Все эти обязанности, ничем не санкционированные в теперешней жизни, принадлежат словно к иному миру, основанному на доброте, совестливости, самопожертвовании, миру совершенно отличному от здешнего, откуда мы являемся, рождаясь на этой земле, и куда снова, может быть, вернемся под власть таинственных законов, которым мы повиновались, потому что носили в себе их предписания, не зная, кем они начертаны, — законов, к которым нас приближает всякая углубленная умственная работа и которых не видят — все еще! — только дураки» («Пленница», перевод А. Франковского).

43

Новелла Анатоля Франса (1914).

44

«Многое на земле от нас скрыто, но взамен того даровано нам тайное сокровенное ощущение живой связи нашей с миром иным, с миром горним и высшим, да и корни наших мыслей и чувств не здесь, а в мирах иных. Вот почему и говорят философы, что сущности вещей нельзя постичь на земле. Бог взял семена из миров иных и посеял на сей земле и взрастил сад свой, и взошло все, что могло взойти, но взращенное живет и живо лишь чувством соприкосновения своего таинственным мирам иным, если ослабевает или уничтожается в тебе сие чувство, то умирает и взращенное в тебе».

45

«Бергот был мертв. Мертв навсегда? Кто может на это ответить?» («Пленница», перевод А. Франковского).

46

«Бергота похоронили, но всю траурную ночь его книги, выставленные по три в освещенных витринах, бодрствовали, словно ангелы с простертыми крыльями, и казались символом воскресения того, кого больше не было» («Пленница», перевод А. Франковского).

Загрузка...