1917 год. В революционную Россию

В шестой и последний раз Владимир Ильич Ленин был в Швеции в марте — апреле 1917 года.

Мы уже рассказывали, что впервые В. И. Ленин приехал в Стокгольм в ноябре 1905 года. Тогда он, покинув Женеву и распрощавшись со своей первой эмиграцией, отправлялся в Россию, кипевшую в огне первой революции. Через 12 лет Швеция вновь оказалась на пути Ленина в революционную Россию. И на этот раз он уехал из Швейцарии тем же (до Стокгольма) маршрутом, которым воспользовался в 1905 году.

2 (15) марта 1917 года в послеобеденное время в квартиру сапожника Каммерера, что на третьем этаже дома 14 по улице Шпигельгассе в Цюрихе, вбежал польский социалист М. Вронский. Он спешил к Владимиру Ильичу Ленину и Надежде Константиновне Крупской с новостью о революции в России.

Эта новость была и внезапной, и давно ожидаемой. «Европа чревата революцией»,- говорил Ленин в день двенадцатой годовщины первой русской революции на собрании цюрихской рабочей молодежи.

Но как проверить сообщение о том, что демократическая революция уже свершилась? Как узнать подробности? После обеда Ильичи собирались пойти в библиотеку. Сообщение о русской революции переменило планы. Надо было спешить на набережную Цюрихского озера, где на специальных витринах вывешивались газеты и только что поступившие сообщения телеграфных агентств. Размеренная жизнь сменялась немедленными и решительными действиями. Кончилось время эмиграции, наступил момент перехода на положение революционера в своей стране, пришло время включаться в борьбу в гуще самой борьбы. Решающим образом влиять на ход событий, овладеть положением в революционной России — вот что было необходимо партии большевиков, В. И. Ленину. Именно поэтому первой мыслью, овладевшей в те минуты Владимиром Ильичем, была мысль о возвращении в Россию.

Большевистские лидеры партии, находившиеся в Петрограде, только что вернувшиеся из ссылок и тюрем, напряженно работали в массах, видели трудности борьбы, сами вели непримиримую борьбу против меньшевистского влияния в партии, но все хорошо понимали, что в это трудное и ответственное время В. И. Ленину нужно быть, обязательно нужно быть в России.

Владимиру Ильичу пришлось прожить вдали от родины свыше 15 лет. Но в эти годы В. И. Ленин внес неоценимый вклад в революционную теорию и практику, в развитие марксизма.

Обобщая опыт революционного движения, Ленин в трудах «Что делать?», «Шаг вперед, два шага назад» и других разработал учение о пролетарской партии нового типа. Создание большевистской партии открыло новый этап в российском и международном рабочем движении. В период, когда капитализм вступил в империалистическую стадию и пролетарское движение стало массовым, Ленин развивал марксистскую теорию дальше, разрабатывал революционную стратегию и тактику, отвечающую новым историческим условиям. «…От революции демократической, — писал он, — мы сейчас же начнем переходить… к социалистической революции. Мы стоим за непрерывную революцию. Мы не остановимся на полпути» [60].

В. И. Ленин открыл перед российским и международным пролетариатом ясную перспективу пути к победе нового строя. Он выдвинул и обосновал в этот период идею соединения пролетарской классовой борьбы с борьбой за уничтожение национального гнета, за социализм.

Было очевидно, что именно Ленин должен возглавить дальнейшую борьбу, предостеречь партию, пролетариат от ошибок.

Опасения имели основания.

4(17) марта ЦК РСДРП принял резолюцию, в которой дал правильную оценку Временному правительству Милюкова — Гучкова — Керенского: «Теперешнее Временное правительство по существу контрреволюционно, так как состоит из представителей крупной буржуазии и дворянства, а потому с ним не может быть никаких соглашений». Но кроме оценки положения нужна была программа действий. Ее в резолюции не было.

Газета «Правда» 14(27) марта опубликовала статью Каменева с призывом к поддержке Временного правительства, а 15(28) марта выступила со статьей «Без тайной дипломатии», призывавшей к продолжению войны. Статьи вызвали восторженную похвалу буржуазной прессы. Газета «День» написала: «„Правда“ поумнела за одну ночь». Кадетская «Речь» приветствовала «Правду» за «просветление», освобождение от «опасного угара» и поворот к оборончеству.

Русское бюро ЦК партии телеграфировало в Стокгольм Я. Ганецкому: «Ульянов должен приехать немедленно» [61]. Таково было решение ЦК. Не имея прямой связи с В. И. Лениным, Бюро ЦК еще 10 марта направило в Стокгольм своего курьера М.И. Стецкевич, послав с ней письма и газеты для Ленина, а главное — настоятельное требование содействовать немедленному приезду Владимира Ильича.

Но как приехать?!

Нейтральная, не участвовавшая в войне Швейцария была отделена от России воюющими между собой государствами. С одной стороны Франция и Англия, через которые лежали пути в союзническую им Россию, с другой — Германия и Австрия, находившиеся в состоянии войны со странами Антанты. Для Ленина и других большевиков, выступавших против империалистической войны, за социалистическую революцию, путь через Францию и Англию был закрыт. Правительства стран Антанты ни за что не пропустят Ленина или сознательно отправят морем на неохраняемом транспорте под торпеды немецких подводных лодок. Английское правительство уже имело такой опыт: большевика Янсона легко выпустили из Лондона на торговом судне, которое было торпедировано немцами.

Известно, что военными представителями Англии, Франции и России в Межсоюзническом бюро в Париже были составлены международные контрольные списки лиц, которым не разрешался въезд в страны Антанты. В эти списки было включено до 600 человек, в том числе большевики, выступавшие против войны и заподозренные в пропаганде мира. Оставалась одна дорога на родину — через Германию.

Предстояло изучить возможности этого пути, хотя было ясно, что такой шаг будет использован для обвинения Ленина в «государственной измене». Это понимало Русское бюро ЦК, понимал и Ленин. Но ехать надо, а третьего пути нет.

С первых минут, как только пришла весть о революции, вспоминала Крупская, Ильич стал рваться в Россию.

«Я вне себя, что не могу поехать в Скандинавию!!» [62] — сокрушался Владимир Ильич в письме в Кларан Инессе Арманд в первый же день, т. е. 15 марта.

«Мы боимся, что выехать из проклятой Швейцарии не скоро удастся» [63],- писал он в Христианию (Осло) Александре Коллонтай 17 марта.

«Вы можете себе представить, какая это пытка для всех нас сидеть здесь в такое время» [64],- подчеркивал Ленин в письме в Стокгольм Якову Ганецкому 30 марта.

Заграничная коллегия ЦК РСДРП(б) приняла постановление от 18(31) марта об организации немедленного отъезда Ленина и других большевиков в Россию.

Но как осуществить эти указания партии? Эти способы Владимир Ильич напряженно ищет с первых же мартовских дней.

Письмо Ленина Вячеславу Карпинскому в Женеву.

«Я всячески парик» [65].

Нет, невозможно. Большевик Карпинский сидел в Женевской тюрьме, знают его и французские власти, с его документами тоже не проедешь…

Аэроплан? Подкупить швейцарского летчика?

Нереально. Понадобилось бы лететь без посадки на ненадежном аэроплане тысячи верст, через горы и фронты. Да и где взять такую сумму для полета…

А что, если?.. Владимир Ильич послал в Стокгольм Ганецкому свою фотографию и записку с изложением еще одного плана. Он просил достать паспорт похожего на него шведа, чтобы с этим паспортом пересечь границы Германии, Швеции и России (либо Франции, Англии и России). Так как Владимир Ильич не знал шведского языка, то надо искать глухонемого шведа. Но и этот план оказался невыполнимым.

«Мы должны во что бы то ни стало ехать, хотя бы через ад!» [66] — говорил Ленин.

19 марта 1917 года в Берне состоялось совещание Интернациональной социалистической комиссии (созданной на Циммервальдской конференции). На этом совещании Мартов выдвинул такой план: просить германское правительство разрешить проезд русских эмигрантов через Германию в обмен на интернированных в России немцев.

Такие обмены — явление общепринятое, но выручали таким способом лиц высокопоставленных, а тут — революционеры-эмигранты! Захотят ли правительство Германии и Временное буржуазное правительство России пойти на такой обмен?

«План Мартова хорош… — сразу оценил Ленин, — очень хорош и очень верен» [67].

Но хлопотать за него большевикам нельзя. «Нас заподозрят»,- писал Ленин. Большевиков сразу же обвинят в «непатриотическом поведении». Если беспартийные русские добьются разрешения (от германских властей), то большевики присоединятся к отъезжающим.

Правительство Швейцарии и на это ходатайство ответило отказом, опасаясь за «непорочность» своего нейтралитета в глазах Антанты.

Что же делать?

Власти Франции и Англии наотрез отказались пропустить Ленина через свои территории. Телеграмма Ленина в Стокгольм Ганецкому:

«Англия никогда меня не пропустит, скорее интернирует. Милюков надует. Единственная надежда — пошлите кого-нибудь в Петроград, добейтесь через Совет Рабочих Депутатов обмена на интернированных немцев. Телеграфируйте.

Ульянов» [68].

Временное правительство России не дало согласия на въезд Ленина в страну. Меньшевики, эсеры, швейцарский социалист Гримм отказались содействовать отъезду перед фактом этих запретов.

В. А. Карпинский писал: «Однако политическая проницательность и революционная выдержка помогли Владимиру Ильичу вырваться из швейцарской западни. Хладнокровный анализ привел его к следующему заключению.

Одна группа воюющих держав — Франция, Англия, Россия и другие — не пропускает большевиков в Россию. Это понятно. Антанта боится, что революционная пролетарская партия в России получит сильное подкрепление и своей решительной борьбой против империалистической войны ослабит фронт этой группы держав. Она прямо заинтересована в том, чтобы не пропускать большевиков в Россию.

Но ведь другая группа воюющих держав — Германия, Австро-Венгрия и прочие — нисколько в этом не заинтересована. Наоборот, ей выгодно всякое ослабление враждебной группировки.

Отсюда вывод: партия революционного пролетариата, непримиримо враждебная обеим империалистическим группировкам, должна использовать противоречие между их интересами в своих целях. Надо получить разрешение на проезд через Германию, раз это невозможно через Францию и Англию.

Поэтому, когда среди эмигрантов возникла мысль о проезде через Германию в порядке обмена на интернированных в России германских граждан, Владимир Ильич горячо поддержал эту мысль, придав ей политически и практически вполне приемлемую форму. Он предложил обратиться с таким ходатайством от лица всех застрявших в Швейцарии русских граждан, без различия их политических взглядов» [69].

Ленин понимал, что проезд большевиков через Германию вызовет неистовый шум и вой. Но где это видано, чтобы революционеры бежали за перронными билетами, если надо захватить вокзал?

Не ехать нельзя!

С того дня — 2(15) марта 1917 года, — когда Ильичи получили известие о революции в России, до отъезда первой группы эмигрантов из Берна — 27 марта (9 апреля) — прошло 25 дней. В дороге В. И. Ленин и его спутники находились 6 дней. Через месяц после начала Февральской революции Владимир Ильич Ленин приехал в Петроград.

Этот месяц подготовки к отъезду был насыщен гигантской, напряженной работой. Ленин был занят разработкой плана дальнейшего развития революции, путей перехода от первого, буржуазно-демократического этапа революции ко второму ее этапу — социалистическому.

На основе анализа всех имевшихся в его распоряжении данных Владимир Ильич написал в Цюрихе пять «Писем из далека»: «Первый этап первой революции», «Новое правительство и пролетариат», «О пролетарской милиции», «Как добиться мира?» и «Задачи революционного пролетарского государственного устройства». Уже в первом письме, написанном 7(20) марта, содержится детальный анализ причин, характера и значения Февральской революции, оценка Временного правительства.

Очень многое для понимания ленинских характеристик того периода, расстановки классовых сил и перспектив борьбы дают следующие строки из первого письма: «…рабочие, вы проявили чудеса пролетарского, народного героизма в гражданской войне против царизма, вы должны проявить чудеса пролетарской и общенародной организации, чтобы подготовить свою победу во втором этапе революции» [70].

В своих письмах и телеграммах И. Арманд, Я. Ганецкому, А. Коллонтай, В. Карпинскому, А. Луначарскому, в Стокгольм — большевикам, отъезжавшим в Россию, В. И. Ленин пишет о задачах партии в начавшейся революции, советуется о путях проезда в Россию. В швейцарском городке Шо-де-Фон 5(18) марта Владимир Ильич выступил с рефератом о Парижской коммуне и перспективах развития русской революции. Его волновал вопрос, не повторятся ли в России ошибки Парижской коммуны, не возникнут ли новые ошибки, всегда возможные, если неверно оценить обстановку?

Владимир Ильич писал статьи, вел большую организаторскую работу, постоянно контактировался со своими соратниками — большевиками, встречался со многими людьми. Он написал воззвание «Товарищам, томящимся в плену», распространенное листовкой за подписью «Редакция „Социал-Демократа“». Обращаясь к русским военнопленным, В. И. Ленин рассказал им о революции, свергнувшей царя, о двоевластии в России. Ленинское воззвание содержало призыв к солдатам:

«Вернитесь в Россию, как армия революции, как армия народа, а не как армия царя» [71].

Телеграммы Ленина в Россию поступали с недельным запозданием. «Письма из далека», в которых Ленин предваряет Апрельские тезисы и составлению которых он уделяет самое первостепенное внимание, не полностью доходят до партии. Редакция «Правды» тех дней подвергла сокращению первое письмо и не опубликовала остальные.

Меньшевики опасались, что «общественное мнение» обвинит их в сговоре с германскими властями. Они забывали о главном: о долге перед революционной Россией.

«Я еду… во всяком случае» [72],- писал В. И. Ленин.

Трудные переговоры о проезде через Германию, с которыми не справился Р. Гримм, по просьбе Ленина взял на себя рабочий-интернационалист, секретарь швейцарской социал-демократической партии Фриц Платтен. Он немедленно выехал в Берн и встретился с германским посланником Ромбергом.

Согласно ли германское правительство пропустить через Германию русских эмигрантов без различия их партийной принадлежности? Ответ последовал не сразу, но он был положительным. Германские власти хотели бы извлечь выгоду из борьбы русских революционеров против империалистической войны.

Надо действовать, пока немцы говорят «да»!

Фриц Платтен вручил германскому посланнику текст условий проезда большевиков через Германию. Через два дня Платтен сообщил, что условия приняты германским правительством.

Почему же генерал Людендорф пропустил группу В. И. Ленина, а позднее и другие группы русских эмигрантов?

Близкая к поражению кайзеровская Германия лихорадочно искала пути, которые дали бы ей возможность уйти от поражения. Немцы знали, что Ленин, большевики ведут борьбу за поражение своего империалистического правительства, за выход России из войны. Они надеялись, что активная деятельность Ленина в этом направлении будет способствовать ослаблению русской армии в войне против Германии. Они, правители монархической Германии, не понимали смысла ленинских лозунгов превращения войны империалистической в гражданскую и не могли предвидеть последствий русской революции для самой империалистической Германии. Лишь много позднее Людендорф сожалел в своих воспоминаниях о совершенной ошибке — пропуске Ленина в Россию.

«До сих пор события в России развивались в нашу пользу и там все резче сказывались стремления к миру. Нашей первой задачей являлось внимательно следить за процессом разложения России, содействовать ему и идти навстречу ее попыткам найти почву для заключения мира, с тем чтобы эти попытки привели к реальным мирным переговорам» [73].

«Для меня не было сомнений в том, что разложение русской армии и русского народа представляло большую опасность для Германии и Австро-Венгрии. Тем с большим опасением думал я о слабости германского и австро-венгерского правительства. Отправлением в Россию Ленина наше правительство возложило на себя особую ответственность. С военной точки зрения его проезд через Германию имел свое оправдание; Россия должна была пасть. Но наше правительство должно было следить, чтобы мы не погибли вместе с ней.

События в России полностью меня не удовлетворяли. В военном отношении они нам давали решительное облегчение, но таили в себе для нас много опасного» [74].

Французская газета «Пти паризьен» писала: министр иностранных дел Временного правительства Милюков пригрозил привлечь к суду тех, кто вернется в Россию через Германию.

Петроградский Совет рабочих депутатов, меньшевистский по преимуществу, в ответ на запрос группы меньшевиков из Швейцарии телеграфировал: «Пока не ехать. Ждать».

— Ехать во что бы то ни стало, — решают большевики, когда Ромберг сообщил Платтену, что условия, предложенные большевиками, приняты.

С тех пор долго не умолкал клеветнический хор о том, что Ленин, большевики пошли на «сговор» с германским империализмом. В. И. Ленин хорошо понимал, что не только буржуазия, открыто контрреволюционные, но и мелкобуржуазные партии объединятся в общем хоре антибольшевистской кампании, и поэтому позаботился о том, чтобы правда о возвращении большевиков из эмиграции в Россию была документально зафиксирована и стала достоянием всеобщей гласности.

Исторический протокол собрания группы членов РСДРП (б) от 26 марта (8 апреля) 1917 г. заканчивался словами: «Все дело нами ведется совершенно открыто, и мы вполне убеждены, что рабочие-интернационалисты в России вполне солидаризируются с нашим шагом».

Крики и шум о «запломбированном» вагоне были нужны только тем, кто смертельно боялся Ленина и его колоссального влияния на весь ход революционных событий.

Три дня пребывания в Берне были заняты до отказа. Много времени отняла подготовка документов — писем и протоколов, связанных с объяснением мотивов и обстоятельств проезда через Германию, с тем чтобы помешать клеветнической кампании.

В связи с этим социалисты-интернационалисты Пауль Леви (Германия), Анри Гильбо, Ф. Лорио (Франция), М. Вронский (Польша) и Фриц Платтен (Швейцария) составили и подписали в Берне 7 апреля 1917 года заявление, в котором сообщили: они осведомлены о затруднениях, чинимых правительствами Антанты к отъезду русских интернационалистов, и о тех условиях, какие приняты германским правительством для проезда их через Германию. Они отдают себе полный отчет в том, что германское правительство разрешает проезд русских интернационалистов только для того, чтобы усилить в России движение против войны.

Русские интернационалисты, подчеркнули авторы заявления, во все время войны неустанно боровшиеся против всех империалистов, и в особенности против германских, возвращаются в Россию, чтобы работать на пользу революции; этим они помогут пролетариату всех стран, и в частности пролетариату Германии и Австрии, начать борьбу против своего правительства. Героическая борьба русского пролетариата — сильнейший стимул к подобной борьбе. Исходя из этих соображений, интернационалисты Швейцарии, Франции, Германии, Польши считают, что их русские товарищи не только вправе, но даже обязаны использовать предлагаемую им возможность возвращения в Россию.

На какой же основе Ф. Платтен договорился с германским представителем в Швейцарии о проезде русских эмигрантов через Германию? Вот эти условия, сформулированные В. И. Лениным и подписанные Ф. Платтеном:

«1. Я, Фриц Платтен, руковожу за своей полной личной ответственностью переездом через Германию вагона с политическими эмигрантами и легальными лицами, желающими поехать в Россию.

2. Вагон, в котором следуют эмигранты, пользуется правом экстерриториальности.

3. Ни при въезде в Германию, ни при выезде из нее не должна происходить проверка паспортов или личностей.

4. К поездке допускаются лица совершенно независимо от их политического направления и взглядов на войну и мир.

5. Платтен приобретает для уезжающих нужные железнодорожные билеты по нормальному тарифу.

6. Поездка должна происходить по возможности безостановочно в беспересадочных поездах. Не должны иметь места ни распоряжение о выходе из вагона, ни выход из него по собственной инициативе. Не должно быть перерывов при проезде без технической необходимости.

7. Разрешение на проезд дается на основе обмена уезжающих на немецких и австрийских пленных и интернированных в России. Посредник и едущие обязуются агитировать в России, особенно среди рабочих, с целью проведения этого обмена в жизнь.

8. Возможно кратчайший срок переезда от швейцарской границы до шведской, равно как технические детали должны быть немедленно согласованы» [75].

План возвращения на родину был одобрен Заграничной коллегией ЦК РСДРП(б).

25 марта (7 апреля) Ленин телеграфировал Ганецкому: «Завтра уезжает 20 человек. Линдхаген и Стрём пусть обязательно ожидают в Треллеборге».

26 марта (8 апреля) состоялось последнее собрание отъезжавших большевиков, на котором участники проезда через Германию дали подписку о том, что они подчинятся распорядку, установленному руководителем поездки Платтеном; что они извещены о сообщении, согласно которому Временное правительство грозит отнестись к лицам, проезжающим через Германию, как к государственным изменникам; что всю политическую ответственность за эту поездку они принимают исключительно на себя и что Платтеном эта поездка гарантирована только до Стокгольма.

Участники собрания одобрили написанный Лениным текст «Прощального письма к швейцарским рабочим».

Русские политические эмигранты, много лет пользовавшиеся гостеприимством и товарищеской поддержкой швейцарских рабочих, выражали им за это свою глубокую благодарность. Но кроме того, письмо давало возможность разъяснить трудящимся европейских стран характер и задачи русской революции, имеющей международное значение. Не случайно В. И. Ленин закончил письмо словами: «Да здравствует начинающаяся пролетарская революция в Европе!»

Владимир Ильич придавал большое значение широкому распространению «Прощального письма» в самой Швейцарии и в других странах. Он принял меры к переводу письма на немецкий, французский и итальянский языки. Уезжая в Россию, Ленин поручил Карпинскому заботы об издании и распространении письма.

Позднее, 10 мая, В. А. Карпинский писал в Стокгольм, Заграничному бюро ЦК РСДРП(б): «Посылаю вам: 1) 50 экземп. „Прощального письма“ по-немецки для Швеции. 2) 50 экземп. „Прощального письма“ по-русски, которые вы попытаетесь переправить в Россию…» [76]

* * *

27 марта (9 апреля) 1917 года. Швейцария, Бернский вокзал. Отъезд. Путь лежал через Цюрих. Остановка на несколько часов, и в 15 часов 10 минут поезд с русскими революционерами тронулся к германской границе. Возбужденные, торжественные проводы на Цюрихском вокзале. Тут же выкрики меньшевиков, эсеров, осуждавших отъезжающих за выбор пути через Германию.

История показала: этот маршрут революционеров, маршрут невероятного риска, был неизбежным, потому что был единственным. И мы сейчас говорим: это маршрут героический! Тогда не применялись такие определения. Сам Владимир Ильич относился ко всему, что ему приходилось переживать, как к обычной работе революционера.

Действительно ли Ленин ехал в Россию в «запломбированном» вагоне?

Нет. Никакого «запломбированного» вагона не было.

Была черта, проведенная мелом в коридоре вагона 2-го и 3-го класса, через которую мог перешагнуть только Фриц Платтен. Это условная граница русской территории. За ней — в крайнем купе — немецкие офицеры Планиц и Бюринг, сопровождавшие вагон по германской территории.

«На самом деле вагон, в котором мы разместились, — писал в своих воспоминаниях М. Харитонов, — был с одной стороны совершенно открыт, и всякий мог свободно в него войти и выйти. „Пломбированным“ в кавычках он был в том смысле, что по условиям договора никто из нас, кроме Платтена, за все время нахождения вагона на территории Германии не имел права из него выходить, как никто, кроме Платтена, не имел права входить в наш вагон» [77].

Документы и багаж не проверялись. Каков багаж был у В. И. Ленина и Н. К. Крупской, видно из записочки Владимира Ильича от 24 марта (6 апреля) 1917 года: корзина с домашними вещами, корзина с ценными книгами, коробка с вырезками из газет, ящик с архивом, корзина с газетами, шведская керосинка [78]. Были изготовлены простейшие номерки за подписью Платтена. Эти номерки, собственно, и служили главным документом, удостоверявшим принадлежность его владельца к группе пассажиров. Предъявлять номерки пришлось дважды: на станции Готтмадинген, когда пассажиры входили в немецкий вагон, и в городе Засниц, когда германская территория оставалась позади.

Три дня пути по территории Германии. Три дня нервного напряжения на каждой станции, на каждом полустанке, ожидания какой-нибудь провокации, обыска, ареста.

Проезжая немецкие города и села, Ильич пытался составить себе хотя бы приближенное представление о том, что творится вокруг, да и в других странах, в России.

Теперь трудно представить с документальной точностью, что видели путешественники через окна в Германии весной 1917 года. Захламленные отбросами войны полустанки, составы с оружием, колючую проволоку, очереди за солдатской похлебкой, голодные лица, траурные шествия и — калеки, калеки, калеки…

Н. К. Крупская писала:

«Мы смотрели в окна вагона, поражало полное отсутствие взрослых мужчин: одни женщины, подростки и дети были видны на станциях, на полях, на улицах города» [79].

Поезд миновал Франкфурт и приближался к Берлину. Триста тысяч рабочих бастовали в этом городе в тот день, когда там останавливался вагон эмигрантов-большевиков.

Владимир Ильич и здесь не терял времени даром. Он напряженно работал в своем купе над Апрельскими тезисами.

В. И. Ленин характеризовал войну как грабительскую, империалистическую, дал оценку буржуазному Временному правительству, выдвинув требование: «Никакой поддержки Временному правительству».

В тезисах содержался ленинский вывод о необходимости замены парламентарной республики республикой Советов, подкрепленный призывом: «Вся власть Советам!» Тезисы выражали насущные требования трудящихся — конфискация помещичьих земель и национализация всех земель, слияние всех банков в один общенациональный под контролем Советов, контроль за общественным производством и распределением продуктов. Апрельские тезисы содержали конкретную программу перехода к социалистической революции.

Чтобы не мешать Ленину, когда он работал, в соседних купе разговаривали и пели песни вполголоса. В вагоне пели: «Нас не в церкви венчали», «Не плачьте над трупами павших борцов». На французском языке звучали «Карманьола» и «Марсельеза», что особенно не нравилось немецким офицерам, сопровождавшим вагон.

Платтен вспоминает:

«В коридоре вагона шел горячий спор. Вдруг Ленин обратился ко мне с вопросом: „Какого вы мнения, Фриц, о нашей роли в русской революции?“ — „Должен сознаться, — ответил я, — что вполне разделяю ваши взгляды на методы и цели революции, но, как борцы, вы представляетесь мне чем-то вроде гладиаторов Древнего Рима, бесстрашно, с гордо поднятой головой выходивших на арену, навстречу смерти. Я преклоняюсь перед силой вашей веры в победу“. — Легкая улыбка скользнула по лицу Ленина, и в ней было можно прочесть глубокую уверенность в близкой победе» [80].

…Напряжение необычной поездки достигло предела на последнем этапе передвижения по Германии — в порту Засниц. Но все обошлось благополучно, и поезд был подан на большой корабль-паром «Королева Виктория», принадлежавший Швеции.

Из Засница в Стокгольм ушла телеграмма Я. Ганецкому:

«Мы приезжаем сегодня 6 часов Треллеборг.

Платтен, Ульянов» [81].

Но волнения поездки не кончились и на пароме. Пассажирам пришлось заполнять анкеты, и в целях конспирации все поставили псевдонимы. Вскоре после этого появился капитан С. Эрикссон и спросил, имеется ли среди едущих г-н Ульянов.

Что это могло означать? Ловушка? Значит, арестуют или интернируют в Швеции? После минутного размышления Владимир Ильич назвал себя. И здесь, к всеобщей радости, оказалось, что это Яков Ганецкий и Отто Гримлунд запросили по радиотелеграфу, находятся ли на борту русские эмигранты, которых ждут в Швеции. Немедленно был послан ответ.

Ганецкий выехал для встречи Ленина и его группы в Мальме, город, находящийся недалеко от порта Треллеборг, куда должен был прибыть паром с эмигрантами. Вместе с ним приехал шведский левый социал-демократ Фредрик Стрём.

Но группа Ленина не прибыла в тот день, когда Ганецкий и Стрём ждали ее. Стрём вынужден был вернуться в Стокгольм, и тогда представителем шведских социал-демократов на встрече русских эмигрантов стал лидер группы левых в Мальме Отто Гримлунд.

Один из спутников В. И. Ленина в этой исторической поездке, М. Л. Гоберман, вспоминает, как быстро ходил Владимир Ильич по палубе, какая стремительность была в его движениях, словно он торопился куда-то по делу или боялся опоздать на поезд.

Главное испытание рискованного пути осталось позади.

В. И. Ленина ждали и шведские левые социал-демократы, повседневной помощью которых пользовались большевики, и русские революционеры, еще не успевшие уехать из Швеции в Россию. Среди них был и Ганецкий, о котором Гоберман вспоминал:

— Этот преданный и заботливый большевик, получив от Ильича телеграмму о нашем прибытии, поспешил выехать из Стокгольма, чтобы его встретить. С нетерпением и беспокойством Ганецкий три раза приезжал в порт Треллеборг, чтобы встретить Ильича: ведь мало ли что могли с ним сделать в пути немецкая и русская разведки!..

Четыре часа шел паром «Королева Виктория» по бурному Балтийскому морю. Русские революционеры пели «Дубинушку» и другие песни -

Лейся вдаль, наш напев! Мчись кругом! Над миром наше знамя реет…

Показался маяк, паром подошел к порту Треллеборг и выпустил из своих недр железнодорожный состав.

В Треллеборге все прошло хорошо, таможенники согласились не осматривать багаж эмигрантов, но попросили Гримлунда показать им вождя русских большевиков Ленина.

Местным поездом быстро добрались до Мальме. В ресторане отеля «Савой» гостям был предложен ужин, необычный для эмигрантов по своему обилию и изысканности. Владимир Ильич оживленно беседовал. Он хотел знать многое, его интересовало все, в том числе и положение в шведской социал-демократии.

Поздно ночью вся группа эмигрантов в сопровождении Ганецкого и Гримлунда выехала поездом в Стокгольм. Отдыхать Владимиру Ильичу почти не пришлось: в его купе шли беспрерывные разговоры. Вначале — беседа с Отто Гримлундом. Это было как бы взаимное интервью. Ленин подробнейшим образом расспрашивал о положении в Швеции. Затем задавал вопросы Гримлунд.

22 апреля (5 мая) 1917 года газета левых социал-демократов Швеции «Стурмклокан» опубликовала статью-интервью «Точка зрения ленинской группы». Можно предположить, что это была запись беседы Гримлунда и Ленина в пути от Мальме до Стокгольма.

В интервью затрагивались наиболее важные вопросы, касавшиеся положения в России и перспектив русской революции.

Ленин говорил о революции 1905–1907 годов как самой важной предпосылке Февральской революции. Без революции 1905 года, которая указала путь, расчистила его, быстрая победа в 1917 году была бы невозможна, говорил тогда, в Швеции, Владимир Ильич.

В беседе содержался анализ расстановки сил, воздействие которых предопределило падение царизма. Это прежде всего англо-французский капитал, который и в 1905 году был против революции, помогал царизму подавить ее и дал миллиардные кредиты на это, мобилизовал теперь Гучкова, Милюкова и высшее военное командование, через них вмешиваясь в русскую революцию. С точки зрения международного финансового капитала правительство Гучкова — Милюкова всего лишь подходящий агент банковской фирмы «Англия — Франция», орудие для продолжения империалистической политики народоубийства.

Во-вторых, поражение в войне привело к сокращению численности старого офицерского корпуса, на место которого пришли офицеры из буржуазной среды.

В-третьих, русская буржуазия в союзе с дворянством повела борьбу против царизма в расчете получить огромные прибыли в результате захвата Турецкой Армении, Константинополя и Галиции.

В-четвертых, самое важное, подчеркнул Владимир Ильич, могучее пролетарское движение. Эту революцию совершил пролетариат, не имевший ничего общего с империалистической буржуазией. Своими требованиями мира, хлеба и свободы он увлек за собой армию, состоявшую тоже из рабочих и крестьян. Война начала превращаться из империалистической в гражданскую.

В. И. Ленин убедительно разъяснял, почему нельзя оказывать никакой поддержки правительству Гучкова и Милюкова — типичному правительству помещиков и капиталистов.

Отто Гримлунд спросил Ленина:

— Какую тактику, вы считаете, должен сейчас применять пролетариат?

По словам «Стурмклокан», Ленин ответил, что сейчас совершается переход от первого ко второму этапу революции, от восстания против царизма к восстанию против буржуазии… Главная задача дня — организованность пролетариата. Нужна новая, революционная организация, которая должна быть всеобщей и объединять в себе военные и государственные функции.

— Как в партийных кругах рассматривают задачи Советов рабочих и солдатских депутатов и каково положение в них?

Отвечая на этот вопрос, В. И. Ленин объяснил шведскому корреспонденту, что в Советах есть три направления. Одно из них, возглавляемое героем фразы, министром юстиции Керенским, близко к социал-патриотам. Керенский, пешка в руках Гучкова и Милюкова, пытается примирить рабочих с продолжением захватнической войны.

Другое направление представлено Российской социал-демократической партией. Ее требования изложены в манифесте ЦК РСДРП «Ко всем гражданам России» от 27 февраля (12 марта) 1917 года, в соответствии с которым и будет действовать настоящее революционное правительство. Мирные переговоры должны вестись не с буржуазными правительствами, а с пролетариатом всех стран. Это единственно возможная социалистическая и революционная тактика.

Третье направление — группа Чхеидзе, характерная своей неустойчивостью.

Владимир Ильич затронул и главные вопросы: о власти, о государстве. В отличие от анархистов, сказал он, мы признаем необходимость государства для революционных преобразований. Но нам не нужна готовая государственная машина, оставшаяся от демократической буржуазной республики, нам нужен немедленный переход власти в руки вооруженного и организованного пролетариата. Говоря об этом, Ленин сослался на исторический опыт Парижской коммуны 1871 года и Советов рабочих депутатов в 1905 и 1917 годах.

Интервью в «Стурмклокан» заканчивалось изложением мирных требований большевиков, тех требований, которые могут привлечь большинство рабочих и крестьян на сторону социал-демократии. За эти мирные требования, подытожил беседу Ленин, мы могли бы вести революционную войну, рассчитывая на поддержку всего революционного пролетариата.

Рано утром 31 марта (13 апреля) на одной из пригородных станций близ Стокгольма в вагоне появились корреспонденты шведских газет, которым не терпелось встретиться с Лениным и передать в свои газеты сообщения о столь неожиданном и необычном проезде группы большевиков. Но для прессы уже было подготовлено официальное сообщение: имелось в виду, что разъяснение обстоятельств проезда через Германию должно быть ясным и четким, а интерпретация журналистов могла запутать вопрос, вызвать неверное толкование, дать повод для провокационных инсинуаций. Поэтому журналисты не были приняты.

Откуда журналистам стало известно о приезде В. И. Ленина? Из газеты «Политикен», которая в тот день вышла с портретом Ленина и с редакционной статьей о нем. Там и сообщалось о приезде группы русских революционеров. Надо сказать, что до этого времени портреты Владимира Ильича Ленина не появлялись в печатных органах.

«Человек, портрет которого помещен выше, — писала газета, — один из самых замечательных вождей русской социал-демократии. Он вырос из массового движения русского пролетариата и рос вместе с ним; вся его жизнь, его мысли и деятельность неразрывно связаны с судьбами рабочего класса. В счастье и в несчастье, в момент бурного революционного подъема и в долгие годы бешеного разгула реакции он оставался верен интересам русского и международного пролетариата и для него была лишь одна цель — социализм, лишь одно средство — классовая борьба, лишь одна опора — революционный международный пролетариат…

Самое характерное в этом человеке — неистощимая энергия и его необычайная определенность в принципах, которая помогала ему в годы реакции остаться верным революционной социал-демократии и собрать своих единомышленников вокруг знамени Интернационала После начала войны он выступил также как непримиримый враг ведущих войну буржуазных классов и их социал-демократических попутчиков и стал одним из самых энергичных борцов за Циммервальд. Вскоре Ленин вернется в освобожденную Россию, где товарищи ждут с нетерпением приезда желанного вождя» [82].

…Поезд прибыл к перрону Центрального вокзала ровно в 10 часов утра. Ленина и его спутников встречало множество людей. Среди них были бургомистр Стокгольма Карл Линдхаген, редакторы Фредрик Стрём и Туре Нерман, русские большевики Боровский, Сковно, Хавкин, журналисты, фотографы, кинооператоры. Эта встреча, цветы, приветствия в честь русских революционеров были неожиданными и радостными. Наступила разрядка от многодневного напряжения, вызванного неуверенностью в исходе поездки. Теперь они были почти у цели, сюда уже доносилось дыхание революционной России.

В. И. Ленин понимал, что это еще не конец испытаниям. Конечно, он не мог знать тогда, что крайне реакционный лидер правых шведских социал-демократов барон Пальмшерна (о чем он сам писал в своем дневнике) замышлял убийство Ленина в Швеции. Но он знал, что нелегко будет проехать шведско-русскую границу, охраняемую англичанами, он мог предположить, что каждый его шаг фиксируется агентами Англии, Франции и министра Временного правительства России Милюкова. Владимир Ильич сознавал всю опасность предпринятого путешествия, но иного выхода не существовало. Мужество революционера, не раз смотревшего опасности в лицо, было залогом успеха исторического маршрута Ленина в революцию.

От вокзала до отеля «Регина» все прибывшие и встречавшие шли пешком. Этим воспользовался фотограф Викке Мальмстрём, благодаря которому мы располагаем ставшими теперь историческими фотоснимками. Их четыре: два сделаны при выходе из здания вокзала. На них запечатлены Ленин, Линдхаген и Стрём. Два других воспроизводят группу русских и шведов на улице Вазагатан, ведущей от вокзала к отелю. Эти два снимка сделаны один за другим и по композиции почти не отличаются друг от друга. Четыре кадра из двенадцатизарядного аппарата. Нужно еще выяснить, что было снято на остальных восьми негативах. Быть может, их еще удастся разыскать в архивах фотографа, сохраняемых его сыном, тоже фотографом Оке Мальмстрёмом. Очевидцы и газеты утверждают, что приезд Ленина в Стокгольм снимался кинооператорами, но пока еще никто не видел эти кадры, представляющие тем большую историческую ценность, что это была первая киносъемка в жизни Владимира Ильича.

«Несмотря на небольшой рост, он казался локомотивом». Таким увидел Ленина в этот день Фредрик Стрём.

Отто Гримлунд рассказывал, указывая на широкоизвестный снимок группы эмигрантов, идущих пешком от вокзала к гостинице:

— Вы видите, на этой фотографии мы переходим Вазагатан. За Владимиром Ильичей Лениным идет бургомистр Стокгольма Карл Линдхаген, за ним иду я в светлой шляпе. Рядом Ольга Равич. Далее идет Надежда Крупская, справа в кепке соратник Ленина Миха Цхакая, Инесса Арманд и другие.

В отеле «Регина», теперь уже не существующем, приехавшие заняли многие номера, гостиную и даже библиотеку. Времени было мало. Ленин очень спешил, в тот же вечер группа собиралась ехать дальше. Еще на вокзале Владимир Ильич спросил А. Хавкина, который жил в Стокгольме и выполнял поручение по встрече и организации поездки, обеспечен ли дальнейший маршрут. В своих воспоминаниях «Встреча в Стокгольме» А. Хавкин писал:

«Он не хотел ни одного лишнего дня оставаться в городе. Владимир Ильич говорил:

— Вы знаете, во сколько обходится российскому пролетариату каждый лишний день пребывания у власти контрреволюционного буржуазного правительства? В России мы нужны немедленно. Дорог каждый час…» [83]

Стокгольм оказал В. И. Ленину и его спутникам радушие и гостеприимство. Авторы этой книги встречались в Стокгольме с одним из ветеранов шведского рабочего движения Хуго Силеном, который очень тепло говорил с нами о Ленине. Он писал:

«Помню, как один товарищ упрашивал Ленина остаться в Стокгольме еще на несколько дней, но мы видели, что он всем сердцем рвался на родину.

— Самое важное, — сказал он, — это как можно быстрее прибыть в Россию. Дорог каждый день» [84].

Чем же были заполнены считанные часы Ленина в Стокгольме?

Короткий день четко делился на две половины. В первой половине дня, после устройства в гостинице, Владимир Ильич передал для газеты «Политикен» подготовленное им в поезде коммюнике группы «Проезд русских революционеров через Германию». Затем он в течение часа беседовал с Фредриком Стрёмом о перспективах русской революции. Содержание беседы, которая велась по-немецки, записано Стрёмом в его воспоминаниях, где он делится впечатлениями от незабываемого дня, проведенного с Лениным. (В приложении мы публикуем эти воспоминания из его книги «В бурное время» [85], изданной в 1942 году. В этой книге имеется глава «Ленин в Стокгольме».)

Затем собеседники перешли из комнаты Ленина в гостиную «Регины», где состоялось совместное совещание эмигрантов и шведских левых социал-демократов. Владимир Ильич выступил перед собравшимися с сообщением об обстоятельствах проезда через Германию.

Шведские социал-демократы приветствовали русских революционеров. Они говорили о том, что готовы подписать заявление интернационалистов Швейцарии, Франции, Германии, Польши об одобрении ими возвращения русских эмигрантов в революционную Россию через Германию. В Стокгольме под этим заявлением прибавились подписи представителей Швеции — К. Линдхаген, Ф. Стрём, К. Карльсон, К. Чильбум и Т. Нерман — и Норвегии — О. Ганзен.

В. И. Ленин поблагодарил шведских левых социал-демократов за радушный прием, рассказал о ближайших перспективах русской революции и деятельности РСДРП(б).

Так прошла первая половина дня в Стокгольме.

«Как сейчас вижу Ленина в стокгольмской гостинице, — пишет один из спутников Ильича в этой поездке, Давид Сулиашвили. — Вот он ходит быстрыми шагами по залу, затем подходит к кому-нибудь из эмигрантов, о чем-то энергично с ним говорит, в чем-то его убеждает. Или сядет вдруг за стол, набросает телеграмму в Петроград, перечтет ее и, передав для отправки, требует свежие газеты, полученные из России. Он все время в движении, волнуется, торопится…» [86]

Как провел Владимир Ильич вторую половину этого необычайно насыщенного дня в Стокгольме?

После совместного совещания большевиков-эмигрантов и шведских левых социал-демократов группа шведов и русских вместе с Лениным вышла из отеля «Регина» на улицу. Нужно было явиться в русское генеральное консульство для получения визы на право въезда в Россию. В те дни в консульстве было многолюдно: из разных стран стягивались в Швецию русские, стремившиеся попасть домой, в Россию.

В консульстве В. И. Ленин получил свидетельство для проезда в Россию за номером 109.

Владимир Ильич заинтересовался новинками литературы и купил несколько книг. Друзья настаивали на покупке костюма. Владимир Ильич было запротестовал, но затем подчинился настойчивым уговорам и купил себе костюм в магазине Поля У. Бергстрёма (сокращенно ПУБ), существующем и поныне.

Вернувшись в отель, Владимир Ильич стал знакомиться с партийными документами, которыми не располагал в Швейцарии. Затем принял участие в совещании большевиков. Ленин считал, что в Стокгольме должен постоянно действовать большевистский центр, организующий деятельность русских революционеров, разбросанных по разным европейским странам, осуществляющий контакты с революционными партиями других стран, информирующий иностранных рабочих о ходе и задачах русской революции. В связи с этим по предложению Владимира Ильича совещание решило создать в Стокгольме Заграничное бюро ЦК РСДРП(б).

Владимир Ильич очень хотел навестить шведского социал-демократа Ц. Хёглунда, который, в то время находился в тюрьме за антимилитаристскую пропаганду. К сожалению, для этого свидания не хватило времени, и тогда В. И. Ленин и Ф. Стрём послали приветственную телеграмму от имени русских и шведских социал-демократов:

«Члену риксдага Ц. Хёглунду.

Следственная тюрьма, Ленгхольм.

Желаем скорого возвращения на свободу, к борьбе!

От имени русских и шведских друзей

Ленин, Стрём» [87].

Позднее, 23 апреля (6 мая) 1917 года, в газете «Правда» было опубликовано следующее приветствие Ленина от имени Центрального Комитета товарищу Хёглунду: «В день освобождения Вашего из тюрьмы ЦК РСДРП приветствует в Вашем лице стойкого борца против империалистской войны и беззаветного сторонника III Интернационала» [88].

Ушла из Стокгольма еще одна телеграмма Ленина: он телеграфировал председателю Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов о необходимости обеспечить группе политических эмигрантов беспрепятственный проезд через русскую границу.

Но гарантии для безопасного проезда через границу не было. Поэтому было решено не брать с собой никаких документов, все оставить в Стокгольме, в Заграничном бюро ЦК, которое должно было найти надежный способ пересылки документов в будущем. Оставил Владимир Ильич и свою тетрадь в синей обложке (знаменитая впоследствии «Синяя тетрадь»). Позднее, в Разливе, Ленин использовал записи, сделанные в этой тетради, когда работал над книгой «Государство и революция».

Вернемся теперь к коммюнике группы. Как было заявлено журналистам, оказавшимся в поезде еще перед Стокгольмом, Владимир Ильич передал текст коммюнике для газеты «Политикен» сразу же по приезде в Стокгольм. Очевидно, редакторы газеты, среди которых были К. Карльсон, Т. Нерман и К. Чильбум, приняли меры для самого срочного опубликования этого коммюнике, так как номер газеты с текстом коммюнике на первой полосе датирован 13 апреля, т. е. днем прибытия группы Ленина в Стокгольм. Текст успел попасть в часть тиража и был повторен в номере от 14 апреля. Вот это коммюнике:

«ПРОЕЗД РУССКИХ РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ ЧЕРЕЗ ГЕРМАНИЮ»
Коммюнике группы

Русские революционеры, прибывшие в пятницу утром в Стокгольм, передали «Politiken» для опубликования следующее официальное коммюнике относительно своей поездки:

Англия, официально с «радостью в сердце» приветствовавшая русскую революцию, сделала все, чтобы тотчас же свести на нет один из результатов революции — политическую амнистию. Английское правительство не пропускает в Россию живущих за границей русских революционеров, которые выступают против войны. После того как это было бесспорно доказано, — данный факт подтвержден множеством материалов, которые в самое ближайшее время будут опубликованы, и русские социалисты всех направлений констатировали это в единодушно принятой резолюции — часть русских партийных товарищей приняла решение попытаться вернуться из Швейцарии в Россию через Германию и Швецию. Фриц Платтен, секретарь швейцарской социал-демократической партии и лидер ее левого крыла, известный интернационалист и антимилитарист, вел переговоры с немецким правительством. Русские партийные товарищи требовали для своего поезда права экстерриториальности (никакого контроля паспортов или багажа; недопущение кого бы то ни было из чиновников в их вагон). В числе едущих мог быть любой человек, независимо от его политических взглядов, при условии, что русские сами одобрят его кандидатуру. Русские партийные товарищи заявили, что потребуют за это освобождения австрийских и немецких гражданских лиц, интернированных в России.

Немецкое правительство приняло условия, и 9 апреля из Готтмадингена выехали 30 русских партийных товарищей, мужчин и женщин, в том числе Ленин и Зиновьев, редакторы «Социал-Демократа», Центрального Органа русской социал-демократии, редактор «Начала» в Париже Миха Цхакая, один из основателей кавказской социал-демократии, который в свое время ввел в партию Чхеидзе, а также несколько членов еврейского рабочего Союза. Руководителем поездки был Фриц Платтен, который один вел все необходимые переговоры с сопровождавшими поезд представителями немецкого правительства.

На протяжении трех дней проезда через Германию русские партийные товарищи не покидали вагона. Немецкие власти совершенно лояльно выполнили соглашение. 12-го сего месяца русские прибыли в Швецию.

Перед отъездом из Швейцарии был составлен протокол обо всех приготовлениях к поездке. Познакомившись с этим документом, Анри Гилъбо, представитель французской социал-демократической группы «Vie Ouvriere» и редактор «Demain», один из руководителей радикальной французской оппозиции в Париже, имя которого в настоящее время не может быть названо [89]; Паулъ Гартштейн, член радикальной немецкой оппозиции; М. Бронский, представитель русско-польской социал-демократии, и Фриц Платтен подписали заявление, «в котором выразили полное одобрение образа действия русских партийных товарищей» [90].

В том же номере газеты «Политикен» было напечатано следующее сообщение (в 31-м томе Полного собрания сочинений В. И. Ленина оно озаглавлено «Ответы корреспонденту газеты „Politiken“ 31 марта (13 апреля) 1917 г.»):

«Наши друзья не хотели давать никаких интервью. Вместо интервью приехавшие передали через „Politiken“ прессе и общественности коммюнике о поездке.

Самое важное, чтобы мы прибыли в Россию как можно скорее, — с жаром сказал Ленин. — Дорог каждый день. Правительства приняли все меры, чтобы затруднить поездку.

Вы встретились с кем-нибудь из немецких товарищей по партии?

Нет. Вильгельм Янсон из Берлина пытался встретить нас в Лингене у швейцарской границы. Но Платтен отказал ему, сделав дружеский намек на то, что он хочет избавить Янсона от неприятности такой встречи» [91].

В связи с совместным совещанием русских большевиков и шведских левых социал-демократов возникал вопрос о приглашении на это совещание Брантинга. В газете «Политикен» от 15 апреля 1917 года по этому поводу была помещена следующая заметка:

«Что касается того, что Фредрик Стрём якобы вопреки желанию русских помешал представителю „Socialdemokraten“ присутствовать на совещании, то это прямой вымысел. На вопрос Стрёма Ленин ответил:

Мы совершенно не доверяем господину Брантингу. Если вы ему доверяете, то вы можете пригласить его представителя» [92].

Всего восемь с половиной часов пробыли русские эмигранты в Стокгольме. Но сколько успел сделать, узнать и разъяснить людям Ильич! День в шведской столице закончился обедом, устроенным в честь русских революционеров шведскими левыми социал-демократами. Газета «Политикен» писала:

«От имени русских товарищей Ленин поблагодарил за прием и сказал, что съезд русской социалистической партии, который будет созван в ближайшее время, выступит с предложением интернационального характера. Со шведскими товарищами и особенно с „Politiken“ будет поддерживаться тесная связь» [93].

Наступило время отъезда, и все собрались на перроне около вагона, где В. И. Ленин и его спутники заняли свои места. Теперь это уже обычный вагон, и не только Фриц Платтен, а любой из путешественников мог свободно входить и выходить из него.

Вот как описывала газета «Политикен» отъезд русских из Стокгольма:

«Последние полчаса у вагона наших друзей было исключительно оживленно. Человек сто русских и шведов собрались проводить отъезжавших на родину. У них было прекрасное настроение, у всех имелись красные революционные эмблемы. На платформе царило оживление. До последнего момента шли беседы, происходил обмен мнений. В одном из окон виднелась характерная голова Ленина. Он был, разумеется, центром внимания. Незадолго до отхода поезда кто-то произнес горячую речь в честь Ленина, этого неподкупного выразителя идей интернационализма. Дрожащими от волнения голосами все запели „Интернационал“, отъезжающие трудились у окон, размахивали красными флажками. Гул голосов и песня казались эхом великого грохота революции на востоке. При первом толчке поезда шведы провозгласили здравицу в честь революции. Русские с воодушевлением подхватили ее. Под не поддающееся описанию ликование… поезд отошел, увозя тех, кто в скором времени должен стать во главе великой освобожденной России».

Кроме этого отчета в номере газеты «Политикен» от 14 апреля 1917 года были еще подробный рассказ о пребывании русских революционеров в шведской столице, о совещаниях, в которых они участвовали. На первой полосе были помещены две фотографии Викке Мальмстрёма, запечатлевшие выход из здания вокзала Ленина, Линдхагена и Нермана. Та же газета опубликовала реферат В. И. Ленина «Русская революция, ее значение и ее задачи», прочитанный им 14 (27) марта в Цюрихе на рабочем собрании.

Отчеты и сообщения о пребывании Ленина и группы русских эмигрантов в Швеции были опубликованы и в других шведских газетах. Стоит, однако, привести и неопубликованные тогда в печати документы, по-иному комментировавшие проезд В. И. Ленина через Стокгольм.

«Вчера приехал и здесь остановился Ленин и еще несколько эмигрантов пораженческого лагеря из Швейцарии»,- сообщал русский посланник в Стокгольме Неклюдов в министерство иностранных дел 1 (14) апреля 1917 года. Неклюдов передал, что, по уверению возвращающихся, они через две недели вернутся встретить германских, а может быть, и французских уполномоченных и начать переговоры о мире. «Эстонцы утверждают, — заканчивал Неклюдов свою телеграмму, — что Ленин обладает большим красноречием и замечательной ораторской способностью, почему они боятся его влияния на союз рабочих и солдатских депутатов в пораженческом смысле».

В день приезда в Петроград, 3 (16) апреля, в министерство иностранных дел были переданы меморандумы французского и английского послов [94].

Наиболее интересным являлось сообщение английского посла Бьюкенена: судя по многим данным, именно «сведения» английских дипломатов послужили источником клеветы на Ленина и его товарищей.

«Германское правительство разрешило русскому социалисту Ленину проезд через Германию, и он оставил Стокгольм в последнюю пятницу вечером, направляясь в Петроград с целью предпринять самую энергичную пропаганду мира…

Во время пребывания в Швеции Ленин излил свою горечь против Англии в газетной статье, в которой он заявляет, что скоро он опубликует доказательства того, что Англия сделала все, что было в ее силах, чтобы помешать политической амнистии в России. К этому заявлению он прибавил, что в то время, как германское правительство предоставило ему и его партии особые льготы во время их путешествия через Германию, английское правительство напрямик отказало ему в пропуске.

Сэр Е. Хоуард узнал от эстонского социалиста — противника сепаратного мира, что Ленин — хороший организатор и крайне опасный человек, и весьма возможно, что он будет иметь многочисленных последователей в Петрограде».

Здесь выделена на первый план клеветническая версия о «близости» большевиков к германскому правительству. Доводы Бьюкенена были рассчитаны на то, чтобы произвести соответствующее воздействие на Временное правительство. Ближайший сотрудник Милюкова товарищ министра иностранных дел Нератов на отдельном листе, приложенном к упомянутым документам, написал карандашом:

«Все сведения из 3 источников нужно поместить в газетах завтра же, не указывая источников, и подчеркнуть благожелательность германского правительства к Ленину и прочим. 3 апреля. А. Нератов».

Таким образом, директива союзников была выполнена без промедления. Нератов сделал распоряжение о передаче союзнической информации 3 (16) апреля, а уже через два дня, 5(18) апреля, петроградская буржуазная пресса выдвинула против В. И. Ленина целый ворох самых нелепых и диких обвинений, которые, впрочем, тут же лопались, подобно мыльным пузырям.

* * *

…В 18 часов 37 минут поезд отошел от перрона, миновал окраины Стокгольма и в меру скоростей, господствовавших в начале века, не очень быстро стал «подниматься вверх по меридиану», чтобы обогнуть вытянувшийся на север Ботнический залив. Весь следующий день, две ночи шел поезд к границе между шведской Хапарандой и финским Торнео, где речка под тем же названием впадает в залив. В то время это была граница между Швецией и Россией.

Переезд через погранпункт таил много неизвестного, тем более что хозяйничали там англичане. Надо было быть готовыми ко всему.

В купе Владимира Ильича кроме него и Надежды Константиновны ехали Инесса Арманд и Давид Сулиашвили. В своих воспоминаниях Д. Сулиашвили рассказывал о том, что Ленин просматривал целую кипу русских газет.

«Я лежал на койке и следил за тем, как Ильич торопливо, запоем читает газетные сообщения о ходе революции в России.

В купе было тихо. Тишину нарушало лишь шуршание газет да изредка произносимые Лениным восклицания, вроде: „Ах, канальи! Ах, изменники!..“»

Ясно было, что слова эти адресовались к Чхеидзе или к Церетели, что говорились они по поводу того или иного выступления их в Петрограде.

— Социал-демократ! — воскликнул вдруг Ильич возмущенно. — Это слово стало пошлым. Стыдно носить теперь это имя!.. Мы должны назвать себя коммунистами и партию коммунистической…

На другой день утром, когда мы сидели за чаем, а Надежда Константиновна угощала нас бутербродами, Ленин посмотрел на проносившиеся мимо окна высокие сосны и сказал:

— Вот приедем в Россию и по образцу германских товарищей издадим газету. Она будет стоять в оппозиции к социал-демократам, чтобы принудить их держаться как можно левее, разоблачать их беспринципность, их оппортунизм. Мы с ними, конечно, сотрудничать не будем!

Когда мы кончили пить чай, Ленин обратился ко мне: — Пройдите, товарищ, по вагону и попросите всех собраться в коридоре. Надо поговорить, условиться, как держаться и что говорить в случае, если при въезде в Россию нас арестуют агенты Временного правительства [95].

Когда все собрались, Владимир Ильич поставил на обсуждение вопросы о поведении на русской границе, о проезде через границу Фрица Платтена, о поведении в случае ареста.

Это было собрание по всем правилам. Велся протокол, который и сейчас хранится в Центральном партийном архиве Института марксизма-ленинизма (ф. 17, оп. 10, ед. хр. 42102).

Вот текст протокола:

«Протокол собрания едущих в Россию политэмигрантов 14.1У.1917 г.

В поезде между Стокгольмом и Хапарандой

Порядок дня:

I. Вопрос о поведении на русской границе.

II. Вопрос о поездке Фр. Платтена.

III. Вопрос о поведении в случае допроса комиссарами Временного правительства в Петрограде.

I. а. Переговоры ведутся делегатами тт. Лениным и Миха.

в. Все заявляют, что они политэмигранты и никаких паспортов не имеют.

с. Если будет задан вопрос о проезде через Германию, заявляем, что проехали из Швейцарии через Германию, об условиях сообщили в Стокгольме представителям печати (в частности, представителю Петербургского телеграфного агентства) [96]. Подробности сообщим в Петербурге.

II. О тов. Платтене.

а. т. Платтен должен идти на пограничный осмотр последним.

в. Сам т. Платтен не дает никаких объяснений — без вопросов. В случае расспросов отвечает, что в понятие „Gescheftlihe Reise“ входит и его политическая миссия.

III. О поведении на допросе комиссарами в Петербурге, а) Каждый дает о себе личные сведения биографического характера. О политической стороне поездки показания дает только комиссия из пяти лиц (тт. Ленин, Миха, Надежда Константиновна, Зиновьев, Сокольников).

Комиссия эта является представительницей двадцати пяти лиц, от имени которых она должна вести все переговоры в комиссариате в Петербурге»

(Далее следовали подписи всех присутствовавших.)

Ранним морозным утром 2(15) апреля эмигранты-большевики подъезжали к границе. Всех мучила неопределенность. Будет ли пропущена группа в Россию? Пропустят ли в Россию Фрица Платтена?

На вопрос Михаила Гобермана о том, как будет реагировать на их проезд через Германию Временное правительство, Владимир Ильич ответил:

«Нас это меньше всего должно интересовать, мы должны делать свое дело, дело революции. Что же касается оборонцев, то они все равно поливали бы нас грязью, даже если бы мы поехали через Англию» [97].

Это был последний день пребывания Владимира Ильича Ленина в Швеции, последний день его многолетней заграничной эмиграции.

Весть о проезде вождя русской революции молниеносно распространилась по Швеции. На всем протяжении пути до Хапаранды (так же как и дальше, по территории Финляндии) рабочие предприятий, железнодорожники встречали поезд на станциях, приветствовали Ленина. Владимир Ильич выходил на площадку вагона, выступал перед собравшимися.

Поезд прибыл в Хапаранду. Пограничные формальности на шведской стороне не заняли много времени. Русский консул передал Ленину 300 крон на расходы по проезду группы по территории Финляндии.

Короткую остановку В. И. Ленин использовал для отправки писем и телеграмм. В Женеву Владимир Ильич послал письмо Карпинскому:

«Дорогой В. А.! Надеюсь, Вы получили уже нашу телеграмму (переслали ее для напечатания в zuricher „Volkrecht“) и отдали в набор „Прощальное письмо“… Напишите мне открытку… вышло ли (и на каких языках) Abschiedsbrief [98], послано ли оно в Стокгольм и т. д.» [99].

В Стокгольм Ганецкому ушло, к сожалению не сохранившееся, письмо, в котором (судя по ответу Ганецкого) Владимир Ильич спрашивал о способе установления связи и о пересылке в Россию оставленных в Стокгольме документов и рукописей.

В этих северных местах еще лежал снег. По деревянному мосту через речку Торнео проходило в те дни много людей. Возвращались беженцы и эмигранты, разными путями и в разное время покинувшие царскую Россию, а теперь с трудом пробиравшиеся на родину. Многолюдными эшелонами тянулись искалеченные войной русские солдаты.

Французский посол Морис Палеолог вскоре возвращался в Париж. Вот что он писал о Торнео в своем дневнике:

«…Поезд останавливается у нескольких ветхих бараков, среди пустынного и унылого пейзажа, залитого бурым светом. Это — Торнео…

Река Торнео, служащая границей, еще покрыта льдом. Я перехожу ее пешком, следуя за санями, которые увозят мой багаж в Хапаранду.

Мрачная процессия двигается нам навстречу: это — транспорт русских тяжелораненых, которые возвращаются из Германии через Швецию. Перевозочные средства, приготовленные для их приема, недостаточны. Поэтому сотни носилок стоят прямо на льду, а на них эти жалкие человеческие обломки трясутся под жидкими одеялами. Какое возвращение в отечество!» [100].

В шведских архивах удалось найти хорошо сохранившуюся пленку кинохроники, на которой запечатлены эти транспорты русских солдат, возвращавшихся в Россию калеками.

На финских вейках В. И. Ленин и его спутники переехали через нейтральную полосу в пограничный финский город Торнео. У здания пограничного пункта все увидели красный флаг. У многих навернулись слезы.

Английские офицеры из штаба войск Антанты, осуществлявшие здесь пограничную службу, вручили каждому «Опросный лист пассажира, русского подданного, прибывшего из-за границы через пограничный пункт Торнео». Всех членов группы эмигрантов подвергли унизительному обыску.

Миха Цхакая писал позднее по этому поводу:

«Ильич сохранил полное спокойствие. Заметив разочарование жандармов, когда они, ничего не обнаружив, вынуждены были нас отпустить, Ильич весело расхохотался. Обняв меня, он проговорил:

— Наши испытания, товарищ Миха, окончились. Мы на своей земле, и мы им покажем, — тут он погрозил кулаком, — что мы достойные хозяева будущего» [101].

Из Торнео в тот же день ушла телеграмма М. И. Ульяновой и А. И. Ульяновой-Елизаровой в Петроград:

«Приезжаем понедельник, ночью, 11. Сообщите „Правде“.

Ульянов [102].

Фрица Платтена в Россию не впустили. Въезду выдающегося социалиста-интернационалиста воспрепятствовали по сговору Временное правительство и англо-французские военные власти. В России Платтен должен был засвидетельствовать политическую честность приехавших эмигрантов. Но именно это и не входило в расчеты Временного правительства, которое готовилось к клеветнической кампании против большевиков.

Не были приняты во внимание даже личные мотивы, которые были у Платтена для въезда в Россию. Английский офицер спросил Платтена о том, какие у него мотивы для въезда в Петроград. На это Фриц Платтен ответил:

— Я еду для того, чтобы поддержать в министерстве свое ходатайство о выплате мне залога, внесенного в 1908 году в депозит суда в Риге, и для того, чтобы по личным делам навестить в Москве родителей своей жены.

Платтен был участником первой русской революции 1905–1907 годов, его жена — русская. Как активный участник революции, он был заключен в Рижскую тюрьму и освобожден под залог, который теперь имел все основания получить обратно.

В. И. Ленин послал из Торнео телеграмму Бюро ЦК РСДРП(б), в которой просил ускорить получение пропуска для Платтена. Три дня ждал Платтен в Хапаранде, но разрешения не получил. Тогда он выехал в Стокгольм, снова ждал и оттуда вернулся в Швейцарию.

Позднее Ленин говорил:

«Почему правительство Милюкова и К° не пустило в Россию ехавшего с нами швейцарского социалиста Фрица Платтена, который заключил соглашение с немецким правительством об обмене?

Правительство лжет, пуская слухи, что Платтен — друг немцев. Это клевета. Платтен — друг рабочих и враг капиталистов всех стран» [103].

Тем же путем через Германию и Швецию проехали еще несколько групп, преимущественно меньшевики. Уже 2 мая выехало свыше 200 человек, в том числе лидер меньшевиков Мартов и эсер Натансон. С четвертой группой в конце 1917 года прибыл и Платтен. По приезде в советский Петроград он сразу же отправился в Смольный, к Председателю Совета Народных Комиссаров Владимиру Ильичу Ленину. А 14 января 1918 года он, рискуя жизнью, спас Владимира Ильича от вражеской пули.

Торнео оказался первым пунктом, принявшим Ленина из его последней эмиграции. Теперь Ленин был дома, в России.

Революционная атмосфера почувствовалась сразу же, на железнодорожной станции. Достали свежие газеты, встретились с солдатами, искавшими ответов на вопросы о войне и мире, о земле и свободе. Владимир Ильич тут же, в вагоне, втянулся в оживленную беседу с солдатами, расспрашивал их, объяснял им необходимость борьбы за победу пролетариата и крестьянства над буржуазией.

Весть о возвращении В. И. Ленина летела впереди поезда, и на станциях и полустанках собирались люди, чтобы увидеть и услышать Ильича, чтобы приветствовать своего пролетарского вождя. В Гельсингфорсе и Выборге множество людей ожидало Ленина, состоялись первые митинги на родной земле, на которых выступал Владимир Ильич.

Друзья и соратники встретили поезд Ленина в Белоострове. А в Сестрорецке состоялся массовый митинг. Это были встречи Ленина с народом. Так с первых же часов Владимир Ильич Ленин встал во главе революционных пролетарских масс России.

Петроград ждал своего вождя. Редакция «Правды» и Петроградский комитет РСДРП(б) сообщили заводам и воинским частям, что вечером 3 апреля на Финляндский вокзал прибывает Ленин. Владимир Ильич и Надежда Константиновна еще беспокоились в вагоне, удастся ли найти извозчика в столь поздний час пасхального вечера, они не знали, что мощные колонны рабочих, солдат и матросов уже стягивались под революционными знаменами со всех концов города к Финляндскому вокзалу.

При свете прожекторов, под звуки боевых песен революции и приветственные возгласы В. И. Ленин появился на башне броневика. Когда стих восторженный гул переполненной площади, он произнес свою речь, закончив ее знаменитым призывом:

«Да здравствует социалистическая революция!»

Вождь пролетарской партии стал у руля социалистической революции.

Загрузка...