Ленивец

Глава 5

Наша скачка по столу отлично бы смотрелась в слоу-мо. Мы неслись словно вихрь, опрокидывая кружки, расплескивая кашу и наступая на пальцы нерасторопным стражникам. А нерасторопными были все — где вы вообще видели шустрых и ловких пьяниц?

Они очухались лишь когда хлопнула входная дверь. И хлопнула очень вовремя — я отчетливо услышал хищный стук и дребезг: кто-то пустил стрелу, или метнул кинжал. Тут же проорали:

— Дурак! Живьем брать!

Во дворе снега навалило по колено. Тут его хотя бы чистили — вон лопаты вдоль стены стоят. А снаружи наверняка по пояс, а то и глубже. Пешком далеко не уйти. Под соломенным навесом заметил сани, похожие на лодку с лыжами. Но пока найдешь лошадей, пока запряжешь… А воины, качаясь и подволакивая ноги словно зомби, уже толкались у порога.

— Заснул? — крикнула Лира. — Бежим!

Латник открыл дверь плечом, не удержал равновесия и грохнулся плашмя. Второй споткнулся об него и растянулся рядом. Третьего толкнули в спину, чтобы шел быстрее, но тот разъярился не на шутку и врезал обидчику в нос. Началась свалка, выкраивая для нас драгоценное время. Но далеко ли уйдем по такому снегу?

— Иди же! — Девушка выхватила меч. — Я их задержу!

— На две секунды?!

— Хотя бы! А что еще делать?!

— Лезь в сани.

— А ты толкать будешь? Или хомут наденешь?!

— Лезь, говорю!

Спутница фыркнула, но все же устроилась на корме, приготовившись к неминуемой драке. Я сел ближе к носу и уткнул волшебный кусок ложки в пол меж ботинок, взявшись за обломок как за самолетную ручку управления.

Заклепкодрочерам на заметку: то, что берут одной рукой — ручка управления. А если двумя — штурвал. Запомните наконец.

— Господи, кем бы ты ни был в этом странном мире, дай мне еще капельку силы. Обещаю — стану хорошим. Только вытащи нас отсюда.

Сани чуть подались вперед. Я наклонил деревяшку, и лодка с лыжами медленно поползла к воротам. Хвала всем богам, гарнизон обленился настолько, что забыл опустить решетку, и мы спокойно покатили к…

— Обрыв! — рявкнула на ухо Лира. — Бери правее!

Вдоль горы шел узкий серпантин — телеги не разъедутся, но из-за сугробов он казался еще уже. Делать нечего — или туда, или в пропасть.

— Вон они!!! — донеслось сзади.

— Твою ж мать, вы это видите?

— Сани сами едут!

— Да это ж магия!

— Ну их к черту, мне за такое не доплачивают.

Стражники проводили нас хмурыми взглядами из-под ладоней. Издали казалось, они отдают честь по пояс в снегу. Показал им средний палец и осторожно въехал на горную тропу. Уклон у нее немаленький, и сани начали разгоняться, несмотря на все попытки притормозить. Как ни тянул ручку на себя, как ни молил богов, лодка набирала скорость. Все что мог — слегка поворачивать нос влево-вправо. Для успешного съезда и этого хватит, вот только я, блин, не бобслеист.

— Куда так гонишь?!

— Они сами!

Лира ойкнула и прижалась ко мне, аж ребра затрещали. В иных обстоятельствах это было бы приятно, но не когда несешься по кривой километров под сорок. Один неверный маневр — и все. Только не смотри вниз, только не смотри вниз…

— Тенеда всемогущая, направь…

— Лучше за дорогой следи!

— Левее!

Сани слегка занесло, и метров пять мы проехали на одной лыже. Не стану утверждать, но, кажется, в этот момент мое сердце остановилось. И это еще фигня. Дальше лежал прямой участок с нехилым таким сугробом посередине. В нашем случае не просто сугробом, а самым настоящим трамплином.

— Ох ты ж…

Резкий взлет, невесомость. Звуки стихли, время будто остановилось. Удар, подскок, и сани завертелись как кленовая семечка на ветру. Нас вышвырнуло с дороги. К счастью, успели добраться до подножья и лететь было всего ничего. Высота третьего этажа, а внизу — толстенный слой снега. Правда, довольно рыхлого.

Юркнули с головой, как глухари. Нас тут же засыпало, свет погас. Хорошо хоть девушка все еще липла к спине, искать не пришлось.

— Куда копать? — шепнула она. — Мы лежим вниз головой? Давай, я буду рыть сюда, а ты — туда. Воздух кончатся, чуешь?

— Угомонись! И не дергайся.

Старый альпинистский трюк — запоминайте, вдруг пригодится. Я пустил слюну, она потянулась вниз. Отлично — роем в противоположную сторону. Выбрались, отдышались. Ельник совсем рядом, а там снега заметно меньше. Остались два вопроса: где мы находимся и куда, блин, идти?

— Леня?

— Да?

Она кинулась мне на шею и крепко обняла. Объятия у нее вообще дай бог, кости так и трещат.

— Спасибо. Это было круто.

— Круто?! По-моему, я поседел.

— Все равно ты настоящий герой. Ну, идем.

— Знаешь, что это за лес?

— Нет. Но с высоты видела — он почти весь окружен горами. Выход есть только на севере. Больше идти некуда.

За последние три дня протопал больше, чем за всю жизнь. Всегда любил леса, но после всех этих долбанных походов просто возненавидел.

— Смотри в оба, — предупредила Лира. — Здесь могут водиться медведи.

До вечера ни одного косолапого не встретилось. Зато нашли дом на берегу ручья — крепкий, бревенчатый.

— Охотничья зимовка. Эй, есть кто?

Девушка постучала рукоятью меча в дверь и запертые ставни. Никто не ответил.

— Странно, — сказала она. — Закрыто изнутри.

— Может, палочкой?

— Погоди. Не трать силу.

Послышалось — ману. Ох уж эти рпг.

Лира просунула клинок в щель, нащупала засов и осторожно выдвинула из скоб. Внутри пахло пылью и запустением, в каменной печке давно не разводили огонь. Зато на просторной кровати лежал целый ворох волчьих шкур — ночью точно не замерзнем.

— Гляди, какая красота. — С разбегу плюхнулся на койку и похлопал по пыльной шерсти. — Двоим места хватит.

Глухо хрустнуло.

— Осторожней! — шикнула Лира. — Сломаешь. И спать будем по очереди. Один спит — другой сторожит.

— От кого? Стены видела? А дверь? Никакие медведи сюда не залезут. Разве что у них есть таран.

— В лесах всякое водится.

— Да брось. Так и скажи, что не хочешь прикорнуть в моих теплых нежных объятиях.

Фыркнула.

— Опять начинаешь? Мало проучили? Так еще проучат.

— А я ничего похабного и не предлагаю. Просто полежим, погреемся.

— Ты неисправим.

— Только посмотри, какое уютное гнездышко.

Откинул шкуры и заорал не своим голосом, отпрыгнув к самой двери. Под ворохом ободранных волков лежала мумия в кожаной броне, сжимая иссохшими руками меч и лук. То-то пахнет в доме странно… И хрустела, судя по всему, не только койка.

— Его убили?

Лира склонилась над трупом.

— Одежда цела. Ран нет. Замерзнуть тоже не мог. Значит голод или болезнь.

— Отстой. Чур я на часах, а ты спи. Если не брезгуешь.

— Видишь кусочки коры у печи? Там лежали дрова. Бедняга сжег все, но за новыми так и не пошел. Дикий зверь не может ждать несколько дней. Сам с голодухи сдохнет. Охотника караулило нечто иное. Кстати, солнце садится. Сходи за дровами.

У меня заслезились глаза.

— Э-э-э… Лучше ты.

— Тогда унеси тело.

Взглянул на жуткую мумию с раззявленным ртом и вздрогнул.

— Ладно, дрова так дрова.

— И воды набери. Вон ведро.

Взял — тяжеловато. Поднес к двери, присмотрелся — а в нем какие-то серые хлопья. Понюхал — засохшее дерьмо. Получается, несчастный охотник не только выйти по нужде боялся, но даже ставни не открывал, выплеснуть отходы.

Что за существо, черт возьми, могло так напугать? На что, блин, страшно смотреть даже матерому зверобою? Мне уже захотелось забиться под кровать и не вылезать. Никогда. Но не праздновать же труса перед той, кому хочешь… вы поняли.

Вышел на крыльцо, держа перед собой палочку. Красиво, ничего не скажешь. Закатное золото разливается по заснеженным еловым лапам, подкрашивает полянку в рыжий, искрится в ручье. Птички поют, водичка журчит. Романтишно! Мангал, шашлычки, бутылка вина — идеал для свидания с приятным бонусом. Жаль, где-то неподалеку притаилась неведомая хрень. Может, за тем деревом. Или в том сугробе. Или ждет ночи, чтобы бродить вокруг и заглядывать в окна большими красными зенками.

Внутри все сжалось, приготовилось к бегству. Еле сдержался, чтобы не дать стрекача. Надо ставни проверить.

Сперва решил посмотреть за домом — вдруг там поленница. Прижался к стене, палочка у лба — ну просто спецагент в перестрелке. Шагну — замру — прислушаюсь. Кажется — нечто притаилось за углом, раззявив клыкастую пасть. Только сунусь — хвать и все.

— Ты что делаешь?

Хотел сказать — инфаркт жду. Спасибо, что поторопила.

— Да вот… стою… наблюдаю.

Девушка положила мерзко хрустнувший мешок и присела у ручья вымыть руки. Рядом с ней не так жутко, да и спасовать нельзя. Набрался смелости, зашел за дом — дров нет. Только пенек, а в нем ржавый топор торчит. Сунул за пояс — какое-никакое оружие. Но вот беда — поблизости ни валежника, ни сухих елок. А до заката меньше часа.

— Нужно больше дров, — сказала Лира. — Покойного надо предать огню.

— А до завтра покойный не потерпит?

— Наш долг — похоронить его по-человечески.

— А то восстанет? — попытался пошутить, хотя голос дрожал и давал петуха.

— Всякое бывает.

Ну зашибись. Не одно, так другое.

— Идем. Видела неподалеку упавшее деревце.

Отошли шагов на сто по своим же по следам. Действительно — совсем рядом от протоптанной дорожки валялась молодая сосенка. И как сразу не заметил? Пока рубил ветки, чтобы тащить было удобнее, Лира стояла на стреме. Охрана, конечно, хорошо, но если бы она еще молчала, а не рассуждала на тему таинственной смерти.

— Думаю, Колбан выбрал эти горы неслучайно. В крепость можно попасть только через долину, правильно? Вот он и запустил сюда какую-нибудь волшебную скотину, чтобы подступы стерегла. Или она уже тут жила, а колдун с ней договорился по-своему. Ну знаешь, приручил, как сторожевого пса. Своих не трогает, а чужих гонит. Очень удобно. Пару раз напугает до полусмерти — и вмиг слухи пойдут. Мол, лес проклят, не ходи, а то сгинешь. И не будет кто попало шастать и колбановские тайны вынюхивать.

— Охотника слухи не напугали.

— А может он не знал. Или не поверил.

Сдуру ляпнул:

— А каких тварей умеют маги вызывать?

У девушки аж глаза заблестели, будто ей счастливый билет на экзамене выпал.

— Да самых разных. Големов, например — но они медленные, шумные и совсем не страшные. Так, от разбойников отбиться. Духов потусторонних всех мастей. А самые сильные властны над марзальцами и тенедами.

— Это еще кто?

— Прежде чем вместе создать людей, боги творили порознь. Но получалось… не очень. Марзал вспыльчив и зол, у него выходили сплошь кровожадные чудища. А у Тенеды наоборот — бесплотные сущности из чистого света. И только когда они объединили зло и добро — получились люди. Марзалу они сразу не понравились, бог захотел их уничтожить. Тенеда воспротивилась, потому что любит всех, в ком есть хоть капелька света. Даже тебя.

— Спасибо…

— В общем, из-за этого и разругались.

— Погоди. Если Марзал нас ненавидит, почему вместе с… бывшей?.. посылает Избранных.

— Пути богов неисповедимы.

— Ага. Понятно.

Замахнулся срубить последнюю ветку и услышал вдали треск.

— Что это?

— Где? — Лира завертела головой.

— Там. Треснуло.

— Да зверь какой-то пробежал.

— Или не зверь.

Прислушался, но ничего подозрительного не заметил. Ухали филины, ветер качал макушки. Все как обычно.

— Ладно. — Девушка собрала лапник в охапку и направилась к дому. — Этого должно хватить.

Тащу бревно, по сторонам гляжу — и все кажется, будто кто-то за мной наблюдает. Но откуда — непонятно. Словно отовсюду сразу. Словно сам лес следит за непрошенными гостями. Ощущение до одури жуткое. Так и хочется бросить все, заорать не своим голосом и рвануть прочь, сверкая пятками. Но я же, блин, волшебник. Избранный, елы-палы. Да и перед спутницей неудобно. Ей вообще хоть бы хны. Ничего не боится.

На поляне стало легче. Хоть и сумерки, а видно далеко. Тварь, чем бы она ни была, так просто не подберется. Девушка остановилась у края и принялась складывать ветки в некое подобие гнезда. Я дотянул ствол до плахи и замахал топором, аж щепки полетели. Встал спиной к стене, рублю и на лес поглядываю. Если кто сунется — замечу сразу. Согрелся, успокоился — хорошо.

Вскоре пришла Лира и спросила:

— Ты мешок брал?

— Нет. На кой он мне?

— Не помнишь, куда я его положила?

Тревога нарастала с каждой секундой. В горле пересохло, снова выступили слезы.

— Да у ручья же. Напротив крыльца. Когда руки мыла.

— Нету там.

— Может, волки утащили? Они любят кости грызть…

— Следов тоже нету.

— Ну не мог же мешок сам…

Я икнул и замер на полуслове. В мыслях сразу нарисовалась картина уродливой мумии, вылезшей из мешка и потопавшей в дом, чтобы в темном углу подстеречь незадачливых путников и сожрать их мозги. С другой стороны, нежить не бесплотна и наверняка бы наследила.

— Э-э-э… тогда птица унесла. Падальщик. Гриф какой-нибудь, или сова-трупоед.

— Не нравится мне это. — Вздохнула. — Руби быстрей, а я отнесу ельник в дом. Чего растопке пропадать?

— Подожди!

— Что?

— Это самое…

— Ну?

— Тут постой, а потом вместе сходим.

— Боги… как маленький. Надеюсь, в туалет водить за ручку не придется?

— Ха-ха. Вот схватит тебя тварь — узнаешь, как ерничать. И вообще — первое правило любого ужастика: нельзя разделяться…

— Работай. Скоро вернусь.

Я не чемпион по заготовке дров, но в тот момент обогнал бы любого лесоруба. Да что там лесоруба — бензопилу «дружбу». А в голове мыслишки-то роятся — одна страшнее другой. Ладно. Допустим, от мумии топором отобьюсь. Да и палочки на трухлявые кости хватит — искра и сгорят сразу. Самое поганое — мешок сто пудов сперла та же тварь, что запугала до смерти охотника. Все на это и указывает. Мы отлучились — а она тут как тут, подкрепилась на ночь.

Справился, схватил поленья и быстрым шагом к крыльцу, то и дело оглядываясь. Лиры нигде нет. Наверное, в доме. А если там уже тварь сидит, подругу доедает и меня ждет? Дверь-то не заперта, заходи, кто хочет.

Довольно глупая фраза «крикнул шепотом», но именно это я и сделал.

— Лира! Ты где?!

Тишина.

— Эй! Ау!

Никто не отозвался. Надо избу проверить, а колени так и трясутся. Зажег светлячка, поудобнее схватил топор. Тихо стало, аж в ушах звенит. И тут половица как скрипнет. Сердце рвануло из груди, в глазах потемнело. Думал все — Кондратий пришел.

Отдышался, приоткрыл дверь. Внутри вроде никого. Обошел все углы — в самом деле пусто. А если под кроватью?

— Зачем ей под кровать лезть? Вечно всякая дурь в башке вертится.

Вышел на крыльцо, снова крикнул:

— Лира!

Тишина. Тут уж затряслось все, не только колени. Захотелось запереться, спрятаться и не выходить до утра. Наверное, так охотник и помер. Напарник пропал, а ночью он увидел… что-то. И решил не выходить даже днем.

— Лира! — Голос сорвался на хрип, словно в страшном сне. Когда орешь во всю глотку, а слышишь едва различимый шепот.

Так, отставить ссать! Я — Избранный! Меня чупокабрами не запугать!

Мля, ну зачем я вспомнил чупокабру. Перед глазами возникла та ужасающая фотка с черной мордой, вытаращенными зенками и оскаленной пастью. А фоном поплыли тематические передачи с РЕН-ТВ и статьи из желтой прессы.

Соберись, тряпка! Служанок драть — герой. А подругу спасать — жим-жим?

— Я не трус…

Докажи.

— Я смогу.

Действуй.

— Я спасу ее.

Ду ит!!

— А-а-а!!!

Голос вернулся. Я спрыгнул с крыльца и замахал обломком как Боярский шпагой, оставляя перед собой светящиеся полосы.

— Хочешь меня напугать? Иди сюда, ублюдок, мать твою, я тебя сам напугаю!

— Чего орешь?

Спутница вышла из леса, поправляя плащ.

— Ты где была?

— Под кустом.

— Что ты там забыла?

— Совсем глупый?

— А…

Страх сменился легким отвращением. Ведь это хвойный лес. Тут нет ни кустов, ни листьев. Б-р-р-р…

— Пошли в дом. А то всю жопу отморозила.

Да уж, не принцесса. Но почему-то я улыбнулся.

Пока Лира набивала печь хвоей, возился с засовом. Запершись, ткнул в растопку палочкой.

— Елочка, гори…

Сухой лапник быстро занялся, пропахшая тленом комната наполнилась терпким смоляным ароматом. Светло, тепло… аж на душе полегчало. Еще бы пожрать.

Лира зевнула.

— Ложись спать. Завтра весь день топать.

Кинул взгляд на потемневшие шкуры. На них отчетливо виднелся отпечаток тела. Оно медленно гнило и сочилось зловонной жижей, которая наверняка пропитала даже доски. И пусть все давно высохло, сама мысль лечь на ложе мертвеца вызывала тошноту.

— Лучше ты. А я посторожу.

— Да конечно. Заснешь как миленький.

— Думай, что хочешь, но я к тому гадюшнику и пальцем не прикоснусь.

— Неженка.

Посидели молча, глядя в огонь и размышляя о своем.

— Леня.

— М?

— Ты держишь слово?

— Стараюсь.

— Пообещаешь мне кое-что?

— Смотря что.

— Ты никогда не присягнешь Колбану. Даже если меня на ремни порежут. Обещай.

Скосил глаза — она смотрела прямо на меня с такой решимостью и серьезностью, что стало не по себе. Лиру при всем желании не назовешь миленькой, но никогда прежде не видел в ней столько непримиримой жесткости.

— Нет.

— То есть?

— Не обещаю.

— Почему?

— Какая разница? — Подбросил поленце в пылающий зев.

— Большая. Можно сказать — мирового значения. Я не хочу стать болевой точкой, надавив на которую ублюдок добьется своего.

— Ты уже.

— Что уже?

— Болевая точка.

— В смысле?

— Я не смогу спокойно смотреть, как тебя мучают.

— С чего вдруг?

Пожал плечами.

— Не знаю.

— Дурак. А когда будут мучить миллионы? Об этом не думал?

— Во тебя на философию пробило. Сперва надо выбраться из чертовой долины, а потом о будущем рассуждать.

— Видимо, боги сошли с ума, раз послали такого придурка.

— Сама знаешь, пути неисповедимы. Возможно, для их тайного замысла нужен именно такой придурок.

Она улыбнулась, но тут же сжала губы.

Минута тишины и покоя, а затем сверху грохнуло, аж пыль посыпалась. Будто на крышу упало нечто большое и тяжелое. Точнее — запрыгнуло. И ладно я, трус несчастный, но даже моя храбрая подруга вскочила и пару раз промахнулась мимо ножен, пытаясь выхватить меч.

Заскрежетали когти по дереву, зашуршал упавший снег. Ночной гость прошелся по настилу и замер. Лира судорожно сглотнула, не опуская глаз. Клинок затрясся так, словно шинковал невидимые овощи. Тихий скрип сменился глухим ударом — кажется, тварь уселась на конек.

Знаете, как мы перепугались? Неподвижно простояли, глядя в потолок, пока не сгорели дрова — вот как. И хоть шума больше не было, прекрасно понимали — оно все еще там, над нами.

— Ладно. — Лира опустила руку. — В доме мы в безопасности. Пересидим до утра и что-нибудь придумаем.

— Может током его долбануть?

— А смысл? Все равно до рассвета никуда не пойдем. Лучше огонь разожги.

Только закончил возиться с печью, в дверь постучали. При этом никто не слышал ни шагов на крыльце, ни скрипа на крыше.

— Оно не одно, — едва слышно шепнула девушка.

— Это я, — прохрипели снаружи.

Ладонь сама собой коснулась груди, силясь удержать рвущееся наружу сердце.

Снова стук — громче, настойчивее.

— Это я! — Тот же тембр, та же интонация. — Отвори!

Не выдержал:

— Кто «я»?

И будто запись на повторе:

— Это я! Отвори!

— Не отворю! Вали отсюда и дружка забери!

Бум… бум… бум…

— Это я! Отвори!

Не дождавшись ответа, нечто отошло в сторону и затарабанило в ставни, бубня «это я» как заведенное. Несмотря на охвативший ужас, я понимал — это только начало. Вряд ли стуки и невнятная болтовня заставили здорового мужика проваляться в койке до самой смерти. Наверняка он попытался убраться из проклятого места днем, но оно… или они загнали бедолагу обратно.

И у нас осталось совсем мало времени чтобы придумать, как не повторить его судьбу. Боже, все бы отдал, лишь бы вернуться в прошлое и не связываться со шлюхами и бухлом. Не будь я безвольным пустоголовым хреном, уже бы прикончил Колбана и взял штурмом Герадион. Потом, честно исполнив предназначение, ушел бы в загул. А не наоборот, блин.

Как там говорилось? История не терпит сослагательного наклонения? Отбросив все возможные «бы», сосредоточился на том, что «есть». Вводные удручали. Одни неизвестные: кто, откуда и как побороть? Впрочем, один способ пролить на тайны немного света все же имелся.

И взгляд невольно упал на ставни.