Ленка-пенка (СИ)

Глава 18

Это был очень грустный День Рождения. В школе Сашу тоже поздравляли весьма сдержанно. В качестве подарка ему налили полуторную порцию дрожжевого супа. Суп с отрубями нам давать перестали. Теперь дают пахнущий мылом дрожжевой суп, да и того-то совсем мало.

Соевое молоко тоже больше не дают. Сейчас мы с Сашей в баночку отливаем по четыре ложки супа из своих тарелок. Вовка совсем плох стал. Почти не встаёт с кровати. Только к стоящему в углу комнаты ведру, которое нам туалет заменяет. Канализация ведь одновременно с водопроводом отключилась.

Папа собирается в воскресенье сходить навестить дедушку Кондрата и бабу Таню. Как они там? И, хоть ему и стыдно, попросить у стариков немножко еды. Если есть. Потому что Вова тает прямо на глазах. Да и у Сашки что-то стали ноги опухать. Ему уже в валенки влезать неудобно.

И это очень опасно. Если Саша не сможет добираться до школы, то не будет получать суп. То есть, еды станет ещё меньше.

С сегодняшнего дня Сашу дежурить на чердак я больше не отпущу. Но и не дежурить тоже нельзя. Фашистские гады не будут смотреть, опух там кто, ослаб или заболел. Всё равно могут прилететь. А этой ночью Сашина очередь. И если он не придёт, то Валька один может не справиться. Пожар же — это практически верная смерть. Пока приедут пожарники, будет уже поздно. Да и приедут ли — ещё неизвестно. Могут и не приехать. В городе намного более важные объекты есть, чем наш дом. И они тоже могут загореться.

Поэтому этой ночью по тревоге на чердак я полезу. Ни разу не была ещё на чердаке, но Сашка мне всё объяснил. Там просто. Главное — успеть.

Я как-то лучше Саши переношу голод. Наверное потому, что худая. Я и до войны, помню, ела немного. Сашка же на полголовы выше меня, да и в плечах заметно пошире. Вот он и сгорает быстрее. Девочки вообще как-то лучше голод выносят.

С начала этой недели наш класс с шестым объединили. Всё равно мы больше не учимся. В школу лишь за супом и ходим. Так в нашем объединённом 5–6 классе из тридцати двух человек мальчиков только восемь. Считая Сашку. Остальные уже и за супом не приходят.

И за водой на колонку я сегодня с утра ходила. А Саша ходил в булочную. Ему повезло. Очередь была короткая. Он за полчаса обернулся. А как я с водой вернулась — Саша уже дома был.

Когда я пришла с полным чайником, Вовка под кучей одеял лежал в постели, а Саша топором отковыривал щепочки от валявшегося на полу бревна. Ну, того самого, что мне Колька и Волька принесли. На столе же, на чистой тарелке лежала причина сегодняшнего уныния всего города. Хлеб.

Норму снизили снова.

Опять!!

С двадцатого ноября нам всем полагается по сто двадцать пять грамм. Сто двадцать пять грамм в день. На столе лежит сегодняшняя пайка. Кажется, что кусок хлеба довольно большой, но это не так. Он большой от того, что на самом деле там четыре пайки. Пятьсот грамм. Еда для меня, братьев и папы. Тётя Шура ночевать домой не приходит.

Но всё равно. Всё равно! Всё равно будет праздник!! Будет!!!

Фашисты не заставят нас отказаться от праздника.

Саша растопил печку, я поставила на неё чайник и принялась нарезать хлеб тонюсенькими ломтиками. Нарезав хлеб, я стала эти ломтики сушить на буржуйке, так они получаются вкуснее. А Саша отложил в сторонку папину пайку и отдал блюдце, на котором я резала хлеб, Вовке. Так у нас было заведено. Ведь как ни старайся, как ни точи нож, а всё равно на блюдце остаются крошки. И эти крошки мы всегда Вовке отдавали. Он так смешно, по одной, подбирал их пальчиками и клал в рот! Прямо как воробушек.

Но ведь сегодня праздник! Я налила из чайника кипяток в большую кружку, а потом кинула в неё наш предпоследний кусок сахара. Размешала. Отлила из чашки себе, потом Сашке, а остаток отдала Вовке. На дне немного больше сахара, чем сверху.

Но это не всё! Позавчера Сашке чудом удалось купить двести грамм подсолнечного масла. Он просто так, по привычке, зашёл в гастроном посмотреть на пустые полки. И случилось чудо. Там была очередь. А раз очередь — значит и еда! Саша отстоял два часа, но зато домой вернулся невероятно довольный, с крошечной бутылочкой масла.

Мы уже пробовали капать масло на хлеб. Получается очень вкусно! Вот и сегодня тоже ради праздника я на каждый кусочек хлеба аккуратно капнула по две капли масла. И если хлеб сразу не глотать, а держать во рту и сосать, то вкус масла чувствуется, честное слово!

Буржуйка прогорела, но мы опять зажгли её. Ведь у нас День Рождения Саши! Вовка хотел встать из-за стола и опять залезть в постель. Хотел лежать в постели и сосать там засушенный хлеб с маслом. Но я Вовку не отпустила. У меня ведь ещё есть подарок для Саши! Подарок, за который я двести граммов хлеба отдала. Дневную пайку. В тот раз я этого не понимала, а сейчас знаю, что тогда, в начале месяца, пайки у нас были очень большие. Просто огромные. Целых двести граммов!

Я порылась в куче тряпок в шкафу и вытащила оттуда заветный свёрток. Положила его на блюдце и поставила перед Сашей. Мои братья прямо ахнули от изумления, когда увидели его.

На белом блюдце лежал он. Пряник. Самый настоящий мятный пряник!..

Пряник, понятно, был очень чёрствый. Он зачерствел просто до каменного состояния. Думаю, испекли его ещё до войны. Но это неважно. Всё равно, это был настоящий, взаправдошный, пряник! Разгрызть его, конечно, было невозможно. Я положила этот пряник на деревянную разделочную доску, а затем очень осторожно, чтобы не потерять ни крошки, расколола его на части с помощью молотка и стамески.

Самый крупный осколок, чуть меньше четверти пряника, мы отложили для папы. Я опять налила нам всем кипятку, правда, уже без сахара, и мы пили его и сосали крошки пряника. Вкус совсем как до войны. Хотя до войны я бы, наверное, столь чёрствый пряник просто выбросила бы в помойку. Глупая была.

Тут без стука открылась дверь в нашу комнату. Ой. Про неё-то мы совсем забыли!

У нас в квартире шесть комнат. Наша, Кругловых, дяди Серёжи, Матвеевых и тёти Зои. Дядя Серёжа в армии, Матвеевы недавно эвакуировались со своим заводом, тётя Зоя работает и, как и тётя Шура, не появляется дома по нескольку дней. Но! Есть ещё и Старая Мымра. Как мы могли забыть про неё? Наверное потому, что она почти никогда ни с кем не разговаривает и даже не здоровается. Вообще она крайне редко из своей комнаты выходит.

А сейчас пришла к нам. Зачем? Разве звали мы её? Праздник только испортила.

Она пришла такая же, как и всегда, в своём неизменном глухом чёрном платье и с пучком седых волос на голове. Только сильно исхудавшая. Но всё равно идёт прямо, а голову несёт гордо. В руках у неё какие-то вещи.

Старая Мымра молча подошла к нашему столу и положила на него то, что принесла. В самом низу была большая книга. На ней — бархатная коробочка синего цвета. На коробочке лежал потёртый дамский кошелёк. А рядом — недоиспользованный остаток хлебной карточки за ноябрь и совершенно не использованные продуктовые и промтоварные карточки. Тоже за ноябрь. И кусочек хлеба. Сегодняшняя пайка. Вчерашние были больше по размеру.

Старая Мымра сухо бросила нам: «Подарок». Повернулась, и вышла из комнаты. Но прежде, чем закрыть за собой дверь, она остановилась, и сказала:

— Свою дверь я запирать не стану. Ко мне не входить три дня. Потом можете войти и взять что угодно. Я разрешаю. Золото не ищите. Золота у меня нет. Денег тоже нет.

Немного подумав, она криво усмехнулась и добавила:

— Держитесь, дети. В конце концов, вы тоже петербуржцы…