Ленька Пантелеев

Глава 4

Испытания начались гораздо раньше, чем Ленька и его семья добрались до места назначения.

От Петрограда до станции Лютово поезд шел пять с половиной суток. В мирное время эту поездку можно было совершить за десять-двенадцать часов. От станции до деревни Чельцово предстояло сделать еще 16 верст. Оставив вещи под присмотром ребят на станции, Александра Сергеевна отправилась на розыски подводы, которую обещала выслать за нею нянька. Через пять минут она вернулась в сопровождении маленького рыжебородого человека в высоком темно-синем картузе и в сапогах с очень низенькими сморщенными голенищами.

– Третьи сутки на станции живу, – мрачно говорил этот человек, постегивая себя кнутом по голенищу. – Знал бы, не ехал.

– Простите, голубчик, мы не виноваты, – заискивающим тоном отвечала ему Александра Сергеевна. – Вы же знаете, наверно, – железные дороги работают отвратительно, мы сами измучились.

Рыжебородый остановился перед горой чемоданов и корзинок, на вершине которой, вцепившись грязными пальцами в веревки, сидели маленькие, очень усталые на вид мальчик и девочка. Рядом, с дамской сумкой в руках, стоял хмурый бледнолицый реалист в черной измятой шинели. Возница медленно обошел этот маленький табор, деловито осмотрел его, что-то прикинул в уме и, покачав головой, крякнул.

– Н-да, – сказал он. – Гардероп! Ну, что ж. Только я вот что тебе скажу, барыня… Вы как хотите, а я за ту цену, что мы рядились, ехать не согласный. Я за три дни на одно сено две романовских красненьких извел.

– Хорошо-хорошо, конечно, – перебила его, покраснев, Александра Сергеевна. – Вы, пожалуйста, скажите, сколько вам следует, я заплачу.

Мужичок задумался, снял картуз, почесал в затылке. – Спирт есть? – сказал он наконец.

– Нет, – ответила, улыбнувшись, Александра Сергеевна.

– А мыло?

– Мыла немножко есть.

– А чай?

– Чай найдется.

– А сахар?

– Сахар есть.

– А соль?

– И соль есть.

– А материе какое-нибудь? Ситец там или сатинет…

– Послушайте, – не выдержав, рассердилась Александра Сергеевна. – Вы что – в магазин пришли, в лавку? Скажите мне, сколько вы хотите денег, и я вам, не торгуясь, заплачу.

– Денег! – усмехнулся возница. – А что мне, скажи на милость, делать с твоими деньгами? Стены оклеивать?

– Не знаю. У нас в городе стены деньгами не оклеивают. Для этого существуют обои.

– Знаю. Не в Пошехонье живем, – осклабился возница. Потом опять помолчал, опять подумал, опять почесал в затылке.

– Николаевские? – сказал он наконец.

– Нет, у меня николаевских денег нет, – сказала Александра Сергеевна.

– Керенки?

– Нет, и керенок нет.

– А какие?

– Обыкновенные советские деньги, которые всюду ходят.

– Гм. Ходят!.. Ходят-то ходят, а потом, глядишь, и перестанут ходить… Кольца золотого нет?

– Знаете, почтенный, – сказала Александра Сергеевна. – Я вижу, у нас с вами ничего не выйдет. Я поищу, может быть, тут другой возница найдется…

– Ну поищи, – усмехнулся рыжий. Потом на секунду задумался и вдруг, хлопнув себя кнутом по голенищу, весело воскликнул: – Э, будь я неладный… чего там… ладно… садитесь!.. Чать не обманете бедного мужичка-середнячка, сосчитаемся! Для кумы, для Секлетеи Федоровны, делаю. Обещал ей гостей доставить и доставлю.

И, запихав за пояс кнут, он взвалил на спину самую тяжелую корзину, сунул под мышку один чемодан, прихватил второй и, покачиваясь на своих коротких ножках, легко пошел к выходу.

Через десять минут тяжело нагруженная телега, подпрыгивая на ухабах, уже катилась по проселочной дороге, и Ленька первый раз в жизни чувствовал над головой у себя настоящее деревенское небо и дышал чистым деревенским воздухом.

Ему повезло. Была весна, самый расцвет ее, середина мая. Снег уже стаял, но поля только-только начали зеленеть, и листья на деревьях были еще такие крохотные, что издали казалось, будто черные ветви березок и осин посыпаны укропом.

Все было в диковину ребятам – и безрессорная, грубо сделанная телега, и низкорослая деревенская лошадка, и бесконечная, вьющаяся, как серая змейка, дорога, и холмы, из-за которых выглядывали то деревенские крыши, то ветряная мельница, то колокольня, и зеленеющие нежно поля, и густые, темные леса, каких они, конечно, никогда не видели ни в Лигове, ни в Петергофе, ни в Озерках.

Разморенные долгим и неудобным путешествием маленькие Вася и Ляля прикорнули у матери на коленях и заснули. А Ленька все сидел, смотрел и не мог наглядеться.

Вглядываясь в непролазную чащу леса, дыша его прелой весенней свежестью, он чувствовал, что голова его кружится, а сердце стучит громче, и думал, что в таком дремучем лесу обязательно должны водиться разбойники. Ему вспоминались отважные и веселые сподвижники Робин Гуда… герои Дюма, Купера… Дубровский… индеец Джо… Ему казалось, что за стволами деревьев он уже видит чьи-то настороженные глаза, наведенное дуло пистолета, натянутый лук…

А рыжебородый возница боком сидел на передке телеги, лениво подергивал вожжи и угрюмо молчал.

– Ну, как вы тут живете, голубчик? – спросила у него, нарушив молчание, Александра Сергеевна.

Возница целую минуту не отзывался, потом пошевелил вожжами и, не поворачивая головы, мрачно ответил:

– Живем пока…

– С продуктами благополучно у вас?

– Пока, я говорю, не померли еще. Жуем.

– А вот у нас в Петрограде совсем плохо. Уже конину едят.

Возница посмотрел на приезжую, скривил набок рот, что должно было означать усмешку, и сказал:

– Погодите, ишшо не то будет. До кошек и до собак – и до тех доберутся. Вот помяните мое слово…

– Послушайте, почему вы так говорите? Ведь вам-то теперь легче живется?

Рыжебородый даже подскочил на своем передке, отчего лошадь его испуганно вздрогнула и взмахнула хвостом.

– Легче??! – сказал он с таким видом, как будто Александра Сергеевна сказала ему что-то очень обидное.

– А разве неправда? Ведь вы получили землю, освободились от помещиков…

– От помещиков? Освободились?

Леньке казалось, что в груди у рыжебородого что-то клокочет, бурлит, закипает и вот-вот вырвется наружу. Так оно и случилось.

– Землю, говоришь, получили? – сказал он, натягивая вожжи и совершенно поворачиваясь к седокам. – А на кой мне, я извиняюсь, ляд эта земля, если меня продразверстка, я тебе скажу, пуще лютой смерти душит, если меня комбед за самую шкирку берет?! Помещик? А что мне, скажи, пожалуйста, помещик? Я сам себе помещик…

– Я не знала, – смутилась Александра Сергеевна. – Я думала, что крестьяне довольны.

– Кто? Крестьяне?? Довольны?.. Да, ничего не скажу, есть такие, что и довольны. Очень даже довольны. А кто? Голодранец, лодырь, голь перекатная…

Внезапно он оборвал себя на полуслове, посмотрел на приезжую и совсем другим голосом сказал:

– А вы, простите, из каких будете? Не коммунистка? – Ну вот, – усмехнулась Александра Сергеевна. – Разве я похожа на коммунистку?

Рыжебородый окинул взглядом ее серый городской костюм, стеганую панамку с перышком, ридикюль, зонтик, часики на кожаном ремешке – и, как видно, вполне удовлетворился этим осмотром.

– Тогда я вам, барыня хорошая, вот чего скажу, – начал он. Но договорить не успел. Впереди на дороге показался человек. Ленька хорошо видел, как он выглянул из лесной чащи, раздвинул кусты и, выйдя на середину дороги, поднял над головой руку.

«Разбойники! – подумал мальчик и тотчас почувствовал, как по всему его телу медленно разливается обжигающий холодок блаженного страха. – Вот оно… вот… начинается…»

Но тут же он понял, что ошибся. Человек этот был никакой не разбойник, а обыкновенный солдат в серой барашковой папахе и в шинели без погон.

Когда телега приблизилась, он выступил вперед и хриплым голосом сказал:

– Стой! Кто такие?

Ленька увидел, что из-за его спины выглядывает еще несколько человек.

– Вы меня спрашиваете? – спокойно сказала Александра Сергеевна.

– Да, вас.

У солдата было рябое лицо, левый глаз его все время подмаргивал, как будто в него соринка попала.

– Мы из Петрограда… я учительница… едем на лето к знакомой в деревню Чельцово…

– Ага! Из Петрограда?!

Человек в барашковой шапке обошел телегу, ощупал мешки и чемоданы и, не повышая голоса, сказал:

– А ну, скидавай барахло.

– Послушайте. Это что значит? Вы кто такой?

Вася и Ляля, словно почувствовав неладное, проснулись. Девочка громко заплакала.

«Так и есть… разбойники», – подумал Ленька, но почему-то никакой радости при этом не испытал.

Рыжебородый возница, не слезая с телеги, нервно поерзывал на своем сиденье и без всякой нужды перебирал вожжи.

– Слушай, – сказал он вдруг. – Ты что ж мою барыню забижаешь? А ну, иди сюда…

И, спрыгнув с телеги, он отвел солдата в сторону и несколько минут что-то шептал ему. Сдвинув на нос папаху, солдат стоял, слушал, почесывал затылок. Товарищи его толпились вокруг. У многих из них за плечами висели ружья.

– Ладно, можете ехать, – сказал человек в папахе, возвращаясь к телеге. Глаз его посмотрел на Леньку и несколько раз мигнул.

Возница стегнул лошаденку, лошаденка взмахнула хвостом, и телега быстрее, чем прежде, покатилась по лесной дороге.

– Кто это такой? – спросила, оглянувшись, Александра Сергеевна, когда они отъехали на порядочное расстояние.

– А никто, – ответил, помолчав, возница. – Так просто. Зеленый.

– Что значит «зеленый»?

– Ну что вы? Не понимаете разве? Из Зеленой гвардии. Которые с Советской властью борются.

– Постойте… Разве здесь не Советская власть?

Возница не повернул головы, но слышно было, что он усмехнулся.

– Власть-то Советская, да ведь на каждого петуха, сами знаете, сокол есть, а на сокола коршун… Скажи спасибо, мадамочка. Если б не я, ходить бы вам всем семейством в лапоточках.

– Да. Я очень благодарна вам, – взволнованно проговорила Александра Сергеевна. – Но скажите, как вам удалось уговорить его?