Лес

1. Трудный день

Шли до тех пор, пока небо над головой не начало понемногу светлеть, становясь из чёрного обычным зеленовато-лилово-синим. Над лесом вставало утро.

Наконец, когда уже рассвело достаточно, чтобы видеть перед собой путь без особых затруднений, а Лас, Ксюня и Плющ вышли в довольно редкий участок леса, Плющ сказал:

— Вы как хотите, а я больше не могу. Я — спать.

Все остановились. Плющ лёг на землю, подложив под голову мешок с едой (фляги с водой висели у каждого на поясе, лишь у Ксюни — лежала за пазухой), сказал напоследок:

— Разбудите примерно на середине между рассветом и полднем, — и сразу заснул.

Лас и Ксюня, немного удивлённые этим, сели на траву где-то в сагни от спящего друга.

— Мне холодно, — сказала Ксюня, обхватив себя руками и чуть съёжившись.

— Иди ко мне, — сказал Лас, протягивая руки, и сталочка скользнула к нему, прижавшись так сильно, чтобы его тепла хватило и для неё.

— Лас, — сказала она, — мне страшно. Что будет дальше? Дойдём мы до Трубы — а потом? Мы так и останемся в лесу?

— Нет, — подумав, ответил Лас. — Мы обязательно вернёмся обратно в деревню — пусть даже всего на полдня, дождаться возможного приговора об изгнании. Преодолимо всё, кроме смерти. Я уверен, что мы в любых условиях сможем быть вместе — хоть в деревне, хоть в лесу…

— Как на нас будут смотреть, когда мы придём назад? Что нам скажут? Как будут относиться?..

— Всё будет зависеть от того, что мы найдём и узнаем у Трубы. Если эта штука… если я не ошибся и в ней действительно что-то такое есть… то наказание, скорее всего, смягчат. Может быть, даже вовсе отменят. В любом случае, мы должны вернуться — хотя бы для того, чтобы рассказать, как всё было. Скрывать, а тем более терять нам уже нечего.

— Лас, а как всё будет у нас? Позволят ли нам встречаться и дальше, если мы вернёмся? Сможем ли мы жить там после всего, что произошло? Как на нас будут смотреть там — не велки, которые, скорее всего, нас осудят, а простые сталки и… сталкеры?

— Я буду с тобой — всегда, когда только попросишь, — Лас особенно крепко прижал к себе подругу и поцеловал её, — или пожелаешь. Всегда. А на остальных плевать. Пусть думают, что хотят; мы прорвёмся, как прорвались ночью. Никто нас не остановит.

— Хотелось бы верить… Лас, ты по-настоящему любишь меня?

— Да, милая. Сильно-сильно…

Ещё один поцелуй — более крепкий и страстный.

— Тогда… — Ксюня помедлила. — Лас, я хочу тебя. Прямо сейчас. Как вчера… и тогда — несколько дней назад…

— У тебя же сейчас с собой нет этого твоего питья… — растерялся Лас.

— Сейчас и в ближайшие дни оно не понадобится. В той рукописи, кроме состава отвара, были указаны ещё и дни, когда ничего не будет и так. И сейчас настаёт как раз такой день.

— Только Плюща давай не станем будить, хорошо? Он вымотался вчера, а я, наверное, сейчас так взбодрюсь — до вечера хватит…

Велк Круз проснулся не в самом хорошем расположении духа. Оно и понятно: на вчерашней охоте, которой он руководил, многое пошло наперекосяк, его послал куда подальше недавний подсталкр, даже не сумевший сам выкарабкаться из-под напавшего на него мута, а другой недавний подсталкр стал защищать первого, причём не только на словах — глаз велка всё ещё побаливал от его удара. Но главное, что задача по обеспечению деревни мясом всё-таки была выполнена.

«А на этих юнцов я управу найду», — подумал Круз (нет, не со злорадством, упаси Первосталк, он же не полный урод, в конце-то концов, — а просто с осознанием того, что так надо — поставить наглецов на место) и поднялся с лавки, на котором лежал. Сделал небольшую разминку: даже в сорок пять, а именно столько лет было Крузу, охотник не должен терять форму, — быстро позавтракал тем, что нашлось в доме, и направился к выходу, намереваясь сначала сходить по нужде, а потом отправиться к «мятежным юным сталкерам» и серьёзно потолковать с ними, а если это не поможет, то — обратиться к Зору, чьими учениками до недавнего времени были эти двое…

Уже снаружи что-то заставило его обернуться, когда он закрывал дверь толчком ноги назад. Велк взглянул на дверь — и окаменел от изумления.

На гладкоё древесине чем-то чёрным (Круз мимолётно определил, что это сажа) были коряво написан несколько строк весьма оскорбительного содержания. Буквы были искривлены, а некоторые изменены до неузнаваемости, а тот, кто это сделал, был слегка или даже не слегка пьян. Тем не менее, внизу, под каракулями, стояла вполне разборчивая подпись: «Плiuщ». Именно так на языке сталков записывалось это имя.

— Вот же мутова отрыжка!.. — вырвалось у велка. — Да как он посмел?!.. Ну, я ему!..

И, решив, что «природные потребности» могут и подождать, Круз быстрым шагом пошёл к дому автора возмутительной надписи. Ему с Плющом было о чём поговорить.

Он ещё не знал… он ничего не знал…

Лина проснулась с улыбкой на лице, радуясь, что её противостояние с Ксюней наконец-то начало подходить к концу. Вчера она уличила-таки её в распутстве и выложила всё Старику. Сегодня, значит, соберутся велки — и судьба Ксюни и Ласа будет решена. «Вот и расквитаемся», — подумала сталочка и, быстро позавтракав и сделав свои обычные дела, направилась к дому бывшей подруги — в последний раз победоносно посмотреть ей в глаза, а потом забыть — крепко и надолго.

Лина не спешила, захотев растянуть предвкушение этого сладкого мига подольше, поэтому шла медленно; к тому же, так она откладывала время, когда придётся приступить к повседневным делам, которые могли, как обычно, затянуться аж до заката…

Мимо чуть ли не пробежал велк Круз с мрачным и решительным видом, погружённый в свои мысли, — Лина поняла это по тому, как он не ответил на её вежливое приветствие и вслед за этим споткнулся, так как не смотрел себе под ноги и, судя по всему, не замечал дороги. Велк явно торопился, а выражение его лица явно не оставляло сомнений в цели этой спешки. «М-да, кому-то сейчас достанется…» — усмехнулась Лина и, махнув рукой на предвкушение, ускорила шаг: до нужного дома оставался какой-то десяток сагней…

Вскоре сталочка стояла у порога перед закрытой дверью. Из дома не доносилось ни звука, но она не обратила на это внимания: обычно у Ксюни было ненамного более шумно.

Лина подняла руку и постучала в дверь, при этом весёлым голосом сказав:

— Эй, Ксюня, ты дома? Как вчера с Ласом повеселились, а?..

Ответа не последовало. Строение оставалось таким же безмолвным, как и прежде.

— Спит, что ли?.. — в лёгком недоумении пробормотала Лина и обошла дом, ища окно.

Окно было приоткрыто, но всё же створки не позволяли разглядеть, что происходит внутри. Лина вздохнула, подцепила края створок пальцами, раздвинула их и заглянула в дом.

Там было пусто: ни Ксюни, ни Старика. Лишь валялся на полу пустой горшок, да витал в воздухе запах каких-то трав.

— Куда они подевались?.. — удивлённо сказала Лина и закрыла окно. — Не повёл же Старик её в лес, чтобы там прикончить, а потом умереть самому…

Планы на утро нарушались. Не застав Ксюню дома, Лина захотела во что бы то ни стало отыскать её, чтобы исполнить задуманное, а заодно и выяснить, что же случилось. Теперь это был вопрос принципа.

«Лас! — подумала сталочка. — Вот у кого Ксюня может прятаться! А Лас же такой, весь из себя правильный, он обязательно придёт на помощь подружке… Кстати, а это у них вчера в первый раз было, или же раньше они как-то делали это, когда я не могла увидеть?.. Тоже надо будет узнать…»

И, гордо вскинув голову, Лина отправилась на восточную окраину селения, к дому Ласа, своей первой несостоявшейся любви.

К её удивлению, там тоже было очень тихо: Лина не услышала оттуда ни звука, пока подходила к строению. «Прячутся они там, что ли?..» — подумала сталочка, заметила распахнутую дверь и поспешила туда, по пути начиная испытывать необоснованное нехорошее предчувствие, которое оправдалось, стоило её только шагнуть внутрь дома.

Там находился всего один человек; если точнее, то — лежал на полу, прижимая ладонь к сердцу. Но это был не Лас и уж тем более не Ксюня.

Нет — на неровных досках пола мешком с костями валялся Старик. Без движения и каких бы то ни было признаков жизни. На луб слева у него темнел синяк — по всей видимости, след от удара. Но вряд ли этот удар был настолько сильным, чтобы лишить Старика жизни.

Но Лине в тот момент не было дела до мелких деталей и возможных причин того, что первый человек, исключённый из Совета велков, наконец-то отправился к Горесталкам. На сталочку нахлынули потрясение и ужас, и она выскочила наружу, крича во всё горло:

— Убили!!! — и не зная, что в такой ситуации ещё можно предпринять.

Появился веский повод для внеочередного заседания Совета. Лина надеялась, что хоть кто-то (а у сталков это всегда значило — «велки») разберётся в случившемся.

Группа «беглецов» продолжала углубляться в лес, продвигаясь к цели своего так неожиданно начавшегося путешествия — Трубе.

Плюща Лас разбудил позже, чем тот просил, — примерно в полдень, так как приятное взаимодействие с Ксюней напрочь отшибло у него чувство времени. Плющ, конечно, посетовал на непредвиденную задержку, но зацикливаться на этом не стал, потому что благодаря такому стечению обстоятельств смог хорошо выспаться.

«Беглецы» перекусили частью своих припасов, на четверть опорожнили фляги — больше пить по общему согласию не стали — и продолжили свой путь.

Пейзаж со временем помаленьку менялся. В то время как у селения деревья, и то — лишь лиственные, только начинали желтеть, здесь, на полпути к зловещей Трубе, всё было иначе: листья через один были ярко-рыжими (а на некоторых деревьях их и вовсе не было), стволы — скрюченными, а неестественно зелёная чуть ранее хвоя постепенно словно выцветала, приобретая всё тот же страшный оранжевый, а кое-где и коричневый, и даже чёрный оттенок.

Вредомер Ласа теперь стучал намного сильнее, и юноша боялся взглянуть на шкалу, чтобы только не узнать истинные масштабы угрозы. Тем не менее, любопытство и здравый смысл перевесили лёгкую боязнь; Лас достал из кармана прибор и ужаснулся, посмотрев на стрелку указателя: та показывала уровень «загрязнения» ровно двадцать два вреда — больше, чем Лас когда-либо встречал. Предел измерения составлял пятьдесят этих довольно-таки условных единиц, так что молодой сталкер засомневался, доживёт ли устройство до того мига, когда они трое найдут ту странную штуку, которая почти полгода как будоражила его ум и заставляла сердце биться чаще.

Труба находилась ещё более чем в двадцати врестях от «беглецов», поэтому Лас и не старался пробить это расстояние своим «дальновидением» и посмотреть, всё ли в порядке с искомым предметом, — было пока слишком далеко, а тратить силы впустую, почти что без надежды на результат, как-то не хотелось.

Шли практически всё время молча. Обстоятельства были не те, чтобы трепаться без умолку; к тому же, мало ли что могло случиться — от нападения мута до нового Звездопада, хотя последнее всё же было практически невозможным, и никому не хотелось пропустить мгновение, когда что-то из этого всё-таки начало бы происходить: жизнь была дороже. Учитывая, что все были молоды и настроены на возвращение, — гораздо дороже. А значит…

— Лас, проверь, пожалуйста, лес «дальновидением», — вдруг попросил Плющ, остановившись.

— Хорошо, — вздохнул Лас и напрягся.

Он занимался этим только вчера днём, поэтому на сей раз вышло лишь с третьей попытки. Но результат оправдал затраченные усилия.

— Муты, две штуки, — отрапортовал Лас, кладя ладонь на рукоять мачета. — Сагней сто к северу, движутся прямо к нам. Уйти вряд ли успеем, но можно попробовать. Что будем делать?

— Попробуем улизнуть, — проговорил Плющ, берясь за своё оружие. — Не получится — вступим в бой. Всё, хватай Ксюню, и побежали.

Но далеко уйти не удалось. Звери, кажется, почуяли их, потому что теперь откуда-то сзади и сбоку доносились мягкие приближающиеся шлепки лап о траву и тихое рычание.

Ксюня тихонько взвизгнула от страха, и Лас понял, что бой надо дать прямо здесь и сейчас.

— Стой, Плющ! — сказал он; друг обернулся, сбросив скорость, но Лас уже обращался к подруге: — Ксюня, беги как можно быстрее! Мы с Плющом остановим мутов и догоним тебя, обещаю! Всё, беги! — закончил он и подтолкнул Ксюню в спину, сам тем временем разворачиваясь к приближающейся опасности с обнажённым мачетом в руке.

Плющ, вздохнув, сделал то же самое; подумал: «А ведь мы так надеялись на лучшее…»

Ксюня, конечно, послушалась Ласа, побежала прочь, то и дело оглядываясь на спутников, решившихся вступить в схватку, но отдалилась от них максимум сагней на двадцать пять, испуганно замерев на месте, когда муты выскочили-таки из-за деревьев у сталкеров перед носом.

Ксюня впервые в жизни видела живых хищников. Большие, не менее сагни в длину, покрытые густым тёмным мехом, с огромными клыками, видными даже с такого расстояния, эти существа производили устрашающее впечатление. Но ещё сильнее сталочку устрашала битва, в которую ввязались парни.

Лас полоснул мачетом по горлу прыгнувшего было на него зверя и отскочил в сторону. Мут тряхнул головой, разбрызгивая кровь, соприкоснулся с землёй, продолжая своё движение, развернулся и снова попробовал атаковать Ласа. Тот нанёс зверю скользящий удар по массивному корпусу, но этом только разъярил чудовище, которое, не остановившись, схватил его зубами за ногу, и противники покатились по земле, чудом не врезавшись в стоявшее рядом дерево. Плющ в это время методично отбивался от «своего» монстра, желая искупить для самого себя позор на вчерашней охоте, и ничем не мог помочь другу.

Ксюня запаниковала. Нет, она не может позволить себе потерять Ласа! И поэтому…

— Не-е-е-е-ет!!! — разнёсся по лесу её звонкий крик, в то время как сама девушка на предельной скорости, не обращая внимания на бьющие по лицу и телу ветви, приближалась к полю боя.

Лас в этот момент пытался мачетом разжать челюсти мута, сдавившие ему голень. Увидев бегущую к нему Ксюню, он крикнул:

— Прочь! Беги, кому сказал?! — и, отчаявшись, начал тупо бить клинком — лезвием, естественно, — по голове зверя.

Тот успевал уворачиваться более чем от половины ударов, продолжая терзать ткань штанов, кожу и мышцы на ноге юноши, уже с трудом удерживавшегося от крика боли.

Ксюня пропустила мимо ушей слова Ласа. Подскочила к возлюбленному и, в праведном гневе воскликнув:

— Уймись ты, тварь!!! — ударила мута босой пяткой по голове.

И тут произошло то, чего никто не ожидал и не мог предвидеть. Зверь преданно и изумлённо посмотрел на Ксюню, разжал зубы (Лас застонал при виде раны, нанесённой чудовищем), отошёл задом на пару шагов, уворачиваясь от брошенного Ласом мачета, и смирно лёг на землю.

Тем временем Плющ нанёс последний удар, прикончив этим собственного противника, вытер окровавленный «ножик» о траву и подошёл к остальным, которые были чем-то буквально ошарашены.

— Что тут у вас? — поинтересовался Плющ и увидел мута, который лежал на земле в двух шагах от Ласа и Ксюни с виноватым выражением на морде и — поразительно! — не нападал на них.

— Ксюня, как ты… это сделала?! — потрясённо спросил Лас, во все глаза глядя на такую же удивлённую подругу.

— Я… я не знаю… Я крикнула… и ещё мысленно сказала ему… не нападать на тебя… и на нас всех… — стала сбивчиво объяснять сталочка. — Я не знаю, почему он меня послушался…

Тут Ласа осенила невероятная догадка.

— Ксюня… ты… только что открыла свою сверхспособность! — сказал он. — Вот почему в деревне она не проявлялась: там просто не было мутов, которых ты бы могла… приручить!

Перед последним словом Лас запнулся, потому что оно было жутко древним и давно не употреблялось в прямом значении, так как в деревне не использовался труд животных, а сталкер на миг засомневался, подходит ли оно для писания ситуации.

— И… и что нам теперь с этим делать? — спросила Ксюня, указывая глазами и пальцем на лежащего зверя, от которого несло сильнее, чем от юношей, когда те возвращались из предыдущих походов за пределы Сталочной.

— Пусть катится на все четыре стороны, — после некоторого раздумья ответил Плющ, также рассматривая присмиревшего мута. — Зачем он нам? Ксюня и так, если что, нас защитит…

— Хорошо, — проговорила Ксюня и мысленно приказала хищнику уходить от них прочь.

Мут удивлённо моргнул и, нехотя встав на лапы, покосился на убитого Плющом сородича.

— Есть хочешь? — догадалась Ксюня. — Ну ладно, давай, только не иди за нами, понял?

Ответа в обычном понимании не последовало. Мут благодарно посмотрел на сталочку и вгрызся в плоть мёртвого сородича.

Чтобы не становиться свидетелями этого малоприятного зрелища, «беглецы» продолжили путь к Трубе.

Ласу при ходьбе теперь приходилось подволакивать правую ногу, которую он кое-как перевязал куском своей же штанины, он не мог уже идти так же быстро, как раньше, хотя рана оказалась лёгкой и кровь скоро должна была остановиться, но ему придавало сил осознание того, что муты их в этом походе больше не тронут, а также мысль о том, какой же сильной и полезной в итоге оказалась Ксюня.

Пока трое «беглецов» сражались в лесу с мутами, велки опять собрались в доме Совета. Это был уже четвёртый раз с начала этого злополучного года, даже пятый, если считать и неофициальное совещание Зора, Ыйима и Старика в начала лета, когда последний ещё носил этот почётный титул, а главное, был жив, и второй — за последние три дня.

На этот раз причины для экстренного заседания были совсем уж безрадостными.

Было очевидно, что Лас, Плющ и Ксюня попросту сбежали из деревни, как выяснилось после осмотра их домов, разговора с матерью Плюща (та была подавлена: сначала муж ушёл в лес, теперь — сын…) и тщательных поисков по окрестностям. Причины этого оставались пока невыясненными; позор Плюща на охоте и конфликт Ласа с велком Крузом всё-таки недотягивали до этой категории, оставаясь на уровне предпосылок.

Дополнительно осложнял ситуацию труп Старика, обнаруженный почему-то в доме Ласа. На голове был след от удара, но сам по себе он ничего не значил, так что причиной смерти считаться не мог; рука мертвеца, прижатая к сердцу, наводила на другие мысли…

Велкам предстояло всё это осмыслить, прийти к единому мнению, сделать выводы и добиться согласия по вопросу о мерах, которые следовало принять.

Члены Совета, все как один мрачные и какие-то пришибленные, по очереди зашли в самое просторное здание в деревне и, не проронив ни слова, расселись, как обычно, за большим столом, всё так же заваленном чистыми и уже исписанными кусками брешти. Надо было начинать заседание, но никто, казалось, не желал брать на себя эту ответственность. Даже Райга, неофициальный секретарь Совета, угрюмо молчал, уставившись на ворох документов, черновиков, набросков и просто чистого письменного материала перед собой.

Вскоре молчание затянулось, начав становиться опасным, и Райга не вытерпел:

— Итак, внеочередное заседание Совета велков от седьмого дня осени тридцатого года после Звездопада объявляется открытым. На повестке дня два вопроса: что, Первосталк побери, произошло этой ночью и что нам теперь с этим делать?!

— Кое-что из случившегося понятно и так, — пробурчал Круз. — Плющ обиделся на меня за то, что я отчитал его за неумелое ведение боя с мутом во время вчерашней охоты, ночью написал сажей на моей двери кучу «любезностей», а потом наказания и смылся в лес!

— Прихватив с собой Ласа и Ксюню? — невесело усмехнулся велк Зор.

— Да, согласен, это всё очень странно… — в своей обычной манере забормотал Ыйим. — Однако всем известно, что у Ласа с Ксюней были трудные взаимоотношения со Стариком, который был против того, чтобы они встречались… Давайте думать. Ясно, что наш бывший велк умер своей смертью; во всяком случае, это наиболее вероятно… Допустим, Лас со Стариком опять поссорились — и наверное, последний сам пришёл к юному сталкеру домой. У Старика в пылу спора, перешедшего в драку (иначе откуда у него появился бы синяк на лбу?) не выдержало сердце. Лас испугался, что убил его, и решил скрыться вместе с Ксюней, чьё участие во всём этом мне как-то трудно представить… Не обязательно, что те двое и Плющ идут одним путём…

— Но это возможно, — сказал Зор. — Более того, мне кажется, что именно так оно и есть. Помните, зачем мы собирались позавчера, хотя кажется, что уже прошла целая вечность? У Ласа была мечта отправиться к Трубе; он мог заразить свои желанием Плюща, а Ксюня присоединилась к ним, просто чтобы не оставаться от своего возлюбленного… Кстати, никто не знает, насколько у них там всё?..

— Насчёт этого я думаю, что они всё же дождутся шестнадцатилетия Ксюни, — ответил Ыйим на последний вопрос «коллеги».

— Эх, вот бы найти того, кто был к ним близок и знал хоть чуточку больше, чем мы… — проговорил вдруг Чмур, которого вместе с Айфадом случившееся вообще никак не касалось, но который не решался уходить, потому что по правилам Совет велков должен был собираться только в полном составе.

— Лина! — воскликнул Зор. — Она же вместе с Ксюней тёрлась около подсталкров… тьфу ты, уже сталкеров…

— Позвать её? — уточнил Райга, занеся на кусок брезевой коры очередную пометку.

— Я займусь этим, — сказал Круз, встал из-за стола и вышел из комнаты.

В зале Совета повисло тягостное молчание, которое велки употребили на нелёгкие раздумья, сопровождаемые непроизвольными движениями пальцев по заросшим подбородкам.

Вскоре велк Круз вернулся, ведя за собой надувшуюся от гордости Лину, которая, по-видимому, придавала большое значение тому, что именно она выложит Совету известную ей информацию.

Круз жестом показал сталочке, куда встать, а сам сел на своё место.

— Итак, Лина, — заговорил Райга, — нам нужно кое о чём тебя спросить. Скажи, когда ты в последний раз видела Ласа, Ксюню или Плюща? Не знаешь, что они могли делать?

— Знаю, — фыркнула Лина. — Вчера вечером я гуляла по деревне…

И она в красках расписала то, что ей удалось тогда увидеть, добавив, когда рассказ подошёл к концу:

— …Вот. А насчёт Плюща я не знаю.

— Спасибо, Лина, ты нам очень помогла, — невесело проговорил велк Зор. — Можешь идти.

— Ой, а это они, что ли, Старика убили? — вдруг спросила сталочка. — Ну дела…

— Нет, Лина, он умер по другой причине, — резко ответил Зор, и девушка замерла с приоткрытым ртом. — Иди.

Лина закрыла рот, повернулась и (её недавняя гордость куда-то подевалась…) покинула дом Совета.

— М-да, — произнёс в наступившей тишине велк Айфад, — вот именно: ну дела. Осталось только понять, как нам это поможет в дальнейшем.

— Теперь всё стало более-менее понятно, — задумчиво сказал Зор. — Лина случайно, как она сама сказала, в чём я сильно сомневаюсь, подсмотрела за Ласом и Ксюней и донесла об этом Старику. Тот разозлился и пошёл к Ласу, у которого эти двое и укрылись. Последовал спор, как, скорее всего, правильно догадался велк Ыйим, драка; Старик получил один довольно сильный удар, тут у него перестало биться сердце, он упал и умер; Лас с Ксюней испугались и убежали; к ним в это время присоединился Плющ, а у нежданного похода в лес появился предлог — поиск подтверждения видению Ласа… Ох, как же трудно свести воедино все данные, когда значительная их часть неизвестна, а посему на её место приходят домыслы…

— Это да, — вздохнул Райга, но тут же вернулся к основной теме разговора: — Послушайте, давайте не отвлекаться на всякие мелочи, а думать, как нам поступить в данных обстоятельствах…

— Безусловно, то, что совершили Лас и Ксюня вчера вечером, — это тяжкий проступок, — заговорил Ыйим, решив последовать совету Райги. — Так-то их ждали бы строгое внушение, телесное наказание или, возможно, даже изгнание в лес. Но они и так уже ушли, то есть нам сейчас, наверное, вообще не придётся ничего делать…

— Они вернутся, — перебил его велк Зор. — Выяснят, что же там лежит, у Трубы, — и вернутся. Хотя бы для того, чтобы заслужить пускай даже частичное прощение. И вот тогда мы должны будем что-нибудь предпринять. А случится это самое большее через несколько дней: подготовить более продолжительный поход они не смогли бы при любом раскладе…

— Как бы то ни было, — сказал Круз, — пока их нет в деревне и они не могут рассказать нам, как всё было на самом деле — ведь не стоит забывать, что все наши выкладки — это всего лишь предположения, — принять окончательное решение, а тем более привести наказание в исполнение мы не можем. Значит, надо ждать их возвращения.

— А Плющ? — спросил Ыйим. — С ним мы тоже пока ничего не можем сделать?

— Ну, с ним-то вроде всё понятно, — ответил Круз. — Когда вернётся, надо будет всыпать ему по первое число, чтоб впредь неповадно было!.. Если что, ту запись я уже стёр, — на всякий случай добавил велк.

— В любом случае сначала они должны вернуться, — подытожил Зор. — Если кого-то их них убьют муты… что ж, это само по себе сможет считаться достаточным наказанием. А также решение, которое мы тогда примем, будет зависеть от того, что они принесут нам из леса. Почему-то мне кажется, что вся эта затея возникла не на пустом месте и Лас действительно полагает, что у Трубы находится штука, способная изменить всю нашу жизнь…

— Отлично. Таким образом, наш Совет переносит принятие решения по известному нам вопросу на неопределённый срок в промежутке между… десятым и пятнадцатым днями осени сего года, — заключил Райга, вновь увлёкшись витиеватыми «заумными» фразами, и поднялся из-за стола. — Заседание объявляется закрытым.

2. У Трубы

Шли так быстро, как могли, учитывая босые ноги Ксюни и её неподготовленность к таким предприятиям; на ночь устроили большой привал, вяло перекусили (фляги опустели уже почти наполовину), утром снова пошли, а днём ненадолго остановились отдохнуть.

Парни более-менее держались: им-то что, они почти полгода по лесам шастают, — а вот Ксюне приходилось по-настоящему туго. Её ступни покрылись сеткой порезов и царапин от лежащих на земле острых веток, корней и вездесущей — теперь полностью рыжей — хвои. Но девушка держалась, стараясь не отставать от сталкеров и жалуясь, только если совсем уж становилось невмоготу.

Припасы кончались: Плющ впопыхах захватил не очень-то и много, поэтому мешки с остатками еды были скомканы и засунуты под одежду или в карман — в зависимости от величины оставшегося содержимого…

И вот они добрались…

У Ласа сильнее заколотилось сердце, когда Труба, возносящаяся ввысь из-за деревьев впереди, стала поистине гигантской в размерах, а под ногами начали попадаться оплавленные и покорёженные металлические обломки, означавшие, что осталось идти совсем немного… «Скоро, — подумал Лас, — совсем скоро мы доберёмся до цели и раскроем, наконец, эту покрытую мраком тайну!..»

Вредомер сейчас не просто стучал: удары спрятанного внутри этой деревянной коробочки молоточка теперь слились в один непрерывный звук. Лас не вынимал прибор, чтобы посмотреть на стрелку, — он и так знал, что она застыла в зашкаленном положении. Подумал: «Как бы не сломался… это единственное, кроме дома, что осталось мне от отца…»

Впереди уже была видна большая, когда-то выжженная от падения Трубы с неба поляна. Лас ускорил шаг, и это же сделали его спутники, молча следовавшие за ним и надеявшиеся, что он знает, что делает. Оставалось пройти какой-то десяток сагней — и они увидят, возможно, первыми из деревни, как тёмная цилиндрическая громадина торит из земли, погружённая вниз на неведомую глубину…

…и — всё. Кроме Трубы и нескольких особо неприглядных на вид обломков, на поляне, которую покрывали клочки бледно-жёлтой чахлой травы, больше ничего не было.

— Что? — прошептал Лас в пустоту — Что?! Я же видел… Куда оно подевалось?!

Ксюня и Плющ подошли к нему и встал по обе стороны, глядя то на выбитого из колеи юного сталкера, то на поляну, на которой не оказалось того, чем жил и бредил Лас со времён своего первого похода.

— Куда это подевалось?!!! — крикнул вдруг юноша во всё горло и побежал вперёд.

Ксюня и Плющ, мало что понимая, помчались следом, чтобы оградить его от необдуманных действий.

Сагнях в тридцати от Трубы Лас остановился и упал на колени, в шоке глядя на то место, где в его видении стояла та странная штуковина, — квадрат голой придавленной земли со стороной примерно в четверть сагни.

— Нет!!! — крикнул Лас. — Этого не может быть! Я же видел!..

Плющ с Ксюней подбежали к нему и подняли на ноги. Лас выглядел неприятно потрясённым, можно даже сказать — ошарашенным, но безумия в его взоре не было, что несколько успокоило друзей юноши.

— Не расстраивайся, Лас, — проговорила Ксюня, на всякий случай обняв его. — В конце концов, у нас уже есть повод для гордости: из деревни, кроме нас, ещё, наверное, никто не видел Трубу так близко…

— Судя по всему, — сказал Плющ, трогая обутой в сапог из кожи мута ногой землю там, куда продолжал с отсутствующим видом вглядываться Лас, — здесь когда-то действительно что-то было. И унесли это, что бы это ни было, не очень-то и давно, я бы сказал — от десяти до ста дней назад, точнее определить не могу… Значит, Лас на самом деле что-то тогда увидел…

— Ну конечно, на самом деле! — обиженно воскликнул Лас. — Я же тогда не спал…

— Я ничего такого не имел в виду. Какая-то штука здесь была, это точно, и по размерам вроде такая, какой ты её и описывал… значит, кто-то её унёс?

— Кто? — невесело усмехнулся Лас. — Муты, что ли? Им-то это зачем?.. Может, мы вообще зря сюда пришли? Может, ну её, эту штуковину?..

— Нет, не зря, — раздался за спиной подозрительно знакомый голос, от которого юношу мороз продрал по коже, несмотря на то что вокруг было не так уж холодно.

Голос принадлежал Стану.

На миг Лас вспомнил сон, приснившийся ему в ночь первого похода — через полдня после того видения. Там Стан прямо на этом месте убивал его, Ласа; ассоциативное восприятие юного сталкера провело параллель между этим сном и нынешней ситуацией… и Лас резко нагнулся, разворачиваясь при этом лицом к бывшему другу, далее — предателю и изгнаннику, и вынимая в движении мачет из ножен. В это время прямо у него над головой пронеслась щепка, однозначно выпущенная из самопала.

Что-то мелькнуло у Ласа перед глазами, толкнуло его в грудь. Лас отлетел на Плюща, который чудом успел отвести руку со своим мачетом в сторону, и оба юных сталкера упали на землю. Тут же вскочили, нашли глазами Стана… и замерли.

Стан, одетый в то же, в чём был, когда его изгоняли из Сталочной, — простую зелёную рубаху, штаны и сапоги, только немного грязный и растрёпанный, стоял в нескольких сагнях от молодых сталкеров с мачетом в руке. Из кармана штанов высовывалась рукоятка неизвестно как появившегося у него самопала.

И всё бы хорошо, но лезвие мачета было приставлено к горлу Ксюни, которую — с остекленевшими от ужаса глазами — Стан свободной рукой прижимал к себе, одной из ног захватив её голые лодыжки, уничтожая любую возможность вырваться и убежать.

— Даже не пытайтесь ничего сделать, или твоя, Лас, подружка умрёт в самом расцвете лет, — сказал Стан — без страха, с уверенностью и… снисхождением в голосе. — Бросьте оружие. Вам сейчас оно всё равно не поможет.

— Ты, мразь!.. — крикнул Лас, кладя мачет на землю и отступая на пару шагов. — А я-то, дурак, думал, что ты изменился, простил тебя зачем-то… И что в ответ?!

Стан молча нахмурился, напрягся, и лежащие на земле мачеты, движимые его сверхспособностью, отползли примерно на сагнь в его сторону.

— Ты меня, может быть, и простил, — всё с тем же выражением ответил он. — Зато я тебя — нет. когда ты мне сказал про то, что в скором времени ты отправишься сюда, к Трубе, я получил надежду на последнюю попытку отомстить тебе за всё. Я научился жить в лесу, убил вот этим мачетом не меньше десятка мутов, каждый день приходил сюда — утром и вечером, чтобы посмотреть, не пришёл ли ты, а если пришёл, то не привёл ли с собой кого-нибудь. Но я не ждал, что мне улыбнётся такая удача.

Он провёл рукой по животу Ксюни, которая вся подтянулась и боялась вздохнуть, чтобы лезвие не вонзилось ей в шею.

— Ты видел ту штуку, которая здесь раньше стояла? — спросил Плющ, указывая на квадрат примятом земли чуть в стороне от них.

— Видел. Больше тебе скажу: я уносил её отсюда, — ухмыльнулся Стан. — И даже знаю, что это такое. Но этого, а также где та штука теперь, вы не узнаете. Не ваше это дело.

— Почему это не наше? — возмутился Лас. — Ведь именно для этого мы сюда пришли!..

— Потому что вы всё равно сегодня умрёте. И никто вас здесь не найдёт — кроме, разве что, мутов. И то вряд ли.

— Ты нас убьёшь? — спросил Лас.

— А вы думали, будто я вас просто попугать сюда пришёл?

— Ксюню хотя бы пощади!

— А зачем? Она же сбежит от меня при первом удобном случае, заявится в деревню, там всё расскажет, сталкеры прочешут весь лес, найдут и прикончат меня! Нут, уж лучше сначала я получу желаемое, а потом сделаю-таки с вами то, что считаю нужным.

— Чего ты хочешь? — спросил Плющ.

— Получить удовольствие, ставшее для меня недостижимым после того, как она, — взгляд сверху вниз на Ксюню, — упорхнула к Ласу. — Довольная, с оттенком злорадства, усмешка.

— Не смей, урод! — закричал Лас, поняв, что Стан имеет в виду. — Не трогай её!

— А то что? Что ты мне сделаешь? Одно движение в мою сторону — и Ксюне не жить. Вы ведь этого не хотите, да?

Ответа не последовало.

— Значит, не хотите, — кивнул Стан — и свободной рукой залез Ксюне под юбку.

Сталочка уже, кажется, готова была потерять сознание от охватившего её ужаса. «Неужели мне придётся отдаться этому вонючему безумцу?!» — в панике думала она, изо всех сил сжимая ноги вместе, чтобы помешать Стану осуществить задуманное.

Внутри Ласа поднялась волна ярости; он готов был сорваться с места, в одно мгновение подобрать мачет и, молниеносно метнув его, отхватить Стану голову — но понимал, что тот в таком случае сдержит своё обещании и Ксюня погибнет первой. Поэтому Лас кое-как сдерживал себя, стараясь придумать что-то, что поможет им троим спастись или хотя бы потянуть время, которого сейчас для решения проблемы катастрофически не хватало.

Плющ был занят тем же, но с таким же успехом и без заполняющей душу ярости, которая, как он считал, в этот момент могла только помешать.

Тем временем пальцы Стана, похоже, несмотря на противодействие Ксюни, добрались до цели.

— О, да у тебя, Лас, с ней всё, кажется, уже было! — с наигранным удивлением произнёс «подсталкр-гора». — Быстро вы перешли от слов к делу…

— Не трогай её, — со странным отчуждением в голосе ответил Лас. Видно было, что сейчас он принимает какое-то очень важное решение. — Лучше… лучше убей меня, только убери от Ксюни свои грязные лапы!

Стан захохотал. Это прозвучало особенно жутко в той гнетущей тишине, что царила около Трубы.

— Что, не хочешь смотреть, как я имею её? Боишься этого больше, чем смерти? Тогда ты ещё больший дурак, чем мне казалось! Ведь то, что ты сдохнешь первым, ничего не изменит! Вы всё равно в моей власти — все! И я в любом случае сделаю с вами то, что хотел, — со всеми!

— Если ты всё равно нас убьёшь, — заговорил вдруг Плющ, — скажи тогда нам, куда ты утащил ту штуковину, за которой мы сюда пришли! Или хотя бы её название!

— Где она сейчас, вам знать ни к чему — ни живым, ни мёртвым, — ответил Стан. — А как называется, я, пожалуй, скажу вам. — И он чётко и раздельно произнёс по слогам: — «Бор-то-вой ком-пью-тер». И не спрашивайте, что это значит: всё равно не поймёте.

Он помолчал немного, потом продолжил:

— Не пытайтесь тянуть время. Ничего не получится. Ты хотел умереть первым, Лас? Что ж, я могу предложить тебе кое-что получше — выбор: или я сейчас имею и убиваю Ксюню, а уж потом тебя с Плющом, или первым гибнешь ты сам, или — Плющ. Выбирай. Если что, времени у тебя в обрез.

— Зачем? — процедил Лас. — Зачем ты это делаешь? Зачем ты мучаешь нас, прежде чем убить?

— Вы меня достали — уже тогда, в деревне. Меня бесило то, что ты, Лас, быстрее меня — как по бегу и плаванию, так и со своей сталочкой; то, что ты, Плющ, умнее меня и что тебе с виду на всё наплевать. Я так не умею. Вы меня вынудили. Вы меня просто достали!

— Как ты собираешься убивать нас? — спросил Плющ. — Из вот этого самопала, что ли? Он же довольно маломощный… К тому же, где ты его взял?

— Где взял, там уже нету… А что: по две щепки в глаза — вы ослеплены и вырубаетесь от боли. Вскоре либо вы умираете сами, либо я просто, когда до этого дойдёт очередь моих действий, добиваю вас — считайте, что из милосердия… Итак, Лас, ты выбрал? Я не могу так долго ждать: мне уже становится скучно…

На последние слова Стана Лас не обратил внимания, чуть наклонив голову вперёд и рассматривая землю у себя под ногами. Он думал; и от его решения зависела судьба всей группы.

Ксюня не должна умереть ни в коем случае; этот вариант Лас отбросил сразу. Остаются Плющ и он сам. Но может ли он, имеет ли он право обрекать друга на бесполезную смерть, зная, что это им всё равно не поможет? Нет, Лас не хотел предавать ни подругу, ни товарища. А значит…

— Я выбрал, Стан, — сказал Лас, делая шаг вперёд. — Можешь убить меня, если хочешь. Прости, Ксюня, но лучше я пожертвую собой, чем вами.

— Лас… — прошептала Ксюня, но лезвие мачеты чуть сильнее упёрлось ей в шею, и сталочка замолчала, почувствовав, как по её гладкой коже устремляются вниз три тонкие струйки крови.

— Ты выбрал, — сказал Стан, вытащил засунутый на время в карман после того, первого, выстрела самопал и медленно поднял его, нацеливая в голову Ласа.

Тот молча стоял и смотрел на оружие в руке противника, который так и не изменился без малого за сорок дней вдали от деревни. Ласу было страшно — и правильно: кто не боится смерти? — но он старался не показывать виду, зная, что умирать за дорогих людей — дело, как-никак, достойное.

Палец Стана напрягся на спусковом крючке, как будто «подсталкр-гора» сомневался, стоит ли стрелять или нет. он действительно колебался: всё-таки долгие годы Лас был его лучшим другом… но память тут же подсунула Стану несколько эпизодов из его жизни, в которых Лас становился у него на пути, мешал добивался цели да ещё и жизни учил, и сомнения сразу отпали. Стан медленно потянул спуск на себя…

3. Спаситель

Время на миг словно остановилось, а когда снова пошло, всё вдруг изменилось резко, окончательно и бесповоротно.

Что-то еле слышно просвистело в воздухе за спиной у Стана — и внезапно из его шеи спереди вышло остриё мачета с несколькими врехами лезвия! Брызнула кровь. Разжались руки «подсталкра-горы», мачет и самопал упали на землю. А вслед за этим на глазах у оторопевших юных сталкеров рухнуло наземь тяжёлое тело Стана, который, уже будучи мёртвым, с приоткрытым ртом изумлённо пялился куда-то вдаль и вверх, будто бы не в силах принять такой поворот событий.

Ксюня, всё ещё не веря в своё спасение, обернулась, и тут Лас с Плющом увидели человека, стоявшего у края поляны, сагнях в десяти от свежего трупа. Без сомнения, этот человек бросил мачет, решив таким способом сиюминутные проблемы «беглецов».

Заметив, что на него смотрят, «незнакомец» неспешно направился к молодым людям, ещё не пришедшим в себя от неожиданного завершения так толком и не состоявшегося боя.

Он был немолод: длинные, до плеч, седеющие волосы, некогда бывшие чёрными, такая же (ну, не до плеч, конечно) борода и усы не позволяли дать ему меньше пятидесяти лет, — и невысок. Но в нём явно — по характеру его движений, по манере держать себя — ощущалась сила, подкреплённая опытом, а в зелёных, как у Плюща, глазах проглядывал острый раскрепощённый ум. Заношенная чуть ли не до дыр, но более-менее чистая обычная для жителей деревни клыповая одежда, а также сапоги, очень похожие на те, что носили Лас и Плющ, позволяли сделать вывод, что он когда-то жил в Сталочной, но потом на долгое время перебрался в лес. И черты его лица показались юным сталкерам смутно знакомыми…

— По-моему, я подоспел вовремя, — сказал он низким, как у велка Зора, раскатистым — и таким же смутно знакомым голосом, остановившись рядом с Ксюней и глядя на юношей, начинающих понимать, кто именно пришёл к ним на помощь.

— Велк Нурс? — спросил Лас, вспомнив этого человека — когда-то одного из лучших сталкеров деревни и члена Совета велков по вопросам изучения леса. — Вы как здесь оказались?..

— Отец… — прошептал Плющ, поражённый появлением Нурса гораздо сильнее. — Ты жив…

— Плющ? Хм, ты сильно вырос за последние несколько лет, — ответил бывший велк, однажды ушедший из деревни и туда не вернувшийся. — Давно мы с тобой не виделись… — Нурс сделал несколько шагов вперёд, подойдя к юным сталкерам почти вплотную, и сердечно обнял сына, который, оказывается, во многом был похож на него.

Постояв немного в обнимку с Плющом, велк отпустил его и повернулся к другому юноше:

— А ты, как я понял, Лас. Вот этот, — Нурс, не оборачиваясь, указал большим пальцем правой руки себе за спину, на тело Стана, — многое рассказал мне о том, что произошло в деревне за годы моего отсутствия, — в том числе и о вас… А ты, значит, Ксюня, да? — посмотрел он на сталочку, и та покраснела, смущённо улыбнувшись. — Я, кажется, знаю, зачем вы сюда пришли, и, думаю, могу вам помочь.

— Стан говорил, что помогал утаскивать отсюда этот… как его… «боковой компукер»… — начал было Плющ, но, почувствовав в своей фразе что-то неправильное, умолк, не договорив.

— «Бортовой компьютер», — поправил его отец. — Да, мы действительно недавно перенесли его отсюда в мою хижину, хоть я и считал, что этому прибору здесь ничего не угрожает, раз его без малого за тридцать лет не тронули ни муты, ни погода… хотя радиации в этом месте он впитал будь здоров…

— Прибор? — спросил Лас, ухватившись за это слово. — Как мой вредомер?

— Что-то вроде того, — подумав, ответил Нурс, — только намного сложнее. Кстати, насчёт вредомера… вытащи его, пожалуйста.

— А зачем? — удивился Лас, но просьбу выполнил.

Бывший велк взял у него устройство — а затем сделал то, на что никто в деревне ещё никто не осмеливался.

Подцепил ногтём на корпусе едва заметный паз, откинул крышку, которая, как оказалось, имелась у прибора, и что-то сделал пальцем внутри — то ли что-то нажал, то ли передвинул, в результате чего вредомер замолк.

— Вот так, — сказал Нурс, отдавая прибор Ласу. — Теперь меня, да и тебя, наверное, тоже не будет напрягать этот бесконечный стук.

— Что вы наделали?! — крикнул Лас, потрясённо уставившись на молчащий прибор, стрелка которого уже плавно откатилась к нулю. — Вы же его сломали!..

— Не сломал, а отключил, — возразил отец Плюща. — Когда соберётесь обратно, научу, как включать; а пока пусть будет так…

— «Радиация»? — спросил у «спасителя» Плющ, зацепившись, в свою очередь, за слово, которого не знал. — Это ещё что такое?

— Это, сынок, то, что ваши вредомеры, хотя правильнее их называть «дозиметрами», измеряют, — та невидимая зараза, которой Звездопад поразил вашу деревню и лес. А исходит она, — палец Нурса указал на возвышающуюся невдалеке громадину, — от Трубы! Поэтому, чтобы не слишком сокращать наши и без того не очень длинные жизни, пойдёмте-ка лучше отсюда ко мне: у меня тут домик в полудесятке врестей на юго-восток есть… Там я вам всё и расскажу. Ну, может, и не я, а… — Бывший велк осёкся, поняв, что сказал лишнее, и замолчал.

«Беглецы» не стали спрашивать, что он имел в виду: если обещал рассказать всё, значит, объяснит и это.

— Ну, пошли, — сказал Плющ.

— Подождите чуток, — ответил его отец и мягкой, неспешной, но вместе с тем довольно быстрой походкой направился к трупу Стана.

Постоял немного, глядя сверху вниз на раскинувшееся на земле тело, нагнулся, выдернул мачет из шеи убитого (Ксюня в это время отвернулась), со вздохом вытер о штаны и вложил в ножны на поясе. А затем подобрал валявшийся тут же самопал и сунул в карман, прокомментировав это для остальных:

— Это вообще-то мой самопал… Нечего брать без спросу чужие вещи.

Вернулся к «беглецам» и сказал:

— Вот теперь и в самом деле — пошли.

И группа вслед за ним отправилась на юго-восток, прочь от Трубы.

Поначалу шли молча, глядя в спину идущему впереди велку-«отшельнику»: Лас — с интересом («Что же он делал всё это время в лесу?..»), Ксюня — с обожанием («Как он вовремя выручил нас!..»), а Плющ — с изумлением («Отец, ну ведь можно же было как-нибудь сообщить, что ты жив!..»). И всем хотелось поскорее дойти до его лесного жилища и услышать наконец, что же Нурс хотел им рассказать.

Но, к всеобщему удивлению, «спаситель» сам нарушил молчание:

— А что же вы в лес-то дёрнули, с какого перепугу? Что-то я не верю, что ваша экспедиция — ой, простите, поход был санкционирован… тьфу ты, разрешён Советом…

Лас с Плющом переглянулись, не зная, кому из них стоит ответить на этот вопрос. Потом Плющ шепнул:

— Давай ты: ты больше знаешь…

— Ну, если коротко, то…

И Лас вкратце изложил бывшему велку события последних дней, приведшие к известному результату.

Какое-то время Нурс помолчал, не оборачиваясь, поскрёб пальцами бороду и пробормотал:

— М-да, натворили вы дел… И как дальше планируете — то есть собираетесь выкручиваться?

— Вся надежда на этот… «компьютер», — ответил Плющ, гордый собой, что запомнил-таки это странное слово, — и твой рассказ, отец. А там уж решим… Кстати, может быть, объяснишь, с чего вдруг ты заговорил какими-то мудрёными словечками, а? Прежде я их от тебя что-то не слышал…

— То было прежде, — сказал Нурс не замедляя шага. — Теперь я знаю гораздо больше против того, а значит, имею право на интеллектуальные… — тут он запнулся, но пояснять новое заимствованное неведомо откуда слово не стал, а просто закончил фразу: — …заскоки.

— А почему ты ушёл из деревни? — спросил Плющ. — Я понимаю, что ты никогда не делал ничего просто так; то есть и здесь должна быть своя причина, ведь так, да?

Велк-«отшельник» помедлил, шумно выдохнул через нос, показывая, что эта тема ему не очень приятна, но потом всё же ответил:

— Они не понимали меня. Я хотел изучать лес, предлагал всякие мероприятия, методы, технические решения, строил концепции — но Совету на это было наплевать. Им важнее поддерживать жизнь в Сталочной, ни о чём больше не задумываясь. А я хотел понять, что же случилось двадцать девять лет назад, почему всё вокруг так, а не иначе… Лас, это ведь я подсказал твоему отцу идею и конструкцию вредомеров, которым тогда ещё присваивал такое несовершенное название… И однажды я не выдержал. Ушёл, не оставив никакой записки, потому что считал, что только так я принесу больше пользы — как себе, так, возможно, и селению.

Признаться, выживание в лесу в течение такого долгого времени, да ещё и на этой заражённой территории было нетривиальной задачей. Я построил себе домик неподалёку… ну, относительно… от Трубы, как вы её называете, и всё свободное время, кода я не был занят поисками пропитания и не совершал регулярное путешествие за водой к Сталке, думал, стараясь докопаться до истины. Кое-что я понял самостоятельно, но большую часть мне всё-таки подсказали…

Нурс снова осёкся, поймав себя на выбалтывании лишнего.

— Кто подсказал? — допытывался Плющ. — Можешь хотя бы намекнуть?..

— Нет. Всё узнаете, когда дойдём до моего жилья, — жёстко сказал велк-«отшельник» и замолк, больше не отзываясь ни на какие попытки разговорить его.

А Лас, Ксюня и Плющ независимо друг от друга пришли к единому мнению, что Нурс от них что-то скрывает. Что-то очень важное…

Вскоре они добрались до маленького, всего две с половиной на две сагни и полторы в высоту, неприметному в сгустившемся к тому времени лесу, на который, сменяя полыхавшие за спиной у путников последние оранжевые отблески заката, падала ночная мгла, домика без окон и с небольшой дверью, на которую был навешен крепкий деревянный засов.

— Это на всякий случай, — пояснил велк, снял с крючков по обе стороны двери («беглецы» не знали, как ещё можно назвать эти штуки) примерно двухпундовый на вид кусок бревна, взял его в одну руку — было видно, что такая тяжесть вызывает у Нурса затруднения: ну ещё бы, в таком-то возрасте, — другой открыл дверь и запустил внутрь группу молодых людей, после чего вошёл сам, закрыл дверь и опустил засов на пол около неё так, чтобы часть «брёвнышка» всё же подпирала выход.

А потом — в полной темноте этого не было видно — потёр ладони, предвкушая предстоящее потрясение юных сталкеров и сталочки, связанное с тем, что они сейчас увидят и узнают…

— Отец, а чё тут так темно?.. — неуверенно спросил Плющ, интуитивно ожидая какого-то подвоха.

— Сейчас будет светло, — ответил Нурс и нажал на стене не замеченный молодыми людьми выключатель, расположение которого помнил с точностью до долей вреха.

На потолке помещения зажёгся ослепительно яркий маленький кружок белого света, к которому от выключателя по стене и потолку тянулись провода, от выключателя продолжающиеся также вниз и уходящие под пол в углу, и который на удивление хорошо освещал всю внутренность строения.

— Что это?.. — зажмурившись, прошептал Плющ, потрясённый и восхищённый этим явлением; впрочем, подобные чувства в тот момент испытывали все трое.

— Спаси Первосталк!.. — пробормотал Лас, заслоняя ладонью глаза от света и осторожно смотря сквозь пальцы на не виданный в деревне источник освещения.

Ксюня промолчала, только открыв рот от изумления и с ладонью «козырьком» у лба уставившись на это маленькое «чудо».

— Люминесцентная лампа, — с усмешкой наблюдая за реакцией «беглецов», сказал бывший велк. — Технология, которая вам в деревне и не снилась. Вернее, снилась, но вашим предкам, которые давным-давно потеряли даже это — мелкое, по сути своей, — знание.

Лас, Ксюня и Плющ в полном шоке смотрели на Нурса, не в силах выговорить ни слова от настигшего их потрясения. Но вскоре Плющ прочистил горло, сглотнул и спросил у улыбающегося «отшельника»:

— Отец, что ты знаешь такого, чего не знаем мы? И, если уж на то пошло, то где этот… компьютер?

— Сейчас вы всё увидите и узнаете, — ответил Нурс.

Бывший велк вдруг опустился на корточки, нашёл на полу рядом с собой нужное место, постучал по полу в каком-то быстром замысловатом ритме (стук получился не глухой, каким являлся бы, будь под полом земля, из чего Лас, Плющ и Ксюня заключили, что там — что-то вроде погреба, где, наверное, и находилось самое интересное…) и сказал:

— Зелма, это свои. У меня тут гости, так что не пугайся…

Ещё до того, как он договорил, в полу открылся квадратный люк. Откинулась крышка, и снизу в помещение заглянул тот, кто прятался внизу. Вернее, та.

По голове, высунутой из «подвала» в комнатку, было видно, что это довольно миловидная молодая женщина с не очень длинными прямыми светло-русыми волосами и голубыми глазами. Возраст на глаз был точно не определим — примерно между двадцатью и «так не бывает». Больше пока сказать о ней было нечего.

Она окинула изучающим взглядом «гостей» бывшего велка и, видимо, сочтя их не представляющими опасности, только после этого вылезла наверх полностью.

Росту она оказалась невысокого — всего на два-три вреха повыше Ксюни, — но сразу производила впечатление, что она тут самая главная. В основном это было заметно по спокойному и одновременно жёсткому выражению её красивой физиономии и будто бы пронизывающему насквозь взгляду. На незнакомке была какая-то странная, неизвестная «беглецам» одежда — серебристая, блестящая под лучами лампы, облегающая её стройное тело от шеи до пят и снизу плавно переходящая в такую же сверхъестественную на вид мягкую обувь. Тем не менее, молодые люди буквально чувствовали, что этот «наряд» напичкан всякими штуками, о назначении которых «беглецы» не имели ни малейшего понятия, но понимали, что с их помощью можно сделать гораздо больше, чем если использовать мачет, самопал или что-либо другое из инвентаря деревни.

— Ну и кто это? — спросила та, кого назвали Зелмой. — Нурс, надеюсь, они-то окажутся более вменяемыми, чем тот толстый придурок?..

— Успокойся; это, похоже, те, о ком он рассказывал, — ответил велк-«отшельник» и положил ладонь Зелме на плечо. — И я уже пообещал им, что ты расскажешь им всё. То есть — вообще всё. Раз уж они сами сюда пришли, значит, время настало.

— О чём вы?.. — спросил Плющ. — Какое такое время?.. И вообще, отец, кто это?

Нурс и Зелма обменялись взглядами — и, очевидно, поняли друг друга без слов.

— Давайте спустимся вниз, — сказала женщина в необычной одежде. — Там и поговорим.

«Беглецам» ничего не оставалось, кроме как последовать за бывшим велком и Зелмой по приставной деревянной лестнице в подвал.

4. Рассказ незнакомки

Спускаясь по узким и ужасно, казалось, непрочным деревянным ступенькам, Лас шёпотом спросил у Плюща, шедшего спереди:

— Ты что-нибудь понимаешь?

— Кое-что, — так же тихо ответил Плющ. — Но из предстоящего рассказа я попытаюсь понять как можно больше, и если чего-то не поймёте вы, я объясню.

— Спасибо, — сказал Лас и не стал продолжать разговор: лестница закончилась, и ноги жителей деревни ступили на пол подвала велковской хижины.

Тут было темно — примерно так же, как и наверху, когда они только вошли, — но через считанные мгновения и подвал оказался залит холодным и ярким белым светом: к потолку была прикреплена такая же маленькая, но мощная лампочка — только провода, спущенные сверху через щель в перекрытии и связывающие здешний выключатель с источником освещения, были подсоединены к предмету, стоящему на полу около дальней стены помещения.

Это был тот самый «бортовой компьютер» — немного покорёженный металлический куб высотой примерно до колена. Передняя грань была скошена под небольшим углом, и там всё так же находился тёмный прямоугольник неизвестного «беглецам» материала, в котором на ярком свету довольно-таки чётко отражалась комната, в том числе и фигуры находящихся в ней людей. Экран — будем уже называть вещи своими именами — был окружен несколькими кнопками; Лас и Плющ независимо друг от друга поняли, что с помощью этих маленьких круглых штучек с непонятными значками Нурс и Зелма смогут заставить тот чёрный прямоугольник засветиться. Дополняли картину провода, входившие в металлическое «тело» устройства сбоку и создававшие впечатление, что от компьютера зависит всё в этом доме. Хотя, впрочем, так оно отчасти и было.

Отчасти — потому, что в подвале также имелись предметы, на которые компьютер не мог оказать никакого воздействия. Это были три простеньких деревянных табурета (хоть это название, да и сама такая мебель не были известны «беглецам»), два обычных, третий побольше — наверное, его Нурс и Зелма могли использовать как стол.

Как бы то ни было, как только все спустились сюда и зажёгся свет, бывший велк и «женщина в странной одежде», не сговариваясь, заняли два таких сиденья. «Столик» между ними остался пустым: никто из молодых людей не захотел единолично садиться на последнее «свободное место», поэтому Лас, Ксюня и Плющ вместе, как по команде, присели на корточки на пол, готовясь слушать.

Зелма прокашлялась — и заговорила, произнося слова на удивление быстро и внятно:

— Итак, начнём. Коротко о себе. Моё полное имя — Зелма Арсеньевна Видевская, но, основываясь на собранных сведениях об обычаях вашей деревни, я разрешаю вам звать меня только по имени. А как зовут вас? Имена — и ничего лишнего, — непререкаемым тоном добавила она.

— Лас.

— Плющ.

— Ксюня… — прозвучали друг за другом три слова.

— Сейчас я начну рассказывать всё, как есть, с самого начала. Перебивать не советую, задавать вопросы — тоже. Если встретятся непонятные вам слова, а я уверена, что так и будет, — старайтесь их запомнить даже в том случае, если вы не в состоянии хотя бы предположить, что они означают. Когда я закончу, будет можно задавать вопросы. Готовы?

«Беглецы» одновременно кивнули.

— Начну я издалека, — сказала Зелма и почему-то улыбнулась. — В смысле совсем издалека. С того, что мир, в котором вы живёте, круглый.

Плющ тут же спросил, пока Лас с Ксюней молча переваривали это утверждение:

— Это как? Как тарелка? Или как шарик?..

— Я же просила меня не перебивать, — нахмурившись, резким тоном ответила Зелма; Плющ аж поперхнулся собственными словами. — На этот вопрос мне, пожалуй, придётся ответить. Мир круглый, как шар, но такой большой, что вам он кажется плоским. Раз он круглый, значит, из одной его точки можно, допустим, пойти на запад — и вернуться в ту же точку с востока, пройдя по вашему счёту, примерно тридцать три тысячи врестей. Можно также направиться вглубь и теоретически достичь его центра, то есть сердцевины, а можно и вверх. Надеюсь, это пока понятно?

Плющ кивнул. Лас пожал плечами. Ксюня промолчала, обрабатывая поступающую информацию.

— Будем считать, что понятно. Далее. Ваша луна — это такой же шар из камня, только поменьше, без воздуха и воды. Луна вращается вокруг вашей планеты (я буду использовать это слово для обозначения вашего мира, ладно?), а её свет — на самом деле отражённый свет солнца. Мало того, ваша планета сама вращается вокруг своей оси, поворачиваясь к солнцу то одним, то другим боком, что обеспечивает смену дня и ночи; а также вокруг солнца, чуть наклоняясь то к нему, то от него, что заставляет меняться времена года. Ладно, это так, для общего развития. В связи с тем, что я сказала ранее, напрашивается вывод, что из вашего — да и любого другого, если честно, мира можно улететь вверх — вообще.

Если отдалиться от поверхности планеты на достаточное расстояние — скажем, несколько десятков врестей вертикально вверх, — Зелма жестом показала, как именно, — то вы попадёте в пустое пространство, в котором отдельными островками материи движутся планеты, звёзды (забыла вам сказать: ваше солнце — это тоже звезда!) и просто камни. Это пространство называется космосом, царящая в нём пустота — вакуумом; множество звёзд образует спиральное скопление — галактику, а во Вселенной таких галактик триллионы…

Так, что же дальше?.. Я имела в виду, — продолжала Зелма, — что ваш мир, ваша солнечная система (так называются звезда, вращающиеся вокруг неё планеты — их может не быть, а может быть довольно много — и всякий космический мусор) не единственная. Есть и другие обитаемые планеты, на которых также живут люди. Только людей на них больше. Гораздо больше…

Зелма немного помолчала, видимо, собираясь с мыслями и скользя взглядом по лицам «беглецов»: одухотворённому у Плюща, которому сейчас открывались не ведомые ему прежде истины; сосредоточенному у Ласа, который старался получше вникнуть в рассказ; недоумённому у Ксюни, которая пыталась понять, а не разыгрывает ли их Зелма.

А потом Зелма заговорила вновь:

— Среди всех этих миров есть один, где и зародилась человеческая цивилизация. Это планета Земля, расположенная за тысячи световых лет отсюда… Там появилось наше общество, достигшее однажды такого уровня развития, что начало с помощью космических кораблей — специальных больших штук, созданных для полётов по космосу, — колонизировать… то есть осваивать, — с громким вздохом, похожим на стон, пояснила Зелма, устав смотреть на то, как Лас морщится при каждом непонятном слове, — другие планеты, другие звёздные миры.

Когда мы покорили Солнечную систему, то есть все основные планеты, вращающиеся вместе с Землёй вокруг её Солнца, люди начали улетать за пределы системы на особых колонизационных кораблях. Эти корабли были способны уместить на себе большое количество людей — это зависело только от размеров судна, — а также необходимые для выживания на выбранных планетах сведения плюс ещё много всякой информации, как нужной, так и совершенно бесполезной, — Зелма указала рукой на «железку» около стены, — вот в таких вот бортовых компьютерах с банками данных поистине колоссальной ёмкости. Кстати, эти устройства за всё прошедшее с той эпохи время изменились не очень сильно…

— А… вы были… там… на Земле? — запинаясь, спросила Ксюня, которую сообщаемые сведения поразили, похоже, больше всех.

— Я там родилась, — с некоторой гордостью ответила Зелма и добавила, возвращаясь к теме своего монолога: — Сейчас вы узнаете, кто вы на самом деле.

«Беглецы» подобрались, готовые услышать любую правду, которую в деревне узнать было невозможно.

— Однажды, — продолжила Зелма рассказ, — примерно через двадцать лет после начала экспансии или, как тогда говорили, свободной миграции, с Земли стартовал корабль «Би–22», отправившийся, судя по записям из архивов, в этот сектор Галактики. Тогда таких экспедиций летало куда больше, чем сейчас, хотя и сейчас переселение всё ещё идёт, поэтому никто — или почти никто — не обратил внимания на то, что корабль канул в неизвестность за тысячи световых лет от центра Галактической Федерации, как стали называть совокупность всех человеческих владений в космосе. Миссия «Би–22» для землян просто перестала существовать.

А на самом деле произошло вот что. На корабле, по-видимому, произошла серьёзная авария (детали её навсегда останутся тайной), он стал падать на планету и в конце концов взорвался, упав на лес приблизительно в четырёхстах пятидесяти километрах к северу и чуть на запад отсюда… то есть в четырёхстах с лишним врестях, — поправилась Зелма, видя, что слушателям метрическая система оказалась незнакома. — Там образовался кратер, участок бесплодной заражённой равнины, на котором при взрыве мгновенно было уничтожено всё живое. Ближнюю к деревне точку этого кратера вы, если не ошибаюсь, зовёте…

— …Край леса, — прошептал Плющ, сражённый наповал открывшейся ему правдой, переворачивающей всю сложившуюся за годы жизни картину мира.

Зелма кивнула.

Именно так. Но люди — по крайней мере, часть — смогли спастись, покинув корабль на специальных десантных капсулах или прыгнув в лес с парашютами. В любом случае, сколько-то членов экипажа оказались за пределами зоны поражения от взрыва — правда, неизвестно, на каком точно расстоянии, хотя это не так уж важно. Важно то, что они добрались до реки, которую вы — я не представляю, по какой причине, — называете Сталкой, и основали там поселение, создав тем самым более-менее устойчивый оплот цивилизации на этой планете, которой даже не стали по такому случаю придумывать название. Как мне кажется, им тогда было не до этого.

Нужно было выживать, пользуясь тем, что удалось взять с собой с корабля. Технологии, позволяющие упростить это дело, были в основной массе своей утеряны для участников полёта, а возродить то, что ещё оставалось в памяти, в местных условиях не удалось. Поэтому люди постепенно деградировали. Им уже были не нужны ставшие бесполезными знания, и жители Сталочной (опять-таки не пойму: откуда название?) сосредоточились на тесном взаимодействии с природой — стали разводить злаки на хлеб, технические культуры на одежду и охотиться в лесу на животных. Как они стали «мутами», вы, наверное, знаете; но раньше — задолго до Звездопада, а также до прилёта людей в этот мир — местные звери были немного другими: их было множество видов, и охотиться на них было проще, потому что все эти огромные когти, клыки и рога развились именно в результате того, что произошло здесь без малого тридцать лет назад…

Но я отвлеклась. Любопытно, что у вас — я уже имею в виду не тех, самых первых жителей планеты, а их потомков через несколько поколений, не выродившихся, кстати, за это время, так как для первых колонизаций подбирали людей с максимально чистым генетическим кодом, то есть описываю нечто более похожее на ваше нынешнее сообщество — за прошедшее время так изменился язык. Вообще-то в Галактической Федерации основным языком является английский, на котором говорят примерно вот так… — Зелма прокашлялась и сказала по-английски: «Hello. How do you do? How do you like the weather today?..» — чем заставила Плюща приподнять брови, Ласа — улыбнуться углом рта, а Ксюню — коротко хихикнуть. — Но основной состав группы колонистов представляли русские, на базе чьего языка (и моего тоже: ведь и я отношу себя к этому народу) и сложилось ваше наречие — с добавлениями английского, казахского и украинского языков, чьи носители также присутствовали в экипаже. Недаром у вас есть слова с корнем «фак» и кое-какие буквы в алфавите: казахское «ғ», — Зелма нарисовала пальцем в воздухе очертания этого символа, — которое вы непонятно почему стали читать как «ф», и украинская «i» с двумя точками. В вашей азбуке смешались русские и латинские, то есть английские, буквы, чему я, конечно, сильно удивилась…

— Откуда вы так много знаете о нашем языке? — резко спросил Плющ, которого начала напрягать осведомлённость рассказчицы. — Вы что, следили за деревней?

— Я ещё не дошла до своего присутствия в вашем мире, — холодно ответила Зелма, недовольная тем, что её опять перебили, и, если уж на то пошло, некоторой бестактностью вопроса. — Если позволите, я буду всё излагать в хронологическом порядке для полноты картины. На все вопросы отвечу позже, если только вы не отобьёте у меня это желание…

Плющ выдержал напряжённый взгляд женщины не дрогнув лицом, а потом, когда острое молчание затянулось, коротко кивнул, как бы прося продолжать повествование.

— Таким образом, хоть и с большой натяжкой, люди обустроились на новом месте, и деревня стала существовать автономно, не завися ни от чего извне. — Зелма усмехнулась и сказала: — Прошло примерно четыреста лет, прежде чем на ваше планету прилетел ещё один колонизационный корабль. Судя по всему, организаторам экспедиции просто попалась информация о мире с пригодными для жизни условиями, но без зарегистрированных поселений, с которыми поддерживалась бы связь. И вот с этого времени я могу рассказывать более-менее точные сведения, которые подтверждаются тем, что реально есть в окрестностях, и не являются домыслами и предположениями…

— Постойте, вы сказали: «четыреста лет»?! — только-только опомнившись, спросил поражённый Лас, пытаясь объять умом названный промежуток времени. Получалось что-то не очень.

— Да вы уже заколебали перебивать! — не выдержала Зелма. — Ещё один раз — и я замолкаю! Да, прошло именно четыре столетия — плюс-минус двадцать лет. Затем случилось то, что вы называете Звездопадом. Корабль «Би–202» (так называлась эта миссия по некоторой аналогии с первой из-за совпадения маршрута) на подлёте к планете попал в поток метеоров, космических камней, и, разрушившись, упал на поверхность. Обломки бомбардировали деревню и окружающие леса, а реактор — базовая двигательная установка — упала невдалеке отсюда, и именно её вы и назвали Трубой.

Вот эти сведения, а конкретно насчёт метеорного потока, я выудила отсюда, — Зелма снова показала на бортовой компьютер. — Всё сохранилось: вся информация, все записи, — ведь защита у компьютера была чуть ли не такая же, как у реактора. Главная рубка, в которой находился этот электронный агрегат, раскидана по леса по меньшей мере на гектар, в то время как компьютер уцелел и даже не получил серьёзных повреждений, а проанализировав ситуацию, залёг в «спящий режим», ожидая реактивации.

Но я опять отвлеклась. В отличие от «двадцать второго», исчезновение «двести второго» не прошло бесследно: прежде чем на долгое время «залечь в спячку», компьютер успел послать по межзвёздной связи сигнал тревоги. На корабле имелся квантовый ретранслятор, который следовало оставить на орбите и с его помощью связываться с остальной Галактикой мгновенно, но так как метеорная атака была внезапной и, я так думаю, произошла до того, как решено было бы запустить устройство. В итоге ретранслятор остался неактивированным и вместе с кораблём сгорел в атмосфере.

Да ближайшей к месту катастрофы, которая, оказывается, была уже второй по счёту, обитаемой планетной системы, Миракля, примерно двадцать пять световых лет. То есть сигнал тревоги достиг первых людей, которые имели возможность его услышать, неполных четыре года назад. До этого в метрополии, конечно, тревожились за судьбу «Би–202», нервничали из-за отсутствия новостей, но так как этот район насыщен всякими опасностями, осложняющими полёты, посчитали, что и та экспедиция погибла из-за какой-то из таких опасностей, причём ещё не долетев до планеты. Но полученный сигнал нёс в себе смысловой пакет: «Падение на планету», — на что мы уже не могли никак не отреагировать.

Дело в том, — пояснила Зелма, — что у нас в Федерации строгая экологическая политика, направленная на максимальное сохранение природы всех, в том числе и необжитых, планет и её охрану от вредного антропогенного воздействия. Занесение в ваш мир обломков корабля было как раз таким пагубным воздействием. Нужно было полететь туда, разведать, что к чему, составить карту разрушений и возможного заражения, чтобы те, кто прилетит следом, могли быстро устранить эти последствия и обжить-таки эту чёртову планету. Если что, — добавила женщина, вернувшись к предыдущей микротеме, — компьютер «Би–22» не был запрограммирован на автоматическое оповещение о катастрофе, поэтому первая экспедиция и канула безнаказанно в Лету…. Ой, простите, совсем уж неизвестными вам выражениями заговорила…

— Ничего-ничего, — ответил Плющ. — Общая суть мне понятна.

— Ну, общую суть любой дурак уловит… — проворчал Лас.

— Я продолжаю, — заткнула их Зелма. — Короче, было необходимо выслать сюда разведчика, чтобы тот собрал сведения и по возможности восстановил картину произошедшего. Выбор пал на меня. Так как обе погибшие миссии были гражданскими, руководство решило, что разведчик-наблюдатель должен иметь военную подготовку.

И вот теперь я могу представиться полностью. Зелма Арсеньевна Видевская, капитан специальной разведки, наблюдатель от Галактической Федерации в системе… — Женщина назвала буквенно-цифровое обозначение звезды, по экстраполяции распространявшееся на все её планеты. — Прошу любить и жаловать.

— Любить и… жаловаться? — не поняла Ксюня: в языке сталков, кроме утраченных за четыреста лет терминов, недоставало и некоторых других слов.

Зелма вздохнула.

— Всё-таки трудно находить адекватные эквиваленты отсутствующим выражениям… и тем более втискивать их в иную грамматическую систему… Это была ритуальная фраза при знакомстве, используемая на моей родине. Как видно, правильно перевести её на ваш язык не получилось. Ну да ладно, это неважно…

Меня сюда три года назад привёз военный корабль — его название я вам сообщать не имею права. На орбиту был выведен ретранслятор, а меня спустили на поверхность в небольшом челноке, который, высадив меня, вернулся обратно, на… ну вы поняли. Я оказалась одна на этой на первый взгляд обычной планете с необычной историей.

Первым пунктом программы моих действий было определение степени военной угрозы этого мира: ну, мало ли что могло уничтожить «двести второй»… С корабля мне скинули (образно выражаясь) карту планеты и топографический план этой области, так что о вашей деревне я знала с самого начала. Я приземлилась в двенадцати километрах… ну, то есть врестях к северо-востоку от селения и поразилась странно высокому уровню радиации. Начала исследовать лес со включённым дозиметром и установила местоположение реактора. Там излучение, по моим наблюдениям, достигало пары рентген… пардон, то есть тридцати тысяч вредов… — Зелма проигнорировала отвисшие челюсти троицы слушателей. — А у меня не было защиты от такого фона; к тому же, у реактора электроника сошла бы с ума; и я решила туда не соваться. Как выяснилось гораздо позднее, зря.

Я не устраивала себе убежища, никакой постоянной базы. Каждую ночь я спала в новом месте. Со мной был, да и сейчас есть богатый технический арсенал, который позволял мне особо не заморачиваться по поводу сбора информации, оставляя мне разве что заботиться о собственной безопасности: поставила «жучки» на ночь — утром собрала данные и прослушала…

Увидев лица изнывающих от непонимания «беглецов», Зелма сжалилась, нажала пальцем на левый рукав своего комбинезона около запястья. Открылся малюсенький — врех на врех, как показалось Ласу, — контейнер, заполненный какими-то намного более мелкими (чуть ли не пылью) отсвечивающими металлом устройствами.

— Это «жучки», как их называют у нас по старинке, — подслушивающая электроника, с помощью которой можно как слышать всё, что происходит на данном участке местности, в реальном времени, так и записывать эти шумы, чтобы прослышать в любое удобное время. — После ещё одного нажатия на рукав контейнер закрылся. — Кроме того, у меня имеются также микровидеокамеры, которые, по сути, делают то же самое — только не подслушивают, а подглядывают. С помощью всей этой техники я стала наблюдать за Сталочной — как называлась деревня, я узнала на третий день своей миссии — и за месяц, то есть примерно три десятка дней, окончательно утвердилась во мнении, что военной угрозы для Федерации вы не можете представлять даже теоретически, потому что ваш уровень развития, простите, не идёт ни в какое сравнение с нашими возможностями. Следовательно, «Би–202» вы уничтожить не могли. Значит, он пострадал от каких-то более естественных причин, для расследования которых требуются методы гражданской науки.

— Можно вопрос? — подняв руку, как только Зелма остановилась, чтобы перевести дыхание, спросил Плющ.

Разведчица подумала несколько мгновений — и кивнула.

— Чем вы питались всё это время? Как мне кажется, не только мутами…

— У меня был полугодовой запас концентратов — сухой питательной еды, которую можно разбавлять водой или (некоторые виды) есть так, пригодной к употреблению в течение многих лет. — Зелма повернулась к сидящему рядом с ней бывшему велку, сказала: — Нурс, покажи им.

— Тебе просто невозможно отказать, — пробормотал велк-«отшельник», встал со своего «табурета», походил по комнате, отыскал нужное место, сел на корточки и, подцепив пальцами доски, откинул крышку тайника.

Вынул оттуда коробку такого же стального цвета, как и обшивка компьютера, размерами десять на десять на шесть врехов, как отметил Плющ намётанным глазом. «Беглецы» тут же столпились около него. Нурс усмехнулся в бороду — и снял крышку.

— И что это? Как нам понять, что где лежит? — спросил Плющ. — Нам незнакомы все эти вещи…

— Концентраты — слева, вот эти разноцветные пакетики, — стал объяснять бывшиё велк. — В середине — пять сверхмощных универсальных аккумуляторов, от них могут работать и компьютер «Би–202», и все «примочки» комбинезона Зелмы; а как вы думали, откуда у неё энергия для всяких фокусов с одеждой?.. Рядом — шлем Зелмы, «продолжение» комбинезона для головы; там функций едва ли не больше, и видно там всё гораздо лучше…

— Поносить не дам, — вставила разведчица.

— Да они и не просят… Ну, а справа — медикаменты (то есть лекарства) и всякая мелочёвка: маячки, капсулы с топливом для двигателей комбинезона и всё такое прочее… это уже неинтересно, — сказал Нурс, закрыл коробку, убрал назад в тайник и вернулся на своё «сидячее место».

— А дальше? — спросила Ксюня у Зелмы, молча наблюдавшей за происходящим.

— Дальше? В смысле — после того, как я убедилась в вашей относительной безобидности? Согласно инструкциям, в таком случае дальнейшие наблюдения и исследования должны проводиться гражданскими методами. Но учёных из ближайших институтов, которые смогли бы заняться вашей деревней вплотную, ещё надо было ухитриться вызвать сюда. А у меня, кроме законченного факультета специальной разведки Военного университета Земли, в резюме были также законченные курсы по социологии плюс отличные оценки по филологическим дисциплинам, что сделало меня альтернативным кандидатом на должность федерального наблюдателя в этой звёздной системе. Военный корабль улетел и теперь пролетает мимо планеты раз в месяц при патрулировании космоса… а я в среднем каждые полгода получаю с него вот такую «посылку».

Зелма показала рукой на участок пола, под которым находилась коробка с оснащением.

— Сколько же вам лет? — вырвалось у Ксюни.

Зелма внимательно посмотрела на неё, и сталочка смущённо потупилась.

— Вообще-то спрашивать об этом несколько неприлично, но я отвечу. Двадцать семь. Вопросы не по теме ещё остались?

Молчание в комнате, судя по всему, означало, что — нет.

— Прекрасно… Мне уже немного осталось рассказать… Ну, что, я стала вас изучать. Незаметно для вас слушала вашу речь — поначалу ничего, правда, не понимала, но, воспользовавшись микрокамерами, стала видеть ситуации, в которых вы говорили те или иные фразы, исходя из этого, восстанавливать смысл речи, вычленять оттуда понятия… словом, через полгода я понимала практически любые ваши разговоры, благо у вас для них не очень-то много тем, и могла бы кое-как с вами объясниться, а ещё через три месяца говорила на вашем языке свободно. Никогда бы не подумала, что мой родной русский может так безобразно мутировать… Но, как говорится, прошлого не воротишь…

— А как вы узнали наши буквы? — задала новый вопрос Ксюня. — Тоже подглядывали?

— Вы уже достали перебивать! — повысила голос Зелма. — Вы же, наверное, не знаете, что я сейчас в одиночку способна превратить это место и всех вас в том числе (тебя, Нурс, я не имела в виду) в облако дыма и кучу обгорелых ошмётков!

Молодые люди переглянулись — и синхронно отодвинулись от разведчицы на полшага назад. Ксюня теперь смотрела на неё с неприкрытым ужасом.

При виде этой краткой немой сцены Зелма тяжело вздохнула и сказала:

— Да не волнуйтесь вы так: я же не говорила, что прямо сейчас собираюсь это сделать! Да, ваш алфавит мне тоже пришлось узнать путём шпионажа. Проникла однажды ночью к вам в деревню, заглянула в этот ваш… дом Совета… ну, порылась там в документах… как дикари, на коре пишете…

— Это кора брези — такое дерево есть, — сказал Лас. — Брешть называется…

— Да знаю я: я же, как-никак, три с половиной года за вами пристально наблюдаю… Разумеется, я только поначалу в лесу жила, пока не наткнулась на эту халупу — тогда ещё без этого подвала и освещения…

— Э-э, полегче, всё-таки о моём жилище говоришь… — сказал бывший велк неодобрительно.

— Извини, «ракетный снаряд», но прими уж эту горькую правду! Тем более, что на любой планете Федерации дома выглядят намного внушительнее…

— Как вы отца назвали? — спросил Плющ, опять зацепившись за непонятную фразу. — Какой ещё «ракетный снаряд»?..

— Да это просто игра слов такая, — ответила Зелма, смирившаяся с тем, что от «беглецов» можно ждать только новых и новых вопросов. — «НУРС» в федеральной терминологии означает «неуправляемый ракетный снаряд», то есть взрывающийся боеприпас, которым во время его полёта до цели нельзя управлять… впрочем, это вам знать пока ещё рано…

От Нурса я узнала много нового о деревне; строго говоря, он как раз и научил меня вашему языку… а заодно сам усвоил базовый уровень русского и английского. В общем, мы стали жить вместе… только жить, ничего более!.. Ну, и всё.

— А спите вы оба на полу, что ли? — поинтересовался Плющ. — Я что-то ни тут, ни наверху кроватей не видел…

— У Зелмы в её «схроне» есть два сверхтонких спальных мешка, — ответил юному сталкеру отец. — Второй она специально для меня заказала… Они были среди той мелочи справа; если их свернуть, в ладонь легко поместятся…

— А как вы так сделали, что, хоть тут и нет окон, а подвал и вовсе закрывается наглухо, в доме не душно, как будто он постоянно проветривается? — спросила Ксюня.

— Это Зелма придумала, — сказал Нурс. — Система небольших (вы их, похоже, не заметили) отверстий в стенах собственно дома и потолке подвала, обеспечивающих воздухообмен между помещениями и окружающей средой. Их так много, что их общая площадь сравнима с размерами полноценного окна. К тому же, через них удобно было бы стрелять из самопала по чему-нибудь, что находится по другую сторону…

— А… что произошло сегодня? — задал Лас вопрос, который мучил его в течение всего разговора. — Вы знали Стана? Догадывались о том, что он замышляет… замышлял?

— А, этот… попал к нам примерно месяц назад, — махнув рукой, проговорила Зелма. — Его обнаружил Нурс, когда в один прекрасный день вышел на охоту: всё-таки моя еда ему казалась странной… А Стан в это время шёл от той поляны с Трубой, куда, как выяснилось, ходил каждый день. Ну, они встретились, Нурс привёл его сюда, познакомил нас. Я рассказала Стану примерно то же, что и вам, он в ответ подарил нам «взгляд изнутри» на деревню за последние годы, когда наш дорогой велк там уже не жил. Я была потрясена его собственной историей; мне и в голову не могло прийти, что в двадцать лет человек способен иметь такой, с позволения сказать, «послужной список»… Но нам с Нурсом показалось, что он искренне раскаивается в содеянном, и позволили ему остаться у нас. Как мы поняли позднее, — зря.

Стан, конечно, помогал нам, чем мог, ходил с Нурсом на охоту… Самым большим вкладом в мою исследовательскую деятельность стала находка компьютера «Би — двести второго». Я тогда была вне себя от счастья; вставив в машину новый аккумулятор, я получила исчерпывающую информацию о причинах катастрофы и сразу же отослала её в Федерацию…

— А как вы узнали про… «двадцать второй»? — спросил Плющ, для которого имели значение мельчайшие детали.

— Отправила запрос на проверку архивов Департамента колонизации и вскоре получила ответ, тем самым восстановив историю заселения этой планеты в полном объёме. Фактически моя изначальная миссия была выполнена.

Но так как на планете жили вы, мои задачи были существенно расширены. Моя командировка сюда и так была на «неопределённый срок», а тут ещё и грозила затянуться на годы — хорошо, если не на всю жизнь. Я должна была исследовать вашу планету тайно до тех пор, пока меня не отыскали бы жители, которые желали бы знать всю правду и, главное, были бы готовы к её восприятию. Подчёркиваю: жители, то есть не один, как Нурс, а несколько, что свидетельствовало бы не о причуде конкретного человека, а о коллективных сознательных действиях, доказывающих, что вы вышли на необходимый уровень развития. Наконец, это случилось, и, значит, моя миссия как разведчика завершена полностью. Можно подавать заявление на включение планеты в состав Федерации. Только название придумайте вашему миру…

— Это всё может немного подождать, — сказал Лас. — Вы плавно перешли от Стана обратно к тому, о чём говорили ранее. Но всё-таки: что сегодня случилось? Что произошло со Станом?

— Самим бы узнать, какой мут его укусил, — буркнул бывший велк. — Ходил, понимаете ли, к Трубе каждый день — вас зачем-то подкарауливал… Мы в свободное время тоже хотели с ним сходить и вместе встретить, но он отказывался: мол, моё появление вас и особенно Плюща может шокировать (ну, он же уже какое-то время пожил с нами, вот словечек и нахватался…), а Зелма в своём наряде вообще заставит вас выпасть в осадок… Мы, конечно, не сразу поняли, в чём подвох, и настаивать на своём не стали.

Несколько дней назад Стан обмолвился, что, мол, вот прошёл сталкатлон, значит, вы должна скоро наведаться на ту поляну. Зелма, как только он ушёл, поймала меня, припёрла к стене и шёпотом сказала, что мы должны его остановить, так как он явно что-то насчёт вас задумал. Мы стали незаметно, как мы были уверены, следить за ним во время его ежедневных походов к Трубе, тратили на это много времени… Зелма даже подзабросила свои исследования, а я перестал ходить на охоту, так мы концентратами питались…

Позавчера вечером я попытался было провести со Станом разъяснительную беседу насчёт вредного действия радиации, которая у Трубы была опасно высокой: как сказала мне Зелма, включив на минутку дозиметр во время той слежки, — два рентгена в час… так он меня послал практически прямым текстом! В общем, я тогда, во-первых, обиделся, а во-вторых, сам он понял, что он действительно хочет с вами разобраться…

Вчера Стан, как обычно, около полудня направился к Трубе, мы — за ним. У Зелмы есть препарат, доопределённого предела помогающий справляться с воздействием радиации, поэтому за себя мы были относительно спокойны. Стану мы об этом предусмотрительно не сказали…

Короче, стоим мы за деревьями по разные стороны поляны, замаскировавшись, и наблюдаем за ним, прохаживающимся между нами; компьютер мы уже перенесли сюда — разумеется, не без помощи Стана, но это ни на что не влияло… И вдруг Стан останавливается, задирает голову вверх и кричит: «Нурс, Зелма, выходите; я знаю, что вы здесь!» Ну, мы и выходим. Он говорит: «Следите за мной, значит? А я-то вам ещё доверял… Всё, ухожу от вас! Буду, как раньше, один в лесу жить!» И уходит. Мы, естественно, домой — обсуждать, делать выводы, строить планы…

А утром Стан вернулся. На наши вопросы о том, где он был и что вообще происходит, не ответил; сам был какой-то хмурый, серьёзный… И вдруг он бросился на Землю, приложил её головой, подушил немного — так, чтобы побыла в отключке… Я, естественно, не выдержал, бросился на него, схватился за самопал… это стало моей ошибкой. Одна рука оказалась занята, и… Короче, этот урод, всё ещё держа Зелму, крутанулся на пятке и с разворота, освободив одну руку, приложил меня по черепушке… — Нурс поморщился и потёр макушку. — Очнулся я днём, даже, наверное, ближе к вечеру — всё-таки крепко он меня звезданул… Привёл в чувство Зелму. Приняли по дозе обезболивающего: всё же головы у нас обоих трещали тогда не по-детски. Хорошо, что основное оружие у нас было в тайнике — нет, не в том, который мы вам показали, а в другом, — я туда каждый раз после охоты кладу мачет; а у Зелмы, помимо всего этого арсенала, ещё и комбинезон напичкан всякими опасными штуками… Так что Стан смог только забрать у меня самопал, — и тот, когда я дома, никогда не заряжен… Ну, щепки он в принципе мог и добыть в лесу с помощью мачета…

Я решил пойти вас выручать — ведь ради чего весь этот спектакль, если вас нет? — но этот урод припёр дверь снаружи вот тем самым бревном, которое сейчас защищает дом изнутри. Однако Зелма включила в своём спецкостюме экзоскелет и просто-напросто выбила дверь — и, пока я ходил вас спасать, починила… Что было дальше, вы знаете.

— А если бы Стан ошибся и мы бы сегодня не пришли? — спросила Ксюня — Что бы случилось тогда?

— Он попытался бы превратить нас в своих пленников, но мы бы быстро с этим справились. Он смог застать нас врасплох только благодаря эффекту внезапности. Но больше мы бы такого не допустили.

— Итак, — перебила его Зелма, — нашу историю вы выслушали. Теперь я бы хотела услышать вашу — от вашего лица, как вы воспринимали события последнего времени. Можете не останавливаться для пояснений, я достаточно осведомлена о жизни в деревне, чтобы составить примерное представление; но мне нужна чёткая картина. Я уверена, что по дороге сюда вы уже всё рассказали Нурсу, но всё же прошу вас повторить это для меня.

— С вашего позволения… — сказал бывший велк, поднялся с места и по лестнице поднялся наверх, где стал чем-то заниматься.

До тех, кто находился внизу, доносились тихие шорохи, иногда — стук, а также лёгкий шелест, как от брешти (наверное, это брешть и была), — Нурс, похоже, листал свой архив.

На этом звуковом фоне и прозвучала история «беглецов», рассказанная всеми троими попеременно и почти не удивившая Зелму. Нашёлся только один факт, который её по-настоящему заинтересовал.

— Сверхспособности… — проговорила она, когда «беглецы» закончили рассказ. — Да, это ускользнуло от моего внимания… То, что они есть у вас троих, плюс ещё, наверное, у Стана — он же тоже был из вашей компании… — это уже удивительно и достойно всестороннего изучения; а если ими обладает каждый сталк, достигший определённого уровня зрелости… то это феномен галактической важности. И секретности. Если об этом станет известно, то вашей судьбе я не позавидую… Давайте договоримся: когда я подам в Федерацию отчёт о вашей деревне и сюда прилетит новый колонизационный контингент, никто посторонний не должен будет узнать о ваших возможностях. Это может быть опасно — в первую очередь для вас самих.

— Постойте… — сказал Плющ. — А если мы не дадим согласия на то, чтобы сюда прилетали другие люди? Тогда о нас вообще никто не узнает?

— Может быть, — подала плечами Зелма. — Но здесь так или иначе (я не смогу повлиять на это решение) будет создана федеральная военная база, так что планета в любом случае войдёт в Федерацию; различаться будет только степень её влияния. Но конкретно этот регион, я гарантирую, полностью останется вашим. Как бы то ни было, всё это в будущем. Ещё пара лет спокойной жизни максимум у вас есть. И на их протяжении мы можем попытаться изменить вашу жизнь к лучшему.

— Каким образом? — поинтересовался Плющ.

— С помощью вот этого. — Зелма в очередном раз за вечер указала рукой на компьютер, стоящий на полу у стены. — А точнее, его банка данных объёмом восемьсот терабайт. Там содержатся сведения по выживанию в условиях практически любой сложности и обустройству поселения со всеми необходимыми удобствами. Вам понадобится лишь малая часть всего этого, чтобы выйти на качественно иной уровень жизни и получить хоть какое-то представление о том, как живут в остальной Галактике. Но это будет позже; а сейчас давайте спать: время позднее… А завтра с утра на свежую голову подумаем, что дальше. Заодно я объясню вам все сказанные сегодня непонятные словечки…

…Вскоре электрический свет двух люминесцентных ламп потух, оставив в полной естественной темноте всю эту странную компанию: молодую разведчицу и бывшего «министра науки» деревни Сталочная, лежащих в спальных мешках, а также двух юных сталкеров-исследователей и подружку одного из них, прикорнувших на полу, положив головы на опустевшие мешки из-под провианта.

В этот день у них всех в жизни многое кардинально поменялось.

5. Возвращение

— …Ну-с, посмотрим, что тут у нас?.. — бодро пробормотала Зелма, подсаживаясь к бортовому компьютеру «Би–202», на котором Лас, Ксюня и Плющ именно в таком порядке проходили тест интеллекта.

Сами они сейчас стояли за спиной у разведчицы и ждали её вердикта.

На экране высветились результаты: «106; 94; 125».

— Удивительно! — воскликнула Зелма и выключила программу. Повернулась к молодым людям и, чтобы не сидеть на полу, в то время как они стояли, уселась на аппарат, переведя его в режим ожидания. — Показатели неплохие даже для Федерации. Четыреста лет технической отсталости вашего мира не сделали вас глупее. В этом я уже убедилась вчера, когда вы почти с ходу въехали в мой рассказ… Я пришла к выводу, что вы нужны Федерации — и как можно скорее.

Технически мы развиты на несколько порядков лучше, чем вы, но это лишь следствие прогресса веков этак с девятнадцатого по двадцать пятый. Освоение Вселенной идёт по экстенсивному пути, с каждым десятилетием обходящемуся нам всё дороже. Исследования проводит становится постепенно всё менее целесообразно; мы довольны тем, что уже имеем. Потенциал нашего общества иссякает; ещё пара-тройка веков — и мы остановимся в своём развитии, но вероятнее — начнём деградировать. Но у вас потенциал есть, раз он сохранился за столетия дегенерированного существования. И я хочу привнести его туда, — она указала пальцем в потолок подвала, имея в виду космические владения человечества, — чтобы помочь им избежать такой участи. Но для этого мне нужно будет ваше согласие. Я вас не тороплю; думайте, сколько потребуется.

— Дело не в том, сколько времени нужно на раздумья, — ответил Плющ. — Просто такие решения мы трое принимать не вправе. Этим должен заниматься Совет велков деревни.

— Ты серьёзно, что ли? — раздался сверху голос Нурса. — Да эти старые пни — ну, кроме Зора и Круза, эти-то ещё вполне себе… — отказали вам в экспедиции! И вы после этого ещё хотите на них рассчитывать?

— Значит, надо предъявить им неопровержимые доказательства и рассказать то же, что и нам, — сказал Лас, водя по полу ногой с заклеенной особым составом из запасов Зелмы раной. — Тогда они точно поверят. Не думаю, что всех устраивает нынешний образ жизни.

— Какие же вы наивные… — донеслось сверху. — Ладно; если что, я готов. Мне терять нечего. Мне уже за полтинник, а вдобавок я в этом лесу поднабрал пару десятков лишних рентген… Стан, кстати, получил в разы больше…

— А вы? — обратился Лас к Зелме. — Вы-то согласны отправиться с нами? Уверяю, вас в деревне послушают… тем более, что вы сами доказательство…

— Попробовать стоит, — подумав, ответила разведчица. — А чтобы сразу развернуть кампанию по благоустройству, надо будет взять и это… — Она похлопала по металлическому боку аппарата, на котором сидела. — Материалы я буду заказывать из Федерации в дополнение к поставкам для строительства будущей базы, которую я постараюсь, чтобы развернули на другом материке… Короче, я согласна. Выдвинемся сегодня же, но — чуть позже. Мне надо упаковать свои вещи… — Женщина улыбнулась, как будто только что озвучила некую тонкую шутку. — А пока давайте поедим на дорожку. Концентратов хватит на всех. И вот этого, — Зелма посмотрела на Нурса, спускающегося по лестнице к ним с ведром воды, принесённой от протекавшей не очень далеко отсюда реки, в руках, — тоже.

— Кстати, — сказал Лас, обращаясь к велку-«отшельнику» и доставая всё ещё молчащий вредомер. — Может быть, покажете, как его включить обратно?

В деревне было непривычно тихо. Не раздавались громкие голоса и смех, но и плача тоже не было слышно. Селение словно опустело с уходом Ласа, Плюща и Ксюни. Не добавляла веселья, по крайней мере, открытого, и недавняя смерть Старика, которого успели похоронить, но ещё не до конца забыли.

Погода соответствовала царящему в деревне настроению. Всё небо было белым с серыми разводами. Лишь незаметно шелестел лёгкий ветерок, заглушавший изредка раздававшиеся негромкие звуки: жизнь-то не остановилась, а просто шла пока что на уменьшенной громкости.

…Лина, накинув тёплую кофточку, ведь ветер был не простой, а холодный, пронизывающий — с севера дул, чтоб его… — гуляла по деревне, которая из-за последних событий казалась пустынной, едва ли не вымершей. Жители в большинстве своём сидели по домам, чувствуя грусть, странную апатию и слабое смутное беспокойство за тех, кто ушёл предположительно на время, и тех, кто — навсегда. Сталочкой владело сходное с этим настроение, но — немного по другой причине.

«Это всё из-за меня, — думала Лина; этим в основном она и занималась последние дни. — Ну, не всё, но многое… Лас и Ксюня побоялись, что Старик всё расскажет велкам, и сбежали; Плющ же письменно обругал велка Круза и решил уйти вместе с ними — поддержать, так сказать, в трудное время… И они не возвращаются. Вот уже пятый день! Я… волнуюсь зав них. Да, волнуюсь, хоть это я и сдала Совету Ласа с Ксюней! Она была моей подругой с самого детства! Такое не забывается! А в Ласа я просто однажды сдуру влюбилась… напрасно, наверное: кроме него, тогда в деревне были ещё трое парней подходящего возраста! А сейчас — только Плющ, да и его нет на месте… Что же я наделала! Может быть, они уже того… умерли?..»

При этой мысли из глаз Лины потекли непрошеные слёзы. Сталочка смахнула их, но они не прекращались, застилая глаза искажающей видимое изображение мутной прозрачной плёнкой. Лина проморгалась и тут поняла, где именно находится.

В паре сагней от неё зиял распахнутыми дверью и окном пустой дом Ласа, покинутый им ради спасения собственной любви.

Лина больше не могла сдерживаться. Чувство вины усилилось до предела, как бы компенсируя этим то, что оно не работало всё лето, и слёзы полились потоком. Лина на негнущихся ногах подошла к дому, села у его стены на начинающую желтеть и вянуть траву и безудержно, но тихо зарыдала.

— Не помешаю? — раздался у неё над ухом чей-то низкий голос, в котором слышались сочувствие и участие.

Лина подняла заплаканное лицо и сквозь мутную пелену слёз увидела стоящего рядом с ней и смотрящего на неё сверху вниз велка Зора, неизвестно как незаметно к ней подошедшего. Его глаза излучали понимание и надежду, и Лина невольно почувствовала то же самое, а у неё из глаз перестало лить как из ведра. Сталочка поняла, что велку тоже несладко, но он реагирует на это по-другому, а сюда пришёл, чтобы её успокоить и подбодрить. Ей это было сейчас очень нужно.

— Я присяду? — спросил мужчина, указав рукой на траву рядом с Линой. Та только кивнула, глядя на него как на единственного человека, который вызвался помочь ей в трудной ситуации.

Велк благодарно кивнул и сел наземь рядом со сталочкой, затаившей дыхание в ожидании того, что он скажет.

Велк не торопился начинать. Он посидел немного, обхватив руками колени и сосредоточенно глядя вдаль, как будто в поисках нужных слов, моргнул несколько раз, сглотнул и заговорил:

— Пятый день — это не показатель. Они могли взять припасов на десять дней, на пятнадцать… К тому же, Сталка на востоке заворачивает к Трубе, так что без воды они не останутся… да и без еды: ведь Лас с Плющом, как-никак, сталкеры… Они могут существовать в лесу сколь угодно долго — предположительно, конечно, но предположение может и сбыться… В общем, пока не доказано обратного, следует считать их живыми.

— И велка Нурса тоже? — спросила Лина. — Его нет уже шесть лет… Его вы тоже живым считаете?

— Пока да, — подевав губу, ответил велк Зор. — Ему сейчас лет вдвое меньше, чем было Старику! Так что… Короче, не хорони их заранее. Всё может быть. Возможно, они вернутся…

— Возможно? — переспросила Лина. — Возможно?! — Она повернулась к велку, и тот понял, что у неё сейчас начнётся истерика. — Это всё, что вы можете мне сказать?! Когда вы уходили в тот факнутый поход к Краю леса, вы тоже говорили, что, вероятно, вернётесь все! И что? Я потеряла Квильда! Возможно… Что вы вообще понимаете?! Я мечтала им отомстить, я всё подстроила, но сейчас мне их жаль! Жаль, понимаете?! И если они не вернутся, я буду думать, что это я их убила! Даже Плюща, хотя он-то ни в чём не был передо мной виноват! Да и остальные вообще-то тоже! Я вела себя тогда как последняя дура…

И Лина, выговорившись, наконец, снова зарыдала.

Велк не смотрел на неё; он сидел на траве, прислонившись спиной к бревенчатой стене, казавшейся прохладной ладе сквозь утеплённую рубаху, глядел вперёд, на соседнее здание, косясь при этом влево, на восток, где до сих пор находились — неизвестно, в каком состоянии, — беглецы, и думал, что же такое ответить Лине, чтобы не вызвать у неё новый приступ самокопаний.

Но в этот момент, случайно отведя взгляд на тот участок леса, где четверо с половиной суток назад исчезли Лас, Плющ и Ксюня, он увидел то, что заставило его моментально забыть то, что он уже приготовился сказать Лине, и исторгло у него изо рта вскрик изумления. Сталочка повернулась в ту же сторону — и, обомлев, замерла с открытым ртом.

Из леса рядом друг с другом выходили беглецы: Лас приобнимал Ксюню, Плющ шёл чуть сбоку. На их лицах застыли лёгкие улыбки, а в глазах теплилось что-то… велк Зор даже не смог понять, что именно. Они как будто смотрели в будущее, зная, что скоро — может, и прямо сейчас, как подумал бывший наставник нынешних сталкеров, — что-то произойдёт. Что-то… необычное…

И Зор не ошибся.

Вслед за тройкой молодых людей из-за деревьев вышли ещё два человека, встретить которых «первый сталкер на деревне» даже и не мечтал, а увидев, — потерял дар речи.

Это были велк Нурс («Всё-таки он вернулся… — мимолётно подумалось Зору. — Не прошло и полувека…») и незнакомая молодая женщина с короткими по меркам деревни светло-русыми волосами, уложенными в причёску явно не по моде Сталочной, миловидным, практически идеальным лицом и в странной одежде, которую велк никогда доселе ни на ком не видел. «Костюм», обтягивающий всё её тело, кроме головы и кистей рук, был словно единым целым и отливал металлической серостью, хотя не казался на вид таким тяжёлым, как то, что находилось у женщины на спине.

Пожалуй, именно это больше всего и поразило велка Зора. Когда эта странная парочка, маячившая за Ласом с Ксюней и Плющом, подошла чуть ближе, бывший наставник понял, что именно незнакомка тащила на себе, и его глаза расширились по меньшей мере вдвое, едва не приняв, образно выражаясь, квадратную форму.

На спине у женщины, казалось, прямо из одежды параллельно земле вырастала железная с виду тонкая пластинка («платформа для грузов» — вот как называлась эта опция её комбинезона) размером примерно пятнадцать на пятнадцать врехов, как на глаз определил велк Зор, на которой и лежал так потрясший его груз, для устойчивости привязанный одной верёвкой к пластине, а ещё одной — к самой женщине поперёк груди.

На коробку шириной с десяток и высотой в несколько врехов, представлявшую собой нижнюю часть этого груза, мужчина не обратил внимания, уставившись на то, что стояло прямо на коробке. «Всё-таки Лас не ошибся… это оно…» — подумал ошеломлённый велк, сразу узнав в этой штуке «бортовом компьютер», описанный Ласом, тогда ещё не знавшим названия этого предмета, и задним умом осознав, что неожиданная экспедиция «беглецов» к Трубе увенчалась поистине грандиозным успехом.

Лину, впрочем, в данныё момент интересовало не это. Всё ещё не веря собственным глазам, «тёмная сталочка» медленным и неуверенным шагом направилась навстречу группе молодых людей, сейчас радовавшихся возвращению домой, а посему не успевшим пока переключиться на Лину, о «просветлении» которой ещё не знали.

— Вы… вы живы… — прошептала она, восхищённо или как-то в этом роде пялясь на вернувшихся «беглецов».

Группа остановилась, обратив внимание на подошедшую сталочку. Лас и Ксюня насторожились. Устремив на Лину колючие взгляды, в которых сквозило… неодобрение? укор? презрение?! — а Плющ принял обычное спокойное задумчиво-отрешённое выражение и пожал плечами:

— Ну конечно, живы. А ты что, сомневалась?

— Ребята… простите меня! — произнесла Лина всё, что пришло в тот миг ей в голову, и, резко метнувшись вперёд, заключила изумлённых Ласа с Ксюней в объятия, до предела раскинув руки в стороны и уткнувшись лицом в соприкасающиеся плечи сталкера и сталочки.

Немая сцена, если не считать беззвучных рыданий Лины — уже от счастья, продолжалась недолго. Почти сразу же после раскаяния «предательницы» к группе людей подошёл велк Зор, буравивший взглядом не «беглецов», а тех, кого они привели с собой.

— Кто вы? — спросил бывший наставник, обращаясь к Зелме, вместе с Нурсом дипломатично стоявшей позади и, что называется, особо «не отсвечивавшей». — Что происходит? Лас… Плющ… кто-нибудь может мне объяснить?..

— Не волнуйтесь, уважаемый велк Зор, — ответила разведчица, с улыбкой глядя на ошарашенного мужчину, — всё в порядке. Даже более чем. Вы всё скоро узнаете. А чтобы не повторять одно и то же много раз, я прошу вас сегодня созвать Совет велков. Желательно — прямо сейчас. Мы всё расскажем, но только в том случае, если нас будут слушать сразу все достойнейшие люди деревни, а также если мы, — женщина обвела рукой всю пришедшую из леса группу, обойдя этим жестом Лину, не входившую в её состав, — будем рассказывать вместе, чтобы у вас сложилась наиболее полная картина происходящего. А пока вы будете всё устраивать, может быть, подскажете, где мы могли бы помыться, поесть и отдохнуть?

Велк Зор несколько мгновений просто стоял столбом, приоткрыв рот, потом быстро обработал поступившую информацию и сформировал для себя план действий на ближайшее время.

— Да, конечно, — сказал он. — Пойдёмте; я вам всё сейчас покажу.

Лина только теперь обратила внимание на остальных членов группы, но по выражениям лиц всех, кто находился в её поле зрения, поняла, что немедленные объяснения ей не светят. Как и всем в деревне, кроме велков.

…Они стояли у входа в дом Совета, глядя кто куда и думая каждый о своём; а со всех сторон — кто открыто, кто из-за углов чьих-то жилищ — на них глазели сталки: некоторые с любопытством, другие с робостью, кто-то даже со страхом. Всем было ясно, что здесь и сейчас решается судьба деревни всего лишь второй раз за всю её историю (первый был на следующий день после Звездопада), а также тех, из-за чьих действий этот выбор стал неминуем.

Ксюня прижалась к Ласу, рассеянно поглаживавшему её плечо и смотрящему то вдаль, то себе под ноги; спросила:

— Как думаешь, что с нами будет?

— Скоро узнаем, — ответил юноша. — Почему-то мне кажется, что у нас всё будет хорошо. Но пока это неточно.

Стоявший рядом Плющ коротко взглянул на друга, но ничего не сказал. Сидевший на «кубике» компьютера Нурс, которого на обсуждение и голосование не пустили, обосновав это тем, что, дескать, участвовать в принятии такого решения велк-«отшельник», долгое время отсутствовавший в деревне, не вправе, — хмыкнул, согласившись с последней фразой Ласа, а находившаяся возле своего «помощника» Зелма укоризненно на него посмотрела, но, как и Плющ, ничего не сказала.

Заседание Совета началось ещё днём. Сначала Лас, Плющ и Ксюня изложили события последних нескольких дней, каждый — со своей точки зрения, и вышли наружу дожидаться своего приговора. Нурс и Зелма покинули зал совещаний заметно позже: их рассказ о происхождении сталков и жизни с остальной Галактике занял намного больше времени. Но бушевавшие внутри строения страсти длились ещё дольше: солнце уже почти склонилось к закату, а заседание всё не кончалось; видимо, такой эпохальный выбор давался велкам с огромным трудом. Оставалось только ждать их решения и надеяться на благоприятный вердикт по обоим пунктам.

— Я, честно говоря, не верю, что они примут то, что мы им рассказали, — произнёс Нурс негромко. — Велки — это велки, большинство из них — замшелые пни, для них любая новинка — опасность. За опасностью (часто гипотетической, но сейчас более реальной) они не видят благ, которые сулит эта новинка. Не удивлюсь, если даже наше появление в таком вот составе и с, так сказать, вещественными доказательствами, — он хлопнул рукой по боковой стенке компьютера, на котором сидел, — не является достаточно веским аргументом. Не готовы они к этому. Хотя, с другой стороны, когда, если не сейчас, когда всё… ну, почти всё идёт как раз в нужную сторону?.. Короче, посмотрим. Я своё мнение озвучил.

Некоторое время на «пятачке» между домом Совета — своеобразной «главной площади» деревни, где вряд ли бы уместились все её несколько десятков жителей, — царило молчание. Даже зеваки, буквально пялившиеся на Зелму, поразившую их своей красотой, Нурса, «восставшего из мёртвых», каким его, вопреки мнению велка Зора, считали несколько лет, молодых людей, преступивших законы деревни ради любви и познания мира, — и те, словно попрятались, хоть и не уходили, ожидая развязки.

Наконец, дверь распахнулась, и из зала заседаний вышел велк Зор — с важным видом, как будто ему доверили какое-то дело огромного значения, что, впрочем, было правдой: все поняли, что именно он сейчас скажет то, чего большинство ждало весь день, а некоторые — намного дольше.

Лас, Плющ и Ксюня затаили дыхание. В ближайшие мгновения они узнают, какая награда или кара им уготована велками.

Зор немного помолчал, нагнетая напряжение ожидания, затем заговорил:

— Совет только что вынес два решения. Одно из них касается только этих троих, — он указал головой на замерших в нетерпении юных сталкеров и сталочку, — другое — всей нашей деревни. Итак, слушайте…

То, что совершили эти молодые люди, конечно, заслуживает порицания, и даже, принимая во внимание наши законы и обычаи, довольно сурового. Но, если вдуматься, вина Ласа, Ксюни и Плюща не так уж велика на самом деле. Первые двое просто поддались любви, выйдя за установленные нами ограничения — по моему мнению, весьма условные. Лас и Ксюня не виноваты; мне кажется, у них всё по-настоящему, может, даже больше, чем у некоторых из нас. И только это здесь имеет значение. Любовь не стоит того, чтобы её ограничивать. Она стоит того, чтобы её поощрять. И судить стоит не столько по закону, в котором, если честно, нет ни капли жизни, а по справедливости, то есть — как и должно быть. Совет оправдывает Ласа и Ксюню по этому делу, но советует им всё же не сильно торопиться со своими намерениями…

Но есть и другое дело, более мелкое, но такого немыслимого снисхождения по нему добиться не удалось. То, что Плющ оскорбил велка Круза, безусловно, плохо. Но если вдуматься, то юный сталкер повёл себя как заносчивый мальчишка, не приняв поучений и осмелившись на дерзкий ответ. Защищавший его Лас тоже поступил не совсем умно, решив применить силу, когда встретил жёсткое сопротивление; и он также должен за это ответить. Совет назначает им наказание в виде двадцать ударов прутьями — завтра, на рассвете. Негоже пускать в ход оскорбления и кулаки, когда можно решить всё миром — или не решать вообще.

А теперь, что касается наших гостей и того, что они нам открыли…

Велк помолчал с десяток мгновений, показавшихся всем вечностью. В ожидании того, что Зор готовился сказать, Лас даже позабыл на время про назначенное на утро унизительное наказание — так было для него важно то, к какому выводу пришёл Совет, выслушав историю Нурса и Зелмы.

— Итак… — продолжил оратор, и напряжение достигло своего апогея (хотя это слово здесь знала только землянка-разведчица). — Как вам всем известно, мы очень долго жили сами по себе, заботясь только о том, как бы прожить следующий день. Звездопад внёс в этот порядок кое-какие изменения. Помимо стремления выжить, у нас появилась потребность к исследованию всего того, что принесло нам это явление. У нас появились вредомеры, мы стали по мере сил изучать лес… — Нурс хмыкнул, услышав эту фразу. — Но всё это ничего не значит по сравнению с теми возможностями, которые нам открываются сейчас. То, что мы улучшим свою жизнь, сможем в будущем повидать другие миры и всё такое прочее, — для нас не пустой звук, как вы могли бы подумать, велк Нурс. — «Отшельник» поперхнулся, когда до него дошёл смысл слов бывшего «коллеги». — Мы согласны на ваше предложение, уважаемая Зелма Арсеньевна. — Разведчица зарделась: её, похоже, ещё никто не называл по имени-отчеству. — Решение было единогласным. Мы понимаем, как это важно для нас всех; наконец-то мы сможем выйти из той дыры отсталости, в которой сидели четыреста лет! Вперёд, в будущее!

По мере того, как велк Зор говорил, жители помаленьку выходили из-за домов, слушая его уже открыто, не таясь. Их собиралось всё больше, к концу речи «площадь» была заполнена до отказа — судя по всему, собралась едва ли не вся деревня. А когда «главный сталкер» произнёс последнюю фразу, выбросив вперёд и вверх вытянутую руку со сжатым кулаком, все собравшиеся — в том числе Лас, Плющ, Ксюня, Нурс и Зелма — поддержали его бурными аплодисментами, криками и свистом.

Решение было принято.

Всеобщее ликование длилось, как определила Зелма по хронометру, чьи показания высвечивались голограммой с помощью проектора на левом запястье при нажатии еле заметной сенсорной кнопки, около двух минут. Потом шум стал постепенно сходить на нет, и землянка поняла, что «стихийный митинг» надо закруглять.

Из дома Совета один за другим стали выходить велки, выстраиваясь в ряд по сторонам от Зора, вызвав новую вспышку рукоплесканий и свиста — на этот раз длиной не более чем в полминуты. Когда шум снова пошёл на убыль, Зелма подошла к велку Зору, встала лицом к толпе и с улыбкой сказала:

— Тогда завтра у вас начнётся новая жизнь. Здесь, — она указала на компьютер под седалищем Нурса, — содержатся все необходимые сведения, которые нам могут помочь. Я говорю «нам», потому что я теперь тоже с вами; я буду направлять и корректировать ваше развитие, а позднее буду способствовать вхождению в Федерацию вашей планеты. Но уверяю вас: вы будете жить так, как захотите сами! — Это заявление тоже было встречено взрывом ликования. — Завтрашний, двенадцатый день осени тридцатого года после Звездопада или, по федеральному летосчислению… — она назвала дату, — станет переломным днём вашей истории! Грядут большие перемены, и надеюсь — на благо!

Последние её слова потонули в новой буре хлопков, свиста и улюлюканья.

А пока толпа шумела, Лас крепко обнял Ксюню, негромко сказал ей — так, чтобы услышала только она:

— Я же говорил, что всё будет хорошо, — а когда сталочка улыбнулась, поцеловал её.

Так они и стояли, застыв во времени, слившись друг с другом, пока все вокруг них радовались тому, что скоро в их жизни всё будет по-другому.

Лас тоже радовался, но — тому, что однажды, всего лишь через какой-то год, Ксюня наконец-то будет по праву принадлежать ему.

День заканчивался, и вместе с ним уходила в прошлое их прежняя жизнь, уступая место новой, о которой они уже получили общее представление, но пока не изведали. Кто знает, какой она будет, эта новая жизнь? Разве что Первосталк, да и в этом нельзя было быть уверенным до конца; хотя, если честно… какая разница?

— …Как думаешь, она меня примет? — спросил велк Нурс у Плюща, пока они вдвоём в сумерках подходили к дому.

— Надеюсь, — пожал плечами Плющ, открыл дверь и первым вошёл.

Нурс немного потоптался в нерешительности у входа, но потом подумал, что это может глупо выглядеть, и переступил порог дома, откуда однажды (он сам уже всё меньше понимал — зачем) ушёл и куда теперь вернулся.

Его жена сидела за пустым столом и смотрела в стену. Казалось, ей не было никакого дела до того, кто сейчас вошёл в жилище.

Плющ кашлянул и негромко проговорил:

— Мам, у нас тут…

— Ты вернулся, — бесцветным тоном сказала женщина, поднялась из-за стола и взглянула на Нурса, стоявшего, потупившись, у двери. — Где ж тебя носило-то?..

Бывший — пока не восстановленный в звании — велк шагнул к ней, вдруг обнял её и положил голову ей на плечо. Забормотал:

— Знаю, я… виноват, что ушёл тогда… без предупреждения… чисто из упрямства… Я о вас не подумал; я понимаю, что поступил плохо, прости, прости, прости меня, я не должен был так поступать, делай со мной что угодно, только прошу, позволь мне остаться, и я теперь всегда буду рядом…

— Что с тобой делать… Мужчины, сходите помойтесь, — сказала женщина, не предпринимая, впрочем, попыток высвободиться из объятий мужа, — потом ужинать будем…

Плющ молча подошёл и молча обнял мать.

Так они и стояли — втроём, сцепившись вместе, как когда-то счастливая и теперь воссоединившаяся семья.

3 мая — 16 августа 2019.

Красноярск.

(Редакция 2020 г.)