Виталий Владимирович Нестеренко Лесная неделя, или Для чего человеку ружье

Как все началось



Все началось с завтрака. Даже никогда не подумаешь, что от яичницы так близко до необыкновенного.

Когда Алексей как следует ее расковырял, папа сказал:

— Есть шанс отличиться.

Мама осуждающе посмотрела на папу. Дескать, зачем поощрять безобразия? Ребенок элементарно не желает завтракать, а ему разные вещи сулят.

Папа аккуратно свернул салфетку, потом положил ее на краешек стола и пристально взглянул на маму.

Честно говоря, за столом Алексею больше всего нравилось не то, что на столе. На столе — что? Обыкновенная еда. Яичница, например. Зато, когда папа пристально взглядывает на маму — это сразу меняет дело. Значит, может быть очень любопытный разговор. Например:

— Что ты так смотришь?

— Я подготовил для него сюрприз.

— Сюрпризом будет, если ребенок наконец съест завтрак. Как нормальные дети. Они садятся за стол — и едят. А не привередничают.

Настал черед Алексея вставить словечко. Тем более что, пока шел разговор, от яичницы почти ничего не осталось.

— Я не привередничаю…

— Он перестал привередничать, — взял сторону Алексея папа.

— Он просто тонкий политик и весь в отца, — сказала громким шепотом мама и круто повернулась к Алексею: — Лесик, вот сегодня ты умница. Ты почти все съел.

— Не почти, а все, — сказал Алексей, привычно обидевшись на «Лесика». А тут еще от проглоченного наспех куска першило в горле.

— Хо-ро-шо, — раздельно сказала мама, и Алексей не понял, что она имела в виду: то ли хорошо, что он съел все, то ли, наоборот, плохо, что стал пререкаться, — уж очень по складам сказала мама.

Зато папа понял так, что это «хорошо» относится к нему. Обрадовался и принялся объяснять, что получено задание — снять фотоочерк на природе, притом не в нашей области, а за пятьсот или еще сколько километров, в государственном заповеднике. Это и есть для Алексея шанс отличиться.

— И в конце концов, — сказал суровым голосом папа, — должен же ребенок когда-то понюхать, кроме асфальта, что-нибудь еще.

Вот тут Алексею и надоело окончательно это «ребенок». Он перестал жевать то, что еще оставалось недожеванным, и решительно встал из-за стола.

Папа и мама оторопели. И — притихли: никогда еще Алексей не вставал из-за стола решительно.

— Не ребенок я! — совсем уже решительно сказал Алексей, расправившись наконец с тем, что мешало ему выступить раз и навсегда. — И хватит! Ладно?!

Мама тихо посмотрела на папу. А папа улыбнулся виноватой и довольной улыбкой.

— Что я тебе говорил?! — сказал он маме и повернулся к Алексею: — Вот что, не-ре-бе-нок. Ты едешь со мной в командировку. Собирайся немедленно. Это решено. У тебя от троллейбусов и машин уже глаза слезятся. Да?

— Да! — звонко крикнул Алексей. Так звонко, что в серванте отозвались самые хрустальные вещи, куда по праздникам Алексею наливали самый нехолодный лимонад.

А без праздников Алексей пил лимонад, конечно, не из хрусталя: должен же праздничный день чем-то отличаться от обычного.

Загрузка...