Лестница в небеса: Led Zeppelin без цензуры

35. Гей-бары и ранчо для отдыха

Успех первого концерта проложил комфортную колею для всего тура. Больше, чем в предыдущих двух турне, группа выходила в свет, общалась в клубах и напивалась в барах. Хотя вопрос безопасности ничуть не уменьшился. Угрозы смерти поступали с первых часов пребывания в Америке. Но члены группы обсудили тему и решили, что сами позаботятся о себе и будут самостоятельно контролировать свои действия, а не придурки, которые звонили и угрожали. В ночных похождениях нас часто сопровождал телохранитель, поэтому музыканты считали, что предприняли все необходимые шаги для собственной безопасности.

В Новом Орлеане мы посетили полдюжины клубов, в основном во Французском квартале, где провели свой Марди Гра вдоль Бурбон-стрит, лавируя между «Дежа Вю», «Айвенго» и «Фэт Сити». В основном, мы торчали в гей-барах, где нашли похожий декаданс и браваду, что и год назад в Сиднее. Геи Нового Орлеана всегда казались нам прикольней, чем люди в обычных клубах.

Но в не меньшей степени мы ходили в гей-бары потому, что там нас не беспокоили, и мы могли напиваться, сколь угодно. Дэнни Голдберг не был доволен нашим выбором досуга, но мы любили шокировать людей, и лучшего места было не найти!

Одним вечером мы с Бонзо так надрались, что буквально не могли вспомнить, что произошло в тот день. Это напоминало провалы в памяти Кита Муна, когда я с ними работал.

В разгар пьянки Бонзо вдруг занервничал и спросил:

— Коул, сколько мы бухаем? Сегодня мы играем или нет?

— Погоди, — ответил я, собираясь с мыслями. — Не думаю, что сегодня. Завтра.

— А что мы делали вчера?

Я понятия не имел.

— Может быть, мы пили здесь. До завтра у нас нет работы, Бонзо. Я уверен. Давай ещё выпьем.

Когда я был трезвее, меня охватывало похожее состояние дезориентации. Бухло начало сказываться, но я редко когда бывал в состоянии увидеть это.

Как-то вечером Джон Пол болтал в баре с парочкой трансвеститов, которые флиртовали с ним так, будто нашли «добычу» себе на вечер. Одна из «девушек» в конце концов оказалась в номере Джонси. Кажется, они выкурили пару косяков, один из которых вызвал пожар. Мгновенно завыли сирены, а пожарные разломали дверь топорами.

Позже Джонси настаивал, что не знал о том, что это был мужчина. Он так невинно выглядел при объяснении, но было неважно, правду он говорил или нет — его поймали в щекотливой ситуации.

— Мы не позволим Джонси забыть об этом вечере, — сказал я Роберту.

После Луизианы, приехав в Техас, мы решили остановиться в менее замкнутом пространстве. В короткий срок я снял ранчо для отдыхающих возле Далласа, с частным аэродромом в миле от поместья, так что мы могли летать и возвращаться с концертов в Хьюстон, Даллас, Форт Ворт и Сан-Антонио. Мы пригласили нескольких девушек на ранчо, было весело. Там был бассейн и лошади. Уезжать не хотелось.

Когда мы вылетали в Сан-Антонио, один из телохранителей, Вилл Ваккар, который плохо себя чувствовал, остался на ранчо. Вернувшись рано утром, мы увидели Вилли, ожидающего нас на ступеньках дома, он весь дрожал:

— Парень, владелец ранчо, с ума спятил.

— В смысле? — спросил Питер.

— Он ворвался в дом, размахивая Библией, вопил и бесился по поводу ужасных вещей, что мы тут вытворяем.

Действительно, владелец — пожилой чувак по имени Джим, в огромной стетсоновской шляпе — появился через несколько минут. Он всячески нам угрожал, целясь ружьём в темноте.

Ему явно не хватало душевного спокойствия, так необходимого тому, кто держит палец на курке.

— Я не хочу видеть вас, мальчики, у себя на ранчо, — По-южному растягивая слова, сказал он. — С вами здесь девушки, не так ли?

Я разозлился.

— Конечно, есть. Мы заплатили за дом и можем его использовать, как хотим!

— Простите, но я хочу, чтобы вы выметались!

Он исчез, а пятнадцать минут спусти к нам пожаловали другие посетители. Шериф и его помощник приехали в патрульной машине и не спеша пошли к дому. Шерифу было лет семьдесят. На нём были тапочки, но он был вооружён маленьким серебряным пистолетом с перламутровой рукояткой. А его партнёр был похож на Гомера Пайка. Та ещё парочка.

Шериф повернулся к владельцу ранчо, который тоже вернулся к этому времени.

— Джим, у тебя проблемы с этими господами? — спросил шериф.

Нам пришлось постараться, чтобы рассказать свою версию историю. Шериф не знал, что и предпринять. Наконец, он сказал нам:

— Парни, лучше идите спать. Если ночью от вас будут проблемы, я вернусь и арестую всех. Ситуацию обсудим завтра.

Рано утром Питер позвонил промоутерам из Техаса и сказал, чтобы те придержали чек для Джима. Поскольку Джиму не заплатили, его гнев и непредсказуемое поведение стали более понятными.

— Почему нам не свалить отсюда? — спросил я группу. — Кто знает, что он придумает ещё?

Мы начали готовиться к отправке, когда вернулся Джим и стал нас ждать снаружи.

— Вы не сможете меня наебать! — орал он, бросил пивную банку в воздух и выстрелил в неё. Но промахнулся.

Питер повернулся ко мне и сказал:

— Чёрт! Этот чувак сумасшедший. Он не попал в банку, но в меня попадёт, как два пальца!

Джим побежал к воротам и запер их, чтобы мы не уехали без оплаты. Я пошел за ним и постарался отпереть ворота. Но он поднял ружьё, пригрозил пристрелить меня и велел вернуться в дом.

Всё это время Джон Пол прятался в ванной, испугавшись, что начнут летать пули. Роберт изо всех сил старался урегулировать ситуацию, жалуясь, что ему нужно выпить чашку чая перед отъездом. Он не мог сделать ничего, если не выпьет горячего чая утром.

Наконец, мы собрали девочек и влезли в фургоны. Я сидел за рулем головной машины и выжал газ до упора, целясь в ворота. Я пристегнулся, сердце бешено колотилось. Когда машина врезалась в ворота, те разбились. Мы оказались на свободе.

Далее мы вырвались на шоссе, превышая скорость. Ожидая неприятности, я предупредил пилота двумя часами ранее припарковать нанятый нами частный самолёт не на аэродроме, а в аэропорту Лав Филд в Далласе. Поскольку мы мчались в аэропорт, то заметили шерифа и его отряд с воющими сиренами, ехавшими в противоположном направлении к аэродрому, где по их мнению, они должны были поймать нас. Мы никогда больше не видели ни Джима, ни шерифа, но я предполагаю, что в их лице мы не приобрели поклонников Led Zeppelin.

36. Граница Калифорнии

Когда турне добралось до Лос-Анджелеса в конце мая, «Houses of the Holy» возглавил чарты США. От успеха у музыкантов голова кружилась. Фактически, дела были в полном порядке. Мы чувствовали себя непобедимыми.

Но, едва мы приземлились в международном аэропорту Лос-Анджелеса и спустились с трапа, настроение изменилось. Фанаты выстроились вдоль забора, и Джимми подошёл к ним поздороваться и подписать автографы.

— Дайте мне десять минут, а затем можем ехать, — сказал он мне.

Пейджи подошёл к фэнам и пообщался с ними через забор. И в это время его палец коснулся торчащего там провода. Каким-то образом, он умудрился его вывихнуть.

— О, чёрт! — заорал он, больше от злости, чем от боли. Он развернулся и пошёл к лимузинам, левая руки неестественно искривилась.

— Кажется, у меня проблемы, — сказал он, усевшись в машину. Он откинулся на сиденье, с недовольным выражением лица.

Через час Джимми осмотрел доктор. Оказалось, Джимми не может нормально двигать пальцем по грифу гитары.

— Лучшее лечение подобных травм — отдых, — заключил доктор.

Пейджи выбыл из строя как минимум на два дня. Нам пришлось менять график гастролей. Один из концертов в лос-анджелесском «Форуме» перенесли на четыре дня.

Мы были расстроены, однако, тридцать первого мая — в двадцать пятый день рождения Бонзо, Джимми настоял, что его травма не помешает празднованию. В тот день прошёл первый концерт в «Форуме», после которого генеральный директор одной FM-радиостанции устроил вечеринку для Бонзо в своём доме на голливудских холмах с помощью Тома Мэндича из Atlantic Records и нью-йоркского ди-джея Джей Джей Джексона. Бонзо пришёл в плавках и майке. Там были Джордж Харрисон с женой Патти.

Джордж посмотрел шоу в «Форуме» и был заинтригован. Как-то раз он уже разговаривал со мной о возможности увидеть концерт группы в Мэдисон Сквер Гарден и предложил «заглянуть к ним во время перерыва».

— Вообще-то, — ответил я. — Нет никакого перерыва.

Джордж был озадачен.

— А сколько они играют?

— В основном около трёх часов. Но никогда не меньше двух с половиной.

— Ни фига себе! — ответил он, осмысливая услышанное. — Битлз играли тридцать минут максимум! Обычно мы уходили со сцены через пятнадцать!

Харрисон чувствовал, что в Led Zeppelin есть что-то особенное. И когда Бонэм захотел сфотографироваться с Джорджем, бывший битл был польщён — он даже немного колебался. В конце концов, он был наслышан о репутации команды и их любви к розыгрышам и был настороже, что Бонэм выкинет что-либо эдакое. И Джордж решил сделать выпад первым. Он подошёл к праздничному торту, поднял верхний слой опустил его на голову барабанщика.

Народ замер. А затем засмеялся. Джон побежал за Джорджем, поймал его, поднял в воздух и бросил в бассейн. И тут началось безумие. Бонзо тоже столкнули в воду, за которым последовали остальные.

Джимми, одетый в элегантный белый костюм, тем временем, дабы избежать той же участи, грациозно спустился в бассейн по ступенькам.

— Чёрт, я не умею плавать, — сказал он. — Лучше я постою на мелководье, чем кто-то столкнёт меня на глубину.

Второго июня сорок девять тысяч фанатов забили стадион «Кезар» в юго-восточном углу парка Голден Гейт, чтобы увидеть цепповский спектакль. Палец Джимми ещё болел, но состояние значительно улучшилось. Он вытерпел концерты в Лос-Анджелесе и знал, что сможет и в Сан-Франциско.

Билл Грэм, промоутер концерта в «Кезаре», был поражён скоростью продажи билетов:

— Мы могли продать в три раза больше билетов, может ещё, было бы куда.

Перекупщики были в ударе. Изначально они продавали билеты по двадцать пять долларов, но вскоре просили гораздо больше… пятьдесят, сто, даже двести долларов за билет.

Грэм открыл ворота в пять тридцать утра, и три тысячи поклонников, болтавшиеся в парке две ночи, ворвались внутрь, будто там раздавали деньги, а не шарики и летающие тарелки от Билла Грэма. Zeppelin вышли на сцену после полудня после выступления трёх разогревающих составов (Рой Харпер, The Tubes и Ли Майклз), которые только злили толпу, в нетерпении ожидавшую группу, ради которой пришли.

Наконец, в три-тридцать и в течение двух с половиной часов Led Zeppelin трясли город, хорошо знакомый с землетрясениями. Они начали с «Rock and Roll», и с этого момента начался праздник Led Zeppelin в лучшем виде. Толпа отреагировала с энтузиазмом на «Dazed and Confused», «The Song Remains the Same» и «Whole Lotta Love». Но группа могла сыграть «Chopsticks» и сорвать бурю эмоций.

В нескольких кварталах по Парнассус-авеню пациенты Калифорнийского медицинского центра пытались отдохнуть, но шум от концерта не давал им спать. В Пресидио (военная база в г. Сан-Франциско — прим. пер.) солдаты в карауле клялись, что чувствовали вибрацию. Может быть, только сорок девять тысяч заполнили стадион, но весь город знал, что Zeppelin в городе.

Когда я собрал чеки от концерта в Кезаре, доход составил триста двадцать пять тысяч.

— Это лучше, чем в Тампе, на шестнадцать тысяч, — сказал я группе уже в лимузине по дороге в аэропорт.

— Мы должны рассказать об этом Дэнни Голдбергу, — воскликнул Бонзо, потрясая кулаком в воздухе. — Я хочу, чтобы долбанные Стоунз услышали о толпах, что мы собираем. Они и близко к нам не подойдут. Ни на шаг!

На пути в Лос-Анджелес, тем не менее, группа позабыла о рекордах продаж и безумии толпы, по крайне мере на какое-то время. Частный самолёт только оторвался от земли, как попал в зону турбулентности, созданной гигантским авиалайнером, взлетевшим перед нами. Наш самолёт болтало, швыряло, трясло, в результате чего в салоне возникла сильная тревога.

Никто не разговаривал, за исключением случайных ругательств, за которые можно простить и Мать Терезу, окажись она в подобных обстоятельствах. Мы вжали плечи, нас затошнило, пот потёк градом.

В тот или иной период времени каждый из нас изводил нервы во время полётов. Бонэм прошёл через период такого дикого страха, что не садился в самолёт, пока не выпивал. Джимми никогда не любил летать, иногда во время тряски он едва не падал в обморок.

В тот день над Сан-Франциско, как только пилот выровнял самолёт, Питер взбесился:

— Хватит этих хреновых маленьких самолётиков! Мы в последний раз пользуемся ими! Никогда больше!

Перед посадкой в Лос-Анджелесе Питер отдал мне приказ:

— У нас скоро месячный перерыв в середине тура. Когда гастроли возобновятся, я хочу большой авиалайнер. Меня не волнует, сколько он стоит. Достань нечто большое, чтобы мы не чувствовали, что летим.

37. Starship

Группа вернулась в Англию передохнуть, а я потратил остаток июня на поиски самолёта, удовлетворившего бы не только экстравагантные вкусы, но и способного успокоить экстравагантные нервишки и сделать полёты более комфортными.

Я позвонил Лу Вайнстоку из Toby Robetrson Tours, которые предоставляли самолёты для Элвиса. Лу дал мне брошюру с описание Боинга под названием Starship, модель 720В вместимостью в сорок мест, созданный специально для рок-звёзд, хотя никто не брал его на долгий срок. Честно говоря, я сомневался, что кто-то может позволить его себе.

Самолёт принадлежал певцу Бобби Шерману и одному из создателей Monkees. Он был очень элегантным, с телевизорами, искусственным камином в углублении и кроватью с меховым покрывалом, с кухней для приготовления горячей еды.

— Он похож на Борт номер один с атласными простынями, — сказал я Питеру.

— Узнай, какую цену можно обговорить, — ответил Питер. — Звучит заманчиво. И Дэнни Голдберг смог бы сделать из этого отличную историю.

После нескольких длинных телефонных переговоров сделку я заключил. Цена — тридцать тысяч долларов за оставшиеся три недели американских гастролей. Да, это было дорого. Но группа привыкла к удобствам, комфорту и роскоши, и цена не имела значение.

Как сказал Роберт во время первого полёта:

— Ты словно находишься в летающем дворце.

Самолёт находился в аэропорту Чикаго, он стоял рядом с лайнером Хью Хефнера. Благодаря Голдбергу рок-пресса кишела на взлетно-посадочной полосе, когда мы впервые входили на борт. Один репортёр спросил Питера:

— Как вы можете сравнить ваш самолёт с самолётом мистера Хефнера?

Питер подумал секунду, и хотя он не видел внутреннее убранство, ответил:

— Перед Starship’ом самолёт Хефнера выглядит, как жалкая игрушка.

Комментарий облетел заголовки всей рок-прессы, хотя позже Бонэм сказал мне:

— Я бы не отказался от девочек Хефнера на нашем борту.

— Не волнуйся, — ответил я. — У нас будет много девушек. Я присмотрю за этим.

Группа не только сразу полюбила Starship, но им льстил статус обладания таким элегантным самолётом, предметом зависти других рок-групп. Может быть, Стоунз освещались лучше в прессе, но ни у кого не было такого лайнера.

Для того, чтобы минимизировать степень истощения, как физического, так и психического — неотъемлемой части гастролей, а также использовать преимущество самолёта полностью, я продумал специальную стратегию. Для текущего и прочих американских туров мы базировались в ограниченном количестве городов — Нью-Йорке, Чикаго, Новом Орлеане, Далласе, Майами и Лос-Анджелесе, в отелях, где чувствовали себя комфортно. Из этих стартовых площадок мы летали на концерты в Милуоки, Кливленд, Филадельфию, Бостон и другие города. Больше не было нужды переезжать в новый незнакомый отель каждый день.

Во время перелётов на концерты настроение было сравнительно тихим. Но сумасшествие начиналось на послеконцертных рейсах. Не важно, какой час, не важно, как сильно мы устали, никто не спал, особенно когда в изобилии горячая еда, пиво, стюардессы и девочки.

С другой стороны, в то время как Zeppelin укрепили свою репутацию лучшей группы мира, всё меньше групи бросались в наши объятия, чем в ранние дни. Одна семнадцатилетняя блондинка, с которой мы познакомились в Лос-Анджелесе во время тура, рассказала мне:

— Мои подруги даже и не пытаются попасть к вам, парни. Ваша охрана такая суровая, что к вам и близко не подойдёшь.

Большая часть старых групи исчезли. Кто-то просто вырос. Некоторые вышли замуж. Очень много умерло от наркотиков. Но мы до сих пор встречали девочек в клубах типа «Рэйнбоу Бар энд Гриль», и мало кто отказывался от приглашения слетать на Starship. Когда хотелось, спальня предоставляла возможность уединиться.

Среди прочих игрушек, на борту был телефон, и когда мы летели в Лос-Анджелес, я звонил в «Рэйнбоу», предупреждая о нашем появлении. Обычно я звонил Тони или Майклу, управляющим клуба, и говорил им:

— Мы приземляемся в девять-тридцать, затем тридцать минут проведём в дороге из аэропорта. Пожалуйста, приготовьте наши столики и «Дом Периньон».

В «Рэйнбоу» никогда не отказывали. Они нас испортили, но на этом этапе карьеры мы ожидали, и почти всегда получали — особое отношение.

Линда и Шарлотта, наши любимые официантки-мамочки, отгораживали территорию для Led Zeppelin, и никто не мог пересечь демаркационную линию, пока кто-то из нас не подавал сигнал. Обычно молоденькие девушки со слоями косметики на лице, в облегающих топах, коротких юбках и на высоких каблуках имели больше шансов получить доступ в наше пристанище.

В Starship’е были и другие развлечения. Холодильники были всегда полны — шампанское, пиво, вино, скотч, Джек Дэниелз и джин. Брюхо самолёта было заставлено бутылками Дома Периньона (1964 и 1966 года производства) и пива Синга. Мы пили всё подряд, но иногда предпочитали что-то конкретное из алкоголя, или наркотиков, — и это становилось «предпочтением» на определённый тур.

Когда он не сидел в углу за нардами, Джон Пол часто играл на органе, а мы распевали пивные песни под аккомпанемент алкоголя. Мы пригашали стюардов — двух девушек и парня — принять участие в вечеринках, и хотя они относились к своим обязанностям серьёзно, всё равно стали неотъемлемой частью семьи Led Zeppelin. Мы не обращались плохо со стюардессами, Сюзи и Бьянкой, потому что они этого бы не потерпели, но подкалывали часто.

Сюзи была привлекательной восемнадцатилетней блондинкой; Бьянке исполнилось двадцать два, она была смуглая и с хорошим чувством юмора. Годы спустя Сюзи призналась мне:

— В семьдесят третьем, когда вы парни выходили из самолёта, а мы прибирались, то находили свёрнутые стодолларовые банкноты с кокаином внутри. Мы понимали, что находимся не на борту королевы Елизаветы, но вначале я была шокирована.

Как-то по дороге в Цинциннати, прошло пятнадцать минут после взлёта, я услышал стук и крики из туалета.

— Вытащите меня! Вытащите!

Это был Бонзо. Дверь была закрыта. Я выбил её парой ударов в стиле Брюса Ли: дверь задрожала и упала. И перед моими очами предстал Бонзо, восседая на унитазе, со спущенными штанами. Он не мог сдвинуться.

— Помоги мне, чёрт побери!

Как он ни пытался, но не мог встать. Скорее всего, клапан не был правильно закрыт внизу, и давление воздуха просто всосало его задом к стульчаку.

Я схватил Бонэма за руки и вытащил из ловушки.

— Боже мой, — вздохнул он. К счастью он был цел, хоть и потрясён.

Бонзо натянул штаны, кажется, его ничуть не смутило происшедшее. Он был просто счастлив, что остался жив. Вернувшись в салон, он бормотал:

— Никогда больше не буду доверять унитазу.

Starship стал символом высокого полёта группы. Да, он был экстравагантен, претенциозен и от него отдавало снобизмом. Но группа заработала его, самолёт был не просто знаком веры в собственную важность. Во время тех полётов Питер говорил мне о планах посвятить свою жизнь группе и тому, что пришло время снять фильм — ещё один признак растущего самомнения.

Я впервые столкнулся с фактом, что фильм будут снимать, где-то в конце тура. Мы остановились в отеле «Шератон» в Бостоне, и я заметил два незнакомых имени в списке. Я позвонил Питеру и спросил, что это за парни. Он пригласил в себе в номер познакомиться с одним из них.

— Это Джо Массот, — сказал Питер. — Он — режиссёр и будет ездить с нами до конца тура.

Если группа собиралась сделать фильм, то Питер и Джимми хотели нечто особенное, нежели обычную документалку о концерте группы. Каждый член группы должен сделать вклад, чтобы показать свою индивидуальность.

Массот был одним из киношников, с которыми Питер разговаривал о проекте. Массоту было за сорок — высокий, смуглый, куривший гаванские сигары. Он был приятелем Шарлотты Мартен, которая и рассказала, судя по всему, о планах. Два года назад он был вовлечён в фильм «Захария», рок-вестерн, ставший культовым, благодаря появлению таких актёров, как молодой Дон Джонсон, и музыке Дага Кершоу и группы Country Joe and the Fish.

Множество режиссёров предлагало сделать фильм, но Массот вышел за рамки ещё одного Вудстока.

— Фильм должен сделать заявление о рок-музыке и тому, как живут музыканты, — сказал Массот. — Я хочу включить «сцены-фантазии», чтобы каждый участник группы помог развить эпизоды со своим участием.

Сначала Питер не проявил интереса к сценам-фантазиям. Но чем больше он думал о них, тем больше ему нравилась идея. Он несколько раз встретился с Массотом и после того, как они ударили по рукам, дал ему полный доступ к группе с камерой.

Питер настаивал, что финансирование должно быть за счёт собственных средств.

— Не хочу быть кому-то обязанным, — сказал он. — Будем следить за этими парнями, чтобы они не ободрали нас, как липку. Но я хочу, чтобы это был наш фильм!

Съёмочная бригада съездила с нами в Балтимор, Питтсбург и провела три дня в Нью-Йорке в Мэдисон Сквер Гардене. Массот снял также группу за сценой, а затем установил камеры для съёмки всех трёх концертов в Мэдисок Сквер Гардене. Бригада использовала ручные камеры, группу снимали также в движении.

Однако, с самого начала у музыкантов возникло чувство, что съёмочная бригада не только не знает, что делать, но начинает реально досаждать. Некоторые члены бригады часто выдвигали странные требования и инструкции.

— Это очень важно, — ответил на это Массот. — Нам нужно, чтобы все участники группы носили одну и ту же одежду на всех трёх концертах. Если вы смените одежду, в кино не будет целостности.

Роберт подумал, что тот шутит.

— Он режиссёр или консультант по моде? — спросил он меня.

Даже Питер занервничал.

— Как ты думаешь, они знают, что делают? — спрашивал он, наблюдая за работой киношников. И хотя Массот собрал бригаду меньше, чем за неделю, но в некоторые неловкие моменты парни как будто впервые держали кинокамеры в руках. К счастью, они сняли столько материала, что пригодного для использования оказалось достаточно.

Кое-что по нашему настоянию держалось вне зоны досягаемости камер. Во время второго концерта Бонзо устроил соло в «Moby Dick», а другие музыканты могли минут двадцать отдохнуть. С нами была девочка из Бруклина, сидевшая в гримёрке, и пока Бонзо держал зал, она делала оральный секс остальным музыкантам.

Полицейский из Нью-Йорка охранял нашу гримёрку, в его обязанности входило держать камеру подальше от комнаты. У копа глаза на лоб полезли от наших факультативных упражнений.

— Да, парни, вот это жизнь у вас! — сказал он. — В полиции нам не предлагают такие услуги.

Те три шоу явились пиком тура: мест свободных не было, фанаты танцевали в проходах а мы заработали больше четырёхсот тысяч долларов за три вечера. Если бы у нас был печатный станок, то вряд ли бы смогли печатать деньги быстрее.