Лестница в небеса: Led Zeppelin без цензуры

7. Председательствуя на рок-похоронах

— Что с вами, уроды? У вас осталась хоть капля профессионализма?

У Джимми Пейджа лопнуло терпение. Он нервно расхаживал по комнате и отчитывал вокалиста Yardbirds Кита Релфа сразу по окончании концерта в Чикаго, во время которого пьянство Кита вышло за всевозможные рамки. Джимми в сердцах пнул близлежащий гитарный кейс. Он сложил руки на груди. Весь его вид: нахмуренные брови и дрожащий голос, выдавали в нём состояние крайнего раздражения.

— Ты выходишь на сцену, Кит, и ведёшь себя так, словно бухаешь в пабе, — кричал Джимми. — Что с тобой стряслось, твою мать?

В тот вечер Релф притащил несколько бутылок прямо на сцену — скотч, бренди, бурбон и пиво. В то время, пока раздавался последний аккорд «Heart Full of Soul», он нагнулся, взял бутылку скотча и отхлебнул прямо из бутылки. То же самое проделал после «For Your Love» — практически после каждой песни. Всё это время Джимми гневно поглядывал на него и орал, чтобы тот «притормозил», но тщетно. Кит так надрался, что остальные музыканты унесли его со сцены под руки.

Yardbirds распадались, и Джимми это понимал. Из-за этого он не мог сомкнуть глаз ночами. Для музыканта с талантом такого масштаба и столь глубокого профессионализма, Пейджи вряд ли подходил для председательствования на кончине одной из лучших рок-групп шестидесятых. Но ещё когда я только начал работать с Джимми и Yardbirds в начале 1968-го, всё шло именно к этому. Yardbirds разваливались прямо на глазах.

К тому моменту Джимми проработал с группой около двух лет, присоединившись в качестве басиста в июне 1966 года. Когда он стал участником группы, то увидел в этом выход… спасительный путь от рутины студийной работы. В дальнейшем группа станет для него своего рода плацдармом для двенадцатилетней карьеры в Led Zeppelin.

Но сперва Джимми должен был справить похороны Yardbirds, на которых мне пришлось нести гроб. Я работал дорожным менеджером в последнем турне, начавшемся в марте 1968 года.

Питер Грант, менеджер Yardbirds, нанял меня на этот тур после моей работы с другой командой Гранта, New Vaudeville Band. Мик Уилшир, барабанщик, которого я встретил два года назад во время отпуска в Испании, был одним из New Vaudeville Band. Он же организовал мне встречу с Питером. Когда я впервые вошёл в офис Гранта, он восседал за огромным столом. Офис был внушительным, под стать такому человеку, как Питер, который был одним из самых больших парней, что я когда-либо встречал. Когда он встал поприветствовать меня, я невольно сглотнул слюну. Он был просто огромен! Рост метр девяносто; он выглядел внушительно. Позже, когда я узнал, что он в своё время был вышибалой в ночном клубе, борцом и дублёром таких тяжеловесных английских актёров, как Роберт Морли, то не сильно удивился. Но стал более осмотрительным, если стоял рядом.

Питера воспитывала мать, и они жили в бедном районе Лондона. Он бросил школу, перебивался случайными заработками и в конце концов оказался в музыкальном бизнесе. Он работал тур-менеджером на британских гастролях таких американских исполнителей, как Everly Brothers и Литтл Ричард, во время которых выработал беспощадное отношение к тем, кто перебегал ему дорогу. Я слышал историю, как однажды он избил промоутера, который попытался обсчитать Литтл Ричарда на несколько фунтов. Бедняга оказался в больнице из-за гнева Питера, но пострадали также несколько копов, вызванных навести порядок. Для Питера это всё равно, что вернутся на борцовский ринг.

Меня всегда знали как крутого парня, но Питер Грант, я вскоре это понял, был из другой лиги. На той первой встрече я рассказал Питеру немного о себе и группах, с которыми работал.

— Что ж, Коул, — сказал он наконец. — Вакансия тур-менеджера New Vaudeville Band открыта. Я плачу двадцать фунтов в неделю. Идёт?

— Не совсем, — ответил я мгновенно. — Тридцать фунтов в неделю — столько я хочу. И ни фунтом меньше.

Питер был изумлён моим ответом. Честно говоря, я и сам был в шоке, потому что нервничал, сидя перед огромным человеком. Позже Питер сказал мне: «Я не привык, чтобы со мной так разговаривали. Но с другой стороны, я подумал, что это хороший знак. Я ведь сомневался, сможешь ли ты позволить другим орать на себя».

Питер согласился на тридцать фунтов. Мы пожали руки, а когда я направился к двери, он проревел: «И ещё, Коул, — Я оглянулся. Он тряс в мою сторону указательным пальцем. — Я не хочу знать, что ты повторяешь всё, что говорится в этом долбанном офисе. Если будешь трепаться, отрежу тебе уши! Возьму и отрежу!

В тот момент я не сомневался, что он на это способен.

— Позвони мне в конце недели, Коул. Я к тому моменту пойму, где тебе начинать.

Вот так я познакомился с Питером Грантом. И это был мой первый шаг в организации Гранта, который привёл меня к Yardbirds.

Моё сотрудничество оказалось трудным как для меня, так и для Пейджи. В допейджевской эпохе Yardbirds достигли уровня невероятной популярности, начиная с 1963 года. В середине шестидесятых одно только имя заставило рок-фанатов обратить внимание на них, во многом благодаря выдающимся гитаристам, игравшим в группе. До Джимми Yardbirds дали дорогу двум лучшим представителям своей эпохи — Эрику Клэптону и Джеффу Беку. Мало кто мог заменить их, Джимми был одним из таких.

Когда Пол Сэмуэлл-Смит ушел из Yardbirds в 1966-ом, Пейджи поступил на его место. Следующие два года он занимал важное место в группе. Но к 1968 году, когда я начал работать тур-менеджером с ними, они уже находились на последнем издыхании. И все в группе это прекрасно понимали. Если рок-музыкант перегорает, то дотла и моментально. Из оригинального состава из пяти человек 1963 года, трое — Кит Релф, Крис Дрежа и Джим МакКарти — до сих пор играли в группе, правда, без ощутимого энтузиазма.

С момента присоединения к команде, Джимми руководил группой как мог. В частности, во время последнего тура Релф выступал чисто автоматически. «У нас есть контрактные обязательства, и я должен выполнить их, — сказал мне однажды Кит, потягивая пиво в номере отеля. — Но я уже от всего этого устал. Я выжат, как лимон».

Во время того тура Кит напоминал тень самого себя — он погряз в алкоголе и кокаине. Он принимал и кислоту, чаще всего в номере, не без угрозы сжечь всё вокруг себя. Джимми и я иногда нюхали кокаин вместе, но Кит не знал меры. «Всё нормально! — огрызался он, когда я проявлял озабоченность в отношении него. — Какого хрена? Ты наш тур-менеджер, а не моя мама!»

В турне мы передвигались на автобусе, в котором большая часть сидений была удалена. Вместо них были полотняные кровати, прикреплённые к полу, в них мы спали — по крайней мере пытались. В дальнем конце автобуса была маленькая уборная, но никакого стерео, кухни или розеток. Короче, третьесортная невесёлая работа изо дня в день.

Джимми взял на себя бремя лидерства на опрокинутой лодке. В то время, как остальные музыканты задыхались в депрессии и унынии, рассматривая последнее турне как похоронный марш, Джимми пинал их в зад и старался вызвать в них радость от музыки. «Давайте воздадим фанам должное за их деньги», — просил он остальных. Но как бы он ни был настроен позитивно, остальные игнорировали его порыв.

Когда Кит Релф был пьян, он играл на гармошке, словно брал её в руки впервые в жизни. Он также забывал слова. Иногда он выкрикивал непристойности аудитории и даже другим участникам коллектива. И моя работа состояла в том, чтобы Кит пел в течение часа. Я также собирал деньги у промоутера и разбирался с жалобами после концерта.

Основное недовольство исходило от самого Пейджи. «Ты что, творишь, мать твою? — Джимми негодовал после провального концерта в Чикаго. — Эти фэны заплатили деньги, чтобы услышать нас, Кит, а не видеть, как ты напиваешься».

Его слова пропускались мимо ушей. «Я никому плохо не делаю, Джимми, — отвечал Кит. — Я не слышал, чтобы кто-то попросил вернуть деньги».

Несмотря на очевидное стрессовое состояние, я видел, как Джимми превратился в высококлассного профессионала, качество, которое он демонстрировал на протяжении царствования Led Zeppelin. Даже в последние часы Yardbirds Пейджи много времени тратил на причёску и стильную одежду — кружевные рубашки, тиснённые шарфы и вельветовые пиджаки. Остальные музыканты носили джинсы, бусы и кафтаны, а Джимми выглядел как английский джентльмен восемнадцатого века. Он чувствовал, что фанаты заслуживают нечто особенное, даже если он был одним, кто так думал.

Был ещё один фактор в работе, кроме профессиональной гордости Джимми. Он надеялся сделать что-нибудь с названием Yardbirds. Он всё ещё верил, что Yardbirds окружает ореол славы, и в какой-то момент подошёл к Релфу и МакКарти.

— Если вы не собираетесь работать дальше, я бы предпочёл продолжить. Я думаю собрать новую группу и мне нужны права на название.

Релф засмеялся. «Неужели осталось что-нибудь стоящее? — и не колеблясь добавил, — Оно твоё. Я не хочу ничего общего иметь с этим чёртовым именем»!

Они подписали нужные юридические документы, и Джимми официально получил права на использование имени «Yardbirds».

Последний концерт в Америке состоялся 5 июня 1968 года, на автостраде неподалёку от города Монтгомери, штат Алабама. Тем утром мы сидели у бассейна, по радио передавали последние новости.

— Сенатор Роберт Кеннеди, в которого стреляли прошлой ночью в отеле Ambassador в Лос-Анджелесе, находится при смерти в больнице.

Я был подавлен. Будто целая страна рушилась на моих глазах.

Последний концерт Yardbirds отыграли на импровизированной сцене, состоявшей из двух тридцатипятифутовых безбортовых трейлеров. Фэны забили грязную автостраду до самых краёв сцены и ожидали концерт с энтузиазмом. Перед выходом на сцену Джимми обратился ко мне: «Очень грустно, так ведь? Эта группа могла играть долгие годы, если бы не растеряла вдохновение. Не могу видеть, как великая команда умирает».

Но в ту ночь это произошло. Когда одинокий прожектор осветил Релфа, затем Пейджа, потом Дрежу и за ним МакКарти, все они сыграли как Yardbirds в последний раз в Америке. «Heart Full of Soul»… «Over Under Sideways Down»… «Shape of Things». Когда раздался последний аккорд «For Your Love», ностальгия заменило чувство облегчения, что всё кончилось. С Джимми легко работалось, но трения внутри группы иногда были невыносимы.

8. Новый старт

По следам распада Yardbirds Джимми Пейдж начал планировать будущее. Эмоционально он был истощён от смертельной агонии группы и какое-то время подумывал сделать перерыв.

— Мне стоит отдохнуть, — говорил он друзьям. — Я не уверен, что мне хватит сил прямо сейчас собирать новую группу.

Но сидеть без дела было не в природе Джимми. Он любил музыку слишком сильно. Он тащился от звуков, которые воспроизводил на гитаре. Даже когда Джимми принимал наркотики, ни пилюли, ни другие вещества не могли его так опьянить и возбудить, как музыка. Несмотря ни на какой мощный наркотик, он всегда возвращался к любимому инструменту за очередной дозой, новым уколом неотразимого стимулятора.

Но в то же время над ним довлели и более практичные факторы — в частности, контрактные обязательства, которые необходимо исполнить. Хотя Yardbirds развалились, после них остались некоторые запланированные концерты, самые ближайшие — тур по Скандинавии. Нужно было собирать новый бэнд, название The New Yardbirds вертелось у Джимми в голове. С ним можно ехать в турне и сыграть оставшиеся даты.

В конце лета 1968 года, в самом разгаре эры супергрупп, перед Джимми встала перспектива формирования нового состава. И чем больше он думал об этом, тем более интригующими представлялись возможности. Конечно, он знал обо всех преградах и минных полях — раздутых эго и огромном давлении, разрушивших не одну супергруппу. «Меня не прельщает пережить кончину ещё одной команды. Я до сих пор не отошёл от Yardbirds», — говорил он.

Cream — супергруппа, которая недавно канула в лету. В ней состояли трое самых талантливых рок-музыкантов всех времён — Эрик Клэптон, Джек Брюс и Джинджер Бейкер. Они играли с такой мощью и влиянием на дебютном альбоме, вышедшем в 1967 году. Как их имя и предполагает, они действительно были сливками рок-н-ролльной культуры; в их музыке смешался белый блюз и тяжелый неистовый рок. Но в конце 1968 года Cream распались, они сыграли прощальные концерты в нью-йоркском Мэдисон Сквер Гардене и лондонском Альберт-холле.

С уходом Cream критики начали дискутировать, кто — если вообще кто-либо способен — заполнит блюз-роковую пустоту. Некоторые говорили о Ten Years After. Другие смотрели в сторону Pink Floyd. Но когда Джимми принял решение о новой группе, которые превратятся в Led Zeppelin, спорить будет не о чем.

Джимми провёл немало тревожных ночей в своём доме в Пэнгбурне, обдумывая, кого можно пригласить в новую команду. Он составлял список, вносил и вычеркивал имена, представлял, во что группа может превратиться в различных комбинациях. Он очень серьёзно отнёсся к процессу. Джон Энтуисл, Кит Мун, Джефф Бек… БиДжей Уилсон и Ники Хопкинс… все они входили в первый список. Там же оказались Стив Марриотт и Стив Уинвуд, главные претенденты на место вокалиста. В первые недели ни Роберт Плант, ни Джон Бонэм не были в списке претендентов. Джимми вообще не подозревал об их существовании.

— Я пытался связаться со Стивом Марриоттом, — часто вспоминал Джимми. — Меня притягивала перспектива играть с ним в одной группе. Я думал, что у нас здорово получится. Но его менеджеры ответили, что Стив предан своей группе Small Faces. Он не был заинтересован.

Джимми продолжил поиски, и список кандидатов сузился. Вскоре имя Терри Рида возникло в числе главных конкурсантов на роль вокалиста. Джимми видел его выступление и был очарован мощным резким голосом. Но в который раз планы Джимми были разрушены.

— Звучит здорово, — ответил Рид ему по телефону. — Но, боюсь, я должен взять самоотвод. У меня контракт с Мики Мостом, и это снимает меня с дистанции.

Временами Джимми становилось скучно от бесконечного процесса поиска. Он снова позвонил Терри и спросил: «А ты можешь кого-нибудь порекомендовать на место вокалиста?» Он не ожидал услышать что-нибудь новое. У него даже мелькнула мысль, что дело безнадёжное.

— Ну, есть парень, на которого стоит посмотреть, — ответил Терри. — Его зовут Роберт Плант. Он поёт в группе Hobbstweedle.

Имя певца ничего не говорило Пейджу, а название Hobbstweedle так же легко произносимо, насколько известно. По крайней мере, из круга знакомых Джимми о них никто не слышал. Но он поверил Терри и навёл справки. И даже поехал на их концерт в педагогический колледж в Бирмингеме. Народу в зале было разве, чтобы заполнить микроавтобус.

Честно говоря, репертуар Джимми не впечатлил, например, вещи Moby Grape. Но голос — у Джимми мурашки по коже пробежали, слушая Роберта — сильный, сексуальный, эмоциональный, скорбный, словно крик заблудшей души.

— Почему этот парень до сих пор не стал звездой? — подумал Джимми. — Что-то с ним не так. Может быть, у него характер несносный, что никто не хочет связываться с ним.

Джимми решил узнать Роберта получше, прежде чем предложить тому место в группе. Между тем, Роберт прочно засел у него в голове. Он мгновенно забыл о других — Риде, Марриотте, Уинвуде. Не считая того, что Роберт как бы выбивался из социального слоя Джимми, он был тем самым вокалистом, который был нужен.

Роберт же со своей стороны был обрадован и возбуждён от встречи с Джимми. Для пробивающегося рок-певца Джимми Пейдж был звездой в рок-стратосфере, которыми восхищался Роберт. Когда Джимми рассказал ему, что ищет певца в новую группу, Роберт сообразил, что ему наконец может выпасть счастливый билет на пути к славе. Когда Джимми пригласил его домой, Роберт поклялся себе: «Я не упущу свой шанс. Такая возможность может больше не выпасть».

По дороге в Пэнгбурн Роберт, и так на нервах, подвергся нападкам от пожилой женщины, оскорблённой длинными волосами певца. «Подстригись! Подстриги волосы! — кричала она. — У тебя осталась хоть капля приличия?»

Роберт не успел ответить, как получил пощёчину.

Роберт был потрясён. Может, это знак, подумал он, стараясь прийти в себя. А может, и нет. Возможно, мне стоит развернуться и пойти домой.

Однако, зайдя в дом к Джимми, Роберт успокоился. Встреча Пейджа/Планта прошла великолепно. Он говорили о своих музыкальных предпочтениях, рассказывали истории из жизни, много смеялись. И вдруг Джимми сказал: «Хочу, чтобы ты кое-что послушал». Он подошёл к проигрывателю и поставил пластинку Джоан Баэз, на которой она пела «Babe, I'm Gonna Leave You».

— Что думаешь? — спросил Пейдж. — Можем мы её сыграть?

Роберт слушал. На середине песни он согласно кивнул. По окончании он взял акустическую гитару Джимми и начал бренчать аккорды песни. «Должно получиться», — ответил Плант.

Между ними возникла химия. Роберт был принят. Молодой певец был так счастлив, что готов был завопить от радости, но удержался, по крайней мере, пока не отойдёт подальше от дома Джимми.

Перед тем, как отправиться домой, Роберт замолвил словечко за Бонэма, старого приятеля. Плант и Бонэм жили неподалёку друг от друга, и до сих пор время от времени общались. Но вместе не выступали со времён распада Band of Joy. Пусть так, но Роберт видел Бонзо в качестве члена группы, и эта идея приводила его в восторг. «Не принимай никаких решений по поводу барабанщика, пока не увидишь его игру, — скала Плант Пейджу. — Её трудно описать, но я не думаю, что кто-нибудь может играть, как он. Не знаю никого лучше него».

Тем временем Бонзо гастролировал с певцом Тимом Роузом и был доволен жизнью. В конце концов, он зарабатывал сорок фунтов в неделю, больше ещё никогда не получал. Нелегко было бы лишиться стабильного дохода.

— Когда дела идут хорошо, не нужно выбрасывать их на ветер, — ответил Бонзо Джимми по телефону. — Меня всё устраивает. Дела идут превосходно.

Тем не менее, после восторженных слов Роберта Джимми сам захотел услышать Бонэма. Он поехал в клуб Кантри в Вест-Хэмпстеде, где Бонзо играл с Роузом. Шоу началось вполне обычно, но спустя двадцать пять минут Бонэм оказался в центре внимания. У Джимми глаза на лоб полезли, когда Бонзо атаковал барабаны, как камикадзе. Он метал громы и молнии, бомбил и уничтожал. Он даже отложил палочки и молотил по барабанам руками. Он делал всё, что угодно, но установку не сломал.

— Я должен заполучить этого парня, — решил Джимми. — Нужно заставить его передумать.

И Джимми начал обрабатывать барабанщика. «Эта группа совершит прорыв, Джон… У нас прекрасный менеджмент… Я думаю, это невероятная возможность для всех нас… Подумай и давай снова поговорим».

Чтобы убедить Бонэма, Джимми подключил Питера Гранта, который должен был стать менеджером новой группы. Они пригласили Бонзо на обед. Он отправили ему дюжину телеграмм. Они попросили надавить на него Планта. «Мы не принимаем ответ «нет»», — резюмировал Джимми. Он не шутил.

В конце концов сопротивление Бонэма ослабло. Конечно же, он знал о звёздном статусе Пейджа, он работал с Плантом. Быть может, эта новая группа стоит внимания. В конце концов он сдался и сказа Джимми: «Ты победил! Давайте сделаем это!»

Пейдж был в восторге. «Ты не пожалеешь», — сказал он Бонэму. Но ещё долго Бонзо не сомкнул глаз ночью в сомнениях о правильности выбора. Он обменял стабильный заработок — сорок фунтов в неделю — на предприятие, казавшееся ему рискованным. «Надеюсь, я не испортил ничего», — говорил он себе.

Тем временем, Джон Пол прослышал о предпринимаемых усилиях Джимми собрать новый бэнд. Он искал способы отойти от студийной работы, хотя бы на какое-то время. И позвонил Джимми, чтобы потихоньку выяснить, как идут дела с новой группой. Они проговорили пятнадцать минут, и в конце разговора Джон Пол бросил старому сессионному приятелю: «Позвони мне, если понадобится басист». Пару дней спустя Джимми набрал его номер.

Наконец, группа была в полном составе. Всё, что требовалось — это выяснить, подходят ли они друг другу музыкально. «Нам нужно собраться и поиграть, — сказал Джимми Джону Полу. — Я планирую репетицию на следующей неделе».

Они согласились встретиться в маленькой сырой студии на Джеррард-стрит. Джимми не спал всю ночь перед репетицией; он беспокоился, оправдаются ли его надежды в отношении группы. У Роберта колени дрожали, когда он приехал в студию. Каждый хотел, чтобы всё получилось, но никто не знал, что может случиться. На всякий случай Бонзо оставил телефон Тима Роуза в бумажнике.

На той первой сессии Джонси впервые встретился с Плантом и Бонэмом. Плант был немного удивлён внешним видом Джонси. В конце концов, Пейдж описал Джона Пола как «ветерана студий звукозаписи», и Плант с Бонэмом решили, что будут работать с человеком, годящимся им в отцы. Джон Пол никак не вписывался в этот образ.

Ничего конкретного запланировано не было в тот день, но когда все взяли в руки инструменты и неловко посмотрели друг на друга, Джимми предложил сыграть «Train Kept A-Rollin'», любимую вещь со времён Yardbirds. Начали неровно, но вскоре всё очень быстро встало на свои места. Они продолжили с «As Long As I Have You», песней Гарнета Миммса, а затем с «I Can't Quit You, Babe». Музыка грохотала, и Джимми заулыбался. Когда они взялись за «Dazed and Confused», Джимми не скрывал своего восторга.

— Думаю, у нас получилось нечто, — объявил Джимми.

Никто не возразил. Четыре парня, которые не представляли себе жизни без музыки, осознали, что всё-таки нашли своё средство самовыражения.

Когда джем-сейшн закончился, Роберт спросил: «А что дальше»?

Джимми не был уверен. «Пока не знаю, но далеко не уезжайте. Я хочу запустить дело как можно быстрее».

Два дня спустя Джимми сидел перед Питером. Пейджи не скрывал своего энтузиазма.

— Жаль, что тебя там не было, — говорил он. — Ты бы нас слышал — полное волшебство. Всё подошло друг к другу как нельзя лучше.

— Хорошо, как скоро вы сможете выступать? — Питер почувствовал возбуждение Джимми.

— Питер, это не займет много времени. К концу репетиции мы почувствовали, что вышли на полные обороты. Я бы хотел, чтобы мы сыграли несколько концертов.

Грант вытащил оставшиеся контракты Yardbirds и сделал несколько звонков. Меньше, чем за неделю был организован первый минитур группы в середине сентября, со стартом в Копенгагене и Стокгольме. На первые концерты группа взяла название The New Yardbirds.

Группа репетировала всего лишь несколько дней перед туром по Скандинавии. В то время я находился в США с группой Джеффа Бека, другими подопечными Питера Гранта. Но я часто звонил в офис Питера и постоянно слышал о New Yardbirds. Когда Питер упоминал их в разговоре, в его голосе чувствовалось предвкушение чего-то большого: «Ричард, Пейджи считает, что группа просто невероятная. Кажется, что у них дела пойдут быстро. Вскоре они прославятся».

В Копенгагене на первом концерте прозвучали «Communication Breakdown», «Dazed and Confused», «How Many More Times», «Babe, I'm Gonna Leave You» и «White Summer». Бонзо позже мне рассказывал, что они иногда лажали, да и проблемы с аппаратурой случались. Порой они вступали нестройно, по большей части из-за нервов, чем по какой-либо другой причине. Но аудиторию потрясли. Как же мне хотелось быть там.

Вернувшись в Лондон, Джимми не скрывал своего счастья. «Питер, я хочу пойти в студию прямо сейчас. Нужно положить нашу музыку на плёнку. Мы звучим настолько крепко, что можно идти записываться».

Конечно, у группы не было контракта на запись. Но Питер доверился инстинкту Джимми: «Если вы так хороши, давайте сделаем это».

В октябре они зарезервировали студию Olympic в Южном Лондоне и отправились работать. Без поддержки рекорд-лейбла Питер и Джимми договорились поделить расходы на двоих. Счётчик начал тикать, времени терять нельзя ни минуты.

Целый альбом, Led Zeppelin, был записан всего за тридцать часов. Джимми и Джон Пол, которые буквально жили в студии годами, спешно доводили дело до ума, таща за собой Роберта и Бонзо. Пейджи дирижировал происходящим, заставляя коллег проявить себя наилучшим образом. Он запланировал каждую песню. Он свёл наложения к минимуму, полностью полагаясь на живой саунд группы. Джимми аккуратно расставлял микрофоны, некоторые в сантиметрах от инструментов, остальные в противоположных углах студии. Результат потрясал.

Особо ничего не осложняло работу, — говорил он. Группа живьём звучала так здорово во время Скандинавского тура, что могла спокойно повторить это и в студии. Он был уверен, но не самонадеян. Песни не претерпели больших изменений после концертов, кроме «Babe, I'm Gonna Leave You», которую заново переаранжировали прямо на месте.

Роберту понравилось то, что он услышал, когда они собрались прослушать записанное. Он был вдохновлён и возбуждён. Когда за спиной играют такие музыканты, это только подстёгивает. Опыт записи, как он потом рассказывал, был просто очаровательным.

Никто не сдерживал страсть и фразировку Планта. И в «Babe, I'm Gonna Leave You», когда он проникновенно пел «Baby, baby, baby» с чувством и силой, эти слова мгновенно превратились в фирменный знак Планта на протяжении всей истории группы.

Пейджи говорил, что чувствовал свободным во время тех сессий, позволяя гитаре вести себя, а иногда и наоборот. Он пригладил стил-гитару Fender 800 на «Your Time Is Gonna Come» и позаимствовал акустическую гитару Gibson для «Black Mountain Side». Он принес в студию смычок, которым неистово водил по струнам в «Dazed and Confused» и «How Many More Times». Он даже спел бэк-вокал на «Communication Breakdown» — большую редкость в двенадцатилетней карьере Zeppelin.

Джон Пол делал свою работу методично, позволяя остальным выдвинуться на первый план, но в то же время создав для себя момент славы посредством драматических звуков церковного органа на «Your Time Is Gonna Come». Он добавлял электричества группе, которая могла часами держать вас завороженными.

А ещё у них был Бонэм. Его время пришло на таких вещах, как «Good Times, Bad Times», где он растерзал одну бочку Ludwig так, что другим пришлось бы использовать дюжину. Джимми тщательно изучал игру и зачарованно следил за тем, что Джон вытворял со своими барабанами.

Расходы на альбом оказались необыкновенно низкими — менее 1800 фунтов, включая работу над обложкой, с памятной сценой падения дирижабля Гинденбург в огне и пламени. В конечном счёте альбом принесёт доход в ошеломляющие 3,5 миллиона фунтов, огромная сумма по тем временам.

По окончании сессий звукозаписи группа чувствовала себя настолько позитивно от полученного результата, что парни коллективно решили не полагаться на старое название New Yardbirds, чтобы привлечь внимание, которое они действительно заслуживали. «Давайте сделаем это, — сказал Джимми, — Музыка говорит сама за себя».

Так они сменили название на Led Zeppelin. Имечко всплыло во время разговора, который состоялся у меня с Китом Муном и Джоном Энтуислом в Нью-Йорке несколько месяцев назад во время гастролей с Yardbirds. Мун и Энтуисл утомились от The Who и шутили на тему новой группы с Джимми Пейджем. Мун прикололся: «У меня есть хорошее название для неё. Давайте назовёмся Lead Zeppelin (Свинцовый дирижабль), потому что он полетит как свинцовый шар».

Мы заржали. На следующий день я рассказал об этом Джимми, от чего он тоже рассмеялся. Имя засело у него в голове. В итоге Джимми изменил написание с «lead» на «led», во избежание неправильного произношения.