Лесь

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ПУТЬ К СЛАВЕ

Группа архитекторов в проектной мастерской увеличилась еще на одну рабочую единицу.

Лестное количество заказов и благородный энтузиазм зава, твердым курсом идущего к оптимальному обеспечению потребностей общества, снова привели к сокращению сроков работы. Коллектив трудился за двоих и за троих, безуспешно пытаясь справиться с изобилием заказов.

Зав удостоился чести приглашения на беседу к одному из государственных мужей. После беседы глубокое волнение и чувство высокой ответственности поселились в его душе и обосновались в ней, судя по всему, надолго. Не менее четко запечатлелось убеждение, что количество работы не только не уменьшится, а даже увеличится.

Посему пригласили еще одного сотрудника. Иностранца, соотечественника самого нерешительного во всей истории принца. Нового сотрудника горячо рекомендовал сам государственный муж. Зав охотно согласился взять на работу иностранца, считая, что собственная его слава не только не пострадает, напротив, её ореол распространится далеко за пределами отечества. Его не отпугнула даже полная невозможность как-либо объясниться с новым подчиненным, который на глаз показался весьма приятным и симпатичным.

Пришлось пока что ограничиться впечатлением чисто оптическим: иностранец не знал польского. Едва-едва и чуть-чуть объяснялся по-английски. В группе, куда его определили, двое владели французским, двое неплохо немецким, по-английски же разговаривали примерно на уровне заморского гостя. О датском — родном языке нового сотрудника — никто и понятия не имел.

В довершение всех бед его звали странным именем, выговорить которое не было никакой возможности. Почти час Барбара, Каролек, Лесь и Януш, бросив все занятия, повторяли слово «Бйёрн», всеми силами и способами пытаясь воспроизвести акцент бородатого молодого человека с мягким взглядом голубых глаз.

— Хватит, — заорал остервенелый от бесполезных усилий Януш. — Все едино, как это звучит, ясно одно: нечто короткое на «бэ» — это он. Он тоже привыкнет. Оставим это, на шее более важные вещи.

Зав, сам в глубине души несколько обеспокоенный своим решением, привел молодца в комнату коллег-архитекторов, поручил втянуть его в работу и тут же улетучился, не вдаваясь в детали оного втягивания. Рекомендовал относиться к нему вежливо и по-дружески и произвести хорошее впечатление.

Лишняя пара рук очень даже не мешала, и Януш поспешил выполнить приказ начальства. Он всячески принялся устраивать нового сотрудника за свободным столом, дабы передать ему часть работы. Первые минуты реализации хороших намерений привели к мрачному вопросу: а существуют ли хоть какие-то общие черты между представителями разных национальностей. Разум оказался понятием чисто теоретическим.

— Сядешь здесь. Вот здесь, — указал Януш место за столом жестом столь выразительным, что нельзя было его не понять.

Иностранец с интересом осмотрел доску и стул.

— Я так, — вежливо ответил он.

Януш застрял на развороте к своим чертежам и удивленно взглянул на него.

— А кто не так? — покосился Януш.

— Ва ба? — явно спросил иностранец, глядя на него с добродушной симпатией.

— Вот вам ролики для вашего Бобика или как его там, — объявил, входя в комнату, Влодек. — Матильда разыскала на складе. А рейсшину, так и знайте, Ипочка от сердца оторвал. Подавитесь. А шнура нету.

— Ладно, шнурок найдется, — рассеянно ответил Каролек, погладывая на сцену за соседним столом. — Слушай, я не понимаю, чего ему…

— А разве кто-нибудь понимает? — удивился Влодек.

— Мне показалось, он по-польски говорит. Сказал: «Я так».

— А кто не так? — рассудительно заметил Влодек. — И чего это он так?

— Посажу его за тем столом. Неизвестно, кто не так. То есть известно, никто другой там не сядет, и чего он на это упирает?

— А может, у них сажают по несколько штук за одной доской? Чтобы не скучали…

— Одурел, я на картинках видел: у них места побольше, чем у нас. Януш, чего он говорит?

— Черт его знает, — пыхтел Януш, в поте лица пытавшийся объяснить иностранцу, как подготовить стол для работы. — Давайте рейсшину, сам приделаю, разговорами ни черта не добьешься.

При виде роликов иностранец безусловно и наглядно удивился. Он издал несколько вопросительно интонированных горловых звуков, осмотрел рейсшины, прикрепленные на остальных досках, подвигал их легонько и жестами показал, что не понимает отсутствия кульмана, то есть перпендикуляра на рейсшинах. Он осмотрел привинчиваемые Янушем ролики, обследовал механизм приспособления, и на лице его отразились полные неуверенность и сомнение.

— Для него и ролики внове? — ухмыльнулся Лесь. — Дичь какая-то на этом Западе… А еще толкуют про ихний технический уровень!

Иностранец махнул рукой по левому краю чертежной доски и загулькал явно вопросительно.

— Скажи, работаем, мол, на роликах, у нас нету третьей руки для перпендикуляра, — подсказал Янушу Каролек. — У них, может, и есть, а у нас нету.

— Сам скажи, — проворчал Януш. — Я занят. И вообще, вдолбите ему, что это параллельные, а у меня больше нету сил.

Каролек и Лесь бросили работу. Несколько насильно оторвали иностранца от Януша и принялись за какие-то анатомо-технические объяснения, видя в этом единственный шанс на успех. Через пятнадцать минут все обороты старых фотооттисков были разрисованы, причем чаще всего фигурировал мотив трехрукого человека. Пока Януш приспосабливал стол для работы, в голову нового сотрудника усиленно вбивалось убеждение, что где-то в Европе существуют таинственные существа о трех руках, работающие с традиционными рейсшинами. По нарисованным на старых фотооттисках чудесным историям выходило: существа эти эмигрируют из Польши, не оставляя после себя никаких следов, если не считать отрубленных, по-видимому топором, третьих рук. Иностранец балдел и тупел на глазах.

— Ничего, он когда-нибудь привыкнет, — утешал Лесь. — Говорят, дрессированные обезьяны даже на машинке печатать умеют.

Януш отер лоб и закурил.

— Ничего не поделаешь. Раз козе смерть, берем быка за рога.

Сия эффектная пословица немало озадачила присутствующих. Сосредоточенный Януш отмахнулся от объяснений и ринулся в лобовую атаку на иностранца. Посадил за стол и разложил перед ним несколько старательно выбранных чертежей. И похоже, стена непонимания таки треснула.

В голубых иностранных глазах впервые блеснуло любопытство. Новичок внимательно осмотрел разрез строений и сделал рукой жест сечения.

— Snip, Cut.[9]

— Правильно, разрез, — согласился Януш. — Разреза еще нет. Not jet. Ты сделаешь, понял? Это эскизы. You. Machen. Arbeiten[10].

В горле чужестранца забулькало, словно он чем-то давился, заикал, заскрежетал — словом, выражал полное одобрение.

— Ему нравится, — обрадовался Каролек. — Я сразу говорил: это административное здание у нас неплохо получается.

— Человек дикий, а вкус есть, — согласился Лесь.

Первые трудности были преодолены, и новый сотрудник начал понемногу приспосабливаться, вполне благожелательно выслушивая весьма вольные трактовки своего имени. Служебная жизнь коллектива снова обрела разнообразие и свободу маневра.

Интенсивное обучение польскому языку давало слабые результаты. За отсутствием единого способа взаимопонимания использовались нужные в данный момент слова из каких-нибудь других языков, причем никто из заинтересованных лиц не отличался излишним педантизмом насчет грамматических правил. Чужеземец вообще плевать хотел на грамматику.

— Дает мне калька, ты. Please[11], — обращался он с приветливой улыбкой в голубых глазах к пани Матильде. Улыбка, вероятно, была и на губах, но из-за густой бороды это лишь угадывалось. Пани Матильда в ответ всякий раз нервно вздрагивала.

— Не имеется план фундаментен, — деловито сообщал Януш, стараясь говорить предельно понятно. — Ты gehen[12] к инженер.

Однако два выражения, с непонятным упорством употребляемые иностранцем, вызывали особое недоумение. Одно — подчеркивало, что речь идет о его персоне, а второе звучало как «висель».

— И чего он все про свой индивидуализм талдычит? — ворчал Каролек. — Он так, да он так. А кто не так, к черту?

— Отъединиться желает, — объяснил Лесь. — Слышал насчет коммунизма, вот и психанул. Думает, у нас все общее, а он хочет быть индивидуальностью.

— А вдруг это, наоборот, согласие? — задумался Януш. — Он, мол, на все согласен, а другие пусть как хотят. Ведь приехал же он в Польшу и сидит тут…

— Возможно. Почему-то ведь явился сюда… Кто знает, вдруг да хочет дать понять, что ему наш строй нравится?

«Висель» беспокоил больше, чем возможное отношение чужеземца к строю. Звучало это слово ежедневно и постоянно и заинтриговало всю группу донельзя.

— И чего он лезет, черт побери, с этим виселем? — нервничал Януш. — И чего он имеет в виду?

— Верно, это сокращение от висельника, — твердил Лесь. — Его кто-то научил, а он привык.

— Допустим. Ну а что у него при этом на уме? — размышлял Каролек. — Чаще всего кроет этим словцом при обсуждении проектов. Может, он Януша так поносит?

Тайна висельника в конце концов измучила всех. Потребовали объяснений от зава. Зав мастерской, ежедневно подвергавшийся атакам оголтелых от любопытства сослуживцев, после долгих и бесплодных поисков знатока датского, обратился в последнюю инстанцию — к государственному мужу, который протежировал новому сотруднику. Усилия несколько ошеломленного сановника увенчались успехом, и ответ пришел по той же лесенке, что и вопрос, только в обратном направлении.

— Он вовсе не говорит «висель», — сообщил зав, счастливый, что ему удалось выяснить столь животрепещущую проблему. — Он говорит «we shell». Английское. Будущее время ко всему. А «я так» по-датски значит «да, спасибо». Купите датский словарь и не делайте из меня идиота.

По сему случаю купили единственную доступную датскую книгу — «Польско-датский разговорник». Сей труд целиком почти заполняли рассуждения о вкусной и здоровой пище. Судя по данному произведению, оба народа ничем на свете не интересовались, кроме потребления пищи и закупки продуктов. Про одежду там упоминалось от случая к случаю. Посему чтение разговорника привело к естественному результату.

Прекрасным весенним днем улыбчивый чужестранец вошел в служебную комнату, несколько запоздав, положил на стол завернутую в небольшой листик бумаги колбасу и триумфально изрек:

— Кал… баса!

Наступило тревожное, сосредоточенное молчание. Потом Каролек вполголоса выдал:

— Моча тенора…

— Что?! — спросил изумленный Януш.

Каролек слегка засмущался.

— О Боже, по ассоциации. Есть такое дурацкое перекручивание слов. «Кол баса» и «зуб тенора» и так далее. Что, не слышал?

— А, — Януш как-то растерялся. — Сначала «висель», теперь «кал тенора», ой, пардон, колбаса…

— Прекрати, из-за тебя колбасу перестану есть! — возмутилась Барбара.

Чужеземец рассматривал их с любопытством.

— Калбаса! — повторил он с радостной гордостью.

— Кол! — поправил Януш. — Кол! Кол! КОЛБАСА! Боже мой, он нас всех доведет до идиотизма. Меня наверняка доконает этот словесный кавардак! Только хочу сказать «я так», тут же хватаю себя за язык, может, я не так, может, вообще все наоборот! Польский уже забываю!

— Вот он полегоньку научится, и ты вспомнишь, — утешил Лесь. — У него уже неплохо получается!

Изучение польской речи и в самом деле продвигалось, хоть и небыстро, зато постоянно. Почему-то Бьёрн-Бобик для оживленных конверсаций выбрал Каролека и частенько на нем оттачивал свое мастерство.

— Сколько имеешь сантиметры, ты? — спросил он неожиданно, прерывая сосредоточенную тишину в комнате и разглядывая Каролека с любопытством.

Каролек поднял голову от чертежа и удивленно захлопал глазами.

— Какие сантиметры?

Чужестранец, нахмурив брови, продолжал его разглядывать.

— Сколько имеешь сантиметры? — повторил он с усилием: — Долго… ста…

— Иисус Христос! — простонал Каролек. — Это он про что?!

— Какие-то интимные подробности выясняет, — осторожно и наудачу предположил Лесь.

— Да уж, ты сказанул, — фыркнул шокированный Януш. — Наоборот, я слышал, они очень тактичный народ…

— Идиоты, — спокойно вступила Барбара. — Он говорит «долгости», длины, значит.

— Дльюны! — обрадовался датчанин. — Сколько сантиметры ты имеешь?

Замешательство в комнате продолжалось. Настырный иностранец не на шутку ошеломил Каролека.

— Не знаю, — пробормотал он. — Чего, Господи?!

Бьёрн встал с места, подошел и показал рукой от башмаков до макушки.

— Здесь, там, — повторил: — Сколько сантиметры ты имеешь?

— А, какой рост? Высота? — обрадовался Каролек.

После долгих и многочисленных расспросов наконец уразумели: у любознательного Бьёрна был брат, очень похожий фигурой на Каролека. После других, еще более жутких словесных мытарств выяснили: оного брата Бьёрн решил осчастливить подарком в виде закопанского кожуха, размеры же задумал выпытать у Каролека. После передачи необходимых сведений Каролек разошелся и предложил самолично примерить кожух перед покупкой. Узы дружбы постепенно крепли.

— Я те любит, — сообщил Бьёрн вскорости, глядя на Каролека с доброжелательной улыбкой.

— Господи милостивый, ну чего он ко мне липнет, как репей к собачьему хвосту?! — возопил Каролек.

Януш, радуясь, что избежал агрессии иностранных чувств, не отказал себе в удовольствии поиронизировать:

— Любит тебя, не слышишь, что ли. А к кому ему еще липнуть? Любимое существо ох как притягивает…

— Но почему ко мне? — протестовал Каролек. — Почему именно ко мне?

— Дам те рыла, — благостно улыбнулся Бьёрн.

— Не хочу! — застонал Каролек, отнюдь не соблазненный подобным обещанием.

— И напрасно, — съязвил Лесь. — Пусть даст, посмотрим, что это такое.

— Что такое рыло? — наивно удивился Януш.

— Я те любит, — повторил Бьёрн, упорно обращаясь к Каролеку. — Отвяж са.

— Надо же! Любопытно. — Барбара с интересом прислушивалась к беседе. — Он, верно, имеет в виду что-нибудь другое.

Путем изощренного дознания и последующего анализа других столь же поразительных высказываний были установлены два источника пикантных польских словечек. Оказывается, датчанин бросил отечество и временно перебрался в чужую страну из-за некой молодой соблазнительной дамы; их отношения, вероятно, отличались столь бурной эмоциональностью, что обучение языку в её обществе ограничивалось лишь одной областью. Остальные уроки чужестранец получил в совершенно иных местах, а точнее, в пивных. Он просто не мог жить без пива и почему-то с самого момента приезда считал, что уличные киоски — единственный источник этого нектара. Там-то, прохлаждая и услаждая гортань несколько раз на дню, он заодно услаждал память народной лексикой, что в сочетании с уроками дамы сердца принесло плоды неординарные и поэтичные.

— Поедет вся группа, — самоотверженно решил зав. — Темп обследования местности необходимо взять рекордный, в целом все надо разработать на месте, на вас ложится большая ответственность!

После сих вдохновенных слов участники совещания продолжали сидеть молча. Совещание было чрезвычайное, созванное по чрезвычайным обстоятельствам в сверхурочные часы, и обсуждалась тема тоже чрезвычайная.

Архитекторы уже давно подозревали — нечто готовится. Туманные высказывания зава мастерской, всевозможные его намеки, странное волнение по временам — все это приводило к мысли, что контакты с высокопоставленным мужем не останутся без резонанса. Так и вышло. Резонанс получился весьма основательный. Под видом обычного проектирования началась великая революционная акция по модернизации исторических объектов в туристических целях.

В первую голову пошли места, где планировалась реализация конкурсного проекта. Высоким стилем и с жаром зав мастерской сообщил своим несколько ошеломленным масштабами мероприятия подчиненным о расширении диапазона их деятельности.

— Будем реализовывать не только конкурс! — заявил он с размахом. — Делаем все! Обследуем весь городок, всю территорию, ремонтируем существующие строения, в работе учитываются и ближайшие развалины замка! Развалины в прекрасном состоянии!..

Перепуганная группа уже видела перед собой перспективу обследования без малого половины страны. Охваченному эйфорией заву были нипочем какие-то границы или кордоны.

Основательно оглушив огромной задачей всех своих сотрудников, зав перешел к конкретике. Начинать следовало с того, чем территория располагает.

— Это значит как? Нам и по полям-лугам мотаться? — не удержался обеспокоенный Януш, прерывая воцарившееся на чрезвычайном заседании чрезвычайное молчание.

— Нет, все геодезические замеры сделаны. Обследованию подлежат все здания, а в особенности развалины замка. Необходимо решить, что разобрать, что консервировать, что восстанавливать…

— А не надо ли пересчитать крыс, обмерить паутину, взвесить скелеты? — попытался сострить Каролек.

— А паутину на метры или как? — поинтересовался Лесь.

— Там наверняка и белая дама появляется… — подзуживал Януш. — А может, и черная…

Зав в своем творческом полете был выше булавочных уколов, а потому легко парировал все выпады.

— За дамой можете приволокнуться на досуге, — усмехнулся он. — Паутину в свободное время сматывайте в клубки. Зато есть очень благоприятное обстоятельство. Местность перед самой войной была подготовлена саперно-ремонтной бригадой, водопроводная сеть хорошо сохранилась, кое-где ею даже пользуются, и, кажется, она подведена под самый замок. Все это вы тоже должны учесть…

— А каким образом, позвольте узнать? — подозрительно вкрадчиво заговорила Барбара. — Перекопать всю территорию?

Зав замахал рукой самым кокетливым манером и торжествующе объявил:

— Представляете, есть документация. В местном народном совете есть, от немцев остался план со всеми сооружениями и коммуникациями. Все учтено. Возьмете этот план и сверите его с нынешним положением дел, внесете возможные изменения, и можно делать проекты с покраской. Стефан и Влодек подъедут на два-три дня, сориентируются в водопроводной и канализационной сетях.

— Ладно, — подумав, заявил Януш. — Это меняет ситуацию. Иначе работы хватило бы на полгода!

— Исключено! — запротестовал зав. — Закончить необходимо за несколько недель. Поэтому и едут все.

— А где мы будем жить и где работать? — озабоченно спросила Барбара. — Обследование надо провести на месте. Одни только обмеры ничего не дадут, пояснительная записка необходима, в случае чего трудно уточнить.

Зав чуть-чуть смутился.

— Там есть такой экс-пансионат, теперь уже бездействующий. Отлично его обживете, даже помещение для работы найдется. Правда, достать столы и доски — вот проблема. Попросим местный совет, чтобы дали уборщиц… Он, верно, малость запущенный, зато расположен в очень красивых окрестностях. Справитесь, не сомневаюсь.

Многочисленные согласования письменно и по телефону подтвердили лишь одно: все нужно было везти с собой, местные власти располагали лишь одним письменным столом и чуть ли не цистерной чернил. Но поскольку пансионат находился далеко и от городка и от развалин, требовались средства передвижения. Единственным таким средством оказался Влодеков мотороллер, каковой отремонтировали за счет мастерской и конфисковали на время под жалостные вздохи владельца.

— Радуйся, что машину не отбираем, — пресек его жалобы Януш. — И вообще тебе чистая прибыль. Мотороллер на ходу, а что случись, так свои пять тысяч все равно получишь.

— Только, чур, я ни при чем, если грохнетесь где-нибудь, — предостерег Влодек уныло.

Наконец организационные проблемы были разрешены и текущие дела закончены. В первых числах мая на живописном шоссе из Зомбковиц Щлёнских появился чудной табор. Во главе колонны тарахтел самосвал, нагруженный пятью большими чертежными досками, пятью козлами, пятью вертящимися стульями, пятью чемоданами, рулонами кальки и бристоля, узлами с постелью, одной электроплиткой и одним чайником. За самосвалом тащилось такси марки «Варшава», а за такси рокотал мотороллер. Других средств передвижения группе найти не удалось.

— Кака красивы страна имеете вы! — Бьёрн с искренним интересом смотрел в окошко, сидя в такси с Барбарой и Лесем.

— Слушай, сиди прямо, черт, чего все валишься на одну сторону! — орал выведенный из терпения Януш Каролеку, который прикорнул за его спиной на мотороллере.

— Да не могу я прямо, там какая-то пружина торчит и колет меня кое-куда, — оправдывался Каролек. — Смотри, вон замок уже видать!

— Где?

— Налево, на склоне.

— Точно, вроде бы не совсем разрушен.

Табор проехал городок и начал взбираться серпантином в гору.

— Не дай Бог, пойдет дождь, в самый раз будет мотороллером разъезжать, — поморщился Лесь.

— Splendid[13], — говорил Бьёрн. — Красива разна край.

Барбара молчала — её одолели самые мрачные предчувствия.

Пансионат был воздвигнут на крутом склоне около ветки главного шоссе. После того как ввернули лампочки и открыли ставни, когда-то забитые гвоздями, пансионат оказался прямо-таки гостиницей люкс. На всякие мелочи вроде выбитых стекол, некоторых снятых с петель дверей и огромных потеков на стенах и потолке решили не обращать внимания. Самое главное — из крана на кухне тонкой струйкой потекла вода. Это вызвало всеобщее удивление и нечто вроде почтения к довоенным сантехническим достижениям.

— Не будем же мы здесь киснуть всю жизнь, — воскликнул оптимист Каролек. — Ну а для курорта здесь чистый рай.

— А в саду бьет фонтан! — оживленно крикнул с улицы Лесь.

— Где ты нашел сад? — полюбопытствовал Януш.

— За домом, пониже, должен же быть сад или нет?

На задах пансионата сбегала вниз переплетенная чащоба кустов и всевозможной зелени. В том месте, где зелень затянула стену здания, била вверх солидная струя воды.

— Точно, — обрадовался Каролек. — Действует! Надо же…

— Малость странное место для фонтана, — критически заметил Януш.

Струя вдруг потеряла упругость, съежилась, зашелестела в листве и исчезла.

— Где же фонтан? — спросила Барбара, выйдя на лесенку.

— Только что работал, — ответил Каролек, пораженный исчезновением фонтана, равно как и его местонахождением. — Било, било и вдруг сдохло.

— Интересно, — начал Януш и замолк.

В зелени снова зашуршало, струя взметнулась и опять забила с прежней силой.

— И в самом деле, — удивилась Барбара. — А я думала, вы по привычке ерунду городите.

Фонтан с минуту функционировал и вдруг исчез так же внезапно, как и появился. На лестнице показался Бьёрн, вытирающий полотенцем руки.

— А что есть фон… тан?

— Spring-water, — осенило Каролека. — Только его уже нет. Был да сплыл.

— Видно, работает периодически, — неуверенно заключил Януш. — Автомат, что ли, здесь? А вообще-то странное место для фонтана.

— А я собирался руки вымыть, — пожаловался Лесь. — Так редко удается вымыть руки в фонтане!

— Можешь и под краном вымыть, не больно ты важная птица, — посоветовал Каролек и обратился к Барбаре. — А в кране что за вода? Пить можно?

— Сначала шла ржавчина, теперь уже чистая. На всякий случай будем кипятить.

— Не понимаю, зачем устраивать фонтан в таком дурацком месте, — упрямо твердил Януш. — Ведь вода подмывает строение…

Он замолчал, из зелени снова вырвалась струя.

Крики на улице привлекли из кухни Леся с мылом в руках.

— Ну, я иду мыться в фонтане, — крикнул он и вернулся в кухню закрыть кран.

Фонтан исчез. Лесь появился на пороге.

— Черт! — Он поглядел на то место, где только что звенел серебристый ручеек и снова отправился в кухню.

Фонтан вновь забил.

Похоже, не все в порядке. Компания созерцала струю до того момента, как Лесь кончил мыть руки и остановился в дверях.

— Ну и как? — спросил он с надеждой. — Не работает?

— Ну-ка пойди открой опять кран, — нахмурился Януш.

— Зачем? Ведь я уже умылся, — запротестовал Лесь.

— Иди открой и не закрывай, к нам сюда вернись.

Лесь было заколебался, но выполнил поручение. Струя воспряла с удвоенной силой. Лесь выбежал.

— Работает! — обрадовался он.

— Работает, чересчур хорошо работает, — буркнул Януш. — Иди закрой. Черт все возьми, подмоет стену. Пока мы отсюда уедем, халупа рухнет.

— Пока что не рухнула, даст Бог, еще продержится, — утешил его Каролек. — Труба лопнула только в одном месте, остальное, кажется, в порядке. Хорошо еще, снаружи лопнула, а не внутри.

— Тут могут поджидать всякие сюрпризы, — зловеще предрекла Барбара. — Давайте сразу проверим всю электропроводку.

За исключением пустяковых изъянов, как-то: розетка в кухне, предназначенная для плитки, работала лишь в том случае, когда на нижнем этаже поворачивали выключатель, а свет в комнатах зажигался с помощью выключателя в подвале, — электричество работало безупречно. На крыше обнаружили даже громоотвод. А возможность в любое время устраивать фонтан с помощью крана в кухне всем пришлась по вкусу и компенсировала малочисленные неудобства. В саду открыли тропинку, сбегавшую круто вниз, прямо к городку, что сокращало путь по меньшей мере в пять раз. Сразу обсудили и способ передвижения с места на место.

— Двое покатят по шоссе на мотороллере, а трое на своих двоих прямо вниз, — планировал Януш. — После один оставит второго на месте и вернется за третьим, потом за четвертым и так далее. Всякий раз будет все ближе ездить, потому как оставшиеся все время будут бежать навстречу.

— А в дождь и грязь и совсем припустят как миленькие, — заметил Каролек. — Съедут прямо с горы, пожалуй, успеют и раньше мотороллера.

— Пока что грязи нет и давайте не тратить времени даром, — потребовала Барбара. — Прежде всего планы! Предлагаю пойти за ними прямо сегодня…

Председателя местного народного совета в городке небо одарило грандиозными амбициями. Он собирался войти в историю независимо от сравнительно небольшого размера вверенных ему территорий. При известии, что в ближайших окрестностях будет сооружен импозантный курортно-туристический центр европейского пошиба, привлекающий своей живописностью валютных иностранцев, его переполнил восторг просто сверхчеловеческий. Лицам, способствующим реализации вожделенных проектов, готов был звезду с неба достать, не то что… Однако с планами дело обстояло особо.

Он, обладатель бесценного уникального документа, детально информирующего о богатствах подземного оснащения территории, не мог избавиться от дурного предчувствия: а что, если другие займутся историческими работами, а его обойдут, загонят в темень и неизвестность. И вообще сбросят со счетов. Нет, пусть уж он лично останется властителем документа. Порешил также отличиться инициативой, размахом, организационными талантами, личным обаянием, не задумываясь, хватит ли у него пороху на все это.

Уже в первый вечер, перед заходом солнца, вся группа собралась у дверей ратуши и осматривала рыночную площадь городка. Из-за своеобразного рельефа местности эта самая площадь представляла собой нечто вроде амфитеатра. Председатель совета, не выходящий из экстаза с самого начала своего пребывания на посту, вознамерился увековечить площадь каким-либо фонтаном, памятником или открытой площадкой для мероприятий и развлечений. Нелегкий выбор принес оригинальные плоды. Амфитеатром уходящие склоны выровняли, причем земляные работы, видимо, шли еще полным ходом, а посередине утрамбовали глиняную площадку. Рядом с ней красовалось огромное бетонное нечто, похожее на гигантскую лохань, в которой даже слонихи могли бы развлекаться постирушками. Правда, отсутствие воды допускало и разные другие толкования. А несколько минут назад архитекторы убедились: решение председателя совета неизменно. Святой документ — огромный, густо покрытый линиями и немецкими надписями лист — он, видите ли, может показать только в служебном кабинете, и не часто, и не всякому, да, может, в конце концов, позволить рассмотреть лист и переписать некоторые данные, и ничего больше. Ни в косм случае нельзя не только вынести его из здания, но, Боже упаси, даже потрогать. Документ уникален, порча или потеря были бы действиями непоправимыми и необратимыми.

Понапрасну ошеломленная компания просила и доказывала. Понапрасну объясняла: план следует отвезти в светокопировальную мастерскую, а не наоборот. Напрасно устрашала трудностями, связанными с невозможностью пользоваться документом, напрасно рекламировала преимущества фотокопий, выполненных с него. Председателя не пугали неопределенные сроки и колоссальные издержки. Председатель был неумолим!

— Интересно, что это здесь такое? — задумчиво всматривался Лесь в центр рыночной площади.

— Бассейн?.. — наугад влепил Каролек.

— Если только для уток, — буркнул Януш. — Кто тут уместится?

— Клумба с цветами, — процедила Барбара. — Вы лучше подумайте, что делать?

— Был уговор: план дадут сразу и мы сделаем фотооттиски, — забубнил Януш. — Никому и в голову не пришло, что председатель совсем с ума спрыгнул. Черт собачий, просто не знаю, как быть.

— Может, кокнуть его… — неуверенно предложил Лесь.

— Иностранец… — осенило Каролека.

Детально информированный Бьёрн живо заинтересовался темой и начал атаку. Придерживаясь данных ему инструкций, начал с секретарши.

— Красива ваша край, — произнес с восторгом. — Красива женщина имеете вы.

Как солидный возраст, так и многочисленные изъяны в красоте его собеседницы сразу же поставили под вопрос искренность высказывания. Однако секретарша тяжело перенесла до этого визит в народный совет прекрасной Барбары и прибытие представителя другого пола встретила с удовольствием. А Бьёрн мужественно и очень доброжелательно продолжал:

— Я иду ваш босс. Я хочу говорить. Ты, красива женщина, анонс.

Как и предполагали хитрецы, Бьёрна приняли мгновенно. Председатель совета впервые в жизни видел настоящего иностранца в роли своего клиента и счел это счастливым предзнаменованием славного будущего. Несмотря на все свои беспокойства и занятость, он ожидал изложения дела с нескрываемым интересом.

Экзотический посетитель вошел к нему с выражением трогательной грусти в голубых глазах.

— Дай бумага, — попросил он умоляюще. — бумага, ты, дай!

Председатель испытал некоторый шок. Внезапно испуганный, он вспомнил — бумага кончилась новых поступлений пока не предвиделось. Он не был уверен, надо ли разглашать этот факт представителю чужого западного государства… А вместе с тем глубокая печаль в глазах и в физиономии просителя, его умоляющий тон свидетельствовали о суровой необходимости получить желаемый предмет. Председатель слегка опешил. В сущности, ведь он не знает обычаев на Западе, что-то тут, верно, не в порядке: гость, вероятно, навестил один из местных рассадников питания. «Этот чертов Юзефович со своей рыбой…» — подумал он и ощутил невыносимую тяжесть собственной ответственности за все. После чего обалдел окончательно.

— Минуту, — засуетился он. — Подождите. Ein moment.

Рысцой выбежал из своего кабинета, после чего сотрудники местного совета затрусили в разных направлениях по городку.

— Нету в магазине, принесите из дому! — потребовал решительно председатель.

Бьёрн терпеливо ждал. Окажись на его месте Януш, Каролек или Барбара, они, разумеется, в отсутствие хозяина вломились бы в шкаф и украли план. У Бьёрна такая мысль даже не мелькнула. Он спокойно ждал, а минут через пятнадцать председатель с радостной улыбкой вручил ему три рулона туалетной бумаги.

— Niuht zu klein?[14] — заботливо осведомился он.

Бьёрн не пытался понять вопрос. По его мнению, в этом здании говорили на каком-то жаргоне, где встречались немецкие слова. Приученный уже экономить разные материалы, выдаваемые весьма скупо, он был убежден, что получил «паек» для приехавшей сюда по служебным делам группы, с удовольствием принял дар, после чего вернулся к теме.

— Дай бумага! — затянул он снова.

Теперь до председателя дошло: видно, речь шла о чем-то другом.

— Какую бумагу? — спросил он недоверчиво.

— Документ. Дай документ. План инсталяций. Оригинал. Спасибо. Прошу. Дай.

Председатель понял. Ни за какие блага мира не хотел бы он быть невежливым, но еще больше не хотел расставаться с наиценнейшим в его жизни документом. Из упорных приставаний иностранца уразумел: прибывшей группе старый план нужен так же, как и ему. Он отбросил возникшее было подозрение о шпионской афере, зато в голове у него забродил некий, пока не очень ясный, замысел.

— Ничто, — рапортовал Бьёрн, вернувшись. — Он не давать.

— Выхода нет, — расстроился Януш. — Всю работу с начала. Чтоб этого дурака парша обсела!

— А если поджечь город? — предложил неунывающий Каролек. — Пока будут спасать имущество, мы сопрем план…

— А может, по служебной лестнице… — задумалась Барбара. — Чтоб ему приказали отдать план — его начальство чтоб приказало…

— В конце концов, и можно бы. Да ведь без толку, представляешь, сколько это будет продолжаться? Тут уже весь комплекс построят, а они все будут выяснять отношения. Нет, я его, пожалуй, накачаю…

Неясный замысел, все еще зревший в голове председателя, вынудил его поспешно принять приглашение слегка подкрепиться. Ибо стечением обстоятельств у него возник такой же план в отношении Януша, как у Януша в отношении него. Стечением обстоятельств оба противника реагировали на крепкие напитки удивительно похоже. Поэтому взятый со старта скоростной темп подействовал на обоих весьма одинаково.

Подглядывавший и подслушивавший под окном местной ресторации Каролек должен был доставить Януша вместе с планом на мотороллере в пансионат. И вот он с ужасом услышал, как председатель в благородном порыве отдает Янушу все свое имущество: материальные ценности в виде денег, недвижимости, свиней и птичьего двора, а также уступает ему свое служебное положение вместе с планом и жену с детьми, а Януш со слезами и столь же благородно умоляет его не торопиться. Далее Каролек с ужасом увидел, как председатель силой тащит Януша в помещение местного совета, дабы вручить ему бесценный документ, а Януш энергично протестует, упирается ногами в разрытую землю, а руками цепляется за слоновью лохань. Затем глазам Каролека открылась совсем диковинная сцена: председатель, видимо в припадке альтруизма, рухнул перед Янушем на колени с криком:

— Сердце из груди вырву! На, бери!..

При этом выхватил из внутреннего кармана какие-то вещи и совал их силой за рубашку зареванному Янушу.

Когда наконец и Януш упал на колени перед лоханью и стал давать председателю какие-то секретные и клятвенные обещания, Каролек попытался вмешаться. Никакого результата это не возымело — оба друга в полном согласии его прогнали.

Сведения, доставленные Барбаре и Лесю, вскоре подтвердились громкой, на два голоса песней «Красный пояс»; джентльмены то и дело провожали друг друга туда и обратно. Председатель и Януш, скованные цепью полного взаимопонимания, никак не решались расстаться, а «Красный пояс» раскатистым эхом летал по холмам, лугам и лесам.

— Что это такое? — поинтересовался на следующий день Януш, со стоном хватаясь за голову, когда совместными усилиями его удалось вырвать из объятий глубокого сна.

— Бумажник председателя местного совета, — сухо сообщила Барбара. — Вот тебе порошок от головной боли, выпей кофе и вымойся в фонтане. Работа тяжелая.

— Какой бумажник. Господи? — застонал Януш. — Ты что, пьяна? Откуда бумажник?!

— Вместо плана ты вчера принес председателев бумажник и полный комплект фото его семьи и дальних родственников. Принять план ты отказался наотрез, ключ от ратуши выбросил в воду, спасибо, Кароль нашел. Кроме того, Кароль слышал, ты ему чего-то там наобещал. Не знаю, что из этого компота получится, надеюсь, он тоже ничего не помнит. Давай оклемывайся и ступай возврати ему все.

Легкое недомогание, коим участник битвы за план страдал до вечера, сыграло свою роль: возвращая председателю бумажник и фотоснимки родственников, Януш забыл про ключ от внешних дверей ратуши. Забывчивость легко объяснимая, поскольку ратуша с утра была нормально открыта вторым ключом, который всегда находился у уборщицы. Расцветшие накануне в сердце председателя нежные чувства несколько поникли из-за плохого самочувствия, но после возвращения бумажника и фотографий вспыхнули заново. Хозяин городка и прилегающих окрестностей приступил к реализации своих собственных великих надежд. Он, правда, был несколько не уверен в успехе предварительных действий, учиненных накануне вечером. Однако подробности этих действий, равно как и всего вечера, начисто исчезли из его памяти.

А великие надежды относились к великому историческому мероприятию. На ближайшее время приходилась какая-то годовщина эпохального для городка события. Председатель совета не знал, сколько лет прошло: триста, шестьсот, а может, всего двести пятьдесят. Точно не знал он и сути события: кажется, это была закладка первого серебряного рудника, а может, его уничтожение неведомым каким-то катаклизмом. Однако он предпочел круглых триста лет основания рудника и задумал отметить славную дату художественными выступлениями, доход от которых предназначался на восстановление местных исторических объектов.

Некогда начальство подало блестящую идею инструктору окружного комитета. И вот два месяца назад сей новоявленный драматург, пользуясь советами секретаря парторганизации, закончил пьесу. Произведение это, насквозь пропитанное историческими традициями, необходимо было поставить во время торжеств. Весьма сложное воспитательное действо происходило то в серебряном руднике, то в замковых покоях и, соответственно, подчеркивало достойное осуждения разделение на классы и зверство кровопийц. Шедевр страдал одним только недостатком. Вдохновенный инструктор малость переусердствовал и создал великое множество действующих лиц.

Естественно, не хватало артистов. Уже решили ангажировать почти весь ближайший госхоз в качестве статистов, привлечь городских жителей для второстепенных ролей, но не удавалось найти главных исполнителей.

Пьеса воспевала историю молодой аристократки, без взаимности влюбленной в работника физического труда на руднике ценного металла. Папаша аристократки, владелец замка и шахты, крайне отрицательно относился к чувствам единственной дочери, а физически трудящийся молодец, увлеченный панной родного ему класса, относился к аристократке с полным равнодушием. Далее конфликт усложнялся: на руку аристократки претендовал граф из более отдаленных мест, который живо возмущался положением дел. Обманутая в своих чувствах аристократка проявляла неустойчивость характера, то оказывая своему избраннику различные услуги, то негативно влияя на папашу, который с удовольствием урезал заработки и ухудшал и без того невыносимые условия труда рабочего класса. В конце концов в результате длительных контроверз и осложнений наступила всеобщая катастрофа. Шахту затопило, граф из отдаленных мест погиб по ошибке, папашу хватил апоплексический удар, разочарованная аристократка убила себя собственноручно, другие лица погибли от других причин, на руинах всего и вся остался лишь несгибаемый, монолитный, как гранит, работник физического труда, всматривающийся вместе с избранной панной в хотя и светлое, но весьма отдаленное будущее.

Статистов из госхоза едва хватило на массовые сцены, как-то: забастовка в шахте, бал в замке, катастрофа и другие события. Роль папаши-кровопийцы председатель совета решил воплотить лично, соседей и сослуживцев назначил на прогрессивные роли, но кандидатов на главные все еще не было.

И вот в прибывшей на обследование местности группе он усмотрел спасение и избавление от хлопот. Роль гордой и страстной аристократки прямо-таки создана для Барбары! Меланхолическая физиономия Леся очень подходила влюбленному графу, и лишь в выборе благородного физического работяги можно было колебаться между Янушем и Каролеком. Председатель предоставил им самим решить проблему.

— Только согласятся ли они? — беспокоился инструктор-автор, посвященный в председательские намерения.

— У меня найдется на них управа, — таинственно сообщил председатель. — В крайнем случае уступлю им кое в чем…

Сердце закололо при мысли хотя бы на минуту расстаться с бесценным планом, но даже воеводские власти были оповещены о славном юбилее: ради такого события стоило пожертвовать многим.

На заходе солнца усталая, изрядно приунывшая группа отдыхала после тяжкого труда на нижнем конце своего садика. Обследование шло полным ходом, обмеряли строение за строением, и все было бы хорошо, кабы не перспектива дополнительных работ по благоустройству территории из-за незнания водопроводной и санитарной сетей. Как раз обсуждали, надо ли изводить председателя изучением плана по нескольку раз в день, когда снизу раздались невразумительные окрики и прерывистое дыхание возвращавшегося Януша.

— Послушайте! — лихорадочно выдохнул он, плюхаясь на поваленный ствол. — Есть шанс! Сейчас скажу! Ну и буза, сдохнуть можно!

— Охолони сначала, — прервал Лесь.

— На кой черт так лететь в гору, — резонерски заметил Каролек. — Тяжело ведь.

— Да уж, с горы было бы куда легче, — рассвирепел Януш, все еще пыхтя. — Возможно, полечу сейчас с горы, ежели вам не понравится. Но все, конец, я за вас согласился.

— И что ты опять нахимичил? — покачала головой Барбара.

— Боже, опять он нас во что-нибудь вляпает! — охнул Каролек.

— Делать он катастроф? — заинтересовался Бьёрн.

— Тихо, вы! — потребовал Януш. — Слышали небось, через две недели у них тут исторические празднества. Знаете?

Четыре пары глаз следили за ним беспокойно и недоверчиво, а четыре рта выжидательно молчали.

— Так знаете или нет, черт побери? — нервничал Януш.

— Ну, — раскрыл рот Каролек. — А что?

— Ну, так мы примем участие. Председатель на коленях умолял и руки целовал, чтобы мы сыграли в спектакле. У них, видишь ли, актеров нету. Сначала я хотел его послать — много-де работы, — а потом сообразил, тут можно кое-что выгадать.

— Ну, дальше! Не тяни резину, — вцепилась Барбара, потому что Януш сделал перерыв и победоносно пыхтел.

— Я взял и согласился. Ничего не поделаешь, мы здесь звездами почитаемся!

Компания, разумеется, обалдела основательно. Януш взглянул на друзей и предусмотрительно отодвинулся на другой конец ствола. Заинтересованный не совсем понятным спором Бьёрн рассматривал всех со все возрастающим любопытством.

— А правда, не откомандировать ли его вниз по склону, — предложил Каролек далеким от восторга тоном.

— Думаю, сбрендил! — высказала Барбара общее мнение. — Что, нам тут делать нечего?

— А тебя одного не хватит? — вкрадчиво спросил Лесь. — Обязательно всем?

— Болваны вы, трубы, — нетерпеливо прервал Януш. — Иерихонские. Даром я, что ли, согласился!

Мрачная группа вдруг оживилась — мелькнула надежда.

— Я ломался сколько мог, — с удовольствием продолжил Януш. — Мария Каллас меньше бы капризничала! Сговорились наконец: за спектакль он подкидывает нам старый план!

— Ну да? — возопил Каролек.

— Не шутишь? — недоверчиво покосилась Барбара.

— О Боже, чудо! — всплеснул руками Лесь.

— Ноги мне целовать должны, — самодовольно прогудел Януш. — Представление, подумаешь тоже, каждый скажет пару слов и все. А за план стоило бы и в опере спеть!

— Предпочитаю в цирке, — засмеялся Каролек. — Но ничего не поделаешь, придется в тутошнем представлении. А в самом деле чудо, половина работы с плеч долой. А я уж думал, придется нам до поздней осени куковать…

Януш снова подвинулся поближе к друзьям.

— С завтрашнего дня начинаем репетировать, а он с утра даст документ. Бобик поедет во Вроцлав и закажет фотооттиски. Надо будет ему все на бумажке написать, а в светокопировальной мастерской прочитают — чтобы без недоразумений. Две копии надо сделать сразу, одну для нас, а вторую для этого Гарпагона, а то всю жизнь нам отравит…

Охолонув от первого шока, группа вполне оценила огромный успех. Получение необходимого документа стоило всех жертв. В самых доступных выражениях объяснили Бьёрну его задачу и приступили к детальному обсуждению драмы.

— Ты будешь вкалывать антипатичную аристократку, — сообщил Барбаре Януш. — Из того, что я понял, — отрывки только видел, — ты от добродетели совсем спятила — гоняешься за каким-то пролетарием, а время от времени устраиваешь заваруху. Лесь сойдет за графа и влюблен в тебя без взаимности…

— Как это?! — вырвалось у Леся. — Опять?!..

— Один из нас, ты или я, сбацаем этого пролетария, — кивнул Януш Каролеку. — А второй — то ли его свояк, шурин, черт его знает, в общем, он лупит графа по морде.

— Уж лучше графа по морде, только бы она за мной не бегала, — иронически фыркнул Каролек.

— Идиот, — надулась Барбара. — Господи Боже, да что это за пьеса? Кто её состряпал, откуда выкопали? За всю жизнь такого бреда не слышала!

— Никто не слышал, — согласился Януш. — Местный продукт, написал комитетчик, а председатель и секретарь парторганизации внесли руководящие коррективы. Пролетарий ухлестывает за невестой, тоже пролетарской косточки — из городской торговли, из обувного.

— Тем более предпочитаю лупить графа по морде, — решил Каролек. — Могу прямо сейчас начать…

— Вот и хорошо, — подозрительно быстро согласился Януш. — А я, значит, пролетарий.

— И я за тобой должна бегать? — поинтересовалась Барбара. — А нельзя ли узнать, почему ты от меня бегаешь?

— Гнилью от тебя несет — доченька магната, к тому же еще капиталиста. В конце концов совсем звереешь и бросаешься с башни.

— А граф? — поинтересовался Лесь.

— Гибнет понапрасну. Получает в морду, теряет всякое разумение и сваливается в затопленный рудник. И вообще все дохнут. Остаюсь только я и эта панна из городской торговли. Правда, не очень понятно, как вода залила шахту — шахта вон там вверху, над нами…

— Вход над нами, — уточнил Каролек. — А глубина где-то ниже…

— Здесь вообще несколько входов-выходов!

— Подожди, а почему она не желает графа? — Лесь явно обиделся за сиятельную персону.

— Говорил же я, распутство ей покою не дает, а граф здоровьем слабоват…

— Раздеваться не стану! — прервала Барбара. — Можете зарубить себе на носу! И так уборщица в местном совете всякий раз плюется при виде меня!

— Может, у нее просто такой нервный тик… — буркнул Каролек.

— У тебя, Барбара, испорченное воображение, — оскорбился Януш. — Это высокоморальное произведение для юношества. Классовая борьба и всякое такое.

— Ладно, а почему графа то и дело по морде лупят? — гнул свое Лесь. — Мало того что никакой взаимности, мало что хилый, так еще и по роже…

— А в свободные минуты он еще к этой панне из торговли подваливает. Свояк пролетария, то есть Кароль, брат этой панны, так что сам понимаешь…

— Ну, привет, — заерзал Кароль. — Ты этого не говорил!

— Нет? Забыл, наверно. Все равно, решай сам, выбирай по душе. Заигрывать с этой панной или её добродетель оберегать?

— Да я уж лучше по части добродетели. Пусть так. Ну, вроде все обсудили, можно сыграть просто так, без репетиций. A propos[15], где они репетируют? Я не видел. Небось тайком?

— Пока в госхозе, вон за этой горкой. Репетируют массовые сцены, по очереди проводят забастовку в руднике и бал в замке. Вместо нас инструктор сам читает все роли. Завтра после работы идем в госхоз и начинаем…

Председатель с тяжкими вздохами и бесчисленными предостережениями, не скрывая опасений, беспокойства и полного отсутствия доверия лично запаковал священную реликвию и торжественно вручил Янушу.

— Я вас прошу… Не дай Боже, что случится… Сами понимаете… Может, лучше под охраной…

Ошарашенная группа торжественно поклялась, что ничего не случится. Снабженного многочисленными письменными инструкциями Бьёрна проводили на автобус.

— А справится он? — запричитал Лесь, заразившись паникой председателя. — Пусть уж лучше едет в Варшаву, там в мастерской сделают оттиски!

— Да не дури ты голову, во вроцлавском проектном бюро им займутся, — с нетерпением ответил Януш. — Метек там работает, я велел к нему идти. А до Варшавы далеко и долго.

— А может, кому-нибудь из нас лучше?..

— Исключено, все играем в спектакле. Только Бьёрн может.

Вечером клуб в госхозе был битком набит сплошными актерами. На возвышении стояла Барбара с листками в руке и с большим чувством отчитывала коленопреклоненного Леся:

— Прочь от меня, пан граф. Вы, сударь, лишь дохляк, а жажду силы я, которая в народе бьет ключом.

Ожидающий своей очереди Каролек нетерпеливо покашливал, а Лесь на коленях ныл с возрастающим жаром:

— О богиня! Не говори таких слов! Ведь то не люди, то скотины!

— О дочь моя! — гремел чуть позже председатель — Опомнись! Встань, сударь граф! Позволь со мной в бильярдную, единственная дочь моя истерпла…

— Чего? — вырвалось у Каролека с первого ряда.

— Истерпла, — повторил председатель, глядя в роль.

— Ну истерпла, значит, одеревенела, замерла! — нервно пояснил автор пьесы.

А в следующей сцене Януш сжимал в объятиях раскрасневшуюся панну из обувной торговли, уверяя ее вяло и нудно:

— Мы вместе пойдем и разрушим этот вертеп зла и угнетения. Снова трое наших погибли, а тиран остается безнаказанным. Там наша цель!

Панна из обувной торговли висела у него на плече, мешая переворачивать машинописные страницы, а разгоряченный автор требовал указать цель вытянутой рукой и самозабвенным жестом; теряя по очереди то текст, то невесту из народа, Януш понемногу начал сомневаться, в самом ли деле они совершили удачную сделку.

Всю тяжесть своей роли он почувствовал, когда, стоя в обществе Барбары около соломенного мата для парников, представляющего грязную лужу, сказал:

— Панна графиня, запачкаешь обувь…

— Так перенеси меня, — прочитала в ответ Барбара.

А Януш как раз вычитал из текста, что должен смотреть вдаль, не слушать нахальную аристократку, и посему уставился на плакат «1 МАЯ — ПРАЗДНИК РАБОЧЕГО КЛАССА», уныло обдумывая, как бы ему отвертеться от роли звезды. Оставалось только сломать ногу, больше в голову ничего не лезло.

— Ну, неси меня. Чего ждешь? — читала Барбара. — Боишься?

Недовольный Януш продолжал молчать, все-таки поморщившись при мысли о сломанной ноге. Барбара оторвалась от рукописи.

— Да неси же, черт побери, чего застыл, как соляной столп!

— Таскай тебя! — возмутился вырванный из раздумий Януш. — Я что тебе, культурист?

— Вы должны панну графиню перенести! — настаивал автор.

Януш перестал артачиться. По другую сторону соломенной лужи Барбара переменила мнение.

— Хочу вернуться, — капризничала она. — Неси меня обратно…

— Послушайте, ради Бога, пан автор, вы не слишком переусердствовали? — заорал разъяренный Януш, когда Барбара потребовала тащить ее в четвертый раз. — Что я, всю пьесу буду гонять с ней по этой соломе? Сократите малость эту самую гимнастику!

— Следует показать, что даже любовь правящих классов была тяжела для народа, — поучал автор. — Эта сцена — доказательство. И вообще, не охайте при этом, вы олицетворяете мощь, крепость и физическую силу народа.

Каролек, сидючи в зале, развлекался, пока не наступил момент его выхода. Только тогда до него дошло, почему Януш согласился на столь мучительную роль пролетария. Углубившись в свой текст, Каролек открыл: primo[16], панна из народа контактирует с братом куда чаще, чем с женихом, secundo[17], с начала до конца пьеса заполнена. моральными сентенциями брата в количествах, превышающих человеческие возможности, и tertio[18], никакая память не выдержит головоломного стиля оных сентенций. При словах; «Сестричка моя любезная, дитя, кое баюкать будешь в объятьях, доживет до лучшего будущего, а мы, братья, пойдем соединяться в зное и труде!..» — Каролек пришел к выводу, что из двух зол уж предпочитал бы весь спектакль носить на руках Барбару.

Однако что-либо менять было уже поздно, и группа приступила к заучиванию ролей.

Как раз в это время зав мастерской, бледный, растерянный и очевидным образом подавленный, читал главному инженеру спешное письмо, только что полученное от группы, обследующей местность.

— Я в панике, вы только послушайте!.. «Барбара выступила в роли куртизанки, в результате половина аборигенов при виде ее плюется и осеняет себя крестным знамением. Бобик выклянчил три рулона туалетной бумаги, очень пригодилась, Януш надрался с перерывом в биографии и спер у председателя бумажник с деньгами и коллекцию семейных фотографий. Планирует поджечь город…»

— Денег у них не хватило? — прервал подавленный главный. — Да, а тогда зачем им, на Божескую милость, коллекция семейных фотографий председателя?! И что даст поджог города?!

— Да нет, — охнул зав. — Они не могут добыть из местного совета этот немецкий план. Стараются что-то придумать, а я боюсь, ими скоро займется милиция. Не знаю, может, вам стоит туда съездить?

Главный помрачнел.

— Плохо. План действительно необходим, мы ждем оттиски, чтобы дать ориентировочную стоимость работ по водопроводно-канализационной сети всей территории. Сейчас ехать не могу, только через несколько дней… Может, попробовать через воеводство?

— Они что-то в этом роде предлагают. Но вы знаете, это очень нежелательно. Наш принципиальный аргумент — исключительная выгода строительства в тех местах…

— Да, и умеренные расходы…

— А начнем про всякие трудности, все дело к чертям… Завалим план работ на ближайшие два года и скомпрометируем вице-министра. Не говоря о прочем, ведь уже начались разговоры насчет доходов от данного туристического комплекса. Иисус-Мария!..

После сих благочестивых слов зав вдруг смертельно побледнел, взгляд приобрел какое-то особое выражение, на лбу заблестели крупные капли пота; главный инженер подумал, что зав излишне волнуется, и счел необходимым его как-нибудь успокоить.

— Ну, все не так уж плохо, постараемся организовать бумагу из воеводства к этому председателю…

— Лесь… — прервал его зав хриплым шепотом. — Лесь еще пока ничего там не натворил…

Главный хватал все на лету и моментально понял зава; слова утешения застряли у него в горле. Начал быстро перебирать разные меры спасения, в чем весьма определенно мешал ему навязчивый образ Барбары в роли распутной куртизанки. Наконец, ему удалось избавиться от наваждения и встряхнуться.

— Необходимо тотчас же телеграфировать, запретить всякие попытки похищения плана. Пусть пока занимаются строениями и замком. С властями я разберусь без вас. Сделаем вид, для нас, мол, это дело второстепенное, просто разные согласования по водопроводно-канализационной сети. Сейчас позвоню, а Матильда отправит срочную телеграмму…

В пансионат с фонтаном одновременно прибыли Бьёрн из Вроцлава и телеграмма из мастерской. Бьёрн, весьма гордый, привез две первые фотокопии, встреченные радостными приветствиями.

— А остальные когда? — поинтересовался Каролек.

— Тры дьен, — победно возвестил Бьёрн.

— Три дня, — машинально перевел Януш. — Слушайте, я ни черта не понимаю. Чего этот Ипочка от нас хочет?

Телеграмма гласила: «НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЕТ КАТЕГОРИЧЕСКИ ТОЧКА ЗБЫШЕК СТРОИТ СВЕРМУ ТОЧКА СДАТ ИСВЕЗТИ Е ТЕЛАТЬ ЗАМОК ТОЧКА НЕ ПОДГАТЬ НЕЦОД ИППОЛИТ.»

— И что за нецод? — удивленно спросил Ка-ролек.

— А Збышек строит сверму? — удивился в свою очередь Лесь. — Что такое сверму?

— На почте все перепутали, — сказала Барбара. — Надо как-нибудь расшифровать, раз послали телеграмму, значит, дело срочное.

— Может, имеет в виду лохань? — задумался Януш. — Ты писал ему об этом шедевре на рыночной площади?

— Не помню, — сознался Каролек. — Думаешь, это «не топтать лохань»?

— Черт знает, что это. Бобика легче понять. Я так разумею: он сердится, что мы ничего не делаем. Видно, одурел — полгорода обмерили, да еще в каких дурацких условиях!

— Тут еще и о замке, — вздохнул Лесь. — Может, замок делать в первую очередь?

— Возможно, наоборот: «не делать замок»? — совсем сник Каролек.

— Черт ногу сломит! — взорвалась Барбара. — Так делать или не делать?

— Дело ясное, — подытожил Януш, — этого Збышека со сверму мы не расшифруем ни за какие сокровища, это может быть все, что угодно. Надо торопиться, факт. На всякий случай сделаем замок, если окажется не надо, выбросим все, и дело с концом.

— Ни за что ни про что такую работу провернуть?! — возмутился Каролек.

Барбара поддержала Януша.

— Он прав. Через неделю придет телеграмма: «Прислать готовое обследование замка». И что? Ясно, ведется настоящая война за туристические объекты, то есть за памятники, замок ему может срочно понадобиться в качестве аргумента. Я хочу, чтобы Ипочка выиграл. Не знаю, как вы.

— А я нет, что ли? — буркнул Каролек.

— Да все хотим, — объявил Лесь. — Только вот не знаю, удастся ли нам разгадать следующую телеграмму…

— Пошлем телеграмму с вопросом, — решил Янущ. — А теперь за работу!

Группа дружно погрузилась в водоворот труда. Бьёрна отправили чертить обмеренные объекты, поскольку громко выкрикивать обмеры на местности надо было членораздельно и вразумительно. Он торчал у доски и с увлечением чертил по доставляемым эскизам, старательно избегая детальных описаний. От описаний Бьёрна мягко отговорили после одного чертежа, где значилось: «Стэн отин тисам exactly[19]». Вдумчивый анализ и найденный эскиз позволили установить, что надпись гласила: «Стена вокруг той же самой толщины».

А главный архитектор, он же зав, с безумными глазами показывал главному инженеру телеграмму от фривольных подчиненных: «ЧТО ТАКОЕ НЕЦОД И СВЕРМУ ОТВЕЧАЙ СРОЧНО ЯНУШ.»

— Господи, да что же такое «нецод» и «сверму»?! — стонал инженер. — Вы знаете?!..

— Нет, — чуть не рыдал зав. — Проверил по всем энциклопедиям, в словаре иностранных слов и указателе польских городов. Нигде нет. Не могу уяснить, зачем это им понадобилось!

Главный инженер глубоко задумался.

— Да, надо ехать… — решил он со вздохом.

Через три дня непрерывной работы Бьёрн оторвался от доски и отправился во Вроцлав за обещанными фотооттисками и планами с покраской. Группа вкалывала вовсю. Времени до представления оставалось мало, и даже при наличии суфлера хотя бы что-нибудь из текста надо было выучить на память. Каждую свободную минуту использовали на зубрежку.

— Эти деревья у нас в проекте, — говорил Януш. — Только к чему бы это привязать?.. От кровопийцы не возьмем ни гроша. Из штрека нового крупинки серебра ему мы не дадим, пока не выполнит наши условия. Что там дальше?

— Я сам встану на страже, — подсказал Каролек.

— Ты встанешь или я?

— Ты. Привяжем к углу этого крайнего сарая.

— Сарай на слом!

— А у нас обмер со строениями. Барбара, пиши!

— Я сам встану на страже, — согласился Януш. — Шестнадцать двадцать три по оси…

— А мы должны смотреть, как женщины наши и детишки мрут с голоду, — орал Каролек, сворачивая рулетку и переходя на другое место. — Семь четырнадцать тоже по оси. Запасов нет у нас и уж сегодня нам продовольствия не хватает…

— Пиши, еды, — поправила Барбара. — Есть нам нечего. Что ты делаешь, обмеряй от сарая все тут по прямой! А то после не разберешь, какой угол!

— Есть нечего, — покорно бубнил Каролек, возвращаясь на предыдущее место. — Забыл, что дальше!

— А помощь-то откуда, — подсказала Барбара, державшая в объятиях жуткое количество бумаги с пояснениями да ещё пьесу.

— А откуда помощь придет, кто знает. Ниоткуда, верно, а совесть моя не переносит преступленья. Двадцать два восемнадцать. А что с этим склоном? Сплошной камень!

— Кажется, тут как раз фундамент под террасу, — ответила Барбара. — От меня.

— Как это терраса от тебя? — удивился Януш. — Что ты имеешь в виду?

— Помощь от меня, не терраса. Я являюсь из мрака.

— Верно. Кароль, теперь ты.

Присевший около сарая на корточки Каролек не слышал.

— Хорошо, на нуле! — бодро крикнул он.

— Дурак! О графине! — рявкнул Януш. — Пусти, я уже записал. На чем остановились?

— На графине, балбесы, — не выдержала Барбара. — Я из мрака явилась, слепые вы, что ли?

— Панна графиня, — буркнул Каролек, наклоняясь с рулеткой в другом месте.

— От меня помощь придет, — неохотно процедила Барбара.

— И восемь шестьдесят, — вступил Януш. — И в чем нам панна графиня поможет, это народное дело.

А против Леся ополчились злые силы. Мало того, что ему пришлось мастерить декорации к пьесе. В довершение бед пьеса разбудила задремавшие было чувства к Барбаре. Ведь он ежедневно падал перед ней на колени с нежными словами, ежедневно пытался обнять её стан и поцеловать руку, ежедневно ледяная Барбара отказывала ему в своей любви. Правда, свершалась эта жестокость согласно тексту инструктора, прочитанному по машинописным страницам, но отталкивающие фразы и презрительные насмешки больно отдавались в чутких Лесевых ушах. Барбара не желала его ни в жизни, ни на сцене. И вот пришпоренная весенней природой и вдохновенными строками инструктора фантазия Леся поскакала во всю прыть. После каждой репетиции, после всякого слова аристократки, пренебрегающей чувствами графа и его худосочной фигурой, он погружался в черную меланхолию и с душераздирающей искренностью вычитывал разные свои признания.

— Вы играете всех лучше, — убежденно и восхищенно заявил режиссер, он же автор пьесы. — Вот бы все так играли!.. Вам надо в актеры идти, а не архитектурой заниматься. Я диву даюсь, что вы не в каком-нибудь варшавском театре…

Погода стояла прекрасная, и Лесь малевал огромные декорации под открытым небом. Умостившись на садовой лестнице, Лесь создавал на картоне и фанере фрагменты замкового интерьера, имея перед собой на дальнем плане подлинную модель, а на близком — старый, заброшенный, разваливающийся, когда-то покрашенный в крапинку овин. Вокруг под уклон сбегал небольшой лужок, а прямо у его ног начинались городские постройки. Лесь старательно заканчивал портреты предков на готической стене и, отворачиваясь от них к крапчатому овину, повторял рвущий за сердце текст:

— Цветок мой, о, почто даришь меня презреньем? Не отворачивай любезного ты лика…

В эту минуту и появился главный инженер, загнанный сюда беспокойством не столько своим, сколько завовым, который, по его мнению, паниковал без всяких на то оснований. Главный приехал машиной Стефана, благодаря чему свободно передвигался по всей местности. Не застав никого в пансионате, он отправился на природу отыскивать сослуживцев, которые, по сообщениям аборигенов, находились на склонах, неподалеку от городка, или где-то около замка.

Прекрасно ориентируясь в проектном плане местности, инженер без колебаний рванул на соответствующий склон и сразу за последними городскими строениями увидел зрелище странное и незабывае мое.

На лужочке перед огромным, прислоненным к сложной конструкции картоном стоял на садовой лесенке Лесь с палитрой и кистью и выписывал причудливые рамы вокруг больших смазанных прямоугольников. И пока главный растерянно моргал, переживая первое потрясение, Лесь прервал работу, повернулся к крапчатому овину неподалеку и горько продекламировал:

— Почто же сердце каменно твое?

Замер и некоторое время молчал, всматриваясь в хозяйственную постройку в ожидании ответа. Овин молчал, молчал и притихший от ужаса инженер.

— Ах, возьми назад жестокие слова! — возопил вконец расстроенный Лесь. Главный мучительно ждал какого-нибудь ответа от крапчатого овина, хотя не очень понимал, как даже такое невероятное событие прояснит эту сцену.

Лесь взмахнул кистью и оторвался от прямоугольников.

— Оставь, оставь душе моей надежду! — умолял он. — Через некоторое время я, быть может, обрету твою взаимность! И почему это меня влечет к тебе, а тебя нет? О, я готов на все — твое смягчить бы сердце!

Овин снова отказался отвечать. Главный инженер не слышал ничего, кроме эха страстных Лесевых словес. Лесь резко повернулся, и лестница закачалась.

— О нет! — громко запротестовал он. — Ты шутишь надо мной!

Главный подозрительно посмотрел на большие крапчатые ворота. И ворота, да и вся постройка пребывали в равнодушном молчании.

Лесь взял другую кисть и смочил ее в подвешенном на лестнице ведре.

— Ах, то обыкновенная девичья строптивость, — улыбнулся он снисходительно и мазнул кистью по картону. — Но как она жестока! — возроптал он, снова обращаясь к овину.

Сопоставление замызганного овина с девичьей строптивостью оказалось не по силам главному инженеру. Он тихонько выбрался из зараженной безумием территории, глубоко набрал воздуха несколько раз и направился к замку.

Сокращая себе путь тропинкой в гору, он мрачно размышлял о том, что Лесь, по-видимому, не натворил большой беды только потому, что чокнулся. Сердобольные коллеги попросту отстранили его от всяких работ. Но почему же не сообщили об этом заведующему мастерской?..

Он почти добрался до самого замка, когда из-за полуразрушенной стены услышал знакомые голоса. Подошел ближе и услышал:

— Не допущу, чтоб ты позорил девичью честь моей сестры. Здесь дыра какая-то! — В тоне Каролека звучала значительно большая заинтересованность дырой, чем сестриной честью. — Что будем делать?

— Проверь глубину, — посоветовал Януш. — Может, это подземелья? Поехали дальше.

— Фредерик, — обратился Каролек и замолк.

Главный пытался как-то успокоить сумятицу в голове. Насколько он знал, у Каролека не было родственников.

— Метра четыре с половиной, а на дне вроде обвала что-то, — сообщил Каролек. — Ну, что там дальше?

— Ах нет, ах нет, не говори ему об этом, он убьет его, — с явным нетерпением скороговоркой выпалила Барбара. — Пусть твоя невеста из сферы обслуживания возьмет отпуск и полазает тут с нами.

— Да обмеряй же, чего ждешь? — торопил Януш.

— Да, ты права, сестра моя, — ответствовал Каролек. — Тяготы эти возьму я на себя. Два десять на восемьдесят пять.

Главный инженер душераздирающе застонал и опустился на ближайший камень из-за страшной слабости в ногах. Он вдруг и полностью понял зава мастерской.

Бьёрн прибыл на вокзал во Вроцлаве хорошо нагруженный. В портфеле было сорок роликов для рейсшин, двадцать экземпляров аккуратно сложенных фотооттисков да еще заткнутая сверху картонная труба мощных габаритов. В трубе покоились тщательно свернутые планы с покраской вместе с председателевым оригиналом плана.

Он с облегчением поставил портфель на скамью в огромном зале ожидания и осмотрелся. Отдых пошел ему на пользу — гортань возжаждала любимого напитка. Взглянул на часы — до поезда еще полчаса, — купил билет и отправился в буфет.

Чудной его язык, да и внешний вид с первого взгляда выдавали иностранца, к тому же иностранца валютного. Видный иностранец с Запада этак беспечно оставил на скамье плотно набитый заграничный портфель…

Через четверть часа Бьёрн вышел из буфета и с удивлением обнаружил исчезновение багажа. Сперва подумал, может, перепутал скамейку, может, ошибся какой-нибудь пассажир, а потом уж испытал легкое беспокойство. Ему как-то рассказывали ужасные и неправдоподобные истории о случаях воровства в Польше. Кража портфеля со служебными, никому не нужными документами представлялась совершенно бессмысленной, и удивление его возрастало. Тут он припомнил нервозность председателя совета и взволновался по-настоящему. Вскорости ушел его поезд, и только тогда, наконец, он начал выяснять неприятное недоразумение.

Ушел и последний в этот день поезд в направлении Зомбковиц Щлёнских, когда дежурный милиционер в привокзальном отделении закончил писать фантастический опус под названием «Протокол», а расстроенный и ошеломленный Бьёрн наконец сообразил, что случившееся — не досадное недоразумение и не веселая шутка, а мрачная действительность. Фантастика милицейского протокола объяснялась просто: представитель власти после беседы с потерпевшим на двух языках — польском и русском — сделал бесспорный вывод о пропаже чемодана с тайными документами.

Главный инженер, войдя в курс занятного положения группы, с любопытством рассматривал диковинный фонтан. Но вот явился подавленный Бьёрн с кошмарным известием. Первая реакция группы — страшная нервная слабость и сосание под ложечкой. Затем отказали мозги и органы речи. Затем все порешили, что этого просто не может быть. Затем стали припоминать блаженные времена человеческих жертвоприношений разгневанным богам и с вожделением поглядывать на незадачливого датчанина. А затем уже начали думать трезво и реалистически.

— Это чересчур, — простонал Януш. — Всякое могу представить, но чтобы стырили план… И что теперь нам, Боже праведный, делать?!!!

— Повеситься, — посоветовал Каролек. — Только коллективное самоубийство кое-как может спасти нашу честь.

— Уж лучше отравиться, — горестно предложил Лесь. — Чем-нибудь мягким, без мучений, сил нет сколько пришлось вынести…

— Совсем спятили! — вскинулась Барбара. — Этот идиотический спектакль вам все мозги отшиб. Мужчины вы или нет — из-за черт-те чего сразу же ломаются!

— И это, по-твоему, черт-те что? — горько сетовал Януш. — Заморочили мужика, сваляли дурака, насильно, можно сказать, вырвали план, на коленях орали, вернем, мол, в идеальном состоянии, даем слово чести, и что? И проворонили единственный экземпляр! Обормоты, растяпы, дебилы, разгильдяи, полоум…

— Ползадницы в форточку, — подсказал Каролек.

Януш сбился и захлопал глазами.

— Что? Почему пол?..

— Так еще глупее, чем всю задницу, — фыркнул Каролек.

— Ладно, — прервал главный инженер. — История в самом деле дурацкая, но необходимо найти выход.

— Ясно, необходимо, — поддержала его Барбара. — Ни в коем случае нельзя признаваться в пропаже. Об этом и речи нет, Януш прав, стыдоба!

— И таким вот кретинам доверена общегосударственная акция по изменению туристического облика страны! — патетически раскатился Януш. — И от таких, как мы, зависит строительство целых объектов!..

— Хватит! — оборвала Барбара. — Такие, как мы, должны этот паршивый документ вернуть.

— А как? Воришек по Вроцлаву ловить?!

Главному инженеру наконец удалось прорваться в разговор:

— У вас есть две фотокопии, надо этот план просто восстановить.

Группа в молчании уставилась на него.

— Он же не на кальке был сделан, — вздохнул Каролек.

— А на чем?

— На довоенном астралоне…

На сей раз замолчал и главный инженер.

— А вдруг да этот вор, разобравшись, отошлет план или подбросит? — наивно спросил Лесь.

— А как вор разберется — перепугается до чертиков и все выбросит в реку или разорвет, — мрачно возразил Януш.

— Или сожжет, — добавил Каролек. — Нет, хорошего ждать не приходится. Давайте реально.

— Порядок, — вдруг энергично прервал главный — Надо просто достать лист астралона. Какой он?

— Тонкий, — объяснил Януш. — Не больше ноль трех миллиметров, а скорее даже ноль два, но разницы в одну десятую никто не заметит. По краям пожелтелый.

— Края — чепуха, всегда можно сказать, что в светокопировальной желтые края обрезали. У нас две копии…

— Наша никуда не годится, — прервал Каролек — Её уже расчертили, надорвали, к тому же в яичнице.

— Перестань горы городить! — поморщилась Барбара. — У председателя вторая копия в прекрасном состоянии и даже не сложена, а свернута рулоном. И вообще… сколько раз я просила не работать, пока жрете!

— Ну так сделаем план по этой второй копии!..

Атмосфера немного разрядилась. Каролек явно оживился.

— Помните, мы ему отдали лучшую копию, очень хорошо выполненную. Подписи подделаем, единственная забота — чертова печать с вороной, которая как назло хорошо получилась.

— Печать — пустяки, — отмахнулся Януш. — Вырежем на ластике, нынешние печати сопрем, и дело с концом. Главное — как у него выпросить копию, не посвящая в затею. Серьезно говорю — уж скорей повешусь, чем признаюсь, что эту заразу прошляпили. Или нелегально удеру на Запад, потом ищи-свищи!..

— Правильно. А к старости глядишь и вернешься, — добавил Лесь.

— Откуда возьмем астралон? — деловито спросила Барбара.

— Институт картографии, — ответил главный. — Или армия. Возможно, у них есть еще довоенные запасы. К счастью, у меня там хорошие знакомые, разумеется, все это надо сделать неофициально…

Вопреки первоначальному решению главный инженер уехал в Варшаву на следующий день на рассвете с заданием достать пожелтелый астралон в рекордно короткие сроки. Группа постаралась утешить Бьёрна, подавленного и угнетенного. Терпеливо выслушали его исключительно длинную и непонятную речь, вернее, скрежеты и гурготы, где изредка мелькали польские слова. В общем все это смахивало на торжественную клятву.

— Сдается, он обещает никогда в жизни не терять никакого плана, — неуверенно перевел Каролек.

— Ну и слава Богу, — утешился Януш. — Кажется, это народ солидный и никогда не нарушает данного слова…

Теперь предстояло заполучить копию от председателя народного совета.

И сразу выяснилось, единственный выход заполучить желаемое, не открывая насущных причин, — кража. Добровольно и по пустяковому поводу председатель с ней не расстанется. Хуже того, попытки овладеть фотокопией сразу же возбудили бы у него далеко идущие подозрения, пришлось отказаться от легальных методов.

— Вообще-то мы привыкли, — утешал всех Каролек. — В прошлый раз не удалось — не тот грунт, да и мы еще птенцами были. Теперь сумеем.

— Надо все за одну ночь обстряпать, — раздумывал Януш. — Вечером спереть, за ночь начертить и к восьми утра подбросить обратно. Нельзя дать ему повод что-нибудь заподозрить, а то после начнет разглядывать сделанный нами план — не дай Бог, какие-нибудь несовпадения, тотчас заметит…

— Да брось ты, — фыркнула Барбара. — Не так уж легко запомнить все детали на такой кобыле. И вообще, за одну ночь не успеем, хоть тресни. Надо иметь сутки.

— За день он точно спохватится! Надо его чем-нибудь занять. Лучше бы все сварганить прямо теперь, когда столько суматохи с торжествами и представлением…

— Пока что у нас нету астралона…

— Это будет самый настоящий взлом, — размечтался Каролек. — Мы еще и в шкаф должны забраться в его кабинете…

— Нет, всего лишь полувзлом, — уточнил Януш. — Ключ от уличных дверей я ведь так и не вернул ему, а посему самого опасного избежим. А в помещении любая отмычка сработает.

— А отмычки-то и нет…

— Расплющим кусок проволоки, тоже мне сложности. В любом случае надо торопиться, неизвестно, когда Збышек привезет астралон.

— Сглазили нас, вот что, — посетовала Барбара. — Вечно дополнительная работа, да еще с глупостями! Мы когда-нибудь будем наконец работать спокойно, как люди?

Каролек принялся за ювелирное изготовление немецкой печати на большом чертежном ластике. Януш пыхтел над отмычками, делал их столько, что можно было бы отомкнуть замки повсеместно, во всех народных советах. Барбара, Лесь и Бьёрн взяли мощный темп по обследованию территории.

В самой большой комнате пансионата, превращенной в производственную, кипела работа: трое в спешке чертили, четвертый в поте лица отрезал микроскопические кусочки ластика, а пятый аккомпанировал сбивчивыми ударами по металлу.

— Надо было в часовщики податься, — ворчал Каролек с некоторым самодовольством. — Похоже, у меня талант.

Януш рассмотрел под лампой кусок красиво изогнутой и расплющенной проволоки.

— Отмычка — блеск, — хмыкнул он. — Ещё штуки две, и будут все размеры.

Каролек недоверчиво покосился на него:

— Думаешь, у тебя тоже секретный талант? Может, всерьез подумаем…

— Так ведь и собираемся.

— Только бы на сей раз дурака не свалять, — вклинилась Барбара. — Надо учесть все варианты. И ни в коем случае нельзя возбудить подозрений!

— Хорошо бы сейчас, пока в городишке такой шухер, — вздохнул Лесь.

— Да ты что! — запротестовал Каролек. — До поздней ночи на площади народу навалом, и все нас знают. Кто-нибудь да увидит, как вылезаем с рулоном из ратуши! Не взрослые, так дети.

— Дернул их черт ставить пьесу на этой лохани, — буркнул Януш.

Председатель после долгих колебаний решился использовать амфитеатральную площадь в качестве зрительного зала. Работы шли полным ходом. На склонах мастерили скамьи для публики, а площадку внизу, приспособленную под сцену вместе с лоханью для слонов, покрывали досками. Лохань, торчавшая над поверхностью, представляла некоторые трудности, их преодолели, однако, следующим образом: часть сцены сделали более высокой и предназначили поочередно для антресоли в замковых покоях, разных уровней рудника и сада на природе. Самоотверженная работа вершилась на общественных началах, невзирая на время суток, а посему и в самом деле в любое время дня и ночи рыночную площадь заполняли люди. Захваченные небывалым развлечением городские и пригородные дети затрудняли монтаж поболе заковыристой лохани.

— Есть три возможности, — размышляла Барбара. — В зависимости от того, когда Збышек привезет астралон. Перед торжествами, во время или после. Хуже всего после, тогда председатель очухается и начнет спрашивать план.

— До спектакля тоже плохо — полно народу шляется, — продолжил Каролек. — Хорошо бы во время.

— Раздвоиться нам прикажешь? — проворчал Лесь.

— Неважно, когда лучше, важно, как в каждом из трех случаев, — рассудил Януш. — Начнем от хронологии. Всего спокойнее утром, потому как нет этих чертовых деток. Кто-то один войдет в здание, вломится в шкаф, то есть, я хотел сказать, откроет отмычкой, заберет копию плана…

— И вылезет на радость публике с рулоном огромным, как пушечное дуло, да? — прервал Каролек.

— Напротив. Выходить с рулоном нельзя ни в коем случае. Рулон подается в окно второму человеку.

— А окно председателя на втором этаже и выходит аккурат на площадь!

— Но ведь ратуша — не крепость, окон много, — вступила Барбара. — В другом конце здания есть, прошу прощения, дамская уборная. Даже если все комнаты будут заперты, эта будет открыта. Из окна уборной рулон опустить лучше всего на веревке.

— А обратно?

— Так же. Кто-нибудь войдет с пустыми руками, опустит веревку и поднимет рулон. Закроет в шкафу и привет.

— Правильно, все просто, — согласился Каролек. — Остаются две проблемы. Чтобы нас не увидели и чтобы председатель один день не ведал о пропаже своей копии.

— Развлечем его чем-нибудь, — предложил Лесь.

— Кто? — запротестовал Януш. — Будем вкалывать как бешеные, этот план — неделя нормальной работы. Любые полруки важны! Пояснения к чертежу по-немецки готическим шрифтом!

— Збышек, — нашлась Барбара. — Останется на день и пусть как угодно его забавляет. Напоит, покалякает насчет водопроводно-канализационной сети, все равно. Только бы этот тип не сунулся в свою рабочую комнату!

— Очень хорошо, — одобрил Януш. — Надо еще обдумать, чтобы нас никто не заметил.

Минутку помолчали. Четверка напрягала зрительную память, вспоминая детали рыночной площади, ратуши и соседних строений.

— Тоже просто, — вдохновился вдруг Лесь. — Пусть и увидят нас, только бы не узнали.

— Опять горбы предлагаешь? — усмехнулся Каролек.

— Дело говорит, — задумался Януш. — Используем опыт. С налетом на поезд нас ведь никто не заподозрил, а милиция там была. Надо переодеться…

— Лучше всего, — прервала Барбара, — переодеться так, чтобы приняли за кого-нибудь другого. За кого-нибудь, кто постоянно бывает в ратуше по службе.

— Ночной сторож или еще кто-нибудь?

Соображение всем показалось дельным, только вот людей, присутствие коих в ратуше на восходе солнца не возбудило бы подозрений, приискали с некоторым трудом. Среди других персонажей предложили: милицейский патруль, истопника центрального отопления, группу пьяных хулиганов и уборщицу.

— С милицией я бы не рисковал, — прикидывал Януш. — Центральное отопление не работает — лето, к тому же его вообще нет. На хулиганов здесь почему-то неурожай, остаются только уборщицы.

— Которая плюется на Барбару, отпадет, — заметил Каролек. — Никто из нас не уменьшится до ее габаритов.

— А вторая на сносях и весьма, — уточнила Барбара.

Снова воцарилось озабоченное молчание.

— Ха! — воскликнул Каролек. — Придумал!

Все, не исключая Бьёрна, повернулись к нему. Каролек как-то неуверенно взглянул на Барбару.

— Тут есть церковный сторож, такой сгорбленный, один из нас переоденется под него. Верно, бессонницей мучается, потому как все время бродит ночами. Я сам его видел. Он тогда следил за Янушем, помните оргию с председателем? А вот Барбаре придется забеременеть!

— Очумел? — взвилась Барбара.

— Переоденешься уборщицей! Платок на голову, очки — она в очках, — живот, если кто и увидит, подумает, она тоже бессонницей мается. Ну, церковный сторож, ну, уборщица, кто ж нас заподозрит?

Януш повернулся к Барбаре, которая от возмущения на миг лишилась дара речи.

— Отличная мысль! Не спорь! Не все ли равно, как мы вырядимся — да хоть хоботы прицепим! Главное, чтобы никто про нас и не вспомнил. Мы, допустим, горбатые, она на сносях!..

— Постой, а если увидят двоих горбатых, тогда как? — запротестовал Лесь. — Этот один удвоился? Двойной сторож, так?

— А пускай глазеют на здоровье! Пускай думают что хотят, только не про нас! Уборщица войдет в ратушу, сторож подождет под окном…

— А второй сторож посторожит на площади…

— И через неделю весь городок и окрестности будут знать о жуткой интрижке беременной уборщицы со сторожем в двух лицах. Сторожа ксендз вышвырнет, а уборщицу уволят кадры. Вы совсем одурели…

Но протест Барбары потонул в общем согласии. Сразу же приступили к поискам камуфляжного тряпья. Умеренных размеров горбики чрезвычайно уподобили Леся, Кароля и Януша церковному сторожу, а пышущая злостью Барбара в мгновение ока оказалась в интересном положении.

— Смотрите-ка, как похожа! — восхитился Каролек.

— А ты согни ноги в коленях, — посоветовал ему Лесь, пока Барбара с явным омерзением выпутывалась из привязанной шнуром подушки. — Этот сторож пониже и вообще немолодой… Наверняка шаркает ногами.

Заинтригованный Бьёрн требовал объяснений. С помощью двух словарей его известили о намерениях группы, приведя тем самым в полное потрясение. Интенсивный курс обращения с отмычками дал неожиданно прекрасные результаты, и в сущности не хватало только очков для Барбары-уборщицы.

— Надо телеграфировать Збышеку, пусть привезет из Варшавы, — решил Януш. — Срочная успеет дойти…

Зав мастерской сам от себя пытался скрыть, что главный инженер после визита к архитекторам явно переменился. Загадочные слова «нецод» и «сверму» не выяснились, главный показал полнейшее равнодушие к этому вопросу, утверждая, что забыл про них спросить, и зав предпочитал не вникать во все перипетии его инспекционной поездки. А возникающие порой невольные картины и предположения вызывали шум в ушах и расстройство дыхания. Если таинственная эпидемия коснулась даже главного инженера, то для себя зав просто не видел уже места на земле.

Главный запустил свои служебные дела и вел необыкновенно подвижный образ жизни вне стен мастерской. К тому же отказался раздобыть план служебным путем. Более того, потребовал от зава подписать проект курятника на тысячу голов птицы, умолчав о причинах сего и равно о деталях подписываемого объекта. Блестевшая в его глазах решимость отбила у зава охоту протестовать.

Когда же наконец в мастерскую пришла телеграмма: «ПРИВЕЗИ ОЧКИ ЛЮБЫЕ ВОЗМОЖНО БОЛЕЕ СЛАБЫЕ», зав всерьез задумал сменить профессию и сделаться лесничим в самых дебрях самого огромного лесного массива в стране.

Главный инженер был человеком необыкновенно лояльным, симпатичным и вызывающим доверие. Лояльность вынуждала его сохранить в тайне столь неблаговидную для группы историю, а потому не мог он дать своему начальнику никаких объяснений. А благородный характер, весьма высоко ценимый всеми окружающими и знакомыми, облегчил его задачу. Его знакомец в Институте картографии пошел навстречу и рекомендовал зава складом, который обещал разыскать в старых запасах несколько листов астралона формата А-0, но при одном условии. Воздвигнув себе некоторое время тому назад куриную ферму, кладовщик вынужден был задним числом узаконить построенный курятник, подписав post factum сделанный проект правомочным лицом…

Взяв себе на помощь Стефана, который ничего не понимал, но согласно поручению занял оживленным разговором стража у входа, главный инженер самым обыкновенным образом украл в Институте картографии три листа старого астралона.

Группа, истерзанная своей тернистой тропой, почти бросила обследование местности во имя драматического искусства, дабы ублажить председателя местного совета. Замок пребывал в запустении. Обмеры двигались черепашьим шагом, зато на соседних лугах, дорогах и холмах гремели высокие слова потрясающей коллизии аристократки и пролетария.

И вот день великого торжества настал. Оборудованная к представлению рыночная площадь выглядела солидно, на общественных началах сшитые костюмы были готовы, приглашенные из более дальних мест гости начали съезжаться, а пожарный оркестр настраивал инструменты.

Пополудни начался марш к старым рудникам, у входа в которые председатель и другие именитости проявили свой ораторский талант. Оркестр сыграл несколько гимнов, официальные гости выпили по рюмке вина, после чего процессия опять же маршем вернулась в городок, где вскорости должно было начаться представление. После представления планировался фейерверк и бал в народном пивном заведении.

Утром короткий, но обильный дождь подмыл одну из досок, образующих нечто вроде лестницы в проходах между скамьями на амфитеатральном склоне рыночной площади. Первым попытался пройти по доске учитель физкультуры. К счастью, молодость и натренированность помогли ему съехать до авансцены на задних частях тела и отделаться лишь ушибом локтя. Около доски сразу же поставили двух школьников, которые предупреждали об опасности, заботливо поддерживая под локоть переступающих через ловушку зрителей менее ловких или пожилых.

Главный инженер прибыл с астралоном уже в сумерки, когда пьеса шла к кульминации. На сценической лохани, на епископском троне, заимствованном из костела, восседал председатель народного совета и обсуждал со своим техническим директором, в быту местным ветеринаром, проблему предотвращения стачки, а по другую сторону сцены Барбара с омерзением отшатывалась от ухаживаний графа-Леся. Гигантские декорации заслоняли вид на долину и спрятанные за ними кулисы. Двое одаренных электриков висели с помощью кошек на двух ближайших телеграфных столбах, где были прицеплены прожекторы, и умело меняли цвет и интенсивность освещения с помощью разноцветной бумаги. Занавес, выполненный по проекту Януша в виде нетипично высоких ширм, быстро расставляемых глубоко озабоченными своей миссией школьниками, соответствовал своему назначению. Иными словами, все шло на лад.

Главный инженер, проезжая через городок, понял, что в пансионате никого не застанет, оставил машину выше площади и отправился на представление. Его угораздило наступить прямо на подмытую доску — служба охраны с начала спектакля перестала функционировать, и главный, старавшийся пройти тихо и не обращать на себя внимания, с глухим грохотом рухнул вниз прямо на барабан в оркестре.

Продавленные ногами зрителей доски мягко прогибались под ним, увеличивая скольжение, вокруг раздавались испуганные восклицания, главный инженер, съезжая вниз, изменил позицию и приземлился головой вперед. Скольжение по наклонной плоскости завершил внезапный и зловещий гул барабана. Председатель на полуслове прервал скандальные предложения угнетателя рабочего класса, Барбара и Лесь поперхнулись и замолчали.

— Боже, что там стряслось? — всполохнулся Каролек, ожидавший за кулисами своей очереди вместе с Янушем и частью персонала госхоза.

— Какая-то свалка в оркестре, — рапортовал Януш, прильнув к щели в стене замкового покоя. — Кто-то, кажется, свалился сверху… Постой… Боже милостивый, Збышек!!

— Збышек приехал?! — Каролек быстро отпихнул Януша от щели.

— Какого черта он бьет в барабан?! — нервничал отпихнутый Януш. — Даже если привез астралон, нельзя же прерывать представление!..

Главный инженер, пытаясь подняться, локтем и коленом двинул в барабан, который гулко бухнул еще парочку раз. С помощью ближайших зрителей он наконец принял вертикальное положение. Ошеломленный своим непредусмотренным антраша, он поспешно поднялся наверх, куда уже не добирался прожектор, и устроился около прохода, чуть выше предательской доски.

— Рабочий день увеличить на час! — гремел ветеринар, не обращая внимания, что его собеседник не закончил фразу.

Председатель вызубрил роль так, как никогда и ничего не зубрил в школе, и машинально ответил согласно тексту. Инструктор-драматург, уже весь похолодевший со страху, вздохнул с облегчением, ибо некоторая неувязка в репликах ускользнула от внимания отвлеченных Збышековым падением зрителей и представление пошло дальше без помех.

— Збышек приехал, — прошептал Лесь Барбаре, украдкой отрывая жаркие губы от ее руки.

— Весь город в курсе, — буркнула Барбара и вырвала руку. — Вы надоели мне, граф…

— А вы, панна, восхитительны, — горячо заверил Лесь и снова зашептал: — Хоть бы знать дал, есть ли этот астралон…

— Да есть, конечно, без него не приехал бы…

Между упрямой аристократкой и навязчивым графом появилось некое странное взаимопонимание, никак не соответствующее содержанию пьесы. Интерес зрителей явно возрос.

— Надо его сюда притащить, — шептал в это время Януш Каролеку. — Беги и приведи его сюда, иначе мы все околеем от нервотрепки! А мне уже пора на эту чертову сцену…

Внимание зрителей, сидевших на самом верху, неподалеку от подвижной доски, несколько рассеялось. За своей спиной они узрели темную фигуру, крадущуюся змеиными движениями. Фигура добралась до прохода, присела на корточки и начала странно шикать. Диалог графа с аристократкой как-то подувял: дама и её поклонник бросили интересоваться друг другом, зато согласно и с напряжением начали всматриваться в темную верхотуру зрительного зала. Первые ряды повернулись спиной к сцене, когда Каролеку удалось наконец исчезнуть в темноте вместе с главным инженером, — потом уже весь амфитеатр сидел спиной к сцене. Инструктор проклинал все и вся, а председатель был нешуточно близок к апоплексическому удару.

Когда пролетарий появился на сцене, на него налетели и влюбленная аристократка, и враждебно настроенный граф. Горячий шепот донесся даже до оркестра.

— Привез астралон? — прошипела Барбара.

— Черт его знает, — отшипел пролетарий. — Кароль за ним пошел…

— Дочь моя, удались! — взревел председатель-отец с великолепно сыгранными отчаянием и беспокойством.

А по тексту удалиться приходилось графу. Пролетарий и аристократка проявили нервозную рассеянность.

— Надо как-то договориться, — пробормотал Януш, не реагируя на гнусные крики капиталиста. — Давайте в антракте…

Однако договориться было трудно: кто-нибудь постоянно пребывал на сцене. Главный стал базой, передающей известия за кулисами. Было внесено предложение, и в антракте между вторым и третьим актами мероприятие согласовали окончательно.

— Все погибшие могут уйти пораньше, — сообщил Януш. — Только я, как идиот, должен тут торчать до конца- Кароль, тебя черт берет сразу за графом, померев, переодевайтесь и бегите к ратуше. А я буду кланяться как можно дольше…

— Не забудь председателя, — напомнила Барбара. — Вцепись в руку и не отпускай, это даже кстати. Я сбегу сразу после самоубийства…

— Так ведь горбов и подушки для беременности нету, — забеспокоился Каролек.

— Збышек привезет. Вот ключи. Все приготовлено в чертежной…

— И съезжай немного ниже. Там, на задах, ниже ратуши, в сторону костела, есть такой двор — вокруг сарайчики. Оставь все там, там и переоденемся. Сторожу до окна рукой подать, вот уборщице придется обежать ратушу вокруг…

— А где Бобик? — спросил главный инженер.

— Сидит среди зрителей. Желает смотреть представление.

— Может, его вызвать? Он знает, где и что…

— И так уже из-за нас суматоха, больше не надо!

— Поезжай скорее, а то не успеешь! Сегодня лучше всего все обделать, вообще единственная возможность, балаган будет продолжаться до послезавтра!..

Звонок призвал актеров на сцену. Главный инженер, введенный в курс дел весьма поверхностно и в самой общей форме, отдал Каролеку очки и, не поняв толком, что следует привезти, отправился в пансионат. Поднимаясь в гору довольно крутым серпантином, он подметил в себе удивительное явление. Чем дальше уезжал он от своих сослуживцев, тем лучше работали его мозги. Правда, когда сумятица в голове улеглась, куда ощутимей отозвались в теле контакты с доской и барабаном, чего сгоряча он не заметил. Однако главный предпочитал любые ушибы неприятной путанице в мыслях.

Он извлек из машины солидный рулон астралона, нашел в рабочей комнате запакованный узел, с интересом проверил на клочке кальки печать, исполненную Каролеком, и остался доволен сделанными приготовлениями. Стол, освобожденный от всех мусорных залежей, ждал председателеву копию, вокруг в непривычном порядке покоились необходимые орудия труда, печать была выполнена безошибочно. Главный инженер растрогался и решил посильно помочь энтузиастам.

Четвертый акт завершался, когда до посвященных донесся слабый отголосок машины. Главный привез костюмы взломщиков. Приезда машины никто не слышал, бал в замке заглушил все звуки.

Согласовать последние действия в антракте между четвертым и пятым актами было просто невозможно. За кулисами с красными пятнами на лице метался инструктор-автор, председатель наскоро пытался решить вопрос, переодеться ли актерам в обычную одежду или остаться при дальнейших развлечениях в исторических костюмах, Неординарно заинтересованный главной героиней воеводский чин старался ворваться за кулисы. а ответственный за все мероприятие партсекретарь пребывал в унынии и тревоге. Пиротехник сидел на столбе в качестве осветителя, и никоим образом нельзя было решить, в какой момент его можно освободить от этих обязанностей, дабы он успел на гору, где неопытный его помощник стерёг взрывматериалы и оборудование для фейерверка. Благодаря усилиям партсекретаря этой последней проблемой в конце концов занялись все.

— Видите, что делается. Содом и Гоморра, на сторожа и уборщицу никто не обратит внимания, — шепотом комментировал Каролек.

— После представления все понесутся на гору смотреть фейерверк, — волновался Януш. — Здесь почти никого не будет. Лишь бы успеть! Сразу к Збышеку…

— О Боже, не забыл ли он отмычки, — беспокоилась Барбара.

Эпический спектакль подходил к концу, Барбара обрушилась с замковой башни, председатель пал, сраженный ударом, электрик-пиротехник бросил разноцветные бумажки и благополучно съехал со столба, почти незамеченный зрителями, громогласные аплодисменты и крики «браво» исполнили благостью душу инструктора. Интерес к сцене не уменьшался, и пока что никто не уходил из зрительного зала, ибо среди кланяющихся актеров наблюдались хотя и непонятные, но весьма занимательные интермедии. Председатель местного совета силой тащил на просцениум упирающуюся звезду, одновременно пытаясь оторваться от вцепившегося в него пролетария. На первые же крики «автора, автора» сияющий драматург-инструктор выбежал на сцену и помог начальнику. Граф Лесь добрался до главного инженере первым с незначительным опозданием и, пожалуй, случайно. Главный, не очень-то знакомый с топографией места, ошибся двором и ожидал с узлом на задах отделения милиции. К счастью, как раз здесь вел путь к запланированным caрайчикам, и крадущийся между строениями Лесь наткнулся прямо на узел.

Минутой позже сюда же попал Каролек, который хорошо понял, где они оказались, и при виде двух маячивших в темноте подозрительных типов едва не схлопотал сердечный приступ.

— Боже! — зашипел он. — Как вы сюда попали? Скорей выметаемся, здесь милиция!

Главный инженер ужасно занервничал, сообразив, что угодил куда-то не туда. Лесь разнервничался еще больше. С площади доносился нарастающий шум и говор. Узел задвинули в самое темное место, в кусты под каким-то забором.

— Где же Барбара?! — отчаивался Каролек. — Уже давно померла, должна быть здесь, Господи, время!..

— Сейчас фейерверк начнется! — затрепыхался Лесь. — Все сначала рванут туда, а после свалятся нам на голову. Скорее же за дело!..

— Начинайте без Барбары! — предложил главный.

— Исключено!.. Уборщица!.. Увидеть могут!..

— Куда она пропала, на Божескую милость?!..

А Барбара не являлась по независящим от нее причинам. Интервенция инструктора помогла председателю вырваться из рук Януша и выпихнуть на первый план главную звезду представления. Партсекретарь позаботился о прославлении пролетария. Барбара и Януш, крепко схваченные за руки автором, кланялись, принимали поздравления и давали интервью, улыбаясь при этом судорожно и страдальчески. Их окружил плотный круг поклонников — побег на дело был исключен.

Председатель переживал звездный час своей жизни, и в душе его клокотал вулкан восторга.

Приватно ему сообщили, что власти порешили не только отметить его дипломом, но и присудили некую государственную награду. Это было выше его сил. Посему он задумал немного уединиться, прийти в себя и успокоиться, чтобы в своем качестве хозяина города мужественно провести дальнейшие мероприятия. Все-таки залихватская пляска, удалое пение, слезы счастья и прочее могли как-то не понравиться высоким гостям.

Итак, он проскользнул за кулисами и отправился в ратушу. Под оркестр, говор и крики толпа двинулась к ближайшему холму, а председатель — в свой кабинет. Упал в кресло, дрожащими руками открыл ящик стола и извлек плоскую бутылочку рябиновки.

И сразу же приятное тепло успокоило взвинченные нервы и подогрело чувство гордости и счастья. Все переживания вечера, страшные моменты, начиная с барабанного прибытия последнего зрителя и кончая осложнениями с пиротехником, уплыли вдаль, осталось лишь сознание успеха. Председатель подлил в винтовую пробку еще разок, затем третий и четвертый…

Барбары все еще не было. Из темноты около Леся и Каролека вынырнул главный инженер, то и дело выглядывавший на улицу в нервах и сомнениях.

— Все ушли! Если красть, только теперь, — зашептал он. — Сейчас от ракетных огней станет светло. Боже милостивый, когда вы успеете выкрасть, ведь печати еще надо обратно подбросить!..

Поспешные, сбивчивые слова главного только подбавили масла в огонь беспокойства. Суматошный Лесь нервно бросился развязывать узел. Каролек трясущимися руками укреплял на нем горб, а над Каролеком с той же целью колдовал главный.

— Быстрее, черт, кто-нибудь придет! — спешил главный. — Ну и порядочек у вас, нечего сказать!

— Барбара! — в панике сбивался Каролек. — Барбара должна туда! Она ведь уборщица! На сносях!..

— Да идите же наконец, — погонял главный. — Давай! По лестнице, что ли, не поднимешься?!..

— Давай! — вторил Лесь.

Каролек совсем запутался и очумел. Он во что бы то ни стало хотел объяснить своим подельникам разницу между церковным сторожем и беременной уборщицей, но не мог найти слов. Так и стоял на коленях около узла, прижимая к себе подушку с длинными тесемками.

— Но Барбара… Как быть… Кто же уборщица!.. — упирался он отчаянно.

— Ну так привяжи подушку себе, черт, какая разница! — чуть не закричал Лесь.

— Он прав, — подзуживал главный, тоже доведенный до крайности. — Раз надо, будь уборщицей! Все равно!

У Каролека совсем голова поехала. С помощью главного, совсем уже не соображая, что делает, приладил на себе подушку, повязался платком и достал из кармана очки.

— Ничего не вижу! — ахнул он. — Что ты привез, все расплывается!

— Других не было. Да идите вы ко всем чертям! Я сторожу на площади!

Каролек больше не сопротивлялся. Схватил ключ, отмычки и помчался на улицу вслед за Лесем. Оба нервной рысцой обежали ратушу с тыла. Лесь встал у назначенного окна, а Каролек потрусил дальше, к входу.

В этот момент вспыхнул, взлетел фейерверк.

Председатель в своем кабинете поперхнулся рябиновкой. И хотя в душе воцарился благостный покой, а в голове немного стучало, распорядитель праздника, однако, сообразил: ему надлежит быть не здесь, за приятным рабочим столом, а там, среди приглашенных и чествуемых мужей. Минуты отдохновения пролетели слишком быстро. Потрясенный собственным скандальным поведением, он сорвался, оставив бутылку, раскрытый стол, раскрытую дверь в кабинет, и, судорожно прокашливаясь, помчался вниз. На пороге ратуши остановился, вдохнул свежего воздуху, закрыл глаза и постоял чуть-чуть, дабы прочистить горло и унять внезапную муть в голове.

Крадущийся у стены Каролек, замирая и трепеща, добрался до двери и выловил нужный ключ из кучи всяких железных приспособлений. Уже собирался подняться по лестнице, когда услышал покашливание и окаменел. Сердце застыло, в голове засвербила спасительная мысль: надо немедленно превращаться в уборщицу. Он быстро вытащил из кармана очки, нацепил на нос, благодаря чему перестал видеть совершенно. Так и застрял на месте, ошарашенный и лишенный всякой творческой инициативы.

Ракетницы снова бабахнули. Председатель раскрыл сомкнутые веки, и пред очами его в пурпурном свете огней фейерверка предстал горбатый Каролек в платке на голове, в очках и на девятом месяце беременности.

Каролек по-прежнему ничего не видел, кроме красноватого мерцания, где качалась какая-то размытая фигура, которая вроде бы застонала. Каролек не знал, что делать, посему неподвижно пребывал в той же позиции.

Председатель, сознавая, что несколько злоупотребил успокоительным средством, снова застонал, снова закрыл глаза и затряс головой, надеясь спугнуть дикую галлюцинацию. Потом горестно закрыл руками лицо.

Свидетелем страшной для обеих сторон сцены был главный инженер. Одиночество пошло на пользу его мозгам. Когда в красном свете увидел на пороге ратуши председателя, а напротив — невероятного Каролека, он начал что-то припоминать о различии полов и ему стало не по себе. Только теперь он понял незаменимость Барбары. Мужественно, однако, взял себя в руки и вклинился в происходящее.

Пурпурный отсвет погас, и темень стала еще темнее. Председатель, убрав ладони с лица, осторожно глянул. Его робкая надежда таки оправдалась: на месте окаянной нечисти в темноте стоял обычный человек.

Главный инженер решительно взял под руку хозяина города.

— Будьте добры, помогите дойти до фейерверка, — в тоне его прозвучала отчаянная решимость. — Буду весьма признателен, если вы меня проводите.

Намерения председателя целиком совпадали с просьбой незнакомца, которого, показалось, он где-то видел. В беспокойстве, не стоит ли перед ним один из покинутых государственных мужей, он поспешил служить проводником, не подозревая, разумеется, что главный решил в случае чего увести его на место торжеств силой.

Каролек, услышав голос главного, малость опомнился.

Два расплывшихся пятна в зареве фейерверка исчезли из поля зрения его вооруженных очками глаз. Дверь в ратушу стояла открытой. Каролек споткнулся на лестнице и стремительно влетел в дверь.

Председателев кабинет тоже был открыт. В окно падал свет — на этот раз зеленый, отмычка прекрасно подошла к замку в шкафу, а печати сами лезли в руки из открытого стола.

Через пару минут Лесь с бьющимся сердцем и свернутой копией плана переулками мчался к машине главного инженера, а Каролек перед дверью ратуши колебался, закрыть ли дверь или оставить как есть. Очки он снова водрузил на нос и, ничего не видя, пошатывался с ключом в руке.

Так его и застали Барбара и Януш, которым только что удалось вырваться из когтей инструктора и поклонников. При виде фигуры на лестнице ратуши остановились, наглухо ошеломленные.

— Господи, уборщица!.. — перепугался Януш.

— Спаси и сохрани, это же Кароль!.. — прошептала изумленная Барбара.

Януш вгляделся и с некоторым усилием поверил собственным глазам.

— Вы все тут окончательно опупели?

При виде чудесного превращения Кароля в уборщицу у него помутилось в голове.

— Пылищи страсть, утром не успею, — гнусавым фальцетом пропел Каролек. Потом как-то неловко повернулся, споткнулся и слетел с лестницы. Очки упали.

— Пыль вытираю… — попробовал дискантом, вдруг узнал друзей и заговорил нормально: — А, это вы. Я думал, люди…

Барбара перевела дыхание.

— Господи, кому в голову пришло тебя нарядить уборщицей?!

— Кабы Лесь, я не удивился бы, — добавил все еще ошеломленный Януш.

— Не знаю, — занервничал снова Каролек, вставая с земли. — Само собой как-то получилось.

С него уже было довольно приключений. Кое-как рассказал друзьям о случившемся, и Януш с Барбарой успокоились.

— Закрыть, — решил Януш. — Где печати?

— В кармане.

— Тем более закрыть. Лучше, чтобы туда пока никто не входил. Поставим сразу все печати и подбросим обратно.

— Я больше не пойду! И вообще с меня хватит этой беременности! Это дело Барбары!..

— Хорошо, хорошо, я сама пойду… Успокойся, не раздевайся здесь! Линяем!..

Через час новая уборщица пробралась в ратушу и подбросила печати обратно в стол. В час ночи сытые впечатлениями народные толпы укладывались почивать, в пансионате с фонтаном восемь рук чертили сразу со всех сторон на одном столе, а главный инженер правдами и неправдами склонял председателя отправиться на покой. Председатель с похвальным упорством рвался трудиться в ратуше, главный же тащил его в противоположную сторону, не будучи уверенным, совершена ли уже кража. Около трех утра главный победил.

До самого вечера следующего дня председатель безрезультатно пытался избавиться от навязчивого посетителя из Варшавы. Вывезенный на машине не только за пределы города, но и района, он ошеломленно выслушивал поразительные, по большей части противоречивые предложения главного инженера, поглощал завтраки и обеды в каких-то забегаловках, изучал глубину придорожных кюветов и осматривал встреченные по пути санитарные устройства. Сильная головная боль мешала ему сосредоточиться и понять, зачем он вообще куда-то поехал. Увлекший его за собой тип отличался блистательной изобретательностью, жуткой мнительностью и нерешительностью — он постоянно менял направление, возвращался, блуждал, петлял и ездил кругами. Председатель местного совета в конце концов перестал что бы то ни было понимать, перестал слушать, даже протестовать перестал и в мрачном молчании мечтал только о возвращении в родимый дом. Он жаждал прилечь в тихом, спокойном местечке, положить холодный компресс на бедную головушку и закрыть глаза.

Главный инженер выполнил порученное ему задание точно и безошибочно.

В два ночи группа отерла чело и победно рассмотрела скопированный план. Триумф был, правда, несколько смазан пустяковой недоделкой.

— Брал эти печати свободно, — укорял Януш Каролека. — Не мог внимательней посмотреть?

— Посмотреть мог, а что толку, — возражал Каролек. — Сколько помех, да еще очки ни к черту не годные.

— А кто знает, там ли эта печать, — проворчала Барбара. — Наверно, где-нибудь в пожарной охране.

— В пожарную охрану вламываться не пойдем, а сейчас проверим, нет ли у самого председателя. Если есть, стащим, припечатаем, а завтра подбросим.

На тщательно вычерченном плане не хватало маленькой, чуть смазанной печати инспектора пожарной охраны. В конце концов решили взять план в ратушу и перед водворением в председательский шкаф попытаться поставить и печать. Это избавило бы от дальнейших усилий и нервирующих сложностей.

Необычайно трудолюбивая уборщица снова явилась в ратушу. Из окна дамской комнаты спустился шнур. Один горбун — Лесь — привязал к шнуру солидный рулон, другой — Януш — дежурил на площади в тени лохани, третий — Каролек — торчал на углу улицы на тылах ратуши. Главный инженер ждал в машине сразу за городом.

Через четверть часа заработал мотор, и вся группа, втиснувшись в машину прямо в маскировочных костюмах, мчалась в пансионат, где все еще кающийся Бьёрн готовил ужин.

— Ну, нам повезло, — вздохнула с облегчением Барбара, запихивая под ноги подушку, снятую с себя. — Это просто счастье, что председатель упился и оставил все настежь. Ни одна отмычка не подходит ни к столу, ни к кабинету, специально проверила. Замки сломаны, открываются плохо. Хорошо работает только один, от шкафа — недавно поставили новый…

Роль графа основательно взбудоражила Леся. Его давние чувства снова возгорелись в душе. Огонь, правда, несколько поумерился, и нежная страсть несколько изменила форму и выражение. Руины замка вызывали разные романтические ассоциации, и перед глазами графа возникали картины всевозможных героических подвигов. То в башне томилась прекрасная кастелянна и спасал её из беды влюбленный рыцарь, то бородатые разбойники нападали на даму в карете, то на сорвавшегося с цепи медведя или тигра бросался с копьем мужественный оруженосец, а вот поединок на ристалище… Призер на турнире, влюбленный рыцарь, атаман разбойников и мужественный оруженосец — у всех была одна физиономия, которую Лесь имел возможность часто созерцать в зеркале.

Но увы! Башня лежала в развалинах и ни в малейшей степени не годилась для темницы, тигров здесь не сыщешь, хоть тресни, насчет разбойников тоже было плоховато — местные хулиганы — вялые растяпы — при всем желании не могли их заменить. Пошлая действительность не имела нужного реквизита, и хочешь не хочешь Лесь ограничивался мечтами.

Работы по обследованию подходили к концу. На закате солнца активность замирала: в неосвещенном замке сумерки спускались раньше и затрудняли обмеры. Барбара, Каролек, Януш и Бьёрн отдыхали на опушке рощицы неподалеку от городка и поедали помидоры в ожидании Леся, который получил задание отдать камеру от мотороллера на вулканизацию. Перед ними на пологом склоне тянулся весь в цветах лужок, а на лужку пасся молодой бычок.

— Чтобы тут развернуть туризм, нужен солидный капитал, — разглагольствовал Януш, посыпая солью помидор. — Гостиница в замке, бассейны, экскурсии в старые рудники, представляете, как все это можно разрекламировать?

— Бассейнами никого не удивишь, — вяло отреагировал Каролек. — Гостиница в замке и рудники — это уже кое-что…

— У них, может, и ни черта нету, а рекламируют, — прервала Барбара. — И люди ездят. Разве у нас умеют показать как надо? Нам бы шустрягу по рекламе — и полный вперед!

— Да вообще тут надо мозгами пораскинуть, — заметил умный Каролек. — Говорят, один американец учинил себе свадьбу в Яновце. Так вот: бросить повсюду клич — свадьбы в польских замках — самые радостные, самые фундаментальные!

— И драть за это чудовищные деньги, иначе наверняка почуют подвох…

— Весь объект окупится за два-три года, а дальше чистая прибыль. Представляете? Выигрываем борьбу за туризм, получаем заказы на ближайшие десять лет, всеобщее развитие строительства…

— А рекламщика где возьмем? — съязвила Барбара.

Вспыхнувший было энтузиазм увял вдруг, как сорванный цветок. Каролек запихнул в рот целый помидор и обиженно забормотал что-то невразумительное. Януш недовольно пожал плечами.

С противоположной стороны лужка показался Лесь. Отдал камеру и теперь медленно шествовал к друзьям, весь поглощенный сценой бегства на вороном скакуне с кастелянной в объятьях. Гнался за ними отвратительный кастелян.

— Пасется-то он пасется, а мало ли что в башку ему встрянет… — проворчал Януш.

Барбару и Каролека удивило это замечание. Лесь шел, правда, медленно, склонив голову, но в такой позиции он вряд ли бы дотянулся губами до травы. И не было никаких оснований считать, что он в данную минуту пасется.

— Почему это он пасется? — спросила удивленная Барбара.

— Ну, а что он делает? Не видишь разве — жует себе да жамкает.

— А я не вижу, — запротестовал Каролек. — Идет себе и ничего не рвет.

Теперь уже Януш удивился.

— Одурел ты что ли? Зачем рвать? Нормальный непосредственный контакт морды с травой.

Барбара и Каролек вытаращились на Леся, решив, что просмотрели какие-то его жесты.

— По-твоему, он жует траву? — недоумевала Барбара.

— Чушь, — фыркнул Каролек. — Идет отключенный, даже не наклоняется. Видать, помидор в голову ударил — фантазирует на ходу.

Януш оторвал взгляд от бугая и удивленно уставился на Каролека.

— О чем это вы? — подозрительно спросил он.

— Да о Лесе. Идет себе и на траву ноль внимания…

— А, о Лесе! Так я же про быка!..

Бык пасся спокойно, словно барашек. Лесь был уже в центре лужка и подходил к быку все ближе. Досужая компания наблюдала за ними с любопытством.

— Отважный малый этот Лесь, — удивился Каролек.

— Да что ты, он просто не видит быка…

— Тихо, — шикнула Барбара. — Может, они просто не видят друг друга.

— Кажется, быка надо схватить за хвост у самого основания, дернуть, перевернуть, тогда он свалится и не встанет, — оживился Януш.

— Будет лежать, даже если отпустить? — любопытствовал Каролек.

— Если бы. Без посторонней помощи так и надо сидеть и держать годиков этак пять.

— Этого, который за хвост, или самого быка?

— Ну, тут уж более или менее безразлично.

— А ты в случае чего схватишь быка за хвост?..

Януш посмотрел на интервьюера и постучал пальцем по лбу. По-прежнему задумчивый Лесь продефилировал до середины лужка. Бык поднял морду и посмотрел на него. Даже на расстоянии нескольких десятков метров был заметен не слишком доброжелательный взгляд.

— Этот animal[20]. Добра есть? — спросил вдруг Бьёрн, прислушиваясь к разговору с большим вниманием.

— Не очень… — буркнул Каролек.

— От человека зависит, — пояснил Януш. — Его лучше бы всего зажарить и съесть.

— Сейчас? — удивился Бьёрн.

— Сейчас, пожалуй, нет, — сказал Януш без иронии.

Уже несколько минут как бык перестал щипать траву и жевать. Он следил за Лесем, наклонив рога и напружинив корпус. Лесь махнул руками — левой перед собой, а правой вроде бы что-то отгонял сзади. Группа наблюдателей замерла.

Странный жест самым очевидным образом не понравился быку. Неожиданно он пригнул голову, затопал, отфыркиваясь, и стартовал. Земля и трава вместе с вырванным без усилия колышком фонтаном взвились в небо. Лесь услышал за собой топот погони ревнивого кастеляна и невольно пошел побыстрей.

Наблюдатели мгновенно вскочили на ноги. Резкие жесты и крики, по-видимому, разозлили быка окончательно — он набрал скорость. Лесь поднял голову и, удивленный энтузиазмом сослуживцев при его появлении, даже остановился. Опасность с тыла пугающе нарастала.

— Беги!!! — орал Януш. — Беги! Боже!!!

— Оглянись!!! — вопил Каролек, исполняя какой-то дикий танец.

До Леся наконец что-то дошло. Он оглянулся: за ним мчалась яростная гора, сверкающая злобными глазками. Он замер на мгновение и сразу же рванул бешеным галопом двумя метрами впереди бугая. По счастью, чуть наискосок, и чудовищу пришлось изменить направление. Выиграв таким манером несколько метров, Лесь отчаянно мчался вперед, топоча почти так же, как бык. Кастеляны и скакуны тут же вылетели из головы, на миг промелькнули корриды и тореадоры, после чего все исчезло, кроме панического страха.

— Убьет же его! Боже, убьет! — трагически стонала Барбара. — Чего вы стоите, делайте что-нибудь!!!

Упрек был совсем не по делу. Никто из присутствующих не стоял. Все скакали, размахивали руками, топали ногами, бегали по кругу, стараясь отвлечь от Леся внимание разъяренного бугая. Казалось, ничто уже не спасет его, чудовище пыхало буквально за его спиной. И тут несущийся Лесь попал ногой в кротовую нору и растянулся, проехав на животе по земле. Бык пролетел над ним на добрых метров двадцать вперед, уперся, развернулся и помчался опять.

Однако взбудораженный дикими воплями друзей Лесь успел вскочить, тоже молниеносно повернулся и рванулся в другом направлении — прямо к ним.

Рощица, где на опушке отдыхало трудовое общество, была небольшая, из молодой поросли. Тоненькие березки и сосенки не давали возможности влезть на безопасную высоту. Правда, был некоторый шанс, что рощица немного задержит азартного зверя. Прежде чем запыхавшийся, бледный от ужаса Лесь достиг первых кустов, вся группа в панике разбежалась, скрываясь за стволами понадежней.

Бугай на опушке и впрямь приостановился. Бешеным, налитым кровью оком повел вокруг, увидел много несимпатичных ему существ, фыркнул злобно и пошел вслепую.

— Януш, берегись!!! — орал согласный хор.

Януш исполнил грациозный пляс вокруг молодой березки.

— Барбара!!!.. — отчаянно завопили через минуту.

— Господи, может, когда-нибудь он выдохнется?! — стонал Каролек, отбрасываемый центробежной силой от спасительного ствола, вокруг которого он вращался в седьмой уже раз.

— Это очень… О Боже!!!.. Зверски сильное животное!.. — скулил Януш в ответ.

Вся группа с небывалой живостью играла во что-то вроде скоростных пряток, передвигаясь при этом какими-то кенгуриными прыжками. Разве что игра никого не веселила, поскольку бодрый бугай и не собирался прекращать охоту. Бежать из маленькой рощицы было совершенно бесполезно: между ней, дорогой и первыми постройками лежало открытое пространство.

— И как это тебе в башку стрельнуло, что тому неизвестно, что может этому прийти в башку, — замысловато ругался Каролек в адрес Януша. — Надо же сказануть!..

— Лови его!!! — надрывалась Барбара. — За хвост!.. И крутани!..

— Сама лови! — гневно отпыхивался Януш. — Черт, и чего этот скот во мне усмотрел?!!

По неизвестным причинам бугай оставил в покое Леся и атаковал Януша. В отличие от резвого быка архитекторы всякой резвости лишились. Надежда постепенно сводилась к нулю: видимо, до самого конца света они обречены торчать в проклятой рощице в обществе упорно атакующего чудовища.

И вдруг свершилось чудо. На лужке появился немолодой абориген в мятой шляпе и с веточкой в руке. Спокойно и лениво он пересек пастбище и, с интересом глядя на игры среди деревьев, подошел к быку.

— Ну, ну, малец, — пожурил он чудовище с некоторым неудовольствием. — Иди сюды, малец. Не беги. Ну же, ходь сюды.

Осатанелый зверь вдруг удивительно присмирел. Потрясенные работники умственного труда, ожидавшие кровавого побоища, так и замерли кто где стоял. Хозяин поднял волочившуюся за быком веревку с колышком и с упреком обратился к ним:

— Чего скотину дразните… Ну да ладно, ему полезно малость побегать…

И удалился обратно через лужок, а покорное, словно барашек, чудовище потянулось вслед, провожаемое пятью парами полных ужаса и недоверия глаз.

Точнее говоря, лишь четыре пары глаз выражали ужас. Пятая пара контрастировала с ними блеском первобытного восхищения. Пятая пара глаз принадлежала Бьёрну.

— Прекрасна край, animals, прекрасна драка! — восторженно выкрикивал он, возвращаясь домой вместе со всей группой, едва передвигающей ноги. — Я говорю мои friends[21]! Каникулы в Польша!

Когда он наконец умолк под фонтаном, из всех его восклицаний удалось выжать следующее резюме: польские бои с быками значительно интереснее испанских. А разводить и пасти на лугах диких, нападающих на туристов животных он признал удачным и оригинальнейшим замыслом. В тот же самый вечер он засел за письма ко всем своим знакомым, не скрывая, что хочет всячески рекомендовать страну, где можно предаться свежим, бодрящим, необыкновенно занимательным развлечениям.

Энтузиазм Бьёрна весьма заинтересовал компанию. Группа как раз кончала обследование и обмеры останков барочного камина.

— А знаете, это не так глупо, — провозгласил Януш, разбудив эхо в зале, называемом некогда рыцарским. — Этот бык сделал нам неплохую рекламу. Кстати, где Бобик?

— Пишет пригласительные письма, — ответил Каролек. — Я его уговорил накатать их побольше. Я тоже считаю, это лучше, чем все потуги нашего туристического бюро. Официальным рекламам они не верят, а вот если кто-нибудь ихний лично напишет, так пол-Европы сюда кинется…

— Хорошо бы получить заказы еще до окончания строительства, — размечталась Барбара.

— Хорошо бы, да сколько это еще будет тянуться, — наморщился Януш. — Боюсь, к тому времени они уже все позабудут…

— А могли бы начать приезжать…

— Сюда?!..

— Нет, куда-нибудь еще. Валюта нам пригодится. Вообще-то я не знаю, может, одного бугая маловато. Может, еще что-нибудь организовать? Кабанов, к примеру, или еще что?..

Все взгляды невольно устремились на Леся, который от возмущения даже перестал набрасывать эскиз деталей камина.

— Вы что, одурели? Откуда я вам кабанов достану?

— А бугая откуда добыл? — парировал Каролек. — У тебя всегда выкаблучивается черт-те что! Ну-ка пошевели мозгами. Если не кабанов, так ещё что-нибудь…

Лесь недовольно пожал плечами, сравнил свой эскиз с оригиналом, и вдруг ослепила его неожиданная мысль: а в самом деле, сколько перемен за последние два года! Постепенно, шагами, а может прыжками, преодолел он огромный путь! Его уже не считают балдой и позором мастерской, недоделанным безвольным придурком. Напротив, вся группа взирает на него с уважением, надеждой, восхищением, от него ожидают важных инициатив… Что бы он ни сделал, все теперь кажется ценным, интересным, полезным…

И сейчас от него требуют великой и замечательной идеи, способной принести пользу всей стране, обогатить государственную казну и приумножить славу отечества. Кабаны?.. Кабанов нет, однако надо что-то придумать! Нельзя же подвести своих коллег!

Он поднял голову от эскиза и взглянул на друзей, оживленный еще не слишком-то отчетливой мыслью.

— Подземелья, здесь есть подземелья…

С минуту помолчали.

— Кабаны опасны, — предостерег Януш, все еще размышлявший насчет кабанов. — Когда у свиней потомство, они кидаются на всех.

Барбара и Каролек ошеломленно молчали. Понимали, видно, Януш все еще думал про кабанов и диких свиноматок, но ведь Лесь начал про подземелья — под замковыми подвалами. Картина подземелий, где дикие свиньи пестуют поросят и бросаются на посетителей, лишила их голоса.

Лесь взглянул на Януша бессмысленным взором.

— Да они старые, — ответил он неуверенно. — А вообще-то, при чем здесь потомство?..

— Потомство, — нетерпеливо объяснил Януш. — Подсвинки. Не знаю, бывает ли потомство у старых, но ведь есть же и молодые дикие свиньи!

Теперь Лесь ошалел. Барбара и Каролек переглянулись.

— Один из них спятил, не знаю кто, — озаботилась Барбара.

— А мне сдается — оба, — убежденно констатировал Каролек.

— В чем дело? — удивился Януш. — Речь шла про кабанов? Шла. Так подсвинки. Подсвинки у диких свиней, вы же сами хотели кабанов…

— Да нет же, о подземельях уже речь, — запротестовал Лесь, и Януш посмотрел на него изумленно.

— Подземелье… — начал Януш.

— Господи спаси! — безнадежно воскликнула Барбара.

Через несколько минут недоразумение разъяснилось. Оставили проблему кабанов за неимением таковых и углубились в раздумья на предложенную Лесем тему.

— А откуда ты знаешь, что здесь есть подземелья? — поинтересовался Януш. — Мы еще подземельями не занимались.

— Да слышал кое-что. Говорил мне тут один. Пастух из госхоза, очень старый. Есть, говорит, подземелья, ведут до старого рудника, когда-то давным-давно там держали узников, кто-то даже жену замуровал.

— А зачем? — полюбопытствовал Каролек.

— Точно неизвестно. Есть две версии. По одной, жена была страшна как смертный грех и больная, а этот хотел от нее избавиться, а по другой — все наоборот. Молодая и красивая, на него плевать хотела, а на поклонников клевала.

— Грубиян, — буркнула Барбара. — По любой версии.

— Грубиян не грубиян, а мысль хорошая, — сказал Януш. — Кто это придумал?

— Не знаю, — ответил Лесь. — Не я и не пастух из госхоза. Так, поговаривают.

— Откуда пастух-то свалился? — спросил Каролек.

— А он меня развлекал, пока я декорации делал. Симпатяга.

На коротком совещании согласно, даже с восторгом, решили обследовать все, что удастся, под подвалами. Зрелое размышление показало: только на редкость подлинные, мрачные и некомфортные подземелья могут привлечь капризных, избалованных и не в меру требовательных валютных туристов. Экскурсия в подземелья, где на каждом шагу можно сломать ногу, заблудиться или получить по голове обломком с осыпающегося потолка — это, вне всяких сомнений, острое ощущение для пресыщенных, свихнутых от благосостояния капиталистов.

— А помимо всего прочего, у них там ерунда, а не подземелья… — презрительно заявил Лесь. — Спустятся в погреб — ну малость влажные стены, ну что-нибудь капает, тоже мне… Даже заблудиться негде, везде свет, не говорю уж об уборных… А вот у нас!..

— Еще не знаем, что у нас.

— Ну так узнаем!

— Найти бы только вход, — вздохнул с надеждой Каролек. — Дальше все пойдет само собой…

Длительные, настойчивые и значительно более тщательные, чем того требовало обычное обследование, поиски в погребах растянулись надолго. Зав мастерской полагал, что группа уже давно должна закончить работы на месте и вернуться в бюро. Но понапрасну он слал тревожные письма и телеграммы, понапрасну грозил не высылать больше зарплату. В ответ дождался Бьёрна, объяснения которого усилили его беспокойство.

Бьёрн лучился восхищением и рассказывал бесподобные вещи. В его сообщениях таинственные, мрачные покои и бои с быками перемешались со скелетами красавиц и каким-то старым человеком, совершенно заву неизвестным. Привезенные оттиски и планы неизменно свидетельствовали, что группа вела обследование добросовестно, тщательно, детально и уже успешно закончила. Пора начинать работать над проектом.

— И чего они там возятся? — нервничал зав мастерской, терзая главного инженера. — Вы там были, пан Збышек, что там — развлечений много? Почему они не возвращаются? И какой-то старый человек?..

— Понятия не имею, — задумался главный. — Ничего там нет. Маленький городок и госхоз. Ох, сдается мне, что-то опять надумали…

При вторичном допросе Бьёрн подтвердил прежние показания.

— Очень старый человек, — сказал он и повторил это неоднократно на разных языках. — Одна дама, красавица молода, она есть скелет. Он знает. Старый человек. Она подземелье, скелет.

Таинственные подземелья перевернули все вверх ногами, на сей раз у зава и главного. Телефонный разговор с Янушем, который что-то пытался объяснить сперва про кабанов и диких свиней с подсвинками, потом про подземелья, лишь увеличил полное замешательство. Зав абсолютно растерялся: надо ли включить в проект кабаний заповедник или замковые подземелья. Главный не проявлял большой охоты уточнить ситуацию. После долгих разговоров, дерганий и домыслов порешили снова провести инспекцию на месте.

В субботу пополудни зав выехал своей машиной, захватив главного инженера, который вопреки обыкновению оставался замкнут и молчалив. Зав мастерской все более нервничал и всеми силами старался не думать о предстоящей встрече и предстоящих сюрпризах…

Люк в подземелье обнаружили в самом глубоком подвале. Одна из каменных плит зашаталась. Наступил на нее Лесь, и Каролек в последний момент успел спасти его от падения в темную пропасть. Плиту перевернули и укрепили камнями, старательно обезопасив люк.

— И что бы такое тут могло быть? — размышлял Каролек, освещая глубокий черный провал шахтерской электрической лампочкой на длинном шнуре, подключенной к автомобильному аккумулятору, взятому на время в местной машинно-тракторной станции.

— Как это что? Подземелья, разумеется, — удивился Януш. — Что за глупый вопрос?

— Я не об этом. Что бы тут организовать в будущем? Как использовать? Все в прекрасном состоянии, сами видите, чем глубже, тем лучше сохранилось, не пропадать же… Что бы тут устроить?

— Винные погреба, разумеется, — безапелляционно заявил Лесь. — Само напрашивается.

И в самом деле, помещение когда-то использовалось под винные погреба. В одной стене даже было вмуровано несколько огромных бочек.

— Не знаю, — засомневался Каролек. — По мне так лучше оборудовать подземное казино. Здесь и вон там только немного расширить проход. Рулетка и всякое такое…

— И невезучим сразу головой вниз — вот сюда? — усмехнулась Барбара, показывая провал под камнем.

— Да, он прав, — вздохнул Януш. — Для казино здесь подходящая атмосфера. А что толку, все равно не дадут согласия. Надо уж остановиться на винных погребах.

— А там внизу что?

— Посмотреть надо…

— А это не опасно? — забеспокоился Каролек. — Туда надо спускаться с какой-нибудь техникой безопасности. Снаряжение всякое, больше людей, и вообще это уж дело исполнителя.

— Только теоретически, — возразила Барбара. — А на практике мы знаем, как бывает. Начнется волынка — переписка, разрешения, подтверждения, в ход пойдет вся бюрократия, и черт его знает, что из всего этого выйдет. Если хотим чего-нибудь добиться, должны ткнуть в нос готовый материал. Подземелья никак не учитывались, и если мы сами не сделаем, их не используют. А я считаю, хотя бы один проект надо довести до конца! Хватит халтуры! Раз уж начали, доделываем все!

Благородный энтузиазм Барбары не остался без резонанса.

— Прямо-таки революционный порыв, — буркнул Януш. — Но, в общем, ты права, конечно…

— Еще бы не права. Пока нас этот самый порыв не одолеет, все так и будет идти шаляй-валяй! — воодушевилась Барбара.

— Надо основательно подготовиться. — Каролека уже обуяла решимость. — Веревки, свет, запас продовольствия.

Уже на следующий день в подвале собрали все необходимое. Снаряжение состояло из четырех электрических фонариков с запасными батарейками, двух мотков шнура толщиной чуть не в корабельный канат, одной кирки, одного большого молотка, пачки средней величины погребальных свечей, двух килограммов колбасы, десяти плиток шоколада, килограмма кускового сахара, двух термосов с кофе, восьми бутылок газированной воды, пачки школьных мелков и подобия веревочной лестницы длиной в три метра.

— А зачем ты погребальные свечи купил? — полюбопытствовала Барбара. — Думаешь, мы туда с концами загремим?

— А они восковые. — Каролек помогал Янушу закрепить веревочную лестницу. — Восковые свечи лучше, а других восковых не было. Не майся предрассудками.

Четверо первопроходцев по очереди, с некоторым трудом спустились по веревочной лестнице. В свете свисающей сверху шахтерской лампочки виднелся коридор с каменным сводом, ведущий куда-то вдаль. На стене виднелась большая стрела, указывающая направление.

— Ничего себе древность, — пожал плечами Януш. — Не более пятидесяти лет. Интересно, кто и чем здесь занимался?

Никто не успел ответить: сверху раздался глухой грохот, так что дрогнули стены. Шахтерская лампочка раскачивалась. Четверо посмотрели вверх и замерли от ужаса.

Каменная плита, закрывавшая люк, упала в свое гнездо. Выход был закрыт.

— Как это случилось? — спросил Каролек, помолчав.

— А не пнул ли кто-нибудь?..

— Что ты? Там же никого нет!

— Стержень вылетел. — Януш поднял толстый железный заржавленный болт, упавший сверху вместе с обломками. — Плита раскрошилась. Поворачивалась на этом стержне. С другой стороны, наверно, что-нибудь есть аналогичное.

— А лампочка не погасла! — удивился Лесь.

— Чего ей гаснуть — шнур не порвался, вот и не погасла. Хоть свет, слава Богу, есть.

— И что теперь? — Барбара тревожно, как и все остальные, рассматривала роковую плиту. — Удастся открыть?

— Черт его знает, — пробурчал Януш. — Если приподнять снизу, может, и сдвинется. Сейчас попробую. Кароль, придержи лестницу.

Веревочная лестница висела вместе с лампочкой, зажатая плитой. Януш влез по лестнице и надавил изо всех сил. Лестница оборвалась.

— Давай-ка на нас обопрись, — предложил Лесь, когда Януш и Каролек поднялись с земли.

— Бесполезно, — мрачно ответил Януш. — Плита и не шевельнулась. Без этого болта не пойдет.

— Ну и дела! До конца дней, что ли, здесь торчать?

— Ладно, попробуем…

После четверти часа усилий всякая надежда выйти из подземелья погасла. Четверо беспокойно переводили глаза друг на друга. Каролек прервал наконец молчание:

— Что делать?

— Кажется, ты в самый раз купил погребальные свечи, — вздохнул Лесь.

— Идиот, — отрезала Барбара. — Хочешь не хочешь, а придется искать другой выход. Ты же сам говорил: пастух утверждает — есть выход через рудник.

— Рудник, сдается, давно завалился ко всем чертям. Но ничего не поделаешь. Идем! — распорядился Януш.

— Нам даже направление указано…

— Фонарики погасить. Держать только один. Черт знает, сколько придется топать…

— А не остаться ли нам здесь и спокойненько подождать, пока разыщут? Еще заблудимся в этих катакомбах…

— Через триста лет обнаружат наши скелеты, — запричитал Лесь. — Ни одна живая душа не знает, куда нас понесло.

— Дурак, Бобик знает.

— Бобика нету.

— Есть. Уехал на несколько часов и тут же обратно. Увидит, нас нет, забеспокоится. Организует поиски…

— Когда? Через неделю?

— Ну и что? Еда есть, вода есть…

— И будем тут сидеть как дураки целую неделю, лучше уж с толком использовать время!..

После краткого обмена репликами решили идти. Отмечать путь, следить за временем, в случае чего вернуться. Выбитые в каменной стене стрелы внушали некоторую надежду. Разделили провизию, снаряжение и двинулись в путь.

Подземелье на диво прекрасно выглядело. Длинный коридор привел к колодцу с вбитыми в стенку железными скобами, на дне колодца начинался новый коридор, круто уходящий вниз, а в конце его друзья уткнулись в каменную лестницу.

— Так и до центра земли недолго, — хмыкнул Лесь.

— Ведь мы были на холме. Раз надо идти понизу, идем понизу, — заявил Каролек. — Чего летите как на пожар, я не успеваю!

Януш, шедший первым, несколько замедлил темп. Каролек мелком подчеркивал выбитые в стене стрелы, чтобы в случае чего легче было возвращаться.

— И влаги совсем нет, странно, — отметил Януш. — И воздух свежий… Нетипичное подземелье!

Барбара самодовольно улыбнулась.

— Говорила же — шикарно можно оборудовать.

— Слушайте, а где же скелет? — вопросил Каролек.

— Какой скелет?

— Этой самой, ну, неверной жены. Коли замуровали ее под замком, мы, верно, прошли то место?

— Черт его знает. Сообрази хорошенько, скелет-то в стене замурован. Нам сейчас только и дела стены простукивать, найдется когда-нибудь.

Каменные ступени кончились. Коридор сузился. Януш вошел первым в какое-то помещение, посветил и замер на месте. Идущая следом Барбара налетела на него.

— Ты чего… — и вдруг замолчала.

В небольшом помещении, узком и тесном, устрашенная группа уставилась на белеющую у стены кучку костей и нарисованный сверху на каменной стене череп.

— Вот тебе и на… — прошептал Януш.

Еще немного помолчали.

— Здесь, верно… — заплетался Лесь. — Верно, та жена, которая…

— Ничего себе жена, — саркастически бросила Барбара и зажгла свой фонарик, осветив кости. — По моему скромному разумению, обыкновенные свиные ребрышки…

— Что?!

— Ребрышки свиные. А рядышком косточка от свиной ножки. У человека таких костей не бывает.

Атмосфера явно разрядилась. При ближайшем рассмотрении кучка костей утратила свою кошмарную символику. На череп перестали обращать внимание.

— Не знаю, кто тут сожрал ребрышки и ножку, но эффект хорош, — восхитился Каролек. — Если что, череп можно оставить и рассказывать: вот здесь и найден, мол, скелет преступной жены. Или какого-нибудь узника. Смотрите, железяки какие-то… Узник умер с голоду, прикованный к стене…

— Тоже мне цепи-кандалы, — поиронизировал Януш. — По-моему, самый обычный шлямбур. Я еще не слыхивал, чтобы узников шлямбурами приковывали…

— Не мелочись, — разозлилась Барбара. — Кароль прав, по ходу дела сотворим легенду замка. Непременно преступная жена и вечный узник, и не влезай с реалистичной своей башкой! Пошли! Куда?

Из помещения было два выхода. Немного поискав, обнаружили на стене стрелы. Коридор под прямым углом свернул, и группа снова задержалась, удивленная следующей неожиданностью.

Вдоль коридора шла толстая чугунная труба, исчезавшая в стене. Януш с досадой поглядел на нее.

— Все понятно. Помните, этот водопровод до самого замка? Мы еще почему-то отказались искать его на месте…

Труба тянулась довольно далеко. Потом, видать, расхотела опускаться к центру земли и свернула влево, а группа двинулась направо. До сих пор удобное, сухое и довольно обширное подземелье вдруг превратилось в труднопроходимый, тесный коридор.

— Пока что все было слишком комфортно, — пыхтел Януш, на четвереньках пролезая через завал из окаменелой земли. — Кажется, теперь мы увидим настоящее подземелье!

— О Боже! Посвети малость назад! Башкой ударился! — взмолился Каролек.

— Не бейся головой в потолок, тут может обвалиться, — предостерег Лесь, зацепился за что-то и рухнул вниз с земляной кучи руками вперед. Руки въехали в какую-то вонючую склизкую жижу.

— Господи! — взвыл он. — Тут такое… Такое дерьмо…

Все вернулись. Со стены скатилось несколько камней.

— Перестаньте валять дурака, а то и в самом деле обрушится, — нервничала Барбара. — Боже, откуда это несет?..

— Да Лесь тут… — начал Каролек, но сам поскользнулся и плюхнулся рядом с Лесем. — Мать честная, ну и ну… Куда это мы вляпались?

— Да тут было…

Вонючая грязь сосредоточилась небольшими лужицами на довольно большом расстоянии. По очереди поскользнулись Барбара и Януш. Беспокойство росло, росла и влажность. По стенам уже стекали ручейки, а под ногами чавкала жижа, когда в свете фонаря Януш увидел завал, преградивший дальнейший путь. Перед завалом зиял черный колодец, отвесно обрывающийся вниз.

— И что теперь? — безнадежно спросил Каролек.

Януш посветил вниз, пытаясь заглянуть в колодец.

— А я знаю? Или лезем, или возвращаемся.

— А какой дорогой возвращаемся? Через эти вонючие…

— Ну, а как? Знаешь другую дорогу? Тоже мне чистоплюй, от нас уже и так несет, как из…

— И какой смысл возвращаться, ведь выхода-то нет, — подавленно размышляла Барбара. — Знаете, сколько мы уже шляемся? Почти шесть часов!

— А, — оживился Лесь, — вот почему я такой голодный!

В темноте он не заметил иронических глаз своих спутников. Голод в такой обстановке — чушь какая-то. Однако вскорости его замечание нашло-таки сочувствие.

После раздумий и тщательного обследования колодца решили продолжить экспедицию. Сумели даже привязать веревку.

— Я спущусь первый, — потребовал Януш. — Вы ждете, пока не крикну.

— Только уж кричи потише, — взмолилась Барбара. — И без тебя все обвалилось. Крикнешь, вообще конец.

— Ладно, дерну веревку трижды.

— А не перекусить ли нам сперва? — осведомился неуверенно Каролек. — Неизвестно, что внизу…

Продукты в виде колбасы, шоколада и газированной воды съели, сидя на краю черного провала и опустив туда ноги. К термосам с кофе Барбара не разрешила прикоснуться.

— Неизвестно, что еще будет, — многозначительно напомнила она. — Кофе — на черный день.

— Еще чернее, чем теперь? Ничего себе, — меланхолически вздохнул Лесь.

— Да, хорошенькое местечко мы отыскали для пикника, — заметил Каролек.

— Надо было всякий разум потерять — сюда переться, — проворчал Януш. — Дотопали бы до водопровода — и обратно.

— Кто же знал, что плита завалит выход…

Обвязанный одной веревкой Януш спустился по второй, на которой узлы распределили через каждые полтора метра. Три рывка дали знать, что дорога свободна, подтянули первую веревку и опоясали Барбару. Каролек спускался последним, без страховки.

— Не бойся, будешь падать, поймаем, — утешил его Лесь.

— Если уж падать, так падать без веревки, — рассудил Каролек. — Самое худшее — сломаю ногу, а веревка, если оборвусь, перережет пополам…

Внизу стояла вода. Коридор уходил вниз, и вода прибывала. Низкий свод не позволял выпрямиться. Экспедиция первопроходцев изрядно приуныла.

— Сахар размокнет, — буркнул Каролек, заметив, как впереди идущий Януш погрузился в воду выше пояса.

— Ну и привяжи его себе на голову, — разозлился Януш. — Тебе, видать, больше делать нечего!

Не успев покруче обругать Каролека, Януш споткнулся обо что-то под водой, с головой ушел в черную жижу и потерял фонарик. Попытались пошарить на дне — пустая затея. Януш взял Лесев фонарик. Он, оказывается, споткнулся о какой-то порог. Дальнейший путь удалось пройти практически на четвереньках, причем между поверхностью воды и сводом места оставалось только для головы. Каролек продвигался на корточках, держа в поднятых руках драгоценный пакет с сахаром.

— И долго так еще? У меня руки-ноги затекли совсем!..

— Кажется, дальше повышается, — неуверенно обнадежила Барбара.

— Отличное местечко для западных туристов. Так и вижу, как они здесь бултыхаются… — ядовито пропыхтел Януш.

Уровень воды наконец начал понижаться. Напоминающий коридор проход сменил направление и постепенно пошел вверх. Ведущий экспедицию Януш уселся на небольшой куче камней и вытер со лба пот и грязь.

— Не знаю, как вы, а я намерен отдохнуть, — решил он. — Кажется, худшее позади.

— Ежели исходить из конфигурации местности, — размышлял Каролек, — ежели опять же коридор проходит через рудник… Надо было спуститься, пройти под речкой, потом снова подняться наверх в другом склоне. Эта вода, кажется, и была под речкой.

— Мы идем десять часов, — заметила Барбара. — Скажем, два километра в час, прошли двадцать километров…

— Да ты что? Какие два? Полкилометра в час еще туда-сюда!

— Я имею в виду в среднем. Сначала шли быстрее.

— А как вы думаете, выберемся мы когда-нибудь отсюда? — мрачно спросил Лесь.

В этот момент погас второй фонарик. Полная темень и кстати произнесенная фраза Леся не вызвали паники только потому, что у всех перехватило голос и дыхание. Барбара и Каролек одновременно включили свои фонари, и два луча света рассекли мрак.

— Еще раз сказанешь что-нибудь в этом роде, кто-нибудь и выйдет, а ты останешься здесь наверняка — я позабочусь сам… — пресек все дальнейшие разговоры Януш.

Далее коридор незаметно, но неуклонно поднимался, что немного успокоило горемык.

Новоявленные открыватели совсем выбились из сил, но шли и шли вперед, пролезали на четвереньках, проползали, спотыкались, падали и скользили. Внешний вид четверки оставлял желать лучшего. С потолка и стен зловеще осыпались камни. От основного коридора все чаще уходили в разные стороны многочисленные ответвления. Темп продвижения замедлился, всякий раз надо было справляться, в какой из веток выдолблены спасительные указатели.

— Вот гениальные люди были, — чуть не со слезами пробормотал Каролек. — Я бы им памятник поставил за эти стрелки.

— На стрелы не больно-то похоже, но главное, хоть ведут куда-то, — согласился Януш. — Представляете, каково бы нам пришлось без них?

— Неделя блужданий обеспечена, — согласился Лесь.

Каменные ступени вели наверх. Коридор расширялся порой в небольшие гроты. В каждом из них начинались быстрые перешептывания и поиски дальнейшего пути, указанного стрелами. Время шло…

Зав мастерской и главный инженер прибыли в пансионат с фонтаном поздно вечером. Застали одного Бьёрна, с коим три дня назад расстались в Варшаве.

— Где остальные? — спросил главный.

Бьёрн задергался, занервничал.

— Они иди до замок. Визит подземелье.

Зав и главный обеспокоенно переглянулись.

— Какое еще подземелье? — едва выговорил Зав. — Так здесь кабаны или подземелье?

— Когда пошли? — нахмурился главный, не заботясь о сумятице в мозгах у зава.

— Утро. Девят час. Они все имеет. Фонарь, и вода, и колбаса, и две веревки.

Главный схватился за голову. Зав бессмысленно разглядывал Бьёрна.

— Ничего не понимаю, — переспросил он. — Зачем колбаса? Для кабанов? А не перепутал он?

— Я не путал, — обиделся Бьёрн. — Визит до подземелье долго. Внимание, опас… стност. Они делать реклама туристы. Я тоже.

Зав окончательно запутался. Главный быстро все сообразил и нервно заговорил:

— Отправились обследовать подземелье. Господи Иисусе, совсем ошалели! Так вот оно — дополнение к обследованию, о чем не хотели говорить! И что им только в голову приходит?!

— Поехали! — простонал побледневший зав.

Бьёрн привел начальников в подвалы. В самом глубоком нашли большой автомобильный аккумулятор, к которому был подключен длинный шнур. Шнур исчезал в щели между плитами в полу.

— Что это значит, на Божескую милость? — волновался зав. — Почему здесь это? Что они сделали?

— Спустились вниз, — вздохнул главный. — Видимо, подняли эту плиту. Там, очевидно, есть лестница или еще что. Попробуем…

Попытка вытащить плиту не удалась. При выпадении болта она улеглась удобно и основательно. Об этом, конечно, не знали ни зав, ни главный, ни Бьёрн, а посему никак не могли угадать, каким образом группа ушла в подземелье.

— Может, в другом месте спустились? — раздумывал главный инженер. — И уже домой вернулись?..

В темном пансионате не было ни души. Оставался только один ответ: архитекторы заблудились в подземельях.

— Если до утра не вернутся, необходимо собрать спасательную партию, — решил главный инженер. — Сообщить администрации, пожарной охране, запросить спасателей горняков… Если бы хоть знать, где они спустились…

Зав мастерской никак не мог справиться с комом в горле…

А пропавшая группа стояла в очень тесном отрезке коридора. Два фонаря светили вверх, на четырех лицах засохшая грязь скрывала бледность, четыре пары глаз в отчаянии высматривали возможность спасения. Януш в который раз пытался сориентироваться.

— Ну хорошо: там колодец уходил вниз, почему здесь не быть колодцу наверх?

— Кстати, тот удобнее, наискось идет… — припомнил Каролек.

— В самом колодце еще можно подняться, а вот как до него добраться?..

Почти вертикальная шахта начиналась метрах в двух над головами. В гладко выдолбленные стенки невозможно было упереться.

— Попробуй вбить скобу, — предложил Каролек. — Ты ведь альпинист.

— Был альпинистом, — уточнил Януш. — Десять лет назад и один раз. Здесь бы скорее надо спелеолога. И во что вбивать скобу, в кого-нибудь из нас? Монолитная скала не шутка!

— Выше вроде есть щели!

— Выше будет легко, только вот здесь черт-те что!

— Да, с головками у нас все в порядке, — причитала Барбара. — Только завзятый идиот сюда полезет. Ладно, хоть живы пока…

— Особой живостью тоже не похвастаешься…

— Деваться некуда, делаем пирамиду, — решился Януш. — Подбодритесь и не мотайте головой, когда я полезу по вам. Барбара, освещай обоими фонарями!..

Пирамида развалилась всего три раза. На четвертый скоба была вбита в щель.

— Нет, вы только подумайте, как мы предусмотрели снаряжение, — с благоговейным волнением изрек Лесь.

— Стойте тут и ждите, — приказал Януш. — И не торчите под самой дырой, того и гляди что-нибудь свалится. Я возьму веревку и попробую ее там закрепить. Хорошо, захватили две… Ага, узлы завязать надо!

С помощью веревки, поочередно, с трудом одолели трубу. Наверху стало ясно: силы на исходе и вот-вот начнется истерика. Дальнейший путь преградил нависший, частью уже рухнувший свод — протиснуться можно было едва-едва. Кругом валялись остатки балок и разное гнилье — очевидно, когда-то свод поддерживали деревянные крепления.

— Рудник, — прошептал Каролек. — Надо говорить шепотом…

— Тихо, — шепнул Януш. — Старайтесь ничего не задевать. Все это держится на честном слове.

— Я пойду последняя, — чуть не рыдала Барбара. — Все из-за меня…

— Идиотка, — шикнул Януш.

Лесь молча взял Барбару за плечи и подтолкнул сразу за Янушем. Проползая, словно змеи, по одному, первопроходцы протиснулись рядом с обвалом. Едва замыкающий Каролек оказался с друзьями, едва с облегчением вдохнули затхлый воздух, как что-то тяжко и глухо загудело и провисший свод рухнул. Дорогу обратно засыпало.

— В самый раз успели, — сопел Януш, пробираясь вверх по коридору. — Теперь надо рыскать только здесь. Обратно пути нет.

— Вы что, железные? — заохал Каролек. — Может, отдохнем?

— Ночевать здесь собрался? — напустился на него Лесь. — По-моему, уже недалеко.

— Да нет, хорошо бы кофейку…

— Подожди, одолеем проклятущую лестницу. Может, наверху будет получше?

Неровно выбитые каменные ступени тянулись бесконечно. Кое-где с площадок уходили вглубь ответвления коридора. Стрелок уже не было, но группа все время поднималась.

Ступени кончились неожиданно. Новый коридор, показавшийся в свете фонарика, позволил распрямиться. Измотанные вконец пионеры-первопроходцы подкрепились кофе с сахаром. Вкус и аромат сахара оставляли желать лучшего — Каролеку все же не удалось спасти его от сырости. Однако никто не капризничал.

Вошли в новый грот. Отсюда коридоры вели в четырех направлениях. Стрелок не было. Компания растерянно остановилась.

— И что теперь? — спросил Лесь.

— По-моему, свежим воздухом тянет, — неуверенно проронила Барбара. — Не знаю откуда…

— С поверхности.

— А где поверхность?

— Надо зажечь свечу, — посоветовал Каролек. — Посмотрим, как заколеблется пламя.

Зажечь погребальную свечу оказалось делом нелегким. Спички в карманах вымокли и никуда не годились. Рассуждали насчет искры из электрической батарейки, как вдруг Барбара вскрикнула и потрогала макушку.

— На колени! — завопила она. — Как только я увидела воду, пришпандорила спички шпилькой к волосам. Сухие, что твой перец!

— Я видывал в жизни перец и посуше, — фыркнул Януш. — Но вдруг да загорится…

Зажгли три свечи. Их подняли повыше у входа в три коридора, четвертый, коим пришли, понятно, игнорировали. Только одно пламя слегка отклонялось к центру зала.

— Сюда! Дует оттуда! Кароль, на всякий случай отмечай мелом стены!..

Ток свежего воздуха явно усиливался. Через несколько метров коридор сузился и понизился. Януш на четвереньках протиснулся в тесную дыру, и ползущая за ним Барбара вдруг заметила, что он как-то странно дрыгает ногой и вроде бы кричит. На всякий случай отползла, толкнув в свою очередь ботинком Леся.

Януш задом застрял в дыре, а руками упирался в какие-то корни, всеми силами стараясь не съехать по крутому, заросшему склону, который не столько увидел, сколько нащупал в чернильно-черной ночи.

— Люди, выбрались! — орал он радостно. — Сдохнуть мне на этом месте, вышли! Господи, падаю! Конец чертовым подземельям!!!

— Что ты говоришь? Не слышу! — нервничала Барбара. — Внимание, назад! Опасность!

Лесь попятился на Каролека, у которого места было чуть побольше, и забеспокоился:

— Что там еще? Барбара почему-то лягается и орет.

Каролек бросил рисовать стрелку.

— Господи прости, может, падает?!..

Гадая, чего там возится Януш, Барбара на всякий случай схватилась за брыкающуюся ногу. Януш повис головой вниз, фонарь выпал, покатился и погас. Вцепившись в ногу Януша, Барбара выползла наружу, задохнулась от счастья, отпустила ногу и съехала следом за ним. Лесь услышал внизу странное барахтанье, рванулся и покатился за друзьями. Последним прибыл Каролек.

Исцарапанные, избитые, счастливые следопыты уселись на корточки на крутом склоне, держась за какой-то ствол.

— Ноги моей больше не будет ни в одном погребе, — восторженно клялась Барбара. — Пусть провалятся все подземелья! Пусть себе туристы вытворяют что хотят, только без меня!

— Да уж, просто чудо, — приходил в себя Каролек. — Просто не понимаю, как живы остались.

— Психов всегда Провидение оберегает, — поучал Януш. — А будь мы вдобавок пьяны, всю дорогу вообще песни бы распевали.

— Боже, как есть хочу! — охнул Лесь.

— А где мы находимся? — спросил Каролек.

— Не все ли равно. Главное — на земле. Сориентируемся, когда рассветет. Кстати, у кого часы еще ходят?

— Без четверти час, — сообщила Барбара, осветив часы фонариком. — И всего-то мы там провели неполных шестнадцать часов.

— А мне показалось, шестнадцать лет. Небо заволокло, темень кромешная…

— До рассвета еще не меньше трех часов. А если тучи, то и больше. Не сидеть же здесь три часа…

— Давайте попробуем спуститься…

— Темно, как у черта в кладовке. Переломаем руки-ноги…

— Веревку привяжем к этому стволу!

Освещая путь единственным фонариком, поддерживая друг друга и подстраховываясь веревкой, начали спуск. Крутой склон внезапно кончился. Под ногами оказалась гладкая твердая поверхность.

— Слушайте, шоссе!

— Интересно, которое. И где мы оказались, черт подери?

— Здесь — гора, тут — низина… Куда идем?

— Никуда, — задыхалась Барбара. С меня хватит. Хотите, идите, а мне и здесь хорошо. Ног не чувствую, рук не чувствую, вообще ничего не чувствую!

— А я, наоборот, всего слишком много чувствую, — засмеялся Каролек. — Она права, я тоже остаюсь. Здесь где-нибудь подождем…

Лесь лязгал зубами.

— Холодно, холера. Еще воспаление легких схватим…

— Можно костер разжечь.

— Спустимся с шоссе, — предложил Януш. — Здесь не так круто, соберем сучьев и разожжем огонь. Везде влажно, пожара не будет. Испечем на палках остатки колбасы. Жалко, пол-литра не захватили…

— Что? — оживился вдруг Лесь. — Как это не захватили? У меня в кармане плоский бутылек.

— И чего раньше, балбес, не сказал?!..

— Да тренькало в голове, мол, сказать чего-то надо, и забыл…

Из последних сил герои набрали в темноте небольшую охапку сучьев, ветвей и коры. Лязганье зубов становилось все громче. Через пятнадцать минут огонь разгорелся; приятное тепло и приятная Лесева бутылка сделали свое дело. Победоносная, но смертельно усталая экспедиция улеглась, тесно прижавшись друг к другу среди густых переплетенных кустов; у ног потрескивал костерок. Усталые и счастливые голоса попритихли, все реже чья-то рука подбрасывала в огонь сучья, и, наконец, благословенный сон одолел чудом спасшихся первопроходцев.

Паника захлестнула зава мастерской. Ложиться спать он и не думал. Не находя себе места, он бегал по всему пансионату и старался избавиться от ужасного кома в горле. Ответственность за жизнь вверенных ему сослуживцев мельничным жерновом лежала на душе. Собиралась гроза, сгущалась темень, а он никак не мог найти, где включается свет, погашенный Бьёрном. Мерцала лишь электроплитка в кухне, работавшая по неведомым причинам.

Небо затянули тучи, и вокруг пансионата сгустилась кромешная тьма. Была уже полночь, главный инженер отправился на отдых, и зав чувствовал себя отчаянно одиноким. Посидел в какой-то комнате, горько подумалось: что ни случись, независимо от причин несчастья, все свалится на него. Эта мысль не давала покоя — он вскочил и снова начал ходить по всему помещению. Выглянул в одно окно, в другое — повсюду ночь, вышел на балкончик над невидимым садиком и, всматриваясь в темень, обдумывал способы спасения сослуживцев.

Простоял так довольно долго. Замерз — было прохладно и сыро, — собирался уже вернуться в помещение, когда услышал какие-то отдаленные звуки. Казалось, перекликаются голоса. С бьющимся сердцем наклонился, напряженно прислушиваясь, но голоса не приближались, хотя слышались где-то неподалеку. За кустами поблескивало неверное пламя.

Зав покинул балкон и влетел в комнату к главному инженеру. Тот одетый лежал на постели, в темноте светился огонек сигареты.

— Пан Збышек, там какие-то голоса! — воскликнул зав мастерской. — Вдруг это они?

Главный вскочил в мгновение ока. Спотыкаясь в темноте, они выбежали на балкон, наклонились через парапет, стараясь что-нибудь услышать или рассмотреть.

Какие-то люди негромко переговаривались за кустами, огонек то вспыхивал, то угасал. Но никто не продирался через кустарники к пансионату.

— Нет, — вздохнул главный. — Если бы они, вернулись бы сюда. Кто-то в лесу бивуачит.

— В эту пору? И в такую пасмурную ночь? Кто же?

— Может, хиппи? Уже появились и в Польше и вроде любят такой образ жизни.

С интересующей начальство стороны долетел ветерок и принес неопределенный, безусловно неприятный запах. Главный понюхал и скривился.

— Чувствуете?

— Да, похоже, эти гнусные хиппи, — проворчал зав. — Наркотики курят. Ужасный смрад, и как они только выдерживают?

— Сероводородом несет… И гниль какая-то. Грязны, наверно, до невероятия…

— Боже милостивый, какого рожна полезли они в подземелье! — схватился за голову зав мастерской. — Свод может обрушиться! Вдруг их засыпало?

— Я проверил документацию, — сообщил главный инженер. — Подземелья использовали для водопровода. До самого потока… знаете, коридор спускается вниз… до потока все в очень хорошем состоянии. В прошлом году работала бригада водопроводчиков, у них там база была, работали по восемь часов, ели там… Даже какие-то знаки на стенах сделали. Повыше есть контрольный колодец, я надеюсь, выйдут через него.

— Может, и выйдут…

— Идите спать, ждать нет смысла. Ничем не поможем в темноте, а завтра понадобятся все силы. Уж домой-то добрались бы.

Зав теоретически согласился с инженером, но лечь в постель просто не мог. Вздремнул не раздеваясь, беспокойно и мучительно, постоянно просыпался и, наконец, в пять утра не выдержал и встал.

За окном занимался пасмурный день. Зав выбрался из пансионата, посмотрел на шоссе, перешел на другую сторону, в садик, и остановился на лестнице, безнадежно осматриваясь вокруг. Его шаги разбудили главного, который тоже спал в одежде и всю ночь видел всякие ужасы. Он спустился вниз и остановился за спиной зава.

— Не вернулись… — горько вздохнул зав.

— Пять минут шестого. В семь мы должны быть внизу в милиции.

Утренний ветерок снова донес какой-то ужасный запах, и зав снова поморщился.

— С утра курят наркотики! Надо запретить это безобразие. Дышать нечем.

— Может, просто не моются месяцами, — заметил главный и, чтобы хоть немного отвлечь внимание начальника, добавил: — Надо им сказать пару теплых слов. Если хотят курить эту дурь, пусть уберутся куда-нибудь в другое место.

Оба спустились в мокрую траву и продрались через заросли несколько в обход. Подошли к месту, откуда ночью доносились голоса, раздвинули густой кустарник и замерли в полной растерянности.

Под огромным кустом дикой смородины сном праведных почивали убийственно грязные, оборванные и смердящие Барбара, Каролек, Лесь и Януш, сладко и нежно прижавшись друг к другу. В ногах — холмик догоревшего костерка.

Зав и инженер довольно долго созерцали эту идиллию, одновременно испытывая безграничное облегчение и невыразимое удивление.

— Боже мой, почему же они не пришли домой?! — воскликнул главный, рванувшись к ним через кусты. — Спрятаться, что ли, задумали от нас?

Зав мастерской бросился к вновь обретенным сослуживцам, словно волчица к волчатам. От объятий его удержала лишь кошмарная вонь. Упреки сменялись восторженными воплями. Внезапно разбуженные исследователи подземелий смурными глазами смотрели на ошалевшего от счастья начальника, ничего толком не соображая…

— Как же мы могли такое вообразить, — оправдывался Януш; когда все, вымытые и переодетые, уселись за вполне заслуженный завтрак. — Мы же уверены были, что оказались в незнакомой местности, сил уже не было блуждать в темноте.

— А вы тоже хороши — свет не включили! — недовольно буркнула Барбара. — Мы бы увидели!..

— Я считал, глаза привыкнут и мне удастся хоть что-нибудь разглядеть, вас увидеть, — смутился зав. — К тому же не работает ни один выключатель…

Путешественники, отдохнув и придя в себя, выдали, наконец, начальству тайну проведенных исследований. Зав разделил энтузиазм пылких новаторов и согласился включить в проект подземные коридоры, мимоходом обдумывая, каким образом получить согласие высших инстанций. Бьёрн четырежды выслушал сообщение о вояже, дотошно расспрашивая каждого участника. Главный никак не мог отделаться от мысли о химическом составе необыкновенно стойкого запаха…

В Варшаву отправились все вместе: Барбару, Каролека, Леся и Бьёрна запихали в машину зава, а главный вместе с Янушем воспользовался Влодековым мотороллером.

— Уж вы, пожалуйста, пан Збышек, постерегите Януша, — конспиративно прошептал зав. — Боже упаси, ни одного не оставлю без присмотра. Никогда не знаешь, что им еще придет в голову…

Бульдозеры и землечерпалки уже начали работать на пологих склонах, радуя сердце председателя местного совета, когда зав мастерской получил толстый пакет из-за границы. Пребывающий уже на лоне отчизны Бьёрн докладывал об одержанных успехах.

— Ничего не понимаю, — сообщил зав главному, в третий раз читая письмо, составленное наполовину по-польски, наполовину по-английски. — Что он имеет в виду? Вы посмотрите только. Пишет, сделал все, чтобы компенсировать ужасную ошибку… Какую ошибку? Поставил, мол, группу в ужасное положение и вынудил совершить тяжкое преступление… Какое еще преступление, Боже милостивый? Сделал нам рекламу по всей Скандинавии, и все туристические агентства уже планируют Польшу… И в самом деле, сдается, грядет жуткое количество туристов, меня уже спрашивали, не знаю ли чего на этот счет, потому что целью экскурсий называют наши объекты. Да ведь объектов-то этих еще нет! Замок заказывают на разные торжества… Какие-то дни рождения, свадьбы… Пожалуй, на пять лет хватит! Польское турагентство пока что направляет иностранцев в другие места. Для нас это успех, уже теперь ощущается повышенный приток валюты, и вообще эта реклама неоценима, но с чего вдруг на него нашло? Почему?

Главный инженер слегка смутился.

— Ну… знаете… Насколько я помню, он вроде потерял, случайно конечно, часть документации по обследованию местности… Пришлось делать заново. Он очень переживал и, кажется, обещал постараться искупить свою вину. Сообразил, как мы заинтересованы в рекламе туризма.

— Хорошо, а какое преступление?!

— Ну, ясное дело, перепутал слова. Хотел как-то про свою вину…

Зав мастерской с некоторой недоверчивостью принял объяснения главного инженера и начал просматривать присланные вместе с письмом проспекты, а главный срочно созвал совещание весьма заинтересованного темой коллектива. На совещании было решено посвятить начальника в минувшие события, не останавливаясь, разумеется, излишне подробно на иных деталях.

Взаимодоверие и доброжелательность снова воцарились в мастерской. Проспекты прямо-таки излучали хвалу и восхищение. Душа зава пребывала в упоении, и будущее представлялось ему озаренным северным сиянием.

Одного только он так никогда и не понял. Почему именно скандинавские туристические агентства наперебой рекламировали уникальные бои быков в Польше? Насколько ему удалось сориентироваться, ведь для корриды используется особая порода горных быков…