Летучий голландец

16. В башне страха

Они добрались до Тауэр Сирс, и тут Майя почувствовала такую ужасную боль в груди, что, казалось, внутри у нее все разрывается.

Она стала падать, но Голландец успел ее подхватить, его действия не позволили ей разбить голову о бетон, но не могли облегчить мучительную боль. Казалось, что самая ее суть охвачена огнем и одновременно, что кто-то хочет ее зарезать. Боль стала такой нестерпимой, что Майя молила о смерти. Она откуда-то знала, что, если сейчас это случится, она попадет в иное место, где начнет все сначала. Боль уйдет. У нее будет новая жизнь, она возродится.

Наконец кошмарные ощущения исчезли. Майя вздохнула и, подняв глаза, увидела на лице Голландца страшную тревогу.

— Все, все прошло. — Измотанная женщина вздохнула еще раз, глубже. Теперь наступила реакция. Все тело горело, кроме правой руки, где ощущалось легкое онемение. Она приподняла голову и почувствовала головокружение, но с этим Майя справилась.

Однако когда она попыталась встать на ноги, они ее не держали. Голландец тотчас отнес ее туда" где она смогла сесть.

Майя снова хотела подняться, но он заставил ее остаться пока на месте.

— Тебе самой будет хуже, если ты не отдохнешь. И Гилбрину ты тоже не поможешь.

Майя признала, что он прав. По правде говоря, она сомневалась, что сделает больше двух-трех шагов прежде, чем снова упадет. Ужасно ощущать себя такой слабой. Она смутилась, хоть для этого и не было причин.

«Что со мной?» Она никогда не чувствовала ничего подобного, но все же это ей что-то напоминает. Но что? Чувство смещения, как будто покидаешь себя и летишь в другую жизнь, другой…

— Другой мир, — прошептала Майя, — как будто снова родился в другом мире. — Она быстро обернулась к спутнику, волосы цвета ночи разлетелись волной. От этого движения на секунду вернулась боль, но Майя не дала ей себя поглотить. Ей важно было рассказать Голландцу, что произошло.

— Это едва не случилось! Я это почти совершила!

— Что «это»? — Он внимательно следил за своей интонацией, но беспокойство все равно явственно проглядывало.

Майя схватила его за плащ.

— Я почти… — даже сейчас она с трудом в это верила, — я почти перенеслась.

Глаза, мерцающие звездным светом, смотрели на нее изучающе, как будто борясь с недоверием. Потом Голландец отвернулся и поднял взгляд к небу. Майя подумала, что он ищет «Отчаяние». Наконец он ответил:

— Но еще слишком рано.

Тут она с ним согласилась.

— Но все же это случилось Я не сразу узнала эти ощущения, но все было так же. Единственная разница в том, что вместо нескольких секунд, когда и осознать ничего не успеешь, все тянулось и тянулось — как будто в замедленной съемке. Я думала, что от боли сойду с ума.

Голландец обнял ее.

— Я понимаю, что ты перенесла. Мальстрем, он бывает как раз такой, только боль длится дольше, и вместо чувства, как будто тебя разрывают на части, тебя действительно разрывают.

Майя подумала о своих недавних чувствах и попробовала умножить эффект, чтобы понять, что он вытерпел в прошлом. Одна только мысль заставила ее содрогнуться. Голландец сильнее прижал ее к себе.

— Этот мир совсем другой, — наконец объявил он, снова посмотрев на небо, — чем-то он страшно отличается.

— Наверное, из-за Сына Мрака. Только из-за него.

— Возможно. Но если это из-за Сына Мрака, то почему?

Он охотился за вашей компанией и на других вариантах. В чем же сейчас разница?

— У него Гил и Фило. — Майя выпрямилась. Она почти пришла в себя, хотя память о той муке все еще оставалась где-то внутри и сохранится надолго.

— Фило… — Голландец взвешивал последствия захвата своего первого помощника, очевидно, решив, что причина изменений не может быть в Гилбрине. Майя должна была согласиться. Конечно, Гилбрин — личность уникальная, но все же он только один из них. Ничего особенного в нем нет.

Вот Фило, с другой стороны…

Голландец поднялся:

— Надо найти убежище этого Сына Мрака. — Он повернулся к Майе. — Как ты себя чувствуешь?

Майя уловила нетерпение в его голосе. Он понимал ситуацию не намного лучше, чем она, но оба они знали, что каждая уходящая минута приближает их к хаосу. Она надеялась, что ответ кроется в цитадели Властелина Теней Единственное место, где они могли искать. И единственно возможное действие, если они собирались спасать своих товарищей, особенно Фило. Гилбрин значит для Майи очень много, но она понимала, что значительно важнее избавить Фило от гостеприимства Сына Мрака. Не хотелось бы ей снова оказаться перед таким выбором.

— Надо пойти наверх этой громадной башни, — предложил Голландец. — Даже если его пристанище не здесь, а я считаю это очень вероятным, то сверху нам будет легче, его обнаружить.

— Согласна. — Майя медленно шевельнулась, все ее тело еще хранило память о боли. Голландец помог ей встать, но дальше она заявила, что пойдет сама.

Сначала Майя сделала несколько неуверенных шагов, но потом, когда поняла, что в теле остались лишь отголоски, а сама боль состояния перед прыжком исчезла, она пошла твердым шагом. Еще несколько шагов, и даже отголоски стали таять. Она улыбнулась своему спутнику улыбкой победителя и двинулась к ближайшему входу в Сирс Тауэр.

Внизу был охранник, но, загипнотизированный, он не обратил внимания на вошедших, которые открыли запертую дверь, не включив при этом сигнализацию. Майя заметила, что Голландец знает, куда идти, он даже кнопку обзорной площадки нажал не глядя.

— Я тут уже был, — сообщил он. — Это как раз на линии фокусировки.

Она понятия не имела, о чем он говорит, а раз он не объяснил, то и не стоит спрашивать. Путешествие вверх было относительно коротким, особенно если учесть, на сколько этажей они поднялись, но, когда двери лифта открылись, Майя была вся в напряжении. Площадка освещена тускло, но им и не нужен дополнительный свет, чтобы видеть.

Голландец пошел к окну, откуда открывался вид на северо-запад.

— Посмотри сюда. Майя.

Майя с любопытством к нему присоединилась и выглянула в ночь.

— Я ничего не вижу.

Он протянул ей руку, Майя взялась за нее, чувствуя, как сильно забилось сердце.

— Посмотри еще. С моей помощью ты сможешь теперь увидеть.

И она увидела, на сей раз перед ней открылось прежде невиданное зрелище. Верхние этажи другого небоскреба на некотором расстоянии от них окружало ослепительное сияние. Даже там, где они стояли, освещение было таким ярким, что она замолчала, пока глаза привыкали к свету.

— Сын Мрака, — пробормотала она. — Так вот они где.

Как же никто не замечал такого режущего света? Как же она сразу не заметила?

— Ты знаешь, что это за дом?

Она присмотрелась:

— Должно быть, это Хэннок. Я туда ходила, когда была маленькой, в этой жизни.

— Значит, надо туда идти. — Он замолчал. — Как странно!

— Что странно?

— Этот свет, о чем-то он напоминает, но не могу вспомнить, о чем. — Голландец тряхнул головой. — Надо идти.

Майя снова всмотрелась в это невероятное сияние, пытаясь сопоставить его с чем-либо из своего опыта, но только-только у нее забрезжила мысль, на что похоже это освещение, как Голландец отвернулся от окна и убрал руку. Свечение пропало, а вместе с ним и воспоминание. Ей хотелось остаться и посмотреть еще, но он уже был на полдороге к лифту.

— Мы же не можем просто туда ворваться, — сказала она.

— А у тебя есть другие предложения?

У нее не было. Лучшее, что она могла придумать, это сказать:

— Давай подберемся поближе, квартала за два, и посмотрим, что там за обстановка.

На губах у него мелькнула улыбка. Поразительное зрелище, если учесть источник.

— Я вовсе не имел в виду, что мы вломимся в его берлогу, размахивая мечами и стреляя из пушек, Майя де Фортунато, я не стал бы рисковать твоим другом. И конечно, не стал бы рисковать тобой.

Вниз они спускались в молчании. К охраннику присоединился его товарищ, но и он не заметил посторонних. Когда они прошли мимо двух смертных, Голландец оглянулся. В глазах его росла печаль.

— Они не сделали ничего значительного, ничего, что останется в истории, — ровным голосом сказал он, когда они покидали здание. — Они — лишь мгновения вечности, но они имеют право прожить свою жизнь, как и каждый, что погиб из-за меня в других мирах.

— Вы никогда не желали зла, я знаю. Я это чувствую. — Но он на нее и не посмотрел.

— От этого не легче.

***

Они возникли в двух кварталах от здания Джон Хэннок-Центра. Майя не чувствовала никакой опасности, и Голландец подтвердил это кивком головы. Если охрана Сына Мрака действовала на таком расстоянии от святая святых, то это была очень квалифицированная охрана.

Здание Хэннок-Центра выглядело значительно более живописно, чем Сирс Тауэр, имело более элегантный силуэт.

На фасаде даже в темноте были видны гигантские диагональные фермы, которые, скрещиваясь, создавали массивную Х-образную колонну, поднимающуюся до самой крыши небоскреба. Темный каркас здания создавал впечатление самого подходящего места для пребывания Властелина Теней.

Его многочисленные окна напоминали Майе о легионе пристальных глаз, рыскающих в ее поисках.

Она постаралась стряхнуть с себя это чувство. Здание тут ни при чем, у нее разыгралось воображение потому, что она знала: внутри их поджидает Сын Мрака и, кто знает, что он творит с Гилом и Фило.

— Здесь слишком открытое место. Пойдем сюда. — Она немного помнила этот район Чикаго. К Хэннок-Центру вела Мичиган-авеню, сейчас она была довольно пустынна. Однако Майя знала почти наверняка, что через пару кварталов будет Раш-стрит. Если они по ней пойдут, то окажутся северо-западнее, а оттуда можно будет опять повернуть на восток. Тогда они подойдут к Хэннок-Центру с менее заметного направления.

По дороге они все время искали признаки проявления энергии Черного Принца, но казалось, его присутствием отмечен только сам небоскреб. Они не заметили никакой внешней защиты, но это их вовсе не успокоило.

Несколько раз Майя просила Голландца помочь ей снова увидеть свечение, просто чтобы убедиться, что Сын Мрака действительно в Хэннок-Центре. И каждый раз свечение было на месте, такое же холодное и смертоносное, как и прежде.

За полтора квартала от Хэннока Голландец остановился так внезапно, что Майя по инерции прошла еще пару шагов.

— В чем дело?

— Что-то, да нет, ничего… Не пойму… — Он оглядел улицу: витрины, большей частью темные, голуби на карнизах. Мимо проехала машина. Легкий ветерок шевелит пустые обертки на тротуаре. Обычная сцена ночного покоя.

Тишину разорвал странный звук, как будто в канаву покатилась пустая бутылка. Голуби проснулись и, хлопая крыльями, полетели с карнизов, сколько-то из них попали прямо в лицо путникам. Майя, ругаясь, пыталась от них отбиться.

Голуби все летели и летели. Они в панике метались, но не могли удалиться от Майи и Голландца. Те уже ничего не видели, кроме крыльев, клювов и лап. Майя никогда не считала голубей очень агрессивной птицей, но вот она уже получила несколько царапин.

Раскаты юного смеха эхом пронеслись по улице. Голландец поднял руку. Птицы тут же изменили направление и разлетелись в разные стороны.

— Что с тобой, милая дочурка? А я-то думал, ты ищешь птичку?

Майя резко обернулась. Август де Фортунато! Внешне он все еще напоминал подростка, но только фигурой. Черты лица, хорошо различимые в свете уличных фонарей, были хорошо ей знакомы, даже слишком хорошо.

— Август.

— Зови меня «папочка», дорогая. Я просто настаиваю. — Предатель надменно приближался к ней, каждое его движение выглядело выверенным и точно рассчитанным Август де Фортунато с очевидностью был готов среагировать на любой подозрительный жест своей дочери или ее спутника.

— Неужели Сын Мрака спустил тебя с поводка?

— Никто меня не спускал. Я сам себе хозяин, и тебе, разумеется, тоже.

Она вспомнила, как он пытался превратить ее В некое подобие себя самого, хотел, чтобы она во всем ему подражала. Во всем, кроме одного. Руководить должен был он, ее удел — подчиняться. С ее помощью Август собирался еще дальше растягивать свою паутину предательства и обмана.

Майя должна была послужить лишь инструментом, прекрасным, но смертоносным инструментом.

Он почти добился успеха.

В гневе Майя инстинктивно двинулась на него, но внезапно рука Голландца практически отмела ее в сторону.

— Нет, Майя. Так он тебя схватит.

С лица де Фортунато исчезло мрачное веселье.

— А, опять ты. Да как смеешь ты разлучать любящего отца с его единственным чадом? Ну ладно, с этим потом. — Он протянул к Майе руку. — Я заберу свою дочь.

В ужасе Майя почувствовала, что ноги сами понесли ее К отцу, и, как она ни сопротивлялась, она не могла ни свернуть с пути, ни остановиться. Прежде у Августа никогда не было столько мощи, чтобы заставить ее тело действовать против воли.

Сильная рука схватила ее за плечо. Ноги все еще пытались идти вперед, но Голландец был сильнее. Он потащил ее назад.

— Я пытался избежать насилия, — глумливо произнес Август де Фортунато, и в этот момент рядом с беглецами взрывом распахнуло окно.

Голландец и Майя согнулись под смертоносным дождем.

Напрягая все свои энергетические возможности, Майя стремилась изменить траекторию осколков, но несколько штук в нее все же попало. В основном они не принесли вреда, но один задел висок, расцарапав ей кожу. Она чувствовала, как ручейком стекает кровь, но радовалась, что не вышло хуже.

Они еще не опомнились от взрыва, как вновь появились голуби, теперь их стало еще больше, и вели они себя агрессивнее. Они клевались и пытались вцепиться когтями. В воздухе летало столько перьев, что трудно было дышать.

Несколько птиц сосредоточили свои усилия на руке Майи, там, где ее держал Голландец. Майя вскрикнула от боли, когда клюв глубоко проник ей под кожу. Но, несмотря на атаку, мореход ее не отпустил.

Выпрямляясь, Голландец взмахнул рукой. И снова птицы рассеялись. Майя закашлялась и поднялась, опираясь на руку Голландца.

Ее отца нигде не было.

Голландец отвел ее на середину улицы, подальше от взрывающихся оконных стекол.

— Будь начеку. Здесь все еще что-то не так. Что-то большее, чем просто твой отец, Майя.

— Так просто оказалось предсказать твои действия, дорогая доченька, — голос его шел отовсюду, — так просто. От тебя я ожидал большего, но еще есть время поправить огрехи и вернуть тебя к твоему предназначению.

— Я не предназначена ни к чему, исходящему от тебя, Август! — Умнее было бы сохранять спокойствие и промолчать, но каждый раз, разговаривая с отцом, она приходила в бешенство.

Он захохотал, где бы он там ни находился. Она знала, что сам смех нужен, чтобы подорвать ее уверенность, но, даже понимая это, не могла не поддаться.

Голландец обнял ее одной рукой.

— Ты сильная. Ты не просто его манипулятор! В тебе есть больше, чем когда-либо будет в нем… Я знаю. Она была такой же, но ты даже сильнее.

Мария. Он говорил о той женщине, на которую так похожа Майя. Его слова почему-то вернули ей решимость, которую она едва не потеряла, сражаясь с отцом.

— Я не боюсь тебя, Август, — закричала она.

— Но ты должна!

Вдруг позади них в воздух взлетела крышка люка. Майя и Голландец обернулись к новой угрозе. Но на мгновение медленнее, чем надо Из люка вырвался самый громадный и самый страшный Рошаль, которого Майя когда-либо видела.

Увидеть — это все, что она успела, ибо, двигаясь с невероятной скоростью, он тут же на нее кинулся Перед ней мелькнула длинная клыкастая морда, руки как бревна, такие громадные, что могли бы охватить автомобиль, и, конечно, полосатые нечеловеческие глаза.

Среагировать на такую скорость было невозможно. Рошаль поймал ее в свои геркулесовы объятия и потащил к люку. Майя задыхалась. Она слышала, как Голландец выкрикнул ее имя, как снова раздался хохот отца, а потом прогремел взрыв. Наверняка это был взрыв, так как земля содрогнулась, Рошаль как раз запихнул ее в люк и запечатал его прямо куском своей плоти.

В туннеле стоял дух застоявшейся воды и канализации.

Света не было. Она видела лишь глаза своего врага. Майя попробовала вырваться, но Рошаль стукнул ее по виску. Она ощутила неестественную сонливость.

— Меня усыпи…

Черты лица Рошаля расплылись и потемнели, но она знала, что расплываются они только в ее собственном ускользающем сознании.

— Спи, малышка, засыпай, мой хозяин, побеждай.

Это было последнее, что услышала Майя.

Он должен был обнаружить Рошаля, но, видимо, де Фортунато поставил защиту и скрыл его. Сбитый с толку, Голландец слишком поздно кинулся на помощь и позволил этой твари утащить Майю в туннель. Он бросился в погоню, но тут раздался взрыв и Голландец, кувыркаясь, полетел в канаву. Когда он очнулся и поднял голову, то увидел, что в двух шагах от него стоит этот предатель, отец Майи. Мерзкий юнец снова улыбался.

— Поговорим? Никто нас не побеспокоит, я укрыл это место от взглядов посторонних. А что касается Майи, то Рошаль — кстати, я долго его приручал и теперь полностью контролирую — уже доставил ее в безопасное место. И сейчас ее доброе здравие целиком и полностью зависит от тебя.

Никогда еще Голландец не встречал такого гнусного человека. Волна отвращения поднялась в его душе. Неужели этот Август де Фортунато может так обращаться с собственной дочерью? Он решительно выпрямился, намереваясь показать юному мерзавцу, что значит обижать невинных.

Однако де Фортунато ничуть не обеспокоился. Он, улыбаясь, смотрел, как Голландец встает. У моряка кровь закипела в жилах. Он хотел дать негодяю пощечину, чтобы ухмылка слетела с его лица.

— До того как наделать глупостей, я бы на твоем месте поразмыслил, что будет с моей милой, дорогой дочуркой, если ты хоть чем-то мне навредишь. Рошаль ей навредит сильнее, это я тебе обещаю.

Голландец замер. Он поверил каждому слову. Август де Фортунато не производил впечатления человека, склонного к пустым угрозам. И это делало его еще ужаснее.

— Что ты предлагаешь?

— Я ничего не предлагаю, — сказал ренегат, все еще улыбаясь, — я требую. Пока ты со мной сотрудничаешь, с Майей ничего не случится. Видишь, сделка честная. У тебя есть кое-что необходимое для меня, а у меня есть то, что хочешь ты.

— Я, я хочу разорвать тебя на куски! — Самое страшное, что это так и было. Голландец и правда хотел его уничтожить. Сила этого чувства потрясла его самого.

— Ну разумеется, хочешь. — Август де Фортунато, со своей стороны, воспринимал угрозы противника как должное.

Сколько раз он слышал это от других! Сколько в человеке злобы!

— Но придется тебе потерпеть, дорогой вестник, или ты предпочитаешь, чтобы тебя называли Голландцем? — Человек в мантии молчал, де Фортунато пожал плечами. — Другие называют тебя Голландцем, пусть так и будет.

Упоминание о других напомнило Голландцу о том, зачем они с Майей рискнули сюда прийти в первую очередь. Фило и шутник все еще пленники, а теперь он потерял и Майю.

«Что бы я ни предпринимал, все проваливается. Я несу только смерть и разрушение, но никогда — жизнь и успех».

— У меня есть простое предложение, Голландец, жизнь Майи — на твой корабль.

Окунувшись в свои размышления, Голландец не сразу понял, чего хочет от него де Фортунато.

— Тебе нужно, что?

— Твой корабль, морячок. Я хочу управлять твоим кораблем. Отведи меня на корабль, покажи, как он действует, и когда я пойму, что ты рассказал все, что нужно, я отведу тебя к Майе.

Голландец не смог удержаться и захохотал.

Господи! Отцу Майи нужно не что иное, как… «Отчаяние».

— Черт возьми! Что тут смешного? Моей дочери тоже будет не до смеха, если я натравлю на нее Рошаля. — Больше всего ему хотелось разорвать ее в клочья. В этом смысл их жизни. Ничтожные твари, но этот хоть раз оказался полезным. — А теперь объясни, что здесь такого забавного, что ты даже рискнул жизнью прекрасной Майи?

Голландец моментально пришел в себя. Он не мигая смотрел на де Фортунато, но даже его глаза, излучающие звездный свет, не могли смутить ренегата.

— Я не могу отдать тебе то, чего не имею сам. Ты просишь о невозможном, Август де Фортунато.

Предатель-эмигрант начал теперь злиться.

— Что ты имеешь в виду? Это твой корабль, моряк! Ты — его капитан. Не вздумай со мной шутить! У этого Рошаля не очень-то много терпения. Он вполне может начать свою игру, если я не прикажу ему подождать.

— Я не могу отдать «Отчаяние», он не мой, он принадлежит сам себе, де Фортунато. Он делает что хочет. И со мной тоже.

— Птенчик объяснил все не совсем так, но я и ему не верю. — Но все же ренегат замолчал и задумался.

Голландец тоже размышлял. Август де Фортунато мог поступать с ним как хочет, и он ничего не мог ему противопоставить. Если де Фортунато решит, что ни от своей дочери, ни от ее спутника он не сможет больше ничего выгадать, что этот негодяй будет делать?

— Я даю тебе один шанс. Голландец. Только один шанс, а потом моя дочь вступит, в игру с Рошалем. Ты отведешь меня на корабль, покажешь, как он действует, а если не сможешь… — он снова пожал плечами, — она умрет.

У него не было выбора.

— Хорошо. Я отведу тебя, Август де Фортунато.

Де Фортунато посмотрел вверх, нашел глазами цитадель своего союзника.

— Времени мало. Голландец, не тяни.

Именно этим он и занимался, но что же делать? Сумасшедший родитель Майи слишком опасный и могущественный человек, чтобы с ним шутить, пока она в его руках. Голландец обладал большой силой, вероятно, достаточной, чтобы не погибнуть от руки де Фортунато, так он предполагал… но любое промедление может обернуться смертью для Майи.

И он сомневался, что она возродится в следующем варианте.

Де Фортунато угрожал смертью вечной.

— Корабль можно найти там. — Голландец показал на запад. Ему надо выиграть время. Он что-нибудь придумает, чтобы освободить Майю.

Отступив в сторону, Август де Фортунато показал, что Голландец должен показывать дорогу:

— Ты пойдешь впереди, разумеется.

— Как хочешь.

Он прошел мимо ренегата и, оказавшись вблизи, увидел, что тот определенно выглядит выше и старше, чем когда они встретились в первый раз. Теперь де Фортунато был почти взрослым. Но возраст не принес улучшения. Что касается жестокости, то теперь она отражалась на лице более явно и определенно.

— Надеюсь, путь недалекий, дорогой вестник, я легко устаю и могу случайно забыть напомнить этой чернильнице, чтобы она не трогала мою малышку. Это будет настоящей трагедией!

Голландец больше не мог сдерживаться. Он повернулся к своему незваному товарищу и выкрикнул:

— Это будет и твоей смертью, Август де Фортунато.

Юнец нахмурился.

— Двигай…

Тут он посмотрел за спину моряка, и глаза его расширились. Дорогу им преградил Рошаль, появившийся будто из-под земли. Судя по реакции де Фортунато, это был не тот, которым он управлял. Эта тварь, видимо, все еще подчинялась Сыну Мрака.

— Все в порядке! — закричал ренегат. — Я контролирую ситуацию. Ты здесь не нужен. Можешь возвратиться.

Но тварь не обратила внимания на его слова, более того, прямо из трещины асфальта возникла вторая. Эта парочка уставилась на людей, будто выбирая, кого съесть первым.

Внезапно де Фортунато дрогнул, самообладание ему изменило, он захлопнул рот, затем с усилием взял себя в руки и тихо сказал Голландцу:

— Двигайся, помни о Майе, если нужно, убей их.

Голландец ощущал, что пока они приближаются к Рошалям, ренегат взвешивает силы. Моряк понимал, что ему, несмотря на всю неприязнь, придется сразиться бок о бок с отцом Майи. Сейчас он не мог ничего сделать для Фило или Гилбрина, но пока он сотрудничал с Августом де Фортунато, оставалась надежда освободить Майю.

Еще один Рошаль спустился со стены здания. В отличие от других этот сразу активно вмешался в дело.

— Человечек, человечек, тут хозяина приют, тут хозяина приют.

— Заткнись, идиот, я и так это знаю… У этого типа есть информация, важная для твоего хозяина, и я намерен извлечь ее до того, как доставлю пленника. А теперь отойди! У нас мало времени.

— Хозяин должен знать, хозяин должен знать.

Казалось, де Фортунато сейчас взорвется. Он взглянул на своего спутника.

— Тебе вроде бы нравится охотиться на этих штук. Двоих впереди я оставляю тебе, а сам займусь болтуном.

Такое решение казалось Голландцу сомнительным. В ситуации было скрыто нечто большее, чем просто три видимых сейчас Рошаля.

— Тебе следует подумать получше, Август де Фортунато. Ты…

— Мне не нужны твои советы, моряк, только твой корабль.

Лучше вспомни о затруднительном положении моей дочери. — Он весь напрягся, приготовившись к нападению. — Двое — твои, ты должен с ними справиться, иначе…

Голландец медленно кивнул, донимая, что выбора нет.

— Убирайся! — выкрикнул де Фортунато. — Я приведу пленника, когда…

— Все в порядке, друг Август, — произнес голос, доносящийся со всех сторон, — скоро мы займемся кораблем. Тебе нет нужды думать об этом сейчас.

Ренегат тихо выругался:

— Молчи, вестник, или она умрет. Продолжаем игру.

Улицу залил сияющий свет. Голландец знал, сколько энергии направлено, чтобы скрыть их присутствие от глаз местных жителей, и все же его поразило, что никто из прохожих не заметил прибытия того, кто должен быть Сыном Мрака.

В ореоле слепящего света появилась темная фигура.

Танцующие тени, что скрывали ее нижнюю часть, как будто жили собственной жизнью. Единственное, что различил Голландец на лице вновь прибывшего — это один огромный бледный глаз. «Должно быть, это хозяин Рошалей, проклятие Странников».

Но только… Голландец ощутил внутреннюю дрожь, только он был чем-то еще. В Сыне Мрака чувствовалось еще какое-то присутствие, настолько могучее, что оно просто кричало о себе. Скиталец уже с ним встречался, когда-то давно, очень давно. В сердце его шевельнулся ужас, кровь застыла в жилах. Он хотел отступить.

— Мы выражаем тебе благодарность, друг Август, — продолжал Властелин Теней, не ведая о чувствах, бушующих в его жертве. — Очень неплохо, что ты взял инициативу в свои руки и разыскал гостя, которого нам так не хватало. Будь уверен, ты будешь достойно вознагражден.

— У меня просто было подозрение, — ответил де Фортунато, тотчас хватаясь за предложенную соломинку, — но я хотел представить вам полностью весь пакет данных.

— Мне хватит и этой добычи, благодаря моряку и заводной птичке я получу все, к чему стремлюсь.

Они продолжали беседовать, как будто все было в порядке, но Голландец знал, что это не так. Неужели де Фортунато не чувствует, что окружает Сына Мрака? Ведь из них всех он самый восприимчивый. Только теперь, только совсем рядом с тем, кто его захватил, Голландец ощутил ту ужасную чуждую силу, которая была самой сутью Властелина Теней.

Это была та же самая сила, которую он когда-то впустил в свой собственный мир, та сила, что уже разрушила тысячу вариантов, и вскоре разрушит и этот мир тоже.