Лев Комарры

7. ТРЕТЬЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ

Медленно безумный отключился. Хилое тело повалилось на кушетку, и лицо вновь превратилось в безжизненную маску.

— Они все безумны? — спросил Пейтон.

— Он не безумен.

— Что ты имеешь в виду? Он, безусловно, сумасшедший.

— Он много лет пребывает в трансе. Представь, что ты уехал в далёкую страну и совершенно изменил образ жизни, забыв обо всём, что знал в прежней жизни. В конце концов ты будешь знать о ней не больше, чем в раннем детстве. Если бы каким-то образом ты вернулся в прошлое, то тоже так себя вёл бы. Не забывай, жизнь во сне для него реальна, он живёт так много лет.

Всё это похоже на правду. Но откуда у Инженера такая проницательность? Пейтон обернулся к нему в изумлении, но, как обычно, получил ответ без вопроса.

— Тордарсен говорил мне об этом в один из тех дней, когда мы ещё строили Комарру. Уже тогда некоторые спящие находились в трансе по двадцать лет.

— В один из дней? Когда это было?

— Более пятисот лет назад.

Эти слова вызвали в воображении Пейтона странную картину. Он представил одинокого гения, одного среди роботов, возможно, вообще без друзей. Все они ушли в свои сны.

Но Тордарсен был связан с миром жаждой творчества, пока не закончил работу. Два Инженера, возможно — вершина электроники, были его величайшим достижением, шедевром.

Жалость и отвращение овладели Пейтоном. Лучше, чем когда-либо он осознал, что работа озлобившегося гения, посвятившего делу всю жизнь, не должна пропасть. Её нужно вернуть миру.

— Все спящие похожи на этого? — спросил Пейтон.

— Все, кроме новичков. Те ещё в состоянии помнить свою прежнюю жизнь.

— Покажи мне кого-нибудь.

Следующая комната не отличалась от предыдущей, но человеку, лежащему здесь, было не больше сорока.

— Как долго он здесь?

— Всего несколько недель. Это первый посетитель за много лет перед твоим приходом.

— Разбуди его, пожалуйста.

Спящий медленно открыл глаза. Они были не безумными, а жалостными и удивлёнными. Человек отряхнулся от воспоминаний и сел. Первый его вопрос был вполне разумным:

— Зачем ты позвал меня назад? Кто ты?

— Я только что избавился от мыслепроектора. Я хочу разбудить всех, кого ещё можно спасти.

Проснувшийся горько рассмеялся:

— Спасти! От чего? Сорок лет я бежал от мира, а ты хочешь утащить меня обратно? Уходи, оставь меня в покое!

Но Пейтон был не намерен так просто отступать.

— Ты полагаешь, этот придуманный мир лучше реального?

Мужчина опять невесело рассмеялся:

— Реальность для меня — Комарра. Мир ничего мне не дал — так зачем мне туда возвращаться? Я нашёл здесь покой, и это всё, что мне нужно.

Пейтон резко повернулся и вышел. За спиной у него послышался облегчённый вздох спящего. Он знал, когда проиграл. И теперь понял, почему хотел оживить остальных.

Не потому, что это было нужно для дела, — это было нужно ему самому. Он хотел убедить себя, что Комарра — зло. И теперь понял, что это не так. Везде, даже в Утопии, найдутся люди, которым мир не приносит ничего, кроме горя и разочарований.

Со временем их будет меньше и меньше. В тёмные времена, тысячу лет назад большинство людей были несчастны. Как бы ни был прекрасен мир будущего — в нём останется горе. Так за что осуждать Комарру, дающую надежду на покой?

Он больше не станет экспериментировать. Твёрдая убеждённость и самонадеянность Пейтона пошатнулись. Заснувшие в Комарре не нуждаются в его благодеяниях.

Он снова повернулся к Инженеру. Желание покинуть город росло с каждой минутой, но оставалась ещё самая важная работа. Как обычно, робот предвосхитил вопрос:

— Следуй за мной, пожалуйста. У меня есть всё, что ты хочешь.

Они не вернулись, как и предполагал Пейтон, на уровень с лабиринтами контрольных машин. Они поднялись в маленькую круглую комнату на самом верху. Здесь не было окон, если не считать таковыми странные панели в стенах. Возможно, от особых манипуляций они становились прозрачными.

Это была студия. Осознав, кто работал здесь много веков назад, Пейтон воззрился на неё с благоговением. Стенные полки были уставлены древними книгами, к которым пять веков никто не прикасался. Казалось, Тордарсен покинул студию пару часов назад. К чертёжной доске у стены был прикреплён незаконченный набросок.

— Похоже, что-то ему помешало, — заметил Пейтон, больше сам для себя.

— Так и было.

— Что ты хочешь сказать? Разве он не присоединился к остальным, когда создал тебя?

Трудно поверить, но ответ был таким же бесстрастным, как всё, что говорил робот:

— Создав нас, он всё ещё не был удовлетворён. Он не был похож на других и часто повторял, что нашёл своё счастье в строительстве Комарры. Снова и снова он говорил, что присоединится к остальным, но всегда находилось что-то, что нужно было доделать. Так продолжалось до того дня, когда мы нашли его лежащим в этой комнате. Он остановился. Я вижу в твоём мозгу слово «смерть», но не знаю, что оно означает.

Пейтон молчал. Ему казалось, что кончина великого учёного не была печальной. Озлобление, омрачавшее жизнь, покинуло его. Он познал радость созидания. Он был величайшим из всех художников, пришедших в Комарру. И теперь его труд не пропадёт.

Робот приблизился к стальному столу и, сунув щупальца в ящик, достал толстый том с металлическими застёжками. Молча он протянул книгу Пейтону, и тот дрожащими руками открыл её. В книге было не менее тысячи страниц из очень тонкого и прочного материала.

На титульном листе твёрдой и уверенной рукой было выведено:

«Рольф Тордарсен Заметки по субэлектронике Начато: 2-й день 13-го месяца 2598 года».

Ниже находилась ещё запись, которую было трудно разобрать, — похоже, она появилась в бешеной спешке. Понимание обрушилось на Пейтона стремительно, как экваториальный рассвет.

«Тому, кто это прочтёт.

Я, Рольф Тордарсен, не найдя понимания у своего времени, посылаю это в будущее. Если Комарра ещё существует, вы видели творение рук моих и избежали ловушки, предназначенной для неразвитых умов. Значит, вы способны отнести эти знания в мир. Передайте их учёным и расскажите, как использовать. Я сломал барьер между Человеком и Машиной. Отныне они должны делить будущее поровну».

Пейтон несколько раз перечитал послание, и сердце его наполнилось тёплым чувством к давно умершему предку. Это был блестящий план. Только так, и никак иначе, можно было обезопасить послание, отправленное векам, и быть уверенным, что оно попадёт в надёжные руки. Интересно, имелся ли этот план у Тордарсена, когда он присоединился к Декадентам, или он возник позже? Этого уже не узнать никогда.

Он снова взглянул на Инженера и представил мир, где все роботы будут обладать самосознанием. Похоже, он заглядывал ещё дальше в туманное будущее.

Робот не знает условностей человека, его жалких слабостей. Он никогда не изменит логике, не поддастся себялюбию и амбициям. Он будет дополнять человека.

Пейтон вспомнил слова Тордарсена: «Отныне они должны делить будущее поровну».

Пейтон прервал свои грёзы. Всё это случится — если случится — через сотни лет. Он подошёл к Инженеру.

— Я готов уйти. Но я вернусь.

Робот обернулся.

— Стой и не двигайся! — приказал он.

Пейтон с удивлением посмотрел на Инженера. И тут он разглядел выпуклость в потолке, точно такую, как та, которую он обнаружил, когда только вошёл в город.

— Эй! — закричал он. — Я не хочу…

Но было уже поздно. За ним находился тёмный экран, чернее чёрной ночи. Перед ним была лесная опушка. Был вечер, и солнце почти касалось деревьев.

Неожиданно позади раздалось хныканье. Очень испуганный лев недоверчиво вглядывался в лес. Лео не понравилась транспортировка.

— Ничего, всё позади, старина, — примиряюще сказал Ричард. — Нельзя их осуждать за желание избавиться от нас как можно скорее. Между нами говоря, мы доставили им массу хлопот. Пошли, мне не хочется ночевать в лесу.

На другом конце мира группа учёных даже не подозревала о размерах их триумфа. В Центральной башне Ричард Пейтон II обнаружил, что его сын не гостил последние два дня у кузин в Южной Америке и готовил к возвращению блудного сына подобающую речь.

Далеко от Земли Мировой совет строил планы, чтобы задержать приход Третьего Возрождения.

А виновник всех тревог ничего об этом не знал и жил в тот момент без забот.

Пейтон медленно спустился по мраморным ступеням от таинственного входа, чей секрет он пока не разгадал. Лев следовал чуть позади, оглядываясь и негромко порыкивая.

Они пошли вместе по металлической дороге мимо низкорослых деревьев. Пейтон был рад, что солнце ещё не село. Ночью дорога мерцала, словно радиоактивная, и на фоне звёзд кривые деревья выглядели не очень привлекательно.

На повороте он задержался и оглянулся на изогнутые металлические стены с чёрными отверстиями. Ощущение победы исчезло. Он знал, что, пока живёт, не забудет того пресыщенного покоем и удовлетворённостью мира, что лежит за этими стенами.

В глубине души он ощущал страх перед этим чувством удовлетворённости. Любое достижение мира меркло перед обессиливающей негой, которую дарила Комарра. На миг к нему явилось ужасное видение. Словно он, сломленный и старый, бредёт по этой дороге в поисках забытья. Он пожал плечами и пошёл дальше.

Подойдя к кораблю, Пейтон воспрянул духом. Он вновь раскрыл книгу и пробежал взглядом по страницам, испещрённым мелким почерком, пьянея от перспектив обладания. Давным-давно здесь проходили караваны с золотом и слоновой костью для жён царя Соломона. Но все драгоценности — ничто по сравнению с этим фолиантом. Вся мудрость Соломона не смогла бы представить новую цивилизацию, которая стоит за строчками этой книги.

Пейтон запел, хотя делал это крайне редко, в особых случаях. Песня была очень старой, она пришла из мира, где ещё не было атома, межпланетных путешествий, даже просто полётов по воздуху. В ней говорилось о цирюльнике из Севильи — где-то могла быть эта Севилья?

Лео молчал, сколько мог. И наконец присоединился к Пейтону. Дуэт получился не самым удачным.

Когда наступила ночь, лес и все его секреты скрылись за горизонтом. Лицом к звёздам, рядом с Лео, стерегущим его, Пейтон сладко уснул.

На сей раз — без сновидений.