Левая Политика. Жёсткая Экономия

“Политика жёсткой экономии”— словосочетание новое для русского языка. Но за последние годы это понятие (часто обозначаемое английским словом austerity) вошло не только в профессиональную лексику экспертов, но и в повседневную жизнь миллионов людей в большинстве европейских стран.

По сути дела, речь идёт о неолиберальном курсе сокращения социальных расходов, демонтаже государственного сектора и приватизации, но уже доведённых до крайних пределов за счёт резкого и механического сокращения всех расходов правительства, кроме, как правило, затрат на содержание репрессивного аппарата и, в некоторых случаях, хотя и не всегда, военного бюджета.

Казалось бы, жёсткая экономия не означает ничего нового по сравнению с тем, что мы уже видели на протяжении прошлых двух десятилетий. Её философия и методология по сути та же, что и у всей неолиберальной теории. Во-первых, любые социальные затраты рассматриваются как обременение бюджета, которое необходимо сводить к минимуму, рынку приписывается тотальное всемогущество, капиталу — безграничный творческий потенциал, а государственный сектор, общество и наёмные работники рассматриваются как балласт, мешающий капиталу этот свой потенциал счастливо реализовать. Всё, что может быть приватизировано, должно быть приватизировано. То, что не может быть приватизировано, должно быть подготовлено к приватизации и тоже приватизировано. Налоги надо свести к минимуму, здравоохранение превратить в выгодный бизнес, развивающий сферу медицинских услуг, а образование сделать источником коммерческой выгоды для частного сектора.

Особенность политики жёсткой экономии состоит, однако, в том, что она начинает проводиться уже после того, как весь этот курс с треском и очевидно для всех провалился. Иными словами, когда рыночные реформы доказывают свою неэффективность, когда капитал, запутавшись в собственных противоречиях, обращается к правительству с призывом любой ценой оживить экономическую жизнь, когда итогом антисоциальных мер оказывается резкое снижение спроса и как следствие хронический дефицит средств для частного сектора, блокирующий инвестиции и делающий коммерчески бесперспективным вложение денег в серьёзные технологические инновации, именно в этот момент правительства принимают решение о том, чтобы не просто двигаться в прежнем направлении, но двигаться ещё более радикально, настойчиво, агрессивно и безоглядно.

Вопреки ожиданиям многих экспертов (включая и многих сторонников либеральной экономики), кризис неолиберальной модели, перешедший в открытую фазу в 2008 году, не только не привёл к корректировке курса, но, напротив, способствовал его ужесточению. В изменившихся условиях жёсткая экономия уже не подрывает рынок, а уничтожает его, не сокращает спрос, а подрывает основные механизмы воспроизводства общества, дезорганизуя сам процесс функционирования хозяйственного механизма, разрывая базовые связи, дезорганизуя социальные структуры настолько, что даже там, где сохраняются возможности для развития, их не удаётся использовать. Так, например, при наличии одновременно высокой безработицы, спрос на квалифицированный труд остаётся неудовлетворённым, поскольку разрушена система подготовки кадров. Механические сокращения госаппарата ведут не к повышению эффективности государственной службы, а к бюрократическому хаосу, росту очередей, снижению управляемости, а в конечном счёте, росту затрат.

На первый взгляд такое положение дел выглядит совершенно иррациональным и часто объясняется исключительно идеологическими факторами — правящие круги настолько пронизаны неолиберальной идеологией, что просто не могут представить себе никаких иных антикризисных мер, кроме тех, что вытекают из этой концепции. В самом деле, фундаментальная идея современного либерализма, упорно внушаемая экономистам со студенческой скамьи, состоит в том, что бюджет государства ничем принципиально не отличается от бюджета семьи, а экономика страны — от экономики домохозяйства. Соответственно, если в условиях падения доходов семья принуждена любой ценой сокращать свои траты, отказывая себе даже в самом необходимом, то так же точно должно поступать и общество в целом.

Однако собственники капитала и топ-менеджеры компаний по большей части люди прагматичные, хорошо знающие, что на самом деле экономический процесс устроен совершенно иначе. Они прекрасно понимают и необходимость инвестиций, и значение спроса и потребность бизнеса в кредите, в том числе и государственном. Они без колебаний обращаются к правительству с призывом принять совершенно нерыночные и даже принципиально антирыночные решения, если это будут решения в их пользу.

Но именно в этом и лежит секрет “жёсткой экономии”. Как бы ни подавалась эта политика риторически, какую бы пропагандистскую лексику ни использовали правящие круги, совершенно очевидно, что экономия — далеко не для всех. Необходимость резкого ужесточения курса для трудящихся вызвана столь же резким увеличением щедрости государства по отношению к терпящему бедствие бизнесу. Более того, добиваясь щедрой финансовой помощи для крупных корпораций, их собственники и менеджмент одновременно настаивают на борьбе с инфляцией и поддержании ценности денег. Иными словами, происходит радикальное перераспределение ресурсов от общества к бизнес-элите: для того, чтобы дать одним, приходится отнять у других.

Однако тут и заложено главное противоречие подобной политики — спасая корпорации, она разрушает общество, от которого эти корпорации кормятся. Проводя ультра-капиталистическую, узко-классовую политику, правящий класс по сути подрывает капитализм. Это могло бы вызвать злорадство и даже вселить надежды в левых, живущих по принципу “чем хуже, тем лучше", но на практике далеко не всякий кризис капитализма ведёт к социалистической или даже прогрессивной альтернативе. И рост ультраправых движений по всей Европе, равно как и события 2013 года на Украине, демонстрируют это с полной очевидностью.

Потрясением Майдана и последующему восстанию Юго-Востока Украины предшествовал стремительный распад социально-хозяйственной системы, ставший результатом той самой жёсткой экономии, проводимой правительством Виктора Януковича. После того, как Янукович бежал из Киева, новые правители, по рекомендации Международного Валютного Фонда, приняли новый пакет мер, по сравнению с которым всё, что делал свергнутый президент, кажется верхом умеренности.

Но и в России политика жёсткой экономии начинает проводиться с осени 2012 года, постепенно ужесточаясь, особенно применительно к регионам. Рост социальных противоречий, усугубляемый фактическим банкротством значительной части региональных бюджетов, создаёт предпосылки для катастрофического сценария, вполне сопоставимого с украинским, хотя и имеющим собственную социально-культурную специфику. Именно поэтому вопрос о перспективах жёсткой экономии для России становится не только социально-экономическим, но и политическим.

15 марта 2014 года ИГСО при поддержке Фонда Розы Люксембург была проведена конференция “Политика жёсткой экономии в Западной Европе и России”, материалы которой легли в основу нынешнего номера журнала. Формулируя вопросы, стоящие перед участниками конференции, руководитель Центра экономических исследований ИГСО Василий Колташов отметил, что в России пока плохо понимают сам принцип жёсткой экономии: “Жёсткая экономия это не только сокращение расходов, это ещё и перераспределение огромных средств в пользу финансового сектора. Главной лабораторией неолиберальных реформ и жёсткой экономии стала Греция, а также Португалия и Испания”.

В России курс жёсткой экономии проводится непоследовательно отчасти из-за политических обстоятельств, отчасти из-за сопротивления значительных фракций в самой правящей бюрократии. Приток нефтедолларов в страну до известной степени смягчает остроту кризиса, порождаемого антисоциальными мерами и сокращением внутреннего рынка. Однако наступление на социальные права населения идёт, и выражается оно не только в сокращении бюджетов, но и затрагивает “качественные” параметры социальной сферы, образования, здравоохранения и т.д.

Речь идёт также и о создании нового типа управленца, производящего показатели, а не ориентированного на реальный результат. Социальная сфера не только была коммерциализирована, но также изменились и базовые принципы её работы. Переход к количественным показателям, внедрение грубых количественных коэффициентов, привнесение конкуренции — всё это понижало реальную эффективность работы, привносило управленческий хаос даже тогда, когда финансовые расходы на неё росли.

Российское общество не готово к «жёсткой экономии» и не знакомо с ней. Именно поэтому большое значение имеет анализ опыта других стран, далеко зашедших по пути «бережливости». Обеспечила ли она оживление экономики и рост инвестиций в ЕС? Что ожидает Россию, если она будет продвигаться по пути «жёсткой экономии»?

Ответ на этот вопрос вряд ли будет очень приятным. Но в любом случае, надвигающаяся опасность должна быть понята и проанализирована. А главное, принципиально необходимо организовать и мобилизовать силы, готовые всерьёз, не на словах, а на деле противостоять политике “жёсткой экономии”. От того, насколько успешным и массовым будет это сопротивление, насколько оно вовлечёт в свою орбиту средние слои и провинциальную бюрократию, зависит то, какой мы увидим свою страну завтра.