Лицедеи Гора

Глава 16 Пиршественный Зал

— Сюда, — скомандовал я щелкнув пальцами, и обнаженная светловолосая рабыня стремительно подбежав, опустилась передо мной на колени.

— У меня пальцы жирные, — сказал я.

— Да, Господин, — отозвалась она и, склонив голову, принялась облизывать мои протянутые к ней ладони, затем пробежалась языком между пальцами, и, не касаясь их собственными руками, тщательно и изящно, начала по очереди целовать и обсасывать мои пальцы.

Закончив, рабыня вытянула голову ко мне, и я вытер руки об ее длинные светлые волосы. Женщина возбужденно и призывно посмотрела на меня. Ошейник прекрасно смотрелся на ее горле. Не выдержав, я рванул ее, протащив животом прямо по низкому столу, сбрасывая на пол зазвеневшие чаши и блюда, а затем, перевернув и бросив девушку на спину на каменные плитки пола позади стола, без промедления овладел ей. Мужчины, сидевшие около меня, не обратили на это никакого внимания.

Наконец, закончив с ней, я встал на ноги. Блондинка, задыхаясь и все еще вздрагивая, смотрела на меня мутными глазами. Одно колено девушки было полусогнуто, ладони прижаты к полу. Ногти скребли по плиткам. Легонько пнув ее, я скомандовал:

— Возвращайся к своей работе.

— Да, Господин, — ответила она, поспешно поднимаясь с исчезая с моих глаз.

— Еще еды, — приказал я, возвратившись на свое место, — и уберите этот беспорядок!

— Да, Господин, — отозвалась голая брюнетка.

— Да, Господин! — вторила ей не менее нагая рыжеволосая.

Опустившись на колени перед столом, рабыни принялись торопливо исполнять мой приказ. Девушки отлично выглядели в своих ошейниках. Ошейник вообще подчеркивает наготу и красоту рабыни, ну и конечно, он провозглашает ее неволю. Прежде, чем они успели убрать, я подхватил со стола крупную, размером с мелкую сливу, виноградину, что валялась подле опрокинутого кубка в луже разлитого вина, откатившись туда через стол, покрытый блестящей скатертью, выбитая из неглубокой позолоченной вазы для фруктов в момент транзита блондинки. Остальные фрукты были тщательно очищены и уложены на место, старательными рабынями. Это был виноград Ta. Обычно он ассоциируется с террасами Коса, но, конечно же, его выращивают во многих местах Гора. Отправив виноградину в рот, я обратил свое внимание, на представление, разворачивающееся на небольшой поднятой платформе между столами.

— Ну-ка, мерзавцы, трусливые невежи, а ну прочь отсюда! — крикнул долговязый Петруччо, вытаскивая свой большой деревянный меч из нелепых ножен, волочившихся позади него.

Это у него получилось далеко не сразу.

— Прочь, прочь! Я вам говорю, — повторял он, постепенно, дюйм за дюймом, рывок за рывком, освобождая меч.

Он наконец-то вытащил свой меч, и принялся угрожающе размахивать им, по-видимому, как если бы собираясь обезглавить любого в пределах нескольких футов от себя. Три женщины, стоявшие позади него, с головы до пят спрятанные под одеждами сокрытия, прижимались друг к дружке, и приседали при каждом его взмахе. Перед Петруччо, как если бы только придя к месту действия, стояли объекты его внимания — Чино и Лекчио, в одеждах портных, и с рулонами ткани на плечах.

— Назад, будьте уверены, даже, несмотря на вашу огромную численность, и то что, вы воины и враги, — угрожающе кричал Петруччо, — я все равно порежу вас всех на куски как жареного тарска, я покромсаю вас как турпан и нашинкую как сулы!

Чино и Лекчио, выступавшие, как два простых прохожих на дороге, внезапно появившихся перед Петруччо и его компаньонками, с недоумением посмотрели друг на друга.

— Прочь, быстро! — орал Петруччо, снова крутанув большим мечом, в очередной раз, вынуждая приседать девушек позади него.

— Эй-эй, господин хороший, — позвал его Чино, держась от него на расстоянии, — мы — всего лишь двое скромных портных!

— Не пытайтесь обмануть Петруччо, капитана из Турии! — воскликнул лицедей. — Для меня ваша маскировка, пусть и блестяще исполненная, и могущая обмануть других, столь же бесполезна и прозрачна как вуаль с Ананго!

Персонаж Петруччо, следует отметить, в северном полушарии, обычно изображается, как капитан из Турии, города очень удаленного и находящегося в южном полушарии. В южном же полушарии, насколько мне известно, его обычно представляют, как капитана из Ара. Суть, очевидно, состоит в том, что он представляет город, который являясь большим и известным, и вызывающим определенное опасение, или зависть, но при этом расположен очень далеко. Ведь всегда легче полагать, что люди, живущие далеко от тебя — надменные трусы. Ведь тебе же не предстоит повстречаться с ними на поле боя. Другое преимущество выбора отдаленного города состоит в том, что вряд ли среди зрителей найдутся граждане того города, которые могли бы возразить против того как персонах представлен. Впрочем, чтобы быть совсем точным, большинство гореан понимает что происходит, и больше склонно наслаждаться фарсом, даже если капитан будет представлен как их собственный.

Кстати, лично я как раз и происходил из Турии, по крайней мере, если верить тем верительным грамотам, по которым я прошел пиршественный зал. Эти самые грамоты мне одолжил один парень, в горло которого я всыпал достаточно порошка Тассы, чтобы погрузить его в беспробудный сон на несколько анов.

Впрочем, для полной уверенности, я, крепко связал его и, надежно заткнув рот кляпом, почти также отлично, как если бы он был рабыней, запер в шкафу. Скорее всего, его обнаружат там завтра, или даже послезавтра, когда в его комнату, для уборки пришлют рабыню.

Упоминая «вуаль Ананго», Петруччо ссылался на вуаль из известного водевиля, исполняемого многими труппами, а вовсе не одним только Бутсом Бит-тарском. Хотя в их репертуаре, это была одна из наиболее часто показываемых пьес. Главная женская роль в ней обычно исполняется Бригеллой. Теперь эта роль, конечно, досталась рабыне Бутса — Леди Телиции. Что подразумевала эта ссылка для гореанской публики вполне понято. В данном контексте, это означало что Петруччо, считал себя очень умным человеком, которого не так легко одурачить.

— Да Вы посмотрите на нашу одежду, — призвал Чино. — Это же цвета портных!

— Да, — поддержал друга Лекчио.

— Ха! — скептически выкрикнул Петруччо, но размахивать мечом прекратил и, уперев его острием в сцену и держа одной рукой, другой принялся накручивать устрашающе огромные усы, торчащие из-под длинноносой полумаски.

— И вот еще наши рулоны! — крикнул Чино, демонстрируя свою ношу.

— Несомненно, заполненные оружием, — предположил Петруччо, не переставая мучить свои усы.

Девушки в одеждах сокрытия, прятавшиеся позади Петруччо, вскрикнули от страха.

— Не надо трястись в таком малодушном ужасе, мои дорогие, — успокаивающе сказал Петруччо. — В действительности, нет повода даже слегка дрожать, если только Вам самим не хочется это делать. На самом деле, Вы можете совершенно спокойно дышать, если только в ваши намерения не входит обратное, поскольку, хотя Вы сейчас и не в безопасности в ваших кроватях, под защитой вашего Домашнего Камня и бдительности тысячи отважных гвардейцев, но Вы в безопасности здесь, хотя и стоите на бльшой дороге, зато Вы находитесь в пределах стен из моей стали.

— О, — мой герой! — наперебой закричали девушки, а Чино и Лекчио удивленно посмотрели друг на друга.

Петруччо же, накручивая усы, повернулся к аудитории, и конфиденциально сообщил:

— В случае, если не всем все ясно, что здесь происходит, я — Петруччо, капитан из Турии, а эти три благородных леди, каждая из которых высокого положения и благородного рода, находится под моей защитой.

Эта реплика, ожидаемо была встречена взрывом смеха. Ни для кого из гостей не было секретом, что все девушки были рабынями, раз уж они вышли на сцену. Конечно, это были Ровэна, Леди Телиция и Бина.

В зале были только мужчины. Ну, не считать же рабынь за людей! Правда, по правую руку от Белнара — Убара Брундизиума было одно пустое место. Самого Убара до сего момента я видел только однажды, в правительственной ложе, установленной среди рядов других скамей над ямой для травли. Он был весьма тучным мужчиной. По левую руку от него сидел Фламиниус, на котором этим вечером лица не было от мрачных предчувствий. Также вокруг них восседали различные офицеры и чиновники. На три подушки левее Белнара сидел человек в одеждах касты игроков, Теменидес с Коса. Меня заинтересовало то, что член касты игроков был усажен за первым столом, а особенно то, что в городе, считавшемся верным союзником Ара, игрок был с Коса. Конечно, передвижениям игроков на Горе обычно не ставят препонов. В целом, эти люди, могут идти туда, куда им нравится. Их приветствуют, не подвергая сомнению их права на свободу перемещения, и радушно принимают практически повсюду, в любом гореанском лагере, деревне, или городе. В этом отношении они в чем-то напоминают музыкантов, которые тоже наслаждаются подобными привилегиями. Относительно них на Горе даже есть поговорка: «Ни один музыкант не может быть чужаком». Иногда в этой поговорке музыканта заменяют членом касты игроков. Кстати этот афоризм довольно трудно перевести на любой из земных языков, поскольку в гореанском, в отличие от них, для чужака и врага, обычно, используется одно и то же слово. Тут уже, как говорится, каждый понимает это в меру своих взглядов на жизнь.

— Неужели, Вы, Петруччо? — сделав восторженно-удивленное лицо, осведомился Чино.

— Да, — ответил лицедей.

— Ты че? Какой такой Петруччо? — удивился Лекчио. — Никогда не слышал о нем. Уверен, что и Ты тоже.

— Благородный Петруччо, знаменитый Петруччо? — уточнил Чино.

— Чино, — запротестовал Лекчио.

— Шшшш, — шикнул на него Чино, предупреждая своего компаньона.

— Да, — гордо кивнул Петруччо.

— Храбрый Петруччо?

— Чино! — возмутился Лекчио.

— Шшшш! — снова прошипел Чино, призывая друг к молчанию.

— Да, — выпятил грудь Петруччо.

— Великолепный и умнейший Петруччо?

— Точно, — признал тот.

— Из Турии? — уточнил Чино.

` — Само собой, — ответил Петруччо. — И Вы должны дрожать пред моим именем. Нет, лучше трепетать от ужаса.

— Конечно же, Ты слышал об этом парне, — сказал Чино своему другу.

— Не-а, — замотал было головой Лекчио, за что тут же получил быстрый пинок по голени, и закричал: — Ага, точно! Конечно, великий Петруччо!

— Это не он ли единолично выкосил целые шеренги в легионе десяти городов в битве на семи лугах Салерии? — спроси Чино у Лекчио.

— Ого, я вижу, что моя репутация летит впереди меня, — заметил Петруччо, накручивая усы.

— И снял осаду с одиннадцати городов?

— Все может быть, — осторожно пожал плечами Лекчио.

— И выбил ворота пятнадцати?

— Возможно, — ответил Лекчио.

— И в одиночку штурмовал крепостные стены двадцати городов, разрушив их до основания? — не отставал Чино.

— Ясен сул, — неопределенно сказало Лекчио.

— А когда встретился с десятью тысячами тачаков в их собственных землях, то разбил их всех?

— С одиннадцатью тысячами, — поправил Петруччо.

— Ага, — воскликнул Лекчио. — Он! Эт точно!

— И никто другой, — поддержал Петруччо.

— И что же привело Вас в эти земли, благородного капитана? — поинтересовался Чино. — Вы намериваетесь опустошить их, возможно за некое нанесенное Вашей чести незначительное оскорбление?

— Нет, нет, — скромно отказался Петруччо.

— Тогда может, разграбить нескольких городов, на Ваш выбор?

— Нет, — снова отказался тот.

— Что, даже не для разгрома небольшой армии?

— Нет, — ответил он.

— Ну, может, хотя бы сожжете пару полей, и конфискуете пустячный урожай или два?

— Да нет же, — отмахнулся Петруччо.

— С какой же тогда целью Вы прибыли в эти края? — полюбопытствовал Чино.

— Я, как Ты, возможно, к настоящему времени уже понял, Петруччо — капитан из Турии, а здесь я вот из-за них, — пояснил он, указывая на женщин, стоявших позади него, — эти три благородных леди, каждая из которых занимает высокое положение, находятся под моей защитой, и за эти услуги я получаю плату.

— Так значит, они все, свободные женщины? — спросил Чино.

— Конечно! — несколько раздражено воскликнул Петруччо, делая вид, что готов, за малейший намек, на оскорбление его подопечных, ответить со всеми внушающими страх последствиями, которые это могло бы повлечь за собой для несчастного преступника.

— Насколько же им повезло, что они оказались на попечении столь опытного и храброго, и, не побоюсь этого слова, мудрого капитана, — сказал Чино, обращаясь к Лекчио, и шепотом добавил: — или, так может показаться.

— Что! — возмутился Петруччо. — Что значит это твое: «или так может показаться»?

— У него слух, острее, чем к дикого слина! — заметил Чино Лекчио, который вставив палец в ухо отчаянно трес им, качая головой, как если бы пытаясь восстановить слух, будучи частично оглушенным криком Петруччо, и повернувшись к капитану, сказал: — О, ничего, я полагаю.

— И что, господин хороший, могло бы значить, Твое «Я полагаю»? -

прорычал Петруччо.

— Да ведь именно это и означает — ничего, — пояснил Чино, добавляя, — ну, я полагаю.

— Ты сомневаешься в моей способности защитить этих девиц от смерти даже против целой армии? — спросил Петруччо.

— Нисколько, — торопливо ответил Чино. — Мне просто стало интересно, могут ли быть полностью оправданы, некие чрезвычайные усилия в их интересах, при возможных обстоятельствах.

— Что-то я не могу ухватить сути твоего намека, — осторожно признался Петруччо.

— Впрочем, конечно, они же свободные женщины, — сказал Чино, как бы уверяя себя в своем мнении.

— Конечно, — подтвердил Петруччо.

— Ну, тогда мои страхи необоснованны, — облегченно вздохнул Чино.

— Что еще за страхи? — поинтересовался Петруччо.

— Из какого богатого высокого города Вы сейчас следуете? — спросил плут, как бы мельком, но с очевидным тайным подтекстом, как если бы это могло бы иметь огромное значение.

— Ну, вообще-то из города высоких башен Псевдополиса, — сообщил Петруччо.

Конечно, на карте Гора нет, и никогда не было такого города. Это всего лишь название, изобретенное для спектаклей. Как нет и действительно подходящего перевода на земной язык для такого названия. Подобные земные названия для тех же целей, могли бы звучать, как «Фальштон», «Обманбург», или «Лжеград».

— Этого — я и боялся, — простонал Чино, как будто бы обращаясь просто к Лекчио.

— Чаво этого? — удивился Лекчио.

— Именно, — мрачно сказал Чино.

— Ну-ка, ну-ка, — вмешался Петруччо. — Что там такое?

— Да ничего, — твердо сказал Чино. — Это просто невозможно. Сама мысль об этом абсурдна.

— О чем это Ты? — надавил Петруччо.

— Да ничто особенного, Капитан, — отмахнулся Чино. — Хотя, что и говорить, если бы не моя уверенность в Вашей остроте ума и безошибочности суждений, я бы заподозрил, что у Вас могла бы быть серьезная причина для тревоги.

— Говори яснее, парень, — потребовал Петруччо.

— Вам, конечно де, заплатили вперед за Ваши труды? — уточнил Чино.

— Конечно, — кивнул Петруччо.

— Заверенным золотом, естественно, — добавил Чино.

— Заверенным золотом? — встревожено переспросил Петруччо.

— Конечно, — сказал Чино. — Но если Вам не подтвердили подлинность монет, то мой друг Лекчио может помочь в этом, он как раз уполномочен кастой Строителей, выполнять соответствующие проверки.

— О, мы уверяем Вас, благородный сэр, — вступила в разговор одна из женщин, в исполнении Ровэны, — что наше золото хорошее!

— Ну, вообще-то, мне кажется, что дополнительная проверка делу не повредит, — подозрительно пробормотал Петруччо, — тем более, что под рукой оказался квалифицированный специалист.

— В этом нет необходимости! — возмущенно закричала Ровэна.

— Это оскорбление! — поддержала ее Леди Телиция.

— Абсурд! — пропищала Бина.

— Ого, кажется, что они не особо рады проверке монет, — заметил Чино, и задумчиво добавил: — тем более, что это совершенно бесплатная процедура. Интересно почему?

— Бесплатная, Ты говоришь? — тут же встрепенулся Петруччо.

— Ну, какие могут быть счеты между такими друзьями, как мы, — воскликнул Чино.

— Ну, тогда, давай, — объявил Петруччо, с трудом, пропихивая свой большой меч в ножны.

Он вытащил три металлических кружка цвета золота, конечно монеты были бутафорскими, и вручил их Лекчио. Тот подержал монеты в пальцах, одну за другой, делая вид, как будто он всматривается в них.

— Ну как они? — влез Чино.

— Пока они кажутся настоящими, — пробормотал Лекчио, — но в большинстве случаев подделоки проходят первую проверку.

И парень вынул из своего кошеля стекло Строителей, используемое для увеличения мелких предметов.

— О, о, — мрачно, пробубнил он себе под нос.

— Что там? — нетерпеливо поинтересовался Петруччо.

— Говорить с уверенностью, пока слишком рано, — заявил Лекчио, убирая стекло Строителей на место. — Я должен убедиться.

— Да наверняка, все в порядке, — оптимистично заверил Чино.

— Несомненно, — сказало Лекчио, но с таким видом, будто бы сомнения его как раз таки переполняли. — Несомненно.

Через мгновение он принялся звенеть монетами, постукивая ими одна о другую, с видом профессионала, пристально вслушиваясь в эти тонкие звуки. Потом поплевав на каждую, парень, указательным пальцем, тщательно втер влагу в маленькие кружки, наблюдая за их реакцией. Лекчио, закрыв глаза, поднял указательный палец, держа его сначала против ветра, а потом, развернув по ветру, и открыв глаза и повторив свои действия, тщательно изучил палец. Далее он приступил к своим заключительным и, несомненно, решающим проверкам. Лицедей укусил в одну из монет, а затем вынул из своего кошеля маленький пузырек, заполненный белыми кристаллами, и посыпал ими место укуса.

— Это еще, что такое? — заинтересовался Петруччо.

— Это, типа, самая надежная проверка, — пояснил Лекчио, и повторил эту процедуру с каждой из монет тщательно, глубокомысленно, неторопливо, как мог бы истинный ценитель пробовать сорта чая из Бази или тонкие вина.

— Да, да? — снова влез Чино.

Лицо Лекчио было вытянутым и мрачным.

— Да, да! — надавил Петруччо.

— Подделка, — бескомпромиссно констатировал Лекчио.

— Нет! — закричала Ровэна.

— И что все это значит? — строго спросил Петруччо, оборачиваясь к женщинам.

Лекчио меж тем бросил монеты в свое кошель.

— Если с монетами, вдруг, что-то не так, — снова вступила в разговор Ровэна, — то уверяю Вас, что мы об этом ничего не знали. Кроме того, если, несмотря на наши намерения и осторожность в этих вопросах, что-то пошло неправильно, действительно неправильно, возможно из-за некой оплошности или невнимательности, то Вы можете не беспокоиться, это будет немедленно исправлено.

— Давайте-ка проверим остальные Ваши монеты, — предложил Лекчио.

— Сэр! — возмутилась Ровэна.

— Мы же, типа, должны проверить, что они подлинные, — угрожающе заявил он.

— Уверяю Вас, что так оно и есть, — сказала Ровэна.

— Ну, так давай их исследовать, — потребовал Лекчио, — чтобы быть уверенными в этом вопросе.

— Он имеет лицензию Строителей, — напомнил им Чино.

— Мне че, необходимо забрать их у Вас силой для простой, типа проверки? — поинтересовался Лекчио.

— Нет, — испуганно ответила Ровэна, и тогда, все три женщины передали свои кошельки Лекчио под зорким оком подозрительного Петруччо.

— А, теперь давайте сюда, — угрожающе сказал Лекчио, — Ваши секретные кошели, скрытые под одеждой, те что привязаны к левым бедрам.

Девушки, возмущенно запищали о произволе, но, отвернувшись от мужчин, наклонились и полезли под свои тяжелые одежды сокрытия. Теперь у Лекчио была целая куча кошелей, и казалось, можно было начинать исследования, но не тут-то было.

— А теперь, леди, — обратился он к женщинам, — доставайте Ваши самые тайные кошельки.

— Нет! — шокировано закричали те.

— Мы ведь можем и сами поискать, — предупредил он.

— О, о! — страдальчески воскликнули девушки, и снова отвернулись.

Еще три монеты перешли в руки Лекчио, а женщины, сердито, принялись поправлять свои одежды.

— А что, больше ничего нет? — поинтересовался Чино, вслед за Лекчио.

— Нет! — зло сказала Ровэна.

— Уверена? — уточнил Чино.

— Да! — закричала Ровэна. — Мы теперь остались без денег, как рабыни!

— Превосходно, — сказал Чино.

— Превосходно?! — возмутилась Ровэна.

— Да, — сказало Чино. — И довольно забавно, что все должно было случиться таким образом.

— Что Вы имеете в виду, Сэр? — потребовала объяснений Ровэна.

— О, ничего особенного, — ухмыльнулся Чино.

Лекчио, на сей раз, смог привести свои проверки практически с одного взгляда.

— Ну, эти монеты настоящие, — сообщил он.

— Конечно, они настоящие! — обрадовалась Ровэна.

— Но они, зуб даю, ворованные, — сурово объявил Лекчио.

— Что! — пораженно вскричала Ровэна.

— Сколько там? — полюбопытствовал Чино.

— Три двойных Тарна, пятнадцать Тарнов, восемнадцать серебряных тарсков, двадцать семь медных тарсков, и сто пять бит-тарсков, — проинформировал его Лекчио.

— Вот, именно этого я и боялся! — закричал Чино.

— Ага, точняк, — закивал Лекчио.

— Не понял, — сказал Петруччо.

— Это — точная сумма, похищенная у виноторговца Гроппуса из Псевдополиса.

— Эх! — воскликнул шокированный Петруччо.

— Конечно, это может оказаться простым совпадением, — заметил Чино. — Вы когда покинули Псевдополис?

— Двое суток назад, после обеда, — ответил Петруччо.

— Ага, а того лоха обули аккурат два дня назад, только утром, — заявило Лекчио.

— Это тоже могло быть совпадением, — предположил Чино.

— Ага, — признал Лекчио.

— Это абсурд! — возмутилась Ровэна.

— Это — наши деньги! — поддержала ее Леди Телиция.

— Верните их нам немедленно! — пропищала Бина.

— Терпение, Леди, — осадил их Чино. — Если Вы конечно Леди.

— Что это еще значит, «если Вы Леди»? — спросил Петруччо.

— Это имеет отношение к нашим подозрениям, — объяснил Чино.

— Каким таким подозрениям? — с тревогой спросил Петруччо.

— О, ничего серьезного, — уклончиво ответил Чино.

— Ты уж договаривай парень! — закричал Петруччо, дергая за эфес, но тут же оставляя его в покое, поскольку тот, очевидно, застрял в ножнах.

— Вы же не один год знаете этих женщин лично? — поинтересовался Чино.

— Нет, — признал Петруччо. — Я же из Турии.

— Вероятно, это ничего не значит, — успокаивающе сказал Чино.

— Отдайте нам, наши деньги! — закричала Ровэна.

— Говори! — потребовал Петруччо.

— Всего два дня назад, утром, — заговорил Чино, — в Псевдополисе, виноторговец Гроппус был ограблен тремя рабынями, притворяющимися свободными женщинами, на сумму в три двойных Тарна, пятнадцать одинарных, восемнадцать серебряных тарсков, двадцать семь медных тарсков, и сто пять бит-тарсков. И было сообщено, что воровки скрылись на этой дороге в этом направлении, и одеты они именно в такие предметы одежды.

— И эта сумма обнаружена на этих женщинах, не так ли? — уточнил Турианец.

— Ага, точняк, — кивнул Лекчио, с заметным удовольствием пересчитывая монеты.

— И многие другие приметы, кажется, тоже совпадают, — встревожено пробормотал Петруччо.

— Но это все может оказаться просто совпадением, — напомнил Чино.

— Возможно, Вам это все и могло бы показаться совпадением, — заявил капитан, — но только не мне. Я из касты Воинов. Меня приучили к осторожности и проницательности, и мне кажется, что здесь может быть нечто большее, чем простое совпадение.

— О чем это Вы? — сразу заинтересовался Чино.

— Да все о том же, — сказал Петруччо.

— Да нет никакого виноторговца Гроппуса в Псевдополисе, и никогда не было! — заявила Ровэна.

— За теми воровками, также, закрепилась репутация превосходных лгуний, — заметил Чино.

— Я подозреваю, что эти три женщины могут оказаться не теми кем они кажутся, — мрачно намекнул Петруччо.

— Что!? — воскликнул Чино.

— Че!? — поддержал его Лекчио.

— Я полагаю, что вполне возможно, — прошептал Петруччо, обращаясь только, к Чину и Лекчио, — что эти самые женщины, что со мной, могут оказаться теми самыми беглыми рабынями, о которых Вы говорите.

— О, нет! — вскрикнул Чино.

— Да не! — отмахнулся Лекчио.

— Да Вы сами подумайте, — начал убеждать их турианец. — Во-первых, фальшивые монеты, что они предложили мне за мои услуги. Конечно, это подозрительно, если ни более того. Во-вторых, все их деньги, сложенные вмести, как мы установили, составляют точную сумму, похищенную у несчастного Гроппуса из Псевдополиса. В-третьих, кража имела место незадолго до того, как мы покинули город, таким образом, они могли совершить преступление, и немедленно сбежать из города. В-четвертых, их трое, и они следуют по той же дороге, в том же направлении, и в точно таких же одеждах.

Чино и Лекчио посмотрели друг на друга, усиленно делая вид испуганный и восхищенный. А Петруччо гордо выпрямился, и принялся, с довольным видом накручивать свои усы.

— И что же мы должны делать? — спросил Чино, преданно глядя на капитана, словно ожидая от него команды. — Думаю, прежде всего, мы должны забрать у них эти деньги, и хранить, пока не определим, их настоящего владельца или владельцев.

— Это даже не обсуждается, — согласился Петруччо.

— Верните нам, наши деньги, — потребовала Леди Телиция.

Но Петруччо обернулся и под его суровым пристальным взглядом женщины сразу поникли и, сбившись в кучу, отступили назад. А Лекчио и Чино, тем временем торопливо вывалили монеты в свои кошельки.

— Свободные ли Вы женщины? — строго спросил Петруччо.

— Конечно! Конечно! — наперебой заверили его Ровэна, Леди Телиция, и Бина.

— Как звали беглых рабынь? — уточнил Петруччо у Чино и Лекчио.

— Лана, Тана и Бана, — быстро перечислил Чино.

— Ага, точняк, — подтвердил Лекчио.

— Не являетесь ли Вы Ланой, Таной и Баной? — спросил Петруччо.

— Нет, — возмущенно закричала Ровэна. — Я — Леди Ровэна из Псевдополиса!

— А я — Леди Телиция из Псевдополиса! — заявила Телиция.

— А я Леди Бина из Псевдополиса! — последней пропищала Бина.

Ее реплика вызвала смешки в этом зале, поскольку «Бина» — весьма распространенная кличка для рабыни. Слово «bina» переводится как бусинка, но зачастую используется, чтобы определять очень красивые, но, тем не менее, дешевые, распространенные и простые бусы, обычно сделанные из раскрашенного дерева или стекла. Обычно, если хозяин посчитает рабыню достаточно приятной для себя, то он может позволить ей надеяться получить разрешение украсить себя подобными бусами. Зачастую, рабыня отчаянно борется за такую возможность. Возможно, наилучшим переводом слава «bina», применительно к имени будет «рабские бусы».

— Кажется, наши подозрения необоснованны, — облегченно вздохнул Петруччо, — Они вовсе не Лана, Тана, и Бана, жалкие беглые рабыни, а Леди Ровэна, Телиция и Бина из Псевдополиса.

Чино и Лекчио недоверчиво посмотрели друг на друга, а потом Чино осторожно заметил:

— Если, конечно, они не лгут.

— Верно! — глубокомысленно протянул Петруччо, яростно крутя усы.

— Верните нам, наши деньги! — в который раз потребовала Ровэна.

— Давайте, исследуем этот вопрос, — предложил Чино.

— А как мы это сделаем? — поинтересовался турианец.

— Отдайте нам наши деньги, — крикнула Ровэна.

— А ну-ка тихо, самка, — прикрикнул на нее Чино.

— Самка? — пораженно уставилась на него она.

— Да, именно самка, — отмахнулся он.

— Что Ты предлагаешь? — уточнил Петруччо.

— Проверки, — рассудительно сказал Чино.

— Что Ты имеешь в виду? — встревожился Петруччо.

— Снимите свой капюшон, и уберите вуаль, — велел Чино Ровэне.

— Мой капюшон! Мою вуаль! — воскликнула она.

— Да, — кивнул Чино.

— Никогда! — ответила Ровэна.

Чино вперился в нее мрачным взглядом.

— Но зачем? — спросила она.

— Мы хотим определить, свободная Вы женщина или рабыня, — пояснил он.

— Рабыня! — оскорблено заверещала женщина. — Да я потребую, чтобы Ты ответил за свою клевету по закону!

— Хотите, чтобы сделали это за Вас? — многозначительно спросил Чино.

— Нет! — взвизгнула она.

— Тогда, подчиняйтесь, — посоветовал Чино.

— Подчиниться! — возмутилась Ровэна.

— Да, — кивнул Чино, — и побыстрее.

— Это — произвол! — закричала женщина. — Это — немыслимое оскорбление! Я подам судьям жалобу на Вас за это!

Чино сделало быстрый шаг к ней, но она торопливо отскочила, вцепившись свои капюшон и вуаль.

— Мы всего лишь быстро посмотрим, свободная вы женщина или рабыня, — начал уговаривать он.

— Как Вы смеете даже предполагать такое! — крикнула Ровэна. — Вы — слин, клеветник!

Но испуганная его решительным видом, она все же подчинилась, быстро удалив свои капюшон и вуаль.

— Вот! — торжествующе закричал Чино.

— Ага! — обрадовался Лекчио.

— Это — лицо рабыни, если я, хоть что-то понимаю в этой жизни! — заявил Чино.

— Точняк! — поддержал его Лекчио.

— Нет! — закричала Ровэна, но, что и говорить, она опустила голову, изо всех сил сдерживая смех.

А вот мужчины в зале, от хохота удержаться не смогли, а заодно и дали подлинную оценку ее красоте своими аплодисментами. Она не поднимала голову еще мгновение, с благодарностью греясь в этом восхищении. Слишком, очевидным для всех была то, что красива, достаточно красива, невероятно красива, чтобы быть кем-то еще кроме как рабыней. Затем она все-таки подняла голову, отчаянно пытаясь снова войти в роль.

— Нет! Нет! — продолжила она, все еще давясь смехом.

— Пожалуй, да! — выкрикнул мужчина в зале.

— Да, Господин, — прошептала Ровэна одними губами. — Спасибо, Господин.

Ее губы мимолетно приняли форму поцелуя. Готов поспорить, что знаю, кто именно воспользуется ее услугами по окончании спектакля.

— Вы тоже! — велел Чино Леди Телиции и, посмотрев на Бину, добавил: — И Вы, маленькая самка не отставайте.

Через мгновение обе девушки уже стояли с откинутыми капюшонами и вуалями.

— Вот! — триумфально ткнул в них пальцем Чино. — И, у этих тоже, лица рабынь!

Его заявление было встречено одобрительными криками зрителей. Что и говорить, все уже давно хотели посмотреть на артисток, и были, конечно, рады, что до этого, наконец, дошло.

— Нет! — закричала Леди Телиция.

— Нет! — вторила ей Бина.

Тут уже мужчины в зале покатились по полу от хохота.

— Вы видите, — показал Чино Петруччо, — у них у всех лица рабынь.

— Ясное дело, — согласился тот.

Девушки, конечно, запротестовали, добавив веселья в зале.

— Теперь осталось только удостовериться, что у них тела рабынь, — предложил Чино.

— Непременно, — поддержал его Петруччо, нетерпеливо покручивая усы.

— Нет! — хором закричали девушки.

— Раздевайтесь, — отрывисто скомандовал Чино, — сейчас же, и догола!

— Нет! — попробовали было протестовать девушки, но, после угрожающего жеста Чино, поднявшего открытую ладонь правой руки, подразумевая, что малейшее промедление может быть вознаграждено кандалами, или чем-нибудь похуже, как если они могли бы быть простыми рабынями, они поспешили подчиниться.

Публика в зале закричала в восторге, поддерживая действие аплодисментами. Девушки, и правда оказались прекрасны, особенно когда из одежды на них остались только шарфы на шеях, скрывавшие их ошейники, и кусочки пластыря на бедрах, прятавшие их клейма. В целом, их раздевание прошло в образе, лишь Бина, снимая с себя последнюю оставшуюся на ней нижнюю юбку, сделала с чувственностью, гордостью и дерзостью, которые ясно провозглашали ее неволю. Признаться, я сомневался, что она сделала бы это раньше, до того как была передана в пользование игроку. Я подозревал, что близко познакомившись с игроком, она, прежде всего для самой себя обнажила свое рабство. Кстати, наш «монстр» сейчас, находился в зале и вместе со всеми приветствовал ее импровизацию аплодисментами. Она улыбнулась, слегка потрясся рукой, как бы намекая ему на рабский браслет на ее запястье. Она все еще была в его временном пользовании.

Чино схватил Ровэну за волосы и, подняв руку, вынудил ее выпрямиться перед Петруччо. Лекчио сделал то же самое с Леди Телицией и Биной, держа по одной в каждой руке.

— Ну как, есть у них тела рабынь? — поинтересовался Чино у зрителей.

— Да! — дружно закричали несколько из мужчин из зала.

И это было неоспоримо. Их тела были природой созданы, чтобы быть необыкновенно привлекательными и невероятно возбуждающими для мужчин. Они словно обещали предоставить мужчинам несравненные удовольствия и услуги.

— Ну что, это ли не тела рабынь? — спросил Чино у Петруччо.

— Да, — признал тот, с удовольствием их рассматривая.

— А разве это не рабские изгибы? — поинтересовался Чино, слегка потянув волосы Ровэны назад и вниз, вынуждая ее выпятить груди.

— О, да! — протянул Петруччо.

— Нет! Нет! — закричали девушки.

— Но могут ли они двигаться как рабыни? — полюбопытствовал Чино.

— Никогда! — отчаянно выкрикнула Ровэна.

— Извивайся, Лана, — приказал Чино.

— Я — Леди Ровэна из Псевдополиса! — возмутилась Ровэна.

— Сейчас же, — рявкнул Чино.

— Никогда-а-а-я-я! — закричала она, переходя на визг, потому что рука Чино сжалась и крутанула ее волосы, принуждая женщину к повиновению.

— Ну что, видишь? — спросило Чино у Петруччо.

— Да, — признал Петруччо.

— Замечательно, Лана, — похвалил Чино. — Этого пока достаточно, спасибо. Теперь Вы, Тана и Бана.

По его команде, Леди Телиция и Бина, тоже, начали извиваться, и, не имея большого выбора, поскольку Лекчио направлял их за волосы, делали они это превосходно. Девушки, конечно, не были танцовщицами, но они были рабынями. Женщина, оказавшаяся в ошейнике и в руках мужчин, делает эти вещи совершенно по-другому, совсем не так, как сделала бы девственница или инертная свободная женщина. Они просто не могут сопротивляться этому, они не могут иначе. Комичность ситуации была в том, что они играли свои персонажи, и чтобы не выйти из роли, им приходилось отчаянно стараться произвести впечатление свободных женщин, вынуждаемых двигаться подобным образом, и в то же самое время, оставаться сексуально привлекательным. На мой взгляд, получалось у них неплохо. Это конечно не были движения, которые могли быть фактически показаны рабыней, оказавшейся в таком затруднительном положении перед мужчинами, скажем, на невольничьем рынке или лагере пленниц, по команде «двигайся». Но, в то же время, Бина умудрилась один раз повернувшись к игроку и, несколько выйдя из роли, дернуться так, что ее намек тому, кто имел право на временное пользование, на то что она из себя представляла, был совершенно прозрачен. Игрок поднял руку немного над столом, едва заметным движением пальцев, показал ей, что понял и принял это к сведению. И счастливая девушка вернулась к своему персонажу, все еще беспомощному в руках Лекчио.

— Отлично, девушки, — бросил Чино и, повернувшись к турианцу, спросил: — И что Вы об этом думаете?

— Даже тарлариону ясно, что они — рабыни, — заявил Петруччо.

— Нет! — вразнобой запротестовали девушки.

— Вниз на четвереньки, лицом вперед, — скомандовал Чино Ровэне. — Ты, Тана, за ней следом в ту же позу, а Тебя Бана, попрошу встать позади Таны!

— Уверяю Вас, Вы совершаете ужасную ошибку, — предупредила их Ровэна, — Я — Леди Ровэна из Псевдополиса!

— А я — Леди Телиция из Псевдополиса, — добавила Леди Телиция.

— А я, — пискнула Бина, — Леди Бина из Псевдополиса!

— Вы видите? — ткнул пальцем Чино. — Они встали точно как рабыни.

— Точно, — поддержал Петруччо, с интересом разглядывая эти дополнительные доказательства.

— Уверяю Вас, — снова попыталась спорить Ровэна, — мы именно те, кем себя объявляем. Проверьте наши документы, наконец!

— Да подделать документы любой дурак сможет, в натуре, — отмахнулся Лекчио.

— О! — расстроено простонала Ровэна.

— Вы — умные рабыни, что и говорить, — сказал Чино, — но теперь для вас все кончено. Вы попались.

— Мы не рабыни! — опять заладила Ровэна.

— А они неплохо выглядят, поставленные таким образом, не так ли? — осведомился Чино у Петруччо.

— Согласен, — кивнул тот.

— Мы не рабыни! — выкрикнула Ровэна. — Да посмотрите же! На нас нет ни ошейников, ни клейм!

Эти заявления были приемлемыми в контексте фарса. В спектакле, как я уже сказал, ошейники были прикрыты легкими шарфами, а клеймами заклеены пластырями. Таким образом, в силу этих гореанских театральных традиций, рабыни были поняты в качестве свободных женщин.

— Это было, несомненно, огромная ошибка их бывших владельцев, — неодобрительно заметил Чино. — Они были слишком снисходительны с ними.

— Вы мне ответите за это унижение перед законом! — пообещала Ровэна.

— У рабынь нет ни прав, ни положения перед законом, — напомнил Чино. — Уверен, Ты это знаешь Лана.

— Я не Лана, — в который раз закричала она. — Я — свободная женщина! Я — не рабыня!

— Возможно, Тебе стоило бы обдумать, способ заткнуться, — предложил ей Чино, — чтобы не получить плетью за ложь.

— Возможно, нам стоило бы соблюдать осторожность, — заметил Петруччо.

— Они — шустрые рабыни, — усмехнулся Лекчио.

— Я сомневаюсь, что они достаточно ловки, чтобы одурачить такого воина, как великий Петруччо, — заявил Чино, обратившись к Лекчио.

— А сул его знает, — заволновался Лекчио и, обернувшись к Петруччо, спросил. — Такие рабыни могут надуть Вас?

— Нет, — воскликнул он. — Конечно, нет!

— Видишь? — развел, руками Чино.

— Ага, — закивал Лекчио.

— Мы не рабыни! — истерично крикнула Ровэна.

— А давайте глянем, что получится, если их заковать как рабынь, — предложил Чино, и спросил у Петруччо: — У Вас есть при себе какие-нибудь цепи?

— А то, — с готовностью подтвердил Петруччо, роясь в своем ранце.

— Что Вы еще задумали? — испугалась Ровэна, услышав, как турианец загремел цепями.

— Ой! — вскрикнула Бина, когда на ее шее закрылся ошейник с закрепленной на нем цепью, конец которой держал в руках Чино.

— Что происходит? — с опаской спросила Ровэна, стоявшая во главе линии, и не видевшая происходящего сзади.

Цепь, еще двумя ошейниками, продели между ногами, под телом, а потом между руками Леди Телиции.

— Ай! — и на шее Леди Телиции появился средний ошейник караванной цепи.

— Я слышу звон цепи! — крикнула Ровэна. — Что здесь происходит?

— О-о-о! — простонала она, очутившись в первом ошейнике.

Цепь с ее ошейника проходила под ее телом, затем поднималась к горлу Леди Телиции, от ошейника которой, опять же под телом, бежала дальше, заканчиваясь на крепком, стальном кольце на третьем ошейнике, что обнимал шею Бины.

— Ну вот, видите, — указал Чино. — Они скованы цепью как рабыни.

— Да, — признал Петруччо, яростно накручивая усы. — Доказательств все больше и больше. У них лица рабынь. У них тела рабынь. Они двигаются как рабыни. Они стоят в рабских позах. Они скованы цепью как рабыни. Сомнений нет, они — рабыни. Тут и обсуждать больше нечего.

— Не совсем, — задумался Лекчио.

— О чем это он? — заинтересовался Петруччо.

— А ведь он прав, — почесав в затылке, признал Чино. — Мы должны проверить, как они реагируют на порку.

— Не смейте этого делать! — завопила Ровэна, глядя, как Лекчио наклонился и поднял с обочины гибкий прут.

— Ой! — взвизгнула Бина.

На соблазнительном белом заду девушки, появилась длинная ярко-красная отметина, и при этом ее щеки вспыхнули алым.

Еще раз послышался жужжащий звук прута.

— А-а-ай! — взвыла Леди Телиция, получившая такую же метку и румянец.

— Не смеете делать это! — в ужасе закричала Ровэна. — Только попробуйте!

Но ее крики остались без внимания.

— О-о-о! О-о-оу! — протяжно закричала она от боли.

Лекчио, кстати, хотя и не причинил девушкам такой боли, как мог бы сделать, тем не менее, будучи сторонником театрального правдоподобия, действительно нанес девушкам настоящие, острые, жгучие удары. Этого требовал сценарий, и это соответствовало его персонажу. Безусловно, будь актрисами свободные женщины, это было бы невозможно.

— Вот теперь, в натуре все доказательства на лицо, — заржал Лекчио.

— Вы только что захватили Лану, Тану и Бану, — объявил Чино, повернувшись к Петруччо. — Отлично получилось, Капитан.

— Это — пустяк, — скромно сказал Петруччо.

— Мы — свободные женщины! — простонала Ровэна. — Отпустите нас!

— Подождите, рабыни, вот скоро Вас должным образом заклеймят и наденут Вам ошейники, — объявил Чино Ровэне, — и придет конец Вашим глупостям. Вот и закончатся Ваши дни притворства свободными женщинами.

— Отпустите нас! — заплакала Ровэна. — Ой! О-о-о-уй! — завыла она, заглушая жужжание прута, а на ее ягодице расцвели еще две красных полосы.

— У Тебя есть еще что-нибудь интересное, что Ты хотела бы нам поведать? — ядовито полюбопытствовал Чино.

— Нет! — глотая слезы, проговорила женщина.

— Нет, что? — уточнил он.

— Никогда! — попыталась сопротивляться Ровэна.

Снова шипение прута, дикий женский визг, и четвертая полоса заалела на ее бедрах.

— Нет, Господин! — сквозь рыдания выдавила она.

Лекчио поводил прутом перед Леди Телицией и Биной.

— Господин! Господин! — наперегонки закричали те.

— Превосходно, — потер руки Петруччо. — Теперь я верну этих схваченных рабынь в Псевдополис, где, несомненно, получу за их поимку знатную награду.

— Ох и знатную же награду он, вероятно, получит, — усмехнувшись заметил Чино, обращаясь к зрителям. — Ему еще повезет, если сразу голову снесут, а то ведь могут подвергнуть тысяче пыток, чтобы потом, если выживет, посадить на кол, на городской стене перед закатом.

— Пожалуй, если мы позволим добряку Петруччо вернуться в Псевдополис, — сказал Лекчио, тоже обращаясь к залу, — это может стать его концом, и придется нашей труппе и сотням других таких же, только менее талантливых, к великому нашему сожалению, обходиться без него.

— Я не думаю, что театр сможет вынести такой удар, — заметил Чино.

— Я точняк не перенесу, в натуре, — согласился Лекчио.

— Ну и, конечно, — доверительно сообщил Чино зрителям, — мы положили глаз на этих шлюх с самого начала. Хотелось бы получить прибыль не только в их монетах и одеждах, но и заполучить их самих. В конце концов, уверен, что за них можно получить еще несколько монет. А Вы как думаете?

Зал разразился одобрительными криками и аплодисментами.

— О чем это Вы там болтаете? — полюбопытствовал Петруччо. — И с кем говорите?

— О, ни с кем, — совершенно невинно ответил Чино.

Теперь сам Петруччо повернулся к зрителям.

— Пожалуй, мне стоит опасаться этих мошенников, — заметил он. — Они, конечно, походят на добрых малых, но на дороге никогда нельзя быть слишком уверенным.

— С кем это Вы говорите? — поинтересовался Чино.

— О, ни с кем, — невинно отозвался Петруччо.

— Отдайте нам этих девок, — предложил Чино, заводя руку себе за спину и показывая залу большой палец. — Тут, вдоль этой дороги есть городишки, и мы знаем там отличные местечки, где за эти маленькие сочные пирожки с рабским мясом, можно сторговать хорошую цену. Мы с удовольствием продадим их для Вас.

— Что-то я становлюсь несколько подозрительным, — сообщил Петруччо толпе. — Но, не лучше ли получить награду за их возвращение владельцам?

— А что, если награду не дадут? — спросил Чино.

— Это — отрезвляющая мысль, — задумчиво бросил Петруччо в зал. — Хорошо, но только я пойду с Вами и посмотрю, по какой цене идут в тех «местечках», о которых Ты рассказал, эти пирожки.

— Верните нас в Псевдополис! — взмолилась Ровэна.

— Вернуть Вас никчемным рабовладельцам, которые даже не удосужились надеть на Вас ошейники и заклеймить! — усмехнулся Чино. — Ну уж, нет! Мы Вас продадим сильным мужчинам, которые отлично смогут преподать Вам Вашу женскость.

Ровэна застонала.

— А Ты разрешение говорить спросить не забыла? — уточнил Лекчио.

— Нет, — ответила она и, запнувшись, добавила, — Господин.

И тут же, на потеху толпы, получило еще одну красную полосу на задницу.

— Могу я говорить, Господин!? — попросила Ровэна.

— Неа, — протянул Лекчио.

— А я думал, — удивился Петруччио, — что, Вы оба шли в сторону Псевдополиса, а не в другую сторону.

— Так и было, — закивал Чино, — но тут выяснилось, что Лекчио забыл моток пряжи. Оставил его на прилавке в магазине Кал-да, растяпа.

— Че? Кто? Я? Да, Ты! Да, я! — возмутился было Лекчио, потирая кулак.

— Неужели не помнишь? — подмигивая, спросил его Чино.

— Неа, — хмуро сказал Лекчио, прицеливаясь.

— Странно, а я помню это вполне отчетливо, — снова заморгал Чино.

— Ну и сул с Тобой и с той пряжей, — несколько успокоился Лекчио. — Значит, это был не столь важный моток пряжи.

— Но мы, так или иначе, вернемся за ним, — сказал Чино.

— Ты че!? Весь этот путь? — ошарашено спросил Лекчио. — Из-за одного мотка пряжи?

— Да, — раздраженно ответил Чино.

— Это че же за такая важная пряжа-то, — почесал в затылке Лекчио.

— Какая надо, — рассердился на товарища Чино.

— Тогда, кажется, я бы должен помнить об этом, — проворчал Лекчио.

В этот момент Чино, отвесил Лекчио очередной пинок по голени, а то зрители уже заждались этого привычного способа привлечения его внимания.

— Ай, тот моток пряжи! — хлопнул себя по лбу Лекчио.

— Вот именно, что тот, — проворчал Чино.

— Теперь-то и я о нем вспомнил, — сказал Лекчио. — Красный.

— Желтый, — поправил Чино.

— Ну, я и говорю, что точно помню — желтый, — закивал Лекчио.

— Отлично, друзья мои, — воскликнул Петруччо и, указывая на направление, откуда появились Чино и Лекчио, объявил, — мы идем туда. Мы можем путешествовать все вместе.

— Мы не можем не приветствовать Вашу компанию, — с пафосом заявил Чино. — Тем более, путешествие в этом направлении совершенно безопасно для путников, ну разве что если они не из Турии. А кстати, откуда Вы говорите, прибыли в эти края?

— Из Турии, — напомнил озадаченный Петруччо.

— Тогда Ваша компания для нас может быть очень неудачной, — сказал Чино, со страхом.

— Как это? — удивился капитан.

— Но это, вероятно, не так важно, — начал размышлять Чино, — учитывая Ваше мастерство в бою.

— Не понимаю, — проворчал Петруччо.

— Дело в том, что мы сами недавно пришли оттуда, — пояснил он, махая рукой назад, вдоль дороги.

— Ну и? — поторопил нго Петруччо.

— Вы, вероятно, еще не слышали последние новости, — заметил Чино. — Странно, а должны бы. Эта новость распространяется как лесной пожар.

— Что за новость? — теряя терпенье, спросил Петруччо.

— Война, — бросил Чино.

— Какая война? — поинтересовался Петруччо.

— Война с Турией, — пожал Чино плечами.

— Что еще за война с Турией? — напрягся Петруччо.

— Десять городов дальше по этой дороге, только что объявили войну Турии. А пока воевать не с кем, они устроили большую охоту. Ловят турианцев.

— Для чего? — спросил встревоженный Петруччо.

— Ну, точно я не знаю, — неуверенно ответил Чино. — Было трудно разобрать среди всех этих криков и звона оружия. Кажется, разобрал что-то про «зажарить их в жире тарска» или «сварить их заживо в масла тарлариона», но точно я не уверен.

Петруччо вздрогнул от ужаса.

— Я вижу, что Вы уже дрожите от предвкушения военных подвигов, — заметил Чино.

— Это точно, — заверил его Петруччо.

— В таком случае, Вы, конечно, можете идти с нами, — закивал Чино. — Отражение атак кровожадных воинов и возбужденных враждебных толп, для Вас будет сущим пустяком.

— Верно, — признал Петруччо, — но иногда я, несмотря на свою жестокую внешность, довольно добродушный товарищ и часто сомневаюсь прежде чем устраивать резню, особенно в столь приятный день. К тому же, так получилось, что я только этим утром вычистил свой меч от моей предыдущей резни, и соответственно не желаю снова испачкать его кровью так скоро.

— То есть Вы могли бы сохранить жизни разъяренным толпам, городским ополченцам и мобилизованным солдатам этих городов?

— Возможно, — сказал Петруччо.

— Значит, сегодня удачный день для этих земель, — обрадовался Чино.

— Ступайте, избавьтесь от этих пирожков, — велел Петруччо. — А я подожду Вас здесь.

— Может быть трудно пробираться через район боевых действий, — заметил Чино. — И может быть опасно оставаться здесь.

— Опасно? — переспросил Петруччо.

— Ну да, для толп и солдат, что рыскают по этой местности, в поисках турианцев. Если бы они найдут Вас здесь, плохо им будет, несмотря на всю их многочисленность.

— Конечно, конечно, — пробормотал Петруччо, с тревогой озираясь вокруг себя. — И что Вы предлагаете?

— Интересно, что это за облако пыли вон там на дороге, — полюбопытствовал Чино, смотря вдаль.

— Не вижу никакой пыли, — сказал Петруччо, с тревогой вглядываясь туда же.

— Вероятно, мое воображение разыгралось, — отмахнулся Чино.

— Думаю, Вы могли бы дать мне что-то прямо сейчас, — предложил Петруччо.

— Признаться, мы несколько затруднены сейчас в наличных деньгах, — заявил Чино.

— Но у Вас есть золото, — напомнил Петруччо.

— Но Вы же не хотите, чтобы Вам заплаченными в фальшивыми монетами, или украденным золотом, не так ли? — недоверчиво спросил Чино.

— Нет, конечно же, нет, — ответил Петруччо.

— Могу предложить пари, — заявил Чино, доставая монету. — Орел или решка?

— Орел, — выбрал Петруччо.

Чино подкинул монет, посмотрел на нее, и засунул обратно в кошель.

— Решка, — объявил он.

— Эй, я же не видел монету! — возмутился Петруччо.

— Да вот она, — сказал Чино, выудив монету, и продемонстрировав ее реверс, сказал: — Решка.

— Ты прав, — разочарованно признал Петруччо.

— Вы предпочли бы другую ставку? — поинтересовался Чино.

— Да, — сказал Петруччо.

— Я задумал число между единицей и тройкой, — сказал Чино.

— Два! — крикнул Петруччо.

— Сожалею, — пожал плечами Чино. — Я задумал два и семь восьмых.

— Капитан Петруччо, — взмолилася Ровэна. — Можно мне говорить!

— Конечно, — позволил Петруччо.

— Не дайте этим мошенникам обмануть Вас, — закричала она. — Я уверяю Вас, что мы — на самом деле свободные женщины.

— Ты уверена? — спросил Петруччо.

Сейчас, когда он проиграл в пари, у него, очевидно, появилось желание пересмотреть тот вопрос, с которого все началось.

— Да, — заплакала она. — Не стоит обманываться нашей нагло обнаженной плотью, нашими унизительными позами, цепями на наших шеях, которые нацепили на нас это негодяи!

— Хм, интересно, — задумался Петруччо.

— Ну, Вы же знаете характер гореанских рабовладельцев, — быстро заговорила она. — Неужели Вы думаете, что, если бы мы действительно были рабынями, мы бы ходили без клейм и ошейников? Рабовладельцы не склонны быть столь снисходительными, со своими женщинами!

— Ты Лана скоро узнаешь, — прошипел Чино, — и даже более ясно и ярко, чем Ты могла бы представить себе, насколько верно то, что Ты сейчас сказала.

Женщина горько застонала.

— Я в раздумьях, — сообщал Петруччо зрителям. — Все же я думаю, что, как солдат, должен быть готов к немедленным и решительным действиям.

И капитан, повернувшись к Чино и Лекчио, трубным голосом заревел:

— Держитесь, жулики! Я подозреваю Вас в обмане! Сейчас вы Вы ответите мне за это. Дрожите! Тряситесь! Трепещите в ужасе, поскольку я, Петруччо, настигну Вас!

Он попытаться вытянуть его большой деревянный меч из длинных ножен, волочившихся позади него. Как и принято для этого персонажа, меч, казалось, застрял. Чино, а затем и Лекчио принялись помогать Петруччо, постепенно, дюйм за дюймом освобождать его устрашающих размеров деревянный клинок.

— Спасибо, — поблагодарил Петруччо, вытирая пот со лба.

— Всегда рады помочь, — хором ответил Чино и Лекчио.

— А теперь, трусливые слины, — воскликнул Петруччо, задирая вверх свое неуклюжее оружие, наконец освобожденное из плена собственных ножен, — прочь отсюда!

— Отлично, — сказало Чино. — За мной, девушки.

— А ну, стоять! — крикнул турианец.

— Ну, что еще? — вздохнул Чино.

— Отдайте мне этих бедных оклеветанных женщин!

— Оклеветанных женщин? — удивился Чино, осматриваясь вокруг.

— Они не рабыни, — провозгласил Петруччо. — Они — свободные женщины!

— Но ведь все женщины — рабыни, — заметил Чино. — Просто у некоторых пока нет ошейника и клейма.

— Спасите нас! — воспрянув духом, закричала Ровэна.

— По закону, они еще не рабыни! — заявил Петруччо.

— Даже если они перед законом пока не рабыни, то это не аргумент, эта мелочь может быть исправлена еще до заката, — успокоил его Чино.

— Отдайте их мне, — помрачнев, потребовал Петруччо.

Он гордо стоял на сцене, опираясь острием меча в подмостки, одной рукой держась за эфес, который оказался на уровне его головы. Другой рукой он привычно накручивал усы.

— Если Вы сдадите их мне быстро и без сопротивления, у меня может возникнуть желание не забирать Ваши никчемные жизни.

— Это, в натуре, справедливо, — пробормотал Лекчио, отступая.

— Мы были бы счастливы, отдать их, — заявил Чино, не обращая внимания на своего партнера.

— Хорошо, — обрадовался Петруччо, перехватывая меч левой руке, и принимаясь теребить усы правой.

— Но, к сожалению, — продолжил Чино, — мы не можем, согласно нашим кастовым кодексам, сделать это без борьбы.

— Что? — спросил Петруччо, слегка побледнев.

— Я очень сожалею, — сказал Чино, — но кодексы портных очень строги в таких вопросах.

— Правда? — вздрогнув, спросил Петруччо.

— Само собой, — ответил Чино. — Мне очень жаль, но мы кажется должны сцепиться с Вами кровавой схватке.

— Вы уверены? — поинтересовался Петруччо.

— Да, — твердо заявил Чино. — Но не стоит обвинять в этом меня. Это не моя вина. Вы же знаете, как бескомпромиссны кодексы.

— Хватит ли нам бойцов для организации схватки? — уточнил Петруччо.

— Конечно, многое зависит от формулировки, — сказал Чино, — но мы должны постараться сделать все как можно лучше.

— Честно говоря, я сомневаюсь, что мы сможем собрать столько воинов, сколько необходимо для настоящей схватки, — заметил Петруччо.

— Тогда, мы можем заменить это поединком на смерть, — предложил Чино.

— На смерть? — севшим голосом спросил Петруччо.

— Боюсь, что так, — развел руками Чино. — Похоже, что только один из нас может покинуть это место живым.

— Только один? — переспросил Петруччо.

— Да, — заявил Чино.

— Это не так много, — пробормотал Петруччо.

— Точняк, — вставил Лекчио из-за спины Чино.

— Но у Вас же совсем нет оружия, — заметил Петруччо.

— Тут Вы ошибаетесь, — ухмыльнулся Чино.

— Я? Ошибаюсь? — удивился Петруччо, с тревогой посматривая на рулоны ткани.

— Представьте себе, — ответил Чино, вынимая от своего мешка пару больших портновских ножниц.

— Это чего? — встревожено спросил Петруччо.

— О, это ужасные машины уничтожения, — нагло заявил Чино, — зловещие парные клинки Ананго. С ними, я еще никогда не проигрывал в поединках до смерти.

В то же мгновение он дважды умело клацнул ими в воздухе перед собой.

— Проверяю в работе, — угрюмо пояснил он, — всегда надо сделать это перед использованием. В бою потом будет дорога каждая секунда.

— Как ужасно вспыхивает солнце на этих блестящих клинках, — с опаской проговорил Петруччо.

— Я приложу все усилия, чтобы не отражать солнце в Ваши глаза, и таким образом, не ослепить Вас и не сделать беспомощным в момент Вашей атаки, — благородно пообещал Чино.

— А они — очень эффективное оружие? — задрожав, спросил Петруччо.

— Против такого как Вы, они, несомненно, будут слабоваты, — признал Чино, задумчиво посматривая на меч капитана, — но против менее сильных воинов, боевых генералов, старших капитанов, вождей племен, учителей фехтования, и тому подобных противников, они оказались более чем подходящими. Честно говоря, они, если можно так выразиться, за все время их существования, порезали туники сотен воинов.

— Хм, возможно, эти женщины и не столь красивы, — заметил Петруччо.

— Что! — возмутилась Ровэна.

— Оставайся на карачках, Лана, — грозно предупредил Чино.

— Да, — ответила Ровэна, и увидев, как Лекчио угрожающе замахнулся прутом, добавила: — Господин!

— К тому же, они, кажется, действительно рабыни, — добавил Петруччо.

— Ясное дело, — закивал Чино.

— Мы свободные! — выкрикнула Ровэна. — Ай!

Женщина в очередной раз взвизгнула от боли. Ее тело получило еще один след от жгучего удара прутом от Лекчио. После этого она замолчала, и лишь редкий звон цепи, свисавшей с ее ошейника, выдавал ее присутствие.

— Возможно, было бы грубостью с моей стороны, — предположил Петруччо, — чтобы вот так просто взять убить Вас здесь на обочине дороге, после того, как мы стали такими хорошими друзьями.

— Если честно, я тоже так подумал, — признался Чино.

— Пожалуй, я сохраню Ваши жизни, — сказал великодушно Петруччо.

— Вот спасибо, — тепло поблагодарил его Чино.

— Фу-у-ух, пронесло, — вздохнул Лекчио. — А я-то уже собирался вернуть бит-тарск, что позаимствовал в прошлом году у Чино. Теперь-то можно с этим не спешить.

— Кроме того, — сделав величественный жест, Петруччо объявил: — Я дарю Вам этих рабынь!

— Рабынь! — опять не удержалась Ровэна, за что мгновенно поплатилась, закричав от резкой боли, в очередной раз взорвавшей ее ягодицу.

Это Лекчио, проследил, чтобы эта часть ее анатомии возобновила свое знакомство с его гибким прутом, таким образом, напоминая ей о послушании и тишине.

— Это — акт просто невероятного благородства! — закричал ошеломленный Чино.

— Даже не обращайте на это внимания, — отмахнулся Петруччо, как если бы поразительное великодушие такого жеста могло быть совершенным пустяком.

— Я просто не могу в достаточной мере восхвалить Вашего великодушия, — заявил Чино, предоставляя аудитории право интерпретировать это, возможно, несколько неоднозначное замечание.

— Это, право — пустяк, мой друг, — скромно потупился Петруччо.

— Конечно, славу такого акта следует восхвалять в песнях о Капитане Петруччо из Турии, — с пафосом воскликнул Чино.

— Ты слышал такие песни? — поинтересовался Петруччо.

— В сотне залов, — заверил Чино, — и у тысячи походных костров.

— В самом деле? — спросил Петруччо.

— Конечно, Вы их хорошо знаете? — заметил Чино.

— Ну, лишь некоторые из них, — сказал Петруччо.

— Боюсь, Ваша скромность, что их многословность и огромное количество, не позволит мне перечитать их Вам все, за отведенное нам время.

— Естественно, — кивнул Петруччо.

— Я желаю Вам всего хорошего, благородному капитану, — сказал Чино, тепло пожимая руку Петруччо. — Уверен, что мы нескоро сможем забыть наше случайное знакомство с великим Капитаном Петруччо.

— В натуре, — вмешался Лекчио, и полез жать руку турианца.

— Немногие могут забыть такое, — признал Петруччо.

— Вы разрешите нам рассказать об этом нашим детям и внукам? — осведомился Чино.

— Ну разумеется, — милостиво позволил Петруччо.

— Спасибо, — чуть не плача закричал Чино.

— Это — пустяк, — сказало Петруччо, как если бы дар столь бесценного права действительно был пустяком.

Чино забрал прут у Лекчио, и слегка шлепнув им Ровэну по плечу, объявил:

— Лана.

— Да, Господин, — задрожав от прикосновения прута, ответила она, принимая свое новое имя.

— Тана, — сказал Чино, касаясь плеча Леди Телиции.

— Да, Господин, — всхлипнула та, признавая имя.

— Бана, — бросил мужчина, трогая Бину.

— Да, Господин, — пропищала она.

Сделав свое дело, Чино вернул прибор своему другу, и тот, пользуясь им, принялся подправлять позы и строй девушек, касаясь их то тут, то там.

— Замечательно, — похвалил Чино, убедившись в качестве работы Лекчио, и обращаясь к Петруччо, сказал: — Ну, нам пора в путь. Пора гнать наше небольшое стадо самок тарсков на рынок.

— Надеюсь, Вы получаете за них хорошие цены, — заметил Петруччо.

— О, будьте уверены, мы за этим проследим, — заверил его Чино.

Девушки, все вместе, ошеломленно и укоризненно посмотрели на Петруччо.

— А ну-ка, девки, — прикрикнул Чино, — нам пора в дорогу.

— Пошла, Лана! — скомандовал Лекчио, ускоряя ее движение быстрым ударом жестокого гибкого обжигающего прута.

— Вперед, Тана! — приказал Лекчио, добавляя еще одну полосу на ее ягодице, намекая, что двигаться следует быстрее.

— А Ты че ждешь, Бана! — рявкнул Лекчио, и девушка, получив свой удар и соответствующую полосу на бедре, со стенаниями, поспешила мимо него на конце дергавшей ее цепи.

Чино и Лекчио, следуя за караваном скованных цепью за ошейники девушек, покинули сцену.

— Желаю Вам всего хорошего! — радостно прокричал им вслед Петруччо, а затем, повернувшись к аудитории и накручивая свои усы, огласил: — Ну вот и завершилось еще одно приключение Петруччо, Капитана из Турии. Это была история о том, как Петруччо разоблачил маскировку трех хитрых рабынь, притворявшихся свободными женщинами, захватил их, и возвратил в их законную неволю, а потом великодушно даровал этих рабынь двум нуждающимся путешественникам, не попросив у них ничего для себя.

Тут Петруччо отвлекся от зала, и сделал вид, что вглядывается вдаль.

— Ой! Ох! — воскликнул он. — А это еще что за пыль на горизонте? Или это мое воображение разыгралось? Может быть, стадо верров пасется на лугу? Возможно, это какой-то пустяк. Но, кто его знает, вдруг, это — мужчины из враждебных городов, как поведали мне эти славные портные, тщательно прочесывают холмы в поисках туриан. Возможно, я должен преподавать им урок! Но с другой стороны, это может оказаться ничем, порывом ветра, или просто моим воображением. Интересно, в каком направлении мне теперь держать путь? Пусть уж, как обычно, это решит мой меч!

В этом месте он, по-видимому, закрыл глаза, и принялся вращать своим мечем.

— Отлично, меч, — сказал он, открывая глаза. — Ты сделал выбор, а мне остается лишь следовать ему, хотя и неохотно. Именно в этом направлении мы отправимся искать новые приключения, земли — которые будут опустошены, армии — которым предстоит быть побежденными, города — которые мы покорим, благородных свободных женщин — которых мы будем защищать и охранять на опасных дорогах.

И он отправился в направлении, указанном его мечем. Конечно, это было направление, прямо противоположенное тому, где он всего ен назад, с испугом различил облако пыли.

А через мгновение, улыбаясь и кланяясь, на сцене появились все актеры, игравшие в этом фарсе. Ровэну, Леди Телицию и Бину, уже освободили от их цепей, а заодно и от шарфов, обнажив их ошейники. Эти шарфы не пропали даром, и теперь были обернуты вокруг их бедер и завязаны узлом слева. Между свисавшими концами шарфов, то и дело мелькали круглые куски пластыря, прикрывавшие их клейма. Вместе с лицедеями на сцену выскочил и Бутс Бит-тарск, кланяясь аудитории и, экспансивными жестами, гордо обводя своих актеров, одного за другим посылал их вперед. При этом Петруччо достались самые бурные аплодисменты. Бутс, один за другим, сорвал пластыри с бедер девушек, открывая их клейма для всеобщего обозрения. Театральная традиция закончилась. Девушки вышли на сцену именно для того, чтобы снова стать теми, кем они фактически были все это время — всего лишь рабынями.

— Благодарю Вас великодушные люди, почтеннейшая публика, благородные граждане, гости и друзья Брундизиума! — провозгласил Бутс.

Ни одной медной чаши не передали в зал. Ни одна монета не зазвенела на подмостках. Труппа уже получила кошель золота от Белнара — Убара Брундизиума. В качестве награды за их участие в моем захвате Леди Яниной, хотя Бутс и надеялся, что это за их выступление на банкете. Ведь когда Бутс рассказывал ей о таком празднестве, и «самых прекрасных развлечениях», он, конечно, имел в виду свою собственную труппу.

— Спасибо! Спасибо! — благодарил и кланялся Бутс, отправляя в толпу воздушные поцелуи по-гореански, открытой ладонью к аудитории.

Я снова бросил осторожный взгляд на стол, где отдыхал Белнар — Убар Брундизиума. Сидевший по левую руку от него мрачный Фламиниус, в аплодисментах не участвовал. Впрочем, я уже и раньше отметил, что он казался не слишком довольным характером и прохождением этого банкета. За тем же столом, сидел и Теменидес, член касты игроков, тот, кто играл на самых престижных досках Коса. Справа от Белнара оставалось свободное место. Не трудно было догадаться, что раз уж этот вечер должен был стать триумфом для Леди Янины, празднованием захвата ею Боска из Порт-Кара, и соответственно восстановления ее положения в Брундизиуме, то это место было оставлено для нее.

— Представьтесь, — приказал Бутс Ровэне и Леди Телиции, подталкивая их вперед.

Ровэна, ослепительно улыбаясь, подошла к самому краю невысокой сцены. Она запрокинула голову, руки сложила на затылке, спину выгнула и чуть согнула ноги в коленях. Потом, она опустила руки и, отведя их назад и в стороны, толчком выпятила груди.

— Кто-нибудь хочет меня? — выкрикнула она в зал, тут же взорвавшийся громкими приветственными криками и серебряным звоном отлетавших в сторону кубков.

Несколько особо разгоряченных мужчин выскочили вперед и, сдернув женщину со сцены и, словно королеву высоко подняв над собой, понесли к столам, к ее следующему выступлению. Следующей на авансцену вышла Леди Телиция и, встав левым бедром к зрителям, подняла руки высоко над головой, слегка наклонившись вправо, обвела зал глазами.

— Увы, я не такая красавица, — печально пожаловалась она мужчинам. — Я уверена, что никто не захочет меня.

— А Ты спроси! Спроси нас! — потребовали десятки мужских смеющихся голосов, из-за уставленных кубками и блюдами столов.

— Неужели, кто-то хочет меня? — спросила Леди Телиция, и рассыпалась веселым звонким смехом, такая яркая и полная жизни в своем ошейнике, рабыня, собственность Бутса Бит-тарска, ее Господина.

— Я хочу! Я хочу! — закричали не меньше дюжины мужчин одновременно, порываясь к сцене.

И Леди Телиция, поехала высоко над головами нескольких мужчин, к столам вслед за Ровэной, которая уже задыхалась, извивалась и вскрикивала беспомощно прижатая спиной к полу. Она уже обслуживала одного мужчину, в то время как двое других держали ее руки. Сорванный с нее, отброшенный и всеми позабытый шарф, одиноко валялся на полу среди столов.

Улыбающаяся Бина, так и осталась стоять между Петруччо и Чино. На ее левом запястье красовался рабский браслет, оказавшийся там по воле игрока, и демонстрировавший всем, что ее служение принадлежало только ему. Я обратил внимание, что игрок с Коса, Теменидес, склонился к Белнару, и о чем-то говорил ему. Наконец тот кивнул, и игрок поднялся из-за стола. Стола Убара.

— Эй, лицедей! — высокомерно и надменно позвал Теменидес Бутса.

— Да, Господин? — любезно отозвался Бутс.

— Как на счет ее? — спросил игрок, небрежно ткнув пальцем в Бину.

— Это — наша Бина, — ответил Бутс.

Бина, поняв, что стала предметом беседы свободных мужчин, немедленно опустилась на колени. Время, проведенное с игроком отточило ее рефлексы рабыни. Ему понадобилось не больше пары дней ее использования, чтобы дать ей неоспоримо понять, чем она была.

— Ты — ее хозяин? — осведомился Теменидес.

— Да, Господин, — признал Бутс.

— Пришли ее за мой стол, — приказал Теменидес.

— Это не так легко сделать, как может показаться, — заметил Бутс.

— Это еще почему? — опешил Теменидес.

— Хотя она — моя рабыня, — пустился Бутс в объяснения, — но ее использование отдано нашему игроку, тому, который путешествует с моей небольшой и скромной труппой.

В этот момент встревожившаяся Бина, внезапно опустила голову и вытянула вперед свою левую руку, наклонив запястье. Так она всем продемонстрировала рабский браслет на левом запястье.

— Я хочу ее, — упрямо заявил Теменидес.

— Пожалуйста, Господин. Возьмите нашу Ровэну или Телицию, — предложил Бутс. — Они превосходно изучили страсть ошейника, и способны полностью удовлетворить любые запросы мужчин.

— Вот она, та, которую я хочу, — повторил Теменидес, указывая на съежившуюся, дрожащую Бину.

— Но я отдал ее использование другому, — отчаянно попытался Бутс объяснить ситуацию косианцу.

— Значит, пора отменить твою дурную и бессмысленную любезность, — презрительно бросил Теменидес. — Я Тебе приказываю сделать это.

— Пожалуйста, Господин, — попросил Бутс. — Пожалейте мою честь.

— Лучше сам кое-что пожалей, — ухмыльнулся Теменидес, игрок с Коса, — например, свою жизнь.

— Сэр? — побледнев, пробормотал Бутс.

Признаться, меня крайне заинтересовало то, как нагло повел себя игрок. Ведь он был не на Косе. Это подчеркивало странность того, что он сидел за одним столом с Белнаром. Брундизиум даже не был союзником Коса. Он являлся союзником его соперника — Ара.

— Отмени передачу права ее использования, — приказал Теменидес. — В конце концов, она твоя собственность. Последнее слово в этом вопросе, Твое. И давай-ка побыстрее.

Я обратил внимание на то, что Белнар вместо того, чтобы призвать нахала соблюдать порядок в его зале, спокойно потягивал пагу, не вмешиваясь в ситуацию.

— Я жду, — напомнил Теменидес.

Внезапно игрок, тот игрок, что был в маске, и которого все называли «монстр», тот самый кому в настоящее время принадлежало использование Бины, встал из-за стола и поднялся по лестнице на сцену. Презрительно, величественно осмотрев зал, что совершенно не соответствовало и его положению, и репутации труппы бродячих лицедеев, с которой он путешествовал, он вложил монету — золотой диск с отчеканенным на нем тарном, в руку Бутса Бит-тарска. Антрепренер не веря своим глазам смотрел на желтоватый диск лежащий на ладони. Подозреваю, что за свою карьеру он видел не слишком много подобных монет. В особенности никак не ожидал получать одну из них от игрока.

— Она мне больше не принадлежит! — наконец, осознав произошедшее, облегченно крикнул Бутс Теменидесу и, указав на своего игрока, добавил: — Отныне она его собственность. Он только что купил ее!

Коленопреклоненная девушка удивленно вскрикнула, и уставилась на игрока. А по залу внезапно разлилась странная тишина. Что-то интересное происходило на подмостках, и это, казалось, каким-то невероятным образом было понято всеми в этом зале. Даже тяжело дышащие Леди Телиция и Ровэна, раскрасневшиеся от их использования, с руками покрытыми синяками, оставленными удерживавшими их на месте мужчинами, и с затвердевшими от возбуждения сосками, и то повернули головы к сцене. И даже многочисленные нагие рабыни, обслуживавшие сидевших за столами участников банкета, всеми способами, как и мужчины, замерли кто где, кто с чем, приостановив свою работу, и во все глаза уставились на сцену.

Медленно, красиво Бина подползла, и встала на колени перед игроком, глядя ему в глаза. И вдруг рабыня широко раздвинула перед ним свои бедра.

— Я принадлежу Вам, — прошептала она.

— Да, — кивнул он.

— Вы — первый мужчина, перед которым, охотно открыла бедра, призналась Бина.

Он, молча, смотрел на нее сверху вниз.

— Я люблю Вас, — объявила она и, не дождавшись ответа, продолжила: -

Я люблю Вашу силу и мужественность. И то, что именно Вы научили меня моему рабству.

— Поцелуй мои ноги, — приказал он.

— Да, Господин, — сказала она, склоняясь перед ним.

— Так, игрок, — окликнул его Теменидес, — Ты теперь ее хозяин. И Ты — дурак, раз оказался способен заплатить золотой тарн за такую женщину. Но это ничего не меняет. Пришли ее за мой стол.

Бина, наконец, оторвала голову от ног игрока. Потом поднялась на колени перед ним, выпрямила спину, и со слезами в глазах, посмотрела на него.

— Я люблю Вас, — повторила она.

— Как же ты можешь любить монстра? — спросил он.

— Я тайно любила Вас в течение многих месяцев, — призналась девушка. — Я любила Вас, даже тогда, когда презирала и ненавидела Вас, и принимала Вас за слабака. Теперь я люблю Вас в тысячу раз больше, потому что знаю Вашу силу.

— Но я — «монстр», — напомнил он.

— Меня не волнует, что Вы собой представляете, или думаете, что представляете, — сказала она.

— А как же мое безобразие? — спросил игрок в маске.

— А разве Ваша внешность может иметь для меня значение? — вопросом на вопрос ответила Бина. — Мне не важно, на что Вы похожи. Главное, что — Вы, мужчина, Господин, и я люблю Вас.

— Меня никто, никогда не любил, — признался он.

— Я могу дать Вам только любовь рабыни, — сказала она, — но нет в мире ничего больше, и ничего глубже такой любви.

Он выжидающе смотрел на нее.

— Только не будьте слабы со мной, — тихо попросила она.

— Не буду, даже не надейся, — пообещал он. — И когда будет необходимо, или когда мне захочется, ты познакомишься с моей плетью.

— Да, Господин, — обрадовано сказала счастливая рабыня.

— Похоже, Ты не расслышал то, что я Тебе сказал, — сердито бросил Теменидес. — Так вот, я приказал Тебе прислать ее к моему столу!

— Пошлите меня к его столу, Господин, — попросила Бина игрока. — Я попытаюсь хорошо служить ему.

— Ой! — вскрикнула рабыня от боли, валясь на доски сцены, от полученной пощечины.

Бина пораженно смотрела на игрока. В уголке ее рта появилась капелька крови.

— Я дал Тебе разрешение говорить? — поинтересовался игрок.

— Нет, Господин, — ответила она.

— Тогда надо молчать, — напомнил он.

— Да, Господин, — всхлипнула девушка.

Игрок не спеша повернулся к Теменидесу.

— Вы, кажется, что-то сказали? — осведомился он.

— Пришли эту рабыню к моему столу, — раздраженно потребовал Теменидес, тыкая пальцем в Бину.

— Нет, — отрезал игрок.

— Убар! — крикнул Теменидес, поворачиваясь к тучному Белнару, расплывшемуся за низким столом, и поедавшему виноград.

— Возможно, ты мог бы ее выкупить, — предложил Белнар, забросывая очередную виноградину в свой рот.

— Он только что заплатил за нее золотой тарн, — запротестовал Теменидес.

Белнар, без разговоров, неторопливо выложил на стол две золотых монеты.

— Спасибо, Убар! — походя поблагодарил Теменидес и, схватив обе монеты, показал их игроку в маске. — Вот, тупица, здесь в сто раз больше того, что она реально стоит, и вдвое больше того, сколько Ты заплатил за нее! Теперь она моя!

— Нет, она не продается, — развел руками игрок.

Ошеломленный Теменидес бросил растерянный взгляд на Белнара. Тот все также молча, выложил на стол перед собой еще три монеты. По залу прокатился вздох удивления. И тогда эти пять монет, целых пять золотых тарнов отчеканенных в самом Аре, зажатые в кулаке разъяренного Теменидеса с Коса, были предложены игроку за его Бину.

— Нет, — снова отказал игрок.

— Отберите ее у него, — потребовал Теменидес от Белнара. — Используйте своих солдат.

Белнар бросил мимолетный взгляд на гвардейцев, стоявших у стен.

— Я — гражданин Ара, — заявил игрок. — Как я понимаю, города Брундизиум и Ар, объединены в дружественный союз, вином, солью и огнем, что они являются союзниками, военными и политическими. Если это уже не верно, я хотел бы быть проинформированным об этом, дабы донести это известие в Ар, и сообщить моему Убару об этом изменении в отношениях. Точно так же мне любопытно знать, почему игрок с Коса, насколько я понимаю, не посол, и не вестник, сидит за высоким столом, за столом самого Белнара, Убара этого города. Мне хотелось бы знать, как получилось, что Теменидес с Коса, всего лишь игрок, один из многих ему подобных на том острове, который противостоит союзу Брундизиума и Ара, осмеливается говорить столь нагло? Возможно, в мире произошло что-то, о чем мне не сообщили, например, что Убары теперь исполняют приказы представителей своих врагов, причем даже тех, кто не принадлежит к высшим кастам?

Белнар отвернулся от своих солдат, так и не отдав им никакого приказа.

— У меня есть мои собственные солдаты, — заметил Теменидес. — С Вашего разрешения, Убар, я позову их.

А вот это уже заинтересовало меня дальше некуда. Что-то я не припомню, чтобы члены касты игроков путешествовали с эскортом воинов.

Белнар только пожал плечами, и Теменидес, торжествующе обернулся, водя взглядом по залу, словно ища кого-то.

— Не могу поверить, что Белнар серьезен, — заметил наш игрок. — Солдаты Коса теперь получили официальное право внутри стен Брундизиума, грабить граждан Ара? Это что, подразумевается в договоре наших городов?

Белнар бесстрастно положил следующую виноградину себе в рот.

— Убар? — позвал его Теменидес.

— У меня есть идея получше, — улыбнулся Белнар. — Он ведь, кажется, игрок. Вот и сыграйте на нее.

Наш игрок сложил руки на груди и вызывающе посмотрел на Теменидеса.

— Убар! — возмущенно воскликнул Теменидес. — Подумайте о моей чести! Я играю на самых престижных досках Коса. А это — какой-то балаганный фигляр, чей удел — игра на карнавалах! Да он даже не член касты игроков!

Белнар лишь пожал плечами.

— Не вздумайте даже предлагать мне, позорить мою касту, снисходя до поединка с этим высокомерным калекой. На мой взгляд, намного благороднее было бы выставить ваших самых лучших фехтовальщиков против какого-либо недалекого мужлана, размахивающего ложкой. Уж лучше прикажите вывести его из зала, подгоняя ударами ремней, как какую-нибудь голую рабыню, за его наглость!

— А мы спросим у моих гостей. Вдруг они сочтут такое соревнование забавным? — поинтересовался Белнар.

Несколько из мужчин в зале хлопнули по плечам, поддерживая Убара. Другие призвали к игре одобрительными возгласами. Я заключил, что среди присутствующих в зале такое унижение Теменидеса, как вынужденная игра со столь недостойным и нелепым противником, всячески приветствовалась. С их стороны это рассматривалось, как некий розыгрыш, возможно несколько жестокий, своего рода широкая гореанская неприличная шутка.

— Убар, не принуждайте меня к этой партии, — попросил Теменидес. — У меня нет никакого желания унизить этого изуродованного калеку больше, чем я уже сделал. Просто прикажите ему отдать женщину мне.

Испуганная Бина бросилась на живот перед игроком. Она, дважды поцеловав доски перед его ногами, поднялась на ладонях и жалобно посмотрела на него.

— Господин, в этом зале для меня нет никакой опасности, я прошу Вас, — сказала она и заплакала, — разрешить мне ползти к нему, чтобы предложить себя для его удовольствий.

— Раздевайся, — прорычал игрок.

Бина мгновенно сорвала со своих бедер шарф, во время спектакля скрывавший ее ошейник. Игрок на какое-то время замер, рассматривая ее, стоящую перед ним на коленях, плачущую, вздрагивающую, принадлежащую ему голую рабыню, теперь ставшую его полной собственностью.

— А теперь, — зловеще прошипел игрок, — повтори, что Ты только что сказала?

— Разрешите мне ползти к нему, чтобы предложить себя для его удовольствий, — прошептала Бина непослушными губами и, вскрикнув от боли, кувырком полетела не деревянные доски сцены.

Это игрок внезапно и сильно пнул ее в бок. Левое запястье девушки было отмечено браслетом использования. На ее шее красовался ошейник. На ее бедре темнело выжженное раскаленным железом клеймо. Она была всего лишь испуганной, отброшенной пинком ноги господина рабыней, сквозь слезы смотрящей на него, наказавшего ее за то, что она вызвала его неудовольствие.

— Ты! Принадлежишь! Мне! — раздельно, четко и зло проговорил он.

— Да, Господин, — всхлипнула она.

— Хм, кажется, этот игрок начисто лишен желания, расширить на Вас право пользования его женщиной, — заметил Белнар раздосадованному Теменидесу.

— Даже не вздумайте настаивать на матче между нами, Убар, — заявил Теменидес. — Я не собираюсь даже рассматривать возможность игры с подобным существом, с человеком такого вопиющего уродства, с тем, кто, согласно всем отзывам о нем, в лучшем случае не более чем отвратительный и безобразный монстр.

— Зато его рабыня изящна, — заметил Белнар. — Но очевидно Ты уже не хочешь узнать, как беспомощно, неистово и покорно отдается мужчине эта маленькая шлюха в ошейнике.

— Убар, — попытался было снова запротестовать Теменидес.

— Игра будет, — оборвал его Белнар.

— Принуждение меня к такой крайности, — заявил Теменидес, — может рассматриваться правительством Коса, как оскорбление всего государства.

Странное заявление, если не сказать больше. Каким образом такой банальный розыгрыш в отношении простого члена касты игроков в Брундизиуме, может повлечь за собой трения на уровне тронов?

— Очень хорошо — мило улыбнулся Белнар, — но в таком случае, Тебе придется воздержаться от притязаний на эту женщину.

Теменидес до хруста сжав кулаки, устремив свои глаза на Бину, съежившуюся под его пристальным взглядом.

— Игра! Игра! — принялись скандировать некоторые из мужчин в зале.

Теменидес обвел зал яростным взглядом, а потом уставился на игрока.

— Возможно, великий Теменидес, который играет на самых престижных досках Коса, просто боится проиграть в товарищеской партии, или, назовем это случайным турниром этого вечера, тому, кого он считает простым фигляром и монстром, — предположил игрок.

Его предложение было встречено плохо сдерживаемым смешками окруживших их мужчин. Оскорбленный Теменидес даже покраснел от злости.

— Неужели я угадал? — невинно поинтересовался игрок.

— Я не играю с неотесанной деревенщиной, — бросил Теменидес.

— Но я-то согласился пойти на это, — усмехнулся игрок в маске.

Тут уже мужчины не выдержали, по залу прокатилась волна хохота. Даже Белнар хихикнул. Теменидес покраснел уже так, что я начал опасаться, как бы его не хватил удар. Лишь костяшки на его кулаках побелели. Похоже, его настроение упало ниже некуда.

Бина стоявшая у ног игрока, задрожала и, пряча глаза, опустила голову.

Теменидес, с напускной неторопливостью, выпрямился. От его фигуры сразу повеяло угрозой и решимостью.

— Замечательно. Я буду играть с Тобой. Но только одну партию, и только с одним условием, что эта игра будет стоить потраченного мной времени, — негромко и четко проговорил Теменидес.

В зале внезапно стало совсем тихо. От его тихих слов у многих по коже пробежал озноб. Клокотавший внутри него гнев был подобен побуждающемуся в своей берлоге от зимней спячки хищнику, форма и размеры которого пока еще не видны пол толщей снега, но некие эманации его силы и опасности уже разливаются вокруг.

— Мы будем играть, — продолжил он, — но, не ради простого права на пользование женщиной, а за право собственности над ней, чтобы победитель смог увидеть свое имя написанное на ошейнике, запертом на ее горле. Далее, жизнь проигравшего, становится призом победителя, который сможет сделать с ним все, что ему понравится.

— Но он — свободный мужчина, — запротестовал один из гостей, первым пришедший в себя.

Одно дело играть на женщину, которую гореане обычно рассматривают вполне пригодным объектом для приза или трофея, особенно если она изначально, является ничем, не более чем домашним животным, простым движимым имуществом, и совсем другое, поставить под угрозу свободу мужчины.

Теменидес даже не счел нужным ответить на этот протест.

— В таком случае, если Вы вдруг сможете победить, и потребовать этот приз, что именно сможет доставить Вам удовольствие? — невозмутимо полюбопытствовал игрок.

— Увидеть, как Тебя сварят заживо в кипящем масле тарлариона, — небрежно бросил Теменидес.

— Понятно, — кивнул игрок, шикнув на застонавшую было Бину.

— Ну все, теперь точно никакой игры не будет, — заметил один из мужчин сидевших за столом Убара.

— Ну что, приятель? — прищутился Теменидес.

— Согласен, — ответил игрок.

Большинство голых рабынь присутствовавших в зале, и даже некоторые из свободных мужчин открыли рты от удивления и ужаса.

— Нет, не надо Господин, прошу Вас! — непроизвольно вырвалось у Бины.

— А ну тихо, — бросил игрок, но нового удара не последовало.

— Да, Господин, — ответила девушка, глотая слезы.

— Закрепите женщину, — приказал Белнар. — и пусть принесут сюда доску и фигуры.

Руки плачущей Бины крепко связали спереди. С потолка спустили кольцо, висевшее на веревке, одно из многих имевшихся в этом зале. Эти кольца, будучи опушены, оказывались приблизительно в шести — семи футах от пола, в пространстве не занятом столами. Подобные кольца могут служить различным целям, например, чтобы выставить на всеобщее обозрение провинившихся женщин, чаще всего обвиненных в неуплате долгов и приговоренных к рабству, или для публичного наказания рабынь вызвавших неудовольствие рабовладельцев. Но основное их назначение, состоит с том, чтобы выставлять напоказ захваченных, раздетых свободных женщин поверженных вражеских городов. Этих женщин, во время пира празднования победы, ласкают плетями, либо бьют ими, пока те не начнут умолять, чтобы им позволили прислуживать за столами в качестве рабынь, хотя и оставаясь все еще свободными. Ну и конечно, после того, как они отслужат, аном позже, их уведут вниз. А уже там, в подвале, этих женщин заклеймят, наденут ошейники и начнут обучать, интимно и не только, их новым условиям жизни.

Опущенное кольцо теперь покачивалось почти в центре зала в пространстве между столами. Через это кольцо пропустили веревку, которой были связаны руки Бины, и девушка оказалась вздернутой к кольцу. Веревку натянули так, что пятки рабыни немного оторвались от пола. Казалось, она стала еще красивее и желаннее в таком беспомощном положении. Спина стала еще прямее, живот — площе, маленькие груди — выше. Все линии ее стройного, прекрасного тела, вытянувшегося в струнку вслед за связанными запястьями, казались продолжением уходящей к потолку веревки, и были выставлены на всеобщее обозрение в самом их лучшем свете.

Игровой стол принесли и установили прямо около кольца. На столе появилась доска и мешок с фигурами. Бина смотрела вниз на все это, имея весьма смутное представление даже о правилах предстоящей игры. Несколько раз прежде, когда она еще была надменной и жестокой, до того как она должным образом начала изучить свое рабство, игрок был готов научить ее премудростям Каиссы, но после того, как девушка оказалась в его распоряжении, его отношение к ней значительно изменилось. Игрока больше не интересовали попытки понравиться ей. С того момента попытки доставить удовольствие ему, причем сделав это превосходно, уже стали ее повседневной обязанностью. Их взаимоотношения изменились в корне. Отныне они перешли в плоскость отношений рабовладельца и его собственности. К тому же выяснилось, что у Бины совершенно не было ни способностей, ни интеллекта, ни терпения, столь необходимых для Каиссы. Зато ее способности, причем, как выяснилось, весьма значительные, лежали в области, самой естественной для рабыни — в области различных проявлений ее чувственности. Она оказалась чрезвычайно одаренной женщиной во всем, что касалось сексуальности и любви. Игрок доказал ей, что ошейник оказался на ее горле совсем не случайно. Впрочем, возможно все дело в том, что «монстр» и не пытался научить ей Каиссе, и сделать из нее настоящего игрока, осознавая, что этот род занятий ей совершенно не подходит, хотя бы, потому что понимал, что потратив годы она в лучшем случае сможет достичь уровня весьма посредственного игрока. Вместо этого он все свои силы положил на то, чтобы заставить ее стать тем, чем она в конечном итоге сама хотела бы стать — просто изумительной женщиной. В любом случае, независимо от того, что могло бы быть причиной, а что следствием в данном вопросе, но бедной Бине все равно никто не позволит даже прикоснуться к фигурам Каиссы. Ведь она была рабыней, в чьих обращенных на доску глазах вместо понимания, застыло страдание. На этом, в общем-то, ее участие в игре и заканчивалось.

То, что ее привязали к кольцу подле доски, конечно, было не случайно. Многие находят достаточно забавным, чтобы размещать рабыню именно таким образом. Рабыня знакомая с Каиссой, возможно еще в бытность свою свободной женщиной изучившая правила игры, таким образом, будет со страхом наблюдать за комбинациями, которые рано или поздно должны определить ее судьбу. Даже такая рабыня как Бина, почти ничего не понимающая в том, что происходит на доске, будет трястись от ужаса, часто даже не будучи уверена, кто именно побеждает. Даже она сможет ощутить возбуждение от удачного развития атаки и отчаяние при виде как снимают с доски побитую фигуру. Конечно, в обоих случаях, реакция привязанных таким образом рабынь, выставлена на потеху толпе. Однако, главной причиной для того, чтобы привязать рабыню именно здесь, несомненно, является то, что ставка игры и ее значимость, могли быть должным образом рассмотрены и оценены.

Игрок в маске и Теменидес с Коса, приблизились к столу.

— Ты еще можешь отдать мне женщину, и покинуть этот зал живым, — намекнул Теменидес.

— Теменидес необычайно щедр, — заметил игрок.

Довольный Косианец кивнул, и приказал одному из своих людей:

— Отвязывай женщину, и тащи ее к моему месту за столом.

— Кажется, я не сказал, что отказался от игры, — заметил игрок.

— То есть как? — запнулся пораженный Теменидес.

— Пусть расставят фигуры по местам, — предложил игрок.

— Ты — дурак, — буркнул Теменидес. — И Ты дорого заплатишь за свою глупость!

Наконец все фигуры, за исключением Домашних Камней, выстроились на доске. Они представляли собой высокие, тяжелые, искусно вырезанные из дерева статуэтки, раскрашенные в два цвета. Два Домашних Камня остались лежать рядом, им предстояло появиться на доске не раньше второго хода, но не позже десятого.

— Кому достанется первый ход? — поинтересовался игрок.

— Ты можешь ходить первым, — милостиво предложил Теменидес.

— Нет, — вдруг вмешался Белнар — Убар Брундизиума.

— Ну же, Убар, — усмехнулся Теменидес. — Позвольте этому дураку протянуть на пару тройку ходов дольше, если, конечно, он сможет.

— Игрок, прибывший с Коса, является нашим гостем, — объявил Белнар. — и по сему он начнет первым.

— Можно предоставить право выбора Копейщикам, — предложил кто-то.

— Разумно, — поддержал его другой.

Существует много способов, которыми это может быть сделано. Если фигуры достаточно маленькие, то один из игроков зажимает в кулаках красного и желтого Копейщиков. Его сопернику остается лишь выбрать руку, и если он назовет ту, в которой спрятана желтая фигура, то он ходит первым. Если же ему достанется красный Копейщик, то его черед второй. По аналогии с земными шахматами, желтые всегда ходят первыми, а красные — вторыми. В другом распространенном способе жеребьевки, особенно если фигуры достаточно велики, их накрывают лоскутом ткани, прячут под доской, или заворачивают их в непрозрачные одежды.

— Давайте я спрячу фигуры, — добровольно вызвался Бутс Бит-тарск.

— Нет, — отверг его предложение игрок.

— Их буду держать я, — объявил Белнар.

— Убар, — попытался было запротестовать Теменидес.

Но Белнар, не обращая на него внимания, снял с доски двух желтых копейщиков. У многих в зале открылись рты от удивления. Стоявшая на носочках Бина, в отчаянии застонала. Даже она поняла, что ее хозяину было категорически отказано в привилегии первого хода, а вместе с ним и в его весе и влиянии на характер игры.

— Выбирай, — приказал Белнар Теменидесу.

Но тот лишь пожал плечами.

— Выбирай, — уже строже велел Убар, и Теменидес, сердито ткнул пальцем в правую руку Белнара.

Тот, с кривой усмешкой, поднял правую руку, демонстрируя всем желтого Копейщика, и вернул обе фигуры на доску.

— Мои поздравления, Вы выиграли жребий, — заметил игрок.

— Я был готов оказать Тебе милосердие, хотя бы для того, чтобы защитить мою честь, — зло бросил Теменидес. — Но теперь я уничтожу Тебя, быстро и жестоко.

— В таком случае я с Вами торопиться не буду, — ответил игрок.

— Высокомерный слин! — прошипел Теменидес. — Ты лучше вспомни мои условия и намерения!

— Я их не забыл, — кивнул игрок в маске.

— Этот фигляр начинает меня утомлять, — заметил Белнар. — А пусть-ка пока приготовят котел, подходящий по размеру для человека и наполнят его тарларионовым маслом.

— Слушаюсь, Убар, — гаркнул гвардеец, поворачиваясь к выходу.

— И крепкую веревку для шеи, — сказал Белнар.

— Будет сделано, Убар, — повторил мужчина, обернувшись, и покинул зал. Эта веревка, протянутая сквозь просверленные около края котла отверстия нужна, чтобы удержать жертву, руки которой обычно связываются за спиной, на месте, предотвращая его не только от попыток выскочить из котла, но также и от попытки утопиться в медленно нагревающемся масле.

— Начинайте игру, — приказал Белнар, поворачиваясь к игроку и Теменидесу.

— Я прошу Вас еще раз, Убар, — сказал Теменидес, — не брать на себя ответственность за этот фарс.

— Игра, — начали выкрикивать некоторые из мужчин, столпившихся вокруг.

Послышался стон стоявшей рядом со столом Бины.

— Игра, — бросил Белнар.

— Копейщик Убара на поле Убара — пять, — сердито объявил Теменидес, и мужчина, обслуживавший партию, переместил его Копейщика.

— Всадник Высокого Тарлариона Убары на Строителя Убары — три, — ответил игрок.

— Ты вообще когда-либо прежде играл? — поинтересовался Теменидес.

— Иногда, — ушел от ответа игрок в маске.

— Ты понимаешь, в чем смысл движений фигур?

— Кое-что понимаю, — кивнул игрок.

— Это — абсурдный ход, — заметил Теменидес.

— Мне он таковым не кажется, вполне логичный дебют, — пожал плечами игрок.

— Что-то я никогда не видел ничего подобного, — сказал Теменидес. — Это против всех ортодоксальных принципов дебюта.

— Ортодоксальность не всегда эквивалентна разумности, — заметил игрок. — Неужели Ваш великий мастер, Сентиус с Коса, на научил Вас этому? Разве догма не цветет на корнях ереси? Разве не верно то, что сегодняшняя обыденность вчера была немногим больше, чем восторжествовавшей ересью?

— Ты безумец, — заявил Теменидес.

— К тому же, — продолжил игрок, — чем ортодоксальней Ваша игра, тем предсказуемей она будет для меня, и тем легче мне будет ей противостоять.

— Слин! — прошипел Теменидес.

Надо заметить, что необычный ход игрока поставил Копейщика Убара Теменидеса под удар Посвященного Убары игрока. Это могло бы соблазнить Теменидеса потратить время, сделать лишний ход этим Копейщиком, тем самым удаляя его позицию от основных сил, или, возможно, вынудить его начать преждевременно защищать свою фигуру. Однако, я не думаю, что решусь когда либо повторить такой ход.

— Безусловно, питай я к Вам несколько больше уважения, — добавил игрок в маске, — то, возможно, я бы выбрал несколько иной дебют.

— Слин! Урт! — выругался Теменидес.

— Вы подтверждаете свой ход? — спросил игрока помощник.

— Да, — кивнул тот, и мужчина переставил Всадника.

— Спасибо, — поблагодарил игрок.

— Мне кажется, что этот парень, вовсе не так прост, как мы думали, — заметил Белнар.

— Чушь, — раздраженно бросил Теменидес. — Он не более чем фигляр, деревенщина!

— Что-то здесь жарко, — небрежно заметил игрок, и распахнул легкую, темную накидку, которую он носил все время.

Под накидкой, как я и подозревал, оказалась одежда касты игроков, красно-желтая клетчатая туника, являвшаяся отличительным знаком этой касты. Я думаю, должно быть, прошли многие годы, с тех пор как он перестал носить ее открыто. Его небрежное движение вызвало волну удивленных криков в зале. Бина застыла, пораженно глядя на него, а потом закрутила руками, пытаясь вытянуть из жестоких петель веревки.

— Он из игроков, — выдохнул кто-то из мужчин.

— Я это подозревал, — признал Белнар. — Он не показался мне действительно безумным.

— Это уже не имеет значения, — сказал Теменидес. — Я дежру престижную доску Коса. Я уничтожу его. Это означает лишь то, что игра может оказаться несколько интересней, чем я ожидал изначально.

— Вы действительно из игроков? — спросил мужчина обслуживающий матч.

— Это — моя каста, — признал игрок.

У меня даже волосы на затылке стали дыбом. В этот момент, я понял, что игрок наконец-то нашел себя.

— И к какому, из низших рангов игроков Ты относишься? — презрительным тоном осведомился Теменидес.

Рейтинг игроков, кстати, устанавливается на основе выигранных ими партий на особых турнирах и официальных встречах, записывается и сохраняется с величайшей аккуратностью.

— Я был чемпионом, — сообщил игрок.

— И что за небольшой городишко, или деревенька были осчастливлены таким чемпионом? — ядовито спросил Теменидес.

— Думаю, граждане Ара не будут довольны такой характеристикой их города, — заметил игрок.

— Ара?! — выкрикнул ошеломленный Теменидес.

— Ара! — раздались тут и там удивленный крики.

— Возможно, Вы даже слышали обо мне, — заметил игрок.

— Кто Вы? — испуганно прошептал Теменидес.

Игрок потянулся к маске и снял ее, но его лицо все еще оставалось в тени темного капюшона. Потом, он резким движением сбросил его за спину. Задрожавшая Бина непроизвольно зажмурилась, но услышав многочисленные крики удивления как свободных мужчин, так присутствовавших здесь рабынь прокатившиеся по залу, открыла глаза. Девушка вскрикнула, от неожиданности и удивления. Лицо игрока больше не было скрыто под непрозрачным капюшоном. Он величественно осмотрел зал. Не было ни малейших следов ожогов или иных ран. Не было на нем ни единой отметины. Это было чистое, гордое лицо, и одновременно строгое, и выразительное. А еще на по-мужски красивом лице игрока невозможно было не заметить печать интеллекта и силы воли.

— Я — Скормус из Ара, — представился он.

— Скормуса из Ара больше нет! — закричал Теменидес.

— Он вернулся, — поправил его игрок.

— Я не смогу играть против этого мужчины, — воскликнул Теменидес. — Он — один из самых блестящих игроков на всем Горе!

— Но игра уже началась, — напомнил ему Скормус.

— Господин! — вдруг, не выдержав, закричала Бина. — Господин! Я люблю Вас, Господин!

— За то, что Ты заговорила без моего разрешения, — сказал Скормус из Ара своей рабыне, — утром Ты будешь умолять меня о десяти плетях. Если этот вопрос вдруг выскочит из твоей глупой головы, Ты получишь пятьдесят.

— Да, Господин, — радостно ответила Бина.

— Также, если Ты осмелишься заговорить еще раз, прежде чем окончится игра, Тебе перережут горло, — предупредил ее Скормус из Ара.

Она во все глаза смотрела на него, и я не смог бы сказать, чего в них было больше, ужаса, или любви.

— Проследите, — кивнул Скормус одному из мужчин.

— Да, Игрок, — уважительно сказал тот, и, вынув нож, подошел и встал за спиной у Бины.

Взяв девушку за волосы, он слегка оттянул ее голову и, немного приподняв ошейник острием ножа, чуть-чуть прижал клинок к горлу прямо под нижней кромкой стальной полосы, дав рабыне ощутить холод и остроту лезвия. Почувствовав, что Бина задрожала, мужчина убрал нож от ее горла, и спрятал его обратно в ножны, но так и остался стоять у нее за спиной. Бина затихла, стараясь даже дышать тише. Теперь у нее не оставалось выбора, она знала, что стоит ей открыть рот до конца поединка, мужчина за ее спиной воспользуется ножом без капли сомнений.

— Итак, первый ход остался за Вами, — сказал Скормус Теменидесу. — Значит, последний я оставляю за собой.

Теменидес отчаянно посмотрел на Белнара, словно ища его защиты.

— Я не смогу играть с таким игроком как он, — признал он.

— Играй, — бросил Белнар.

— Убар! — воскликнул Теменидес.

— Это будет забавно, — сказал Белнар.

— Пожалуйста, Убар, — пробормотал Теменидес.

В этот момент, двери зала распахнулись, и несколько мужчин на длинных шестах внесли огромный котел, наполненный тарларионовым жиром, и установили его у дальней стены зала на большой плоской железной плите с загнутыми краями. Дрова, сложенные на плите тут же разожгли.

— Убар! — запротестовал было Теменидес.

— Играй, — приказал Белнар.

Я же спокойно встал и неторопливым шагом направился прочь из зала. У меня было одно дельце в другом месте. И времени у меня теперь было предостаточно. Скормус обещал не спешить с Теменидесом.