Лицеист

Глава 32

– Настасья… – на всякий случай позвал я. – Настасья Архиповна, ты тут?

До сарая в дальнем конце двора я добрался без приключений. Сбежал через кухню – и у главного входа, и у задней двери дежурили охранники. Вряд ли Андрей Георгиевич оставил им указание всенепременно запретить мне шляться по усадьбе… но осторожность никогда не бывает лишней. Я прошел через вотчину Арины Степановны, прокрался в тени за гаражом, под Ходом махнул метров пятьдесят открытого пространства, когда патрульный с собакой исчез за углом – и скрылся среди деревьев. И только потом выбрался на тропинку и уже не таясь зашагал к сараю.

Вряд ли Настасья на месте. Если уж даже в гараже и даже на кухне тихо, как в гробу – похоже, Андрей Георгиевич разогнал всех по домам.

– Настасья?‥ – повторил я, прикрывая за собой ворота.

Нет ответа. Только под крышей захлопала крыльями какая-то птица. И приветливо блеснула Настасьина тачка: стальной монстр, конечно же, никуда не делся. И как будто даже обзавелся еще парочкой деталей. Когда глаза немного привыкли к полумраку сарая, я смог разглядеть…

– Благородие, ты, что ли?‥

От неожиданности я едва не влепил в темный угол Булаву. Настасья выбралась на свет и принялась рассматривать меня. Не настороженно – скорее с удивлением и неподдельным интересом.

Будто видела впервые.

– Ты куда так вырядился? – поинтересовалась она, убирая под косынку выбившуюся медную прядку.

– Ах, это?‥ – Я стянул с головы кепку. – Да так… Конспирация.

Готовясь к побегу, я специально оделся в самое простенькое и неброское. Кое-что позаимствовал и из кабинета. Убор со здоровенной головы Андрея Георгиевича оказался, мягко говоря, великоват, и козырек то и дело норовил сползти на глаза… но сейчас даже это скорее плюс.

– Слова-то у тебя какие, благородие, – улыбнулась Настасья. – А я уж испугалась! Заглядывал тут один с ружьем – еще затемно. Хмурый – смотреть страшно. Ничего не сказал, а все душа не на месте… Уж подумала – не случилось ли чего?

Мне вдруг стало смешно – настолько нелепой показалась сама ситуация.

Там, в Питере, убили наследника старинного рода и члена Госсовета. Моего брата. Вся семья – вместе с близкими друзьями и союзниками готовилась к войне, которая вполне может дотла выжечь весь центр столицы. Охрана в усадьбе чуть ли не с рассвета стоит на ушах, ожидая если не осады, то хотя бы пары-тройки бессонных ночей…

А жизнь идет своим чередом. Настасья, похоже, так и не ложилась, всю ночь ковыряясь под капотом. И даже знать не знала, что случилось. Для нее вся суматоха так и осталась за стенами старая, отгородившими ее маленький мирок, в котором кипела работа.

Кипела, но закончилась ли?

– Да все… в порядке. – Я махнул рукой. – У тебя-то тут как?‥ Ты вообще спишь?

– По полчаса на каждый глазок, благородие. – Настасья устало улыбнулась. – Зато по ходовой как будто закончила… Даже бензина в гараже выпросила вот, завести пробовала.

Так. Та-а-а-ак!

– И получается? – Я постарался не выдать волнения в голосе. – Работает?

– Не вышло, благородие. Стартер все никак не привезут, а кочергу крутить… сам понимаешь. Мотор здоровенный – силенок не хватает.

Настасья протяжно вздохнула и указала на странную железку, лежавшую на полу прямо перед хищно скалящейся решеткой мордой машины.

Металлический прут примерно с палец толщиной, изогнутый под прямым углом в двух местах. Та самая «кочерга»… Ага! Понятно: втыкается куда-то под здоровенный радиатор – чтобы завести вручную. В случае, когда холодно, если сдох аккумулятор и стартеру не хватает мощей провернуть коленвал… или если стартера вообще нет. Вполне себе решение проблемы, но не всегда. Огромный двигатель – это не шутки. Восемь цилиндров, чуть ли не по литру каждый. Может банально не хватить сил в руках.

Настасье не хватило.

– А ну-ка… – Я стащил с плеч куртку. – Давай я попробую.

Сначала показалось, что я пытаюсь согнуть железный лом, но потом дело пошло. «Кочерга» сдвинулась где-то на четверть оборота, и под капотом что-то грузно бухнуло – будто перекатились с места на место тяжелые камни.

– Давай! – Настасья подпрыгнула на месте. – Давай, благородие! Получается!

Но получалось, откровенно говоря, с трудом. Провернув «кочергу» два полных круга, я взмок так, что рубашка прилипла к спине. Тренировки с беспощадным Андреем Георгиевичем давали свои плоды, но все-таки полноценных силенок я пока еще не добирал… Даже из взрослых мужиков наверняка не каждый смог бы вручную крутануть огромный двигатель так, чтобы он схватился, заработал…

Да твою ж… Одаренный я – или нет, в конце то концов?!

Энергетический контур обновился, и в мышцах почувствовалось знакомое жжение. Совсем не болезненное, скорее даже приятное. Ход – не обычный, которому меня учил Андрей Георгиевич – снова заработал на полную. Я еще усложнил плетение, и оно не только прогнало усталость, но и как будто добавило сил. Не так много, но…

– Ничего себе, благородие! Вроде тощий, а спина у тебя… Мышцы прям ходят!

В голосе Настасьи послышались восхищенные нотки. В любой другой день я наверняка тут же надулся бы от гордости и самодовольства, но сейчас почти не обратил внимания. Во всем мире остались только двое: я и проклятая «кочерга», которая скользила в липких от пота пальцев, кое-как раскручивалась, заставляла мотор снова и снова грохотать, еще чуть быстрее…

– Работает!

Машина ожила. Натужно рявкнула, чихнула бензиновым духом откуда-то из-под капота – и зарычала. Раскатисто, мощно и громко – глушителем дева-конструктор, похоже, так и не обзавелась.

Плохо. Мы далеко от усадьбы, но если кому-нибудь из охраны вздумается сюда заглянуть…

– Благородие, молодец!

Настасья повисла у меня на шее и поцеловала. Просто так, от избытка чувств – или…

Нет. Определенно «или». Разве что такое «угощение» досталось бы любому, кто смог бы завести отцовскую машину… Ну и, пожалуй, обладал хоть мало-мальски привлекательной наружностью: может, Настасья и не отличалась особой чопорностью, но разборчивостью – уж точно.

Я и сам успел взмокнуть от развлечений с «кочергой», но мягкие девичьи губы оказались еще горячее. На Настасью не среагировал бы разве что мертвый, а с моим разогнанным Ходом телом и вовсе творилось что-то невообразимое. Сердце колотилось так, будто всерьез собиралось выскочить из груди и поджечь уже совершенно лишнюю одежду.

– Благородие, стой… – выдохнула Настасья мне в ухо, но тут же изогнулась, прижимаясь сильнее. – Нет! Не отпускай, не вздумай…

Я подхватил ее и поднял – легко, как пушинку – пронес несколько шагов и усадил на верстак. Настасья обвила меня длиннющими ногами и запрокинула голову, будто специально подставляя моим губам белую шею. Косынку она уже успела потерять – и рыжие локоны растеклись по плечам, будто жидкое пламя. Руки у меня теперь были свободны, и я запустил пятерню в девичьи волосы. Осторожно, но сильно – так, чтобы уж точно не вырвалось. Крышу срывало так, что я забыл обо всем на свете. Вообще обо всем… почти.

Щелк.

Мне едва хватило воли выпустить уже покорное девичье тело и отступить назад.

– Благородие… Ты чего это?

Настасья вздохнула и подалась вперед, ко мне, еще не понимая, что я сделал. Всем телом, а потом руками… рукой. Вторую удерживала металлическая цепочка, тянувшаяся от намертво прикрученной к верстаку железной скобы.

Наручники, которые я стащил из сейфа, все-таки пригодились.

– Прости, Настасья Архиповна. – Я подхватил брошенную на капот куртку. – Скоро вернусь.

Объяснять не было ни времени, ни смысла. Девчонка даже за всю имперскую казну не отдала бы мне свое сокровище… А я уж точно не взял бы ее с собой в вот-вот готовый вспыхнуть войной родов Питер.

– Потом ты меня простишь… наверное. – Я распахнул единственную нормальную дверь машины и уселся на водительское кресло – то самое, от трактора. – Подарю платье, отведу тебя в лучший ресторан… и плевать, что скажут.

Это Настасья явно пропустила мимо ушей. Плевать она хотела и на платье, и на ресторан, и на самые огромные бриллианты из ювелирных на Невском – даже вздумай я их предложить. Может, сначала все это могло показаться какой-то сомнительной шуткой, идиотским выкрутасом избалованного князька, решившего променять ласку такой красотки на дурачества… но когда мотор машины коротко рявкнул, отзываясь на педаль газа, Настасья поняла: ее только что бессовестно ограбили.

Среди бела дня.

– Ты… А ну стой! – заверещала она, дергая наручники. – Я тебя придушу!!!

Если бы Настасья была Одаренной, пусть хоть самой слабенькой, четырнадцатого класса, от меня наверняка уже остались одни угольки – столько в ее глазах полыхнуло злости. Но природа не наделила ее ни родовой магией, чтобы врезать мне Горынычем или Свечкой, ни даже силой порвать тонкую стальную цепь.

Зато наделила луженой глоткой.

Орала Настасья так, что слышала даже государыня в Зимнем. И откуда-то снаружи ей отвечали: заливистый собачий лай доносился чуть-ли не прямо из-за стены. Один из патрульных все-таки решил проверить, что за шум в гараже – и шел сюда… И времени на хоть какие-то подготовительные операции уже не осталось.

Я рванул рычаг передачи и вдавил газ.

Машина радостно взревела, дернулась, на мгновение замерла – только визжали покрышки, с дымом прокручиваясь по доскам под колесами – и рванула вперед, разнося в щепки древние ворота. Я едва успел дернуть рулем, чтобы не задавить беднягу-охранника – он в самый последний момент отпрыгнул в сторону, утягивая за собой собаку. Наверняка свалился, но я этого уже не увидел.

Тропинка через заросли оказалась тесноватой – пришлось пробиваться. На мгновение показалось, что я не смогу, что заглохну, но могучий мотор справился. Машина буквально взрывала землю, с одинаковой легкостью круша радиатором и кусты, и даже тоненькие деревья. Где-то позади слышались крики и собачий лай, со всех концов усадьбы к сараю уже сбегалась охрана, но меня было уже не остановить.

Настасьино творение миновало подлесок и вырвалось на свободу, стремительно унося меня к воротам. Только у самого выезда среди ребят Андрея Георгиевича отыскался один, не побоявшийся навредить князю, который, по-видимому, спятил и решил удрать на неведомом чудище из ржавого железа. Высокий тощий парень несколько мгновений выцеливал меня, орал что-то, а потом отшвырнул винтовку и взмахнул рукой.

Серп получился что надо. Ударил, лязгнул, высекая искры и оставляя на металле глубокую отметину, срезал угол пассажирского сиденья, но с курса меня не сбил. Я вцепился в руль обеими руками, выровнял машину – и, не сбавляя хода, швырнул через мятый капот две Булавы подряд. Раздался грохот, застонало сминаемое магией железо – и ворота не выдержали и распахнулись, выпуская меня наружу.