По лицу.., можно о многом догадаться.
Эллери с трудом разлепил глаза и очнулся промозглым серым субботним утром. Отца не было, а Харри Берк в кабинете просматривал утренние газеты.
– Вы так сладко храпели в перину, что я не решился вас будить, – сказал Берк. Шотландец был уже одет и до блеска выбрит. Тахту он прибрал и, теперь ждал, когда вскипит кофе на электроплитке. – Я уже давно на ногах.
– Как спалось? – Эллери потянулся к чашке кофе с видом изнывающего от жажды путника. Его самого всю ночь терзали кошмары: снова и снова возникало безликое лицо со всклокоченными мертвыми волосами, как на трупе Глори Гилд, пока пробившийся сквозь венецианские шторы дневной свет не позволил ему, совершенно измученному, погрузиться в полное забытье.
– Я спал как убитый, – довольно хмыкнул Берк. – Ваша тахта просто создана для сна! Единственное, что меня огорчает, – не могу найти чай в буфете.
– Я сегодня же раздобуду для вас пачку.
– Что вы, не стоит ради одной ночи! – запротестовал шотландец. – Я на днях переберусь в отель.
– И слышать не хочу об этом! Неизвестно, сколько вам еще понадобится пробыть здесь. А счета в нью-йоркских отелях растут со сказочной быстротой!
– Эллери, вы так добры ко мне!
– А я вообще добрый человек… Что нового в газетах?
– Для нас – ничего. Хотя в одной статейке встречаются кое-какие дополнительные подробности о прошлом Армандо.
– Чья статья?
– Кипа Кипли.
Эллери отставил в сторону чашку с кофе и ухватился за газету. Он уже наизусть выучил манеру каждого репортера. Кипли много раз снабжал его ценными сведениями. В это утро речь шла почти исключительно о пресловутом «графе» Армандо – супруге Глори Гилд. Эллери представил, как выпучит свои блестящие глазки Армандо.
– Харри, все это в основном болтовня для публики. Но сдается мне, что кое-что на эту тему Кип действительно знает, да пока помалкивает… У меня идея!
Он заглянул в записную книжку и набрал телефон Кипли.
– Кип? Это Эллери Куин. Не разбудил?
– Нет, черт побери! – ответил ему знакомый прокуренный голос. – Завтрак в самом разгаре, а я жду твоего звонка, шеф. Уверен, ты уже по уши завяз в этой истории с Джи-Джи, правда?
– По уши – не по уши, но интересуюсь немного… Кип, я хотел бы встретиться.
– В любое время дня и ночи! Двери моего дома всегда открыты.
– Я хотел бы поговорить с глазу на глаз.
– Понял. В час у меня, идет?
– Решено. Жди. – Эллери повесил трубку и повернулся к Харри Берку. – Никогда не знаешь, чем тебя порадует Кип. Информация из него так и сыплется, как из рога изобилия. Дайте мне двадцать минут на завтрак, Харри, а пообедаем мы теми сенсационными блюдами, которые приберег для нас расторопный репортер!
Репортер оказался тщедушным смуглым человечком с лицом венецианского дожа[10], одетым в шелковое кимоно ручной работы.
– Прошу прощения – я по-домашнему, – сказал Кипли, обмениваясь вялым рукопожатием с Эллери, – никогда не ношу костюма до четырех часов. А кто это с тобой?
Эллери представил Берка, который подвергся тщательному осмотру парой черных бегающих репортерских глаз, завершившемуся быстрым:
– Харри Берк? Не знаком, – Затем Кипли кивнул в сторону роскошного домашнего бара, за которым колдовал слуга-пуэрториканец. Благодаря бойкому перу Кипли этот слуга был известен чуть ли не всему Манхеттену. Фешенебельная квартира на самой вершине небоскреба отличалась почти стерильной чистотой и отсутствием даже малейшего намека на существование в мире женщин. Кипли был известным ипохондриком, а женщин боялся, как огня. При этом обладал почти женской манией чистоты и порядка.
– Что будете пить? – поинтересовался он. Сам Кипли не брал в рот спиртного.
– Спасибо, я не пью с утра, – поблагодарил Эллери; Берк тоже отказался, желая сохранить голову ясной для важного разговора, хотя глаза его сами собой уже облюбовали бутылочку «Черного Джонни Уокера». Кипли подмигнул Фелипе, и слуга тут же исчез. Берк заметил, что репортер чем-то втайне очень доволен.
– Располагайтесь, джентльмены. Так что вас интересует?
– Все, что связано с Карлосом Армандо, – отвечал Эллери. – Но не имею в виду ту газетную утку, которую ты, как это у вас водится, поджаривал в сегодняшнем выпуске.
Репортер издал короткий смешок:
– Все в свое время, шеф. Но тебе, естественно, я лапшу на уши вешать не собираюсь. Впрочем – какой мне с этого всего интерес?
– Никакого, – сказал Эллери. – Пока. Потому что я сам еще толком ничего не знаю. Однако если удастся до чего-нибудь докопаться, то и ты, Кип, в обиде не останешься. Получишь свой кусок для газетной жвачки.
Кипли метнул на Эллери быстрый взгляд.
– Я правильно тебя понял – мистер Берк здесь свой человек?
– Харри – частный детектив из Лондона. Имеет некоторое отношение к нашему делу.
– Если хотите, мистер Кипли, я уйду, – добродушно предложил Берк и поднялся.
– Сидите, шеф! Просто когда я собираюсь немножко посекретничать, мне не все равно, до чьих ушей дойдут наши маленькие девичьи тайны… Так этот молодец, говоришь, работает на наших британских братьев? На кого конкретно?
– Кип! У кого это девичьи тайны? – рассмеялся Эллери, – ладно, называй как хочешь, только поскорей раскрой их! Нам действительно есть о чем посекретничать?
– Значит – Армандо, – сморщил длинный венецианский нос Кипли. – Говнюк еще тот! Настоящий сексуальный гангстер, просто маньяк. Слащавый, как карамелька, без мыла влезет куда угодно… Уж на что я видал виды, но даже меня тошнит, как представлю себе его и эту глупую облезлую канарейку – Джи-Джи – в их семейном гнездышке… И как только он умудрился пять лет так водить ее за нос! А уж поимел-то с нее – ого-го!
– Ты полагаешь, ему удавалось обманывать ее?
– Обманывать?! Ты не умеешь подбирать достаточно крепкие выражения, Куин! Это еще слабо сказано. Он не упускал случая попользоваться всем и всеми, что только появлялось перед его сальными глазками!
– Что ты имеешь в виду?
– Возьмем, к примеру, одну из авантюр. Его недавно засекли в злачном местечке с некоей дамой, Номером Седьмым в хит-параде его жен. Предшественницей Джи-Джи, той самой вдовушкой чикагского мясоторговца, которой удалось прищучить его с горничной и вышвырнуть на улицу без гроша за душой. Эта миссис Джетти Хоуди Хаппенкпяймер поторопилась избавиться от него, подав в суд на развод. Сейчас Джетти обитает в Нью-Йорке и платит за свое логово на Бикмен Плейс по пятьдесят тысяч долларов в год. Армандо каким-то образом удалось снова подъехать к своей бывшей крале. Сам не пойму – каким. Да и кто угадает, что взбредет бабе на ум? Они все словно с цепи срываются, если дело касается амурных делишек. Хотя у этих созданий тоже не все постелью ограничивается… Что такое особенное у них под юбкой, не понимаю! Но я готов признать, что Кип – это еще не весь мужской род.., и что этот Армандо мог увидеть в ней интерес, ускользающий от моего скромного понимания.
– То есть вы хотите понять, что нужно было Армандо от миссис Хаппенкпяймер? – вставил Харри Берк. – Когда я еще служил в Скотланд-Ярде, я видел ее однажды на одном из открытых королевских приемов. Мясистая дама внушительных размеров. Имеет пристрастие к шляпам с широченными полями. Полагаю, что в данном случае задето нечто вроде профессиональной гордости Армандо… То есть я имел в виду, что в первый раз ему не удалось облапошить ее, вот он и наверстывает упущенное.
– Да, видно, есть у него эта слабость, – кивнул Эллери. – А еще кто, Кип?
– Не буду перечислять всех его экс-жен. Упомяну только некоторых, с кем его видели. Это номера Третий и Четвертый. Третьей была миссис Арден Влитленд, по прозвищу Пампушка, подавшая на развод с Хендриксом Б. Влитлендом, банкиром, ради брака с Армандо. Этот брак распался после шумного скандала в Ньюпорте, когда одна часть собравшихся гостей едва успевала уворачиваться от падающих хрустальных подвесок с раскачивающихся люстр, а другая разносила вдребезги все остальное, доступное разрушению, в том числе две оригинальные работы Пикассо. Четвертой же была дамочка из Бостона, допившаяся в конце концов до чертиков – Деффи Дингл. Она поступила во вспомогательную службу противовоздушной обороны и четыре года не прикасались к спиртному. Затем Армандо частенько видели в бостонских кабаках, где он закупал водку и мартини целыми ящиками – все для бедняги Деффи, я уверен.
– Славный малый! – пробормотал Берк.
– Просто чудо! – кивнул Кипли.
– Значит: Хаппенкляймер, Пампушка, Деффи, – перечислил Эллери. – Три бывших супруги. Полагаю, ими список не ограничивается, Кип?
– Да, кое-что я приберег напоследок.
– Я весь внимание! – оживился Эллери.
– Секретарша Джи-Джи, – сказал Кипли. – Как там ее зовут? – Джин Темпль.
– Да ну! – изумился Берк.
– Вот тебе и ну! – скривился Эллери. – Пахнет жареным… Ведь он мог запросто погореть на этой связи! Или он совсем ошалел? Прямо под носом у Глори!
– Не волнуйтесь, он мастерски проворачивал такого рода аферы. У него просто звериный нюх на опасность и он умеет ловить подходящий момент. Естественно, что он и место с умом выбирает – с Джин Темпль они встречались в одном укромном местечке недалеко от города. Встречались нечасто, так что только такой прожженный охотник за сплетнями, как я, смог пронюхать об этом.
– А я еще не видел этой Темпль. Она что, хороша собой?
– Да нет, просто пара сисек, к которым присоединено положенное количество рук и ног. Физиономия – как яйцо всмятку. В общем – клуша, ничего особенного.
– Бедные европейцы! – вздохнул Эллери. – Они до сих пор не могут понять, отчего у американок бюст растет как на дрожжах. А кто еще у него был?
Репортер усмехнулся:
– До конца далеко!
– Тогда я лучше буду записывать, – Эллери достал блокнот и ручку.
– На всякий случай стоит упомянуть некую актриску по имени Роберта Веет. – Берк слегка побледнел.
– Тут никакой материальной выгоды – она бедна, но молода и недурна собой. Полагаю, даже нашему «графу» порой хочется отдохнуть душой и потрахаться по-человечески. Но их не видали вместе уже шесть или семь месяцев. Видимо, тут давно все кончено. – Эллери обменялся с Харри Берком многозначительными взглядами.
– Что такое, я сказал что-то не так? – забеспокоился репортер.
– Все в порядке, – ответил Берк.
Черные глаза Кипли подозрительно сузились:
– Вы что-то скрываете от меня? Мы так не договаривались!
– Да, – сказал Эллери. Берк явно страдал. – Но, Кип, мы не имеем права открывать чужие секреты! Тем более что отношение Роберты Вест к нашему случаю ясно и не требует уточнения. Кто там дальше?
Репортер коротко пометил что-то в записной книжке у себя под подушкой. – Спасибо, шеф, из официальных источников мне этого узнать не удалось… Спасибо за намек. Дальше идет Марта Беллина.
– Оперная певица?
– Она самая. Беллина, кажется, лучшая подруга Джи-Джи. Армандо внешне также всячески демонстрировал к ней чисто дружеское расположение. Так что если ситуация и не совсем удовлетворяла Марту, она предпочитала держать язык за зубами.
– Невероятно! – пробормотал Берк.
– Марта Беллина, – записывал Эллери. – Кто следующий?
– Ее личный доктор.
– Чей доктор? – вскинул глаза Эллери.
– Джи-Джи.
Эллери изумленно поднял брови. Кипли расхохотался:
– Если Армандо вдобавок еще и педик – то пока тайный. С мальчиками его пока не засекали ни разу. Доктор Меркелл – женщина, Сьюзен Меркелл, врач.
– Та самая врач-ларинголог с Парк Авеню, столь популярная среди богемы?
– Та самая. Замужем не была. Женщина статная, красивая – вылитая графиня или что-нибудь в этом же аристократическом роде. Армандо оставалось только симулировать кашель, отправляться на прием и подолгу задерживаться в ее кабинете для подробного осмотра. И каждый раз, насколько мне известно, именно доктор подвергалась детальному осмотру, а не пациент.
– Откуда вы только выгребли всю эту грязь? – с омерзением поморщился Харри Берк.
– Разве я сую нос на вашу профессиональную кухню, Чарли? – дружелюбно улыбнулся репортер. – Затем следует некая толстуха под вуалью.
– Что такое? – воскликнул Эллери.
– Его встречали в обществе пухлой девицы в неизменной фиолетовой вуали. Такой плотной, что лицо разглядеть невозможно.
– Всегда под вуалью?
– Всегда.
– Сколько ей лет?
– Кто может сказать в наше время, сколько бабе лет, если не видел вблизи ее физиономии? Даже когда небеса поколеблются и все в мире пойдет прахом, эти чертовы ведьмы останутся такими же!
– А какие волосы у этой дамы под вуалью?
– Иногда – блондинка, иногда – рыжая, а порой – брюнетка. Но судя по моим заметкам, это всегда одна и та же женщина. Просто парики меняет… Я смотрю, вы оба не на шутку заинтересовались этой мадам X. Так же, как и я сам. Армандо ведет себя, как идиот: шляется на людях в обществе дамочки-под вуалью! Это все равно, что прогуливаться под ручку с девицей в одном купальнике! Вы читали мои репортажи?
– Не так часто, как хотелось бы. Но с сегодняшнего дня буду просматривать их регулярно! – с энтузиазмом пообещал Эллери. – Кстати, вы имеете хотя бы отдаленное представление о том, когда Армандо последний раз появлялся с этой завуалированной особой?
– Кажется, перед Рождеством. Ребята, ну нельзя же быть такими дотошными! За каким чертом вообще нужны точные даты?
– Просто я разрабатываю одну только что наклюнувшуюся версию. Ладно, что с хит-парадом Армандо? Все? Кипли коротко кивнул:
– Да. У меня все. Эллери подал знак Берку.
– Кип, я просто не знаю, как тебя благодарить…
– Все ты прекрасно знаешь, Чарли!.. Подари мне какой-нибудь жареный фактик – и мы квиты!
Они вернулись в полицейский участок, где посвятили остаток дня изучению дневников Глори Гилд – одна мелко исписанная страница за другой. В основном записи носили случайный характер – так-то развлекались с гостями, на таких-то вечеринках побывали, таким-то образом провели уикэнд. Отзывы о премьерах, порой перемежающиеся язвительными замечаниями об исполнителях поп-музыки. Частенько встречались восторженные и подобострастные упоминания о воротилах шоу-бизнеса, так что создавалось впечатление, будто Джи-Джи в глубине души так до конца и осталась робкой дебютанткой из провинции. Упоминаний о муже было на удивление мало, и уж совсем никаких сведений о его – реальных или подозреваемых – связях с другими женщинами. Или Глори Гилд оставалась в полном неведении относительно этой стороны жизни своего супруга, или же она решила ничего не замечать, по крайней мере – в своих записях.
И никаких ниточек к разгадке того, что она имела в виду под загадочным словом «лицо». Никаких упоминаний о женщине под вуалью; ни о вуали, ни о фиолетовом – или каком-либо другом – цвете тоже.
Затем такому же тщательному изучению были подвергнуты ее воспоминания. Но ни рукопись, ни ее машинописный вариант не содержали ничего, проливающего хоть малейший свет на причины смерти певицы.
От отчета инспектора Куина толку оказалось еще меньше: в нем не содержалось даже тех сведений, которые Эллери уже посчастливилось самостоятельно получить. Люди инспектора буквально рыли носом землю: они узнали сущий мизер. Возобновленный союз Армандо с его третьей супругой, Арденой-Пампушкой Влитленд, всю историю с кошмаром в Ньюпорте, шашни Армандо с Джин Темпль, секретаршей своей нынешней жены, а также и с доктором Сьюзен Меркелл. Впрочем, всплыл и дуэт с оперной певицей Мартой Беллина. Но зато вне их поля зрения остались Номер Четвертый – спившаяся Деффи Дингл и Номер Седьмой – Джетти Хоудж Хаппенкляймер, непосредственная предшественница Глори Гилд.
А также – что самое знаменательное! – женщина под вуалью…
– Вот ею мы и займемся в первую очередь, – заявил инспектор, – В Бостон тоже пошлем запрос об этой Дингл. Но я больше всего заинтригован дамочкой под малиновой вуалью.
– Фиолетовой, – мрачно поправил Эллери. – Разница может иметь большое значение.
– Даю голову на отсечение, что с миссис Хаппенкляймер и возиться не стоит! – фыркнул его отец. – Она единственная из жен Армандо, на которую его власть не распространяется. Я не могу представить себе, чтобы женщина ее склада пошла ради него на убийство.
– Однако, судя по сообщению Кипли, она снова связалась с ним. Почему?
– Кто может объяснить, почему женщина поступает так или иначе? Может, она поддалась чувствительным воспоминаниям? Поспрашивайте ее, если хотите…
– Вот этим-то мы с Харри и займемся… – В эту ночь они обнаружили Джетти Хаппенкляймер на благотворительном балу в Американе. Она сразу же бросалась в глаза, как атомный взрыв в пустыне Нью-Мексико: огромная женщина в головном уборе, напоминавшем шляпку гигантского гриба, возвышалась над празднично разряженной толпой.
– Дайте-ка я попытаюсь первым, – хмыкнул Берк, – Джетти питает слабость к англичанам.
– Но вы шотландец.
– Поверьте, дружище, для нее это все равно.
Эллери наблюдал, как Берк орудует широкими плечами, прокладывая себе путь к столику с пуншем. Там миссис Хаппенкляймер, изогнувшись пополам, что-то нашептывала на ухо плененному ею африканскому дипломату. Спустя несколько минут Берк уже танцевал с ней, причем его макушка оказалась как раз на уровне полей ее шляпы. Еще через несколько минут он вернулся к Эллери.
– С этим все, Эллери. Мы договорились завтра утром позавтракать вместе. Она была очень любезна…
– Но как вам удалось?! Берк хитро усмехнулся:
– Я напомнил ей нашу случайную встречу на открытом королевском приеме в Лондоне. После этого ее можно было брать голыми руками. Хотя на черта мне это нужно?!
– Не женщина, а двухспальная кровать, – смерил глазами ее устрашающие габариты Эллери.
Ровно в 11.00 в воскресное утро дворецкий-англичанин, уже успевший отпустить солидные бачки, проводил их на второй этаж роскошной квартиры на Бикмен-Плейс. Мадам, как оказалось, уже поджидала их. Дворецкий провел их на застекленную террасу, где миссис Хаппенкляймер восседала в напоминающем трон огромном плетеном кресле перед столиком, накрытым на три персоны.
– Мистер Берк, как я рада вас видеть! – загрохотала она могучим контральто. – А это ваш друг? Как я счастлива видеть любого, кто приходится другом мистеру Берку! Эллери Квиг, вы сказали? Ах, Куин… Как неловко я ослышалась! Пожалуйста, присаживайтесь, мистер Куин. И вы, мистер Берк, конечно же…
Берк умело завел чисто английскую светскую болтовню о том, о сем, пока дворецкий менял тарелки. Миссис Хаппенкляймер ела с такой же чрезмерностью, какой отличалось все, что имело к ней отношение. Целые партии булочек, яиц всмятку, колбас, копченой рыбы, хлебцев и чашек кофе методично исчезали в ее утробе. Эллери время от времени вставлял в разговор пару фраз, чтобы не чувствовать себя третьим лишним. При виде завтракающей мадам ему пришел на ум Моби Дик[11] – в ее наряде преобладал жемчужно-белый цвет. Может быть, Карлос Армандо был своего рода Капитан Ахаб[12], преследующий ее из-за навязчивой идеи отомстить за свое единственное поражение? А заодно подчинить своей воле настолько, чтобы ее руками привести в исполнение кровавый замысел? Или он скорее напоминал Лягушонка-Маугли, оседлывавшего Слона Хатхи лишь для удовлетворения своих мужских амбиций?
– О да! – обратился Берк к хозяйке. – Я уже имел счастье встречаться с графом Армандо. О, дорогая миссис Хаппенкляймер, мне, наверное, не следовало упоминать об этом! Ведь он когда-то был вашим мужем?
– Был. Но он такой же граф, как я – герцогиня. И вы, мистер Берк, можете вполне свободно упоминать о нем, – добродушно улыбнулась мадам, протягивая свою мощную ручищу за следующей сигаретой. Берк услужливо щелкнул зажигалкой. Она прикурила, кивнула, извергла густой клуб дыма и лениво откинулась в кресле. – Милашка Карлос – отъявленный мошенник! – расхохоталась она, сотрясаясь всем телом. – Но он любую сведет с ума, такой обворожительный! Однако не думаю, чтобы он до конца простил мне маленькую уловку с фотографом, которого я захватила с собой, когда прищучила его с горничной. Как раз прошлой ночью я снова подтрунивала над ним по этому поводу.
– Неужели?! – воскликнул Берк. – Вы опять виделись с ним? Это очень мило с вашей стороны. Как говорится, – кто прошлое помянет…
– А почему бы и не встретиться с ним? Ведь Карлосу все равно не удастся поиметь с меня ничего такого, чего я не решила бы отдать ему добровольно… – Она медленно пожевала челюстями, словно пасущаяся корова, – Конечно, после того как он вляпался в такую пакость, было бы лучше навсегда расстаться с ним. – Она заграбастала кусок коричневого печенья, ранее ускользнувший от ее внимания, и принялась сосредоточенно пережевывать его, а сигарета в это время тлела в ее густо унизанных перстнями пальцах. – Вы и сами понимаете, что я не могу позволить впутывать себя в это дело.
– Вы имеете в виду смерть его жены?
– Я имею в виду убийство его жены, – мрачно поправила мадам и смахнула сладкие крошки под стол, где их терпеливо дожидался кокер-спаниель.
Тут на Эллери буквально снизошло откровение: несмотря на внешнюю туповатость, Джетти Хаппенкляймер не так-то просто провести! И еще никому, видимо, этого не удавалось. Недаром она время от времени бросала на Эллери быстрые взгляды, причем в них сквозило отнюдь не праздное любопытство, а ясное понимание того, чем в действительности интересуется «Эллери Куин».
Тогда он решился идти в открытую.
– Боюсь, миссис Хаппенкляймер, что мы добились чести разделить ваш изумительный завтрак под фальшивым предлогом, – заявил он. – На самом деле мы расследуем убийство миссис Армандо. – Берк чуть не застонал от неожиданности.
– Каждый хочет воспользоваться бедной, слабой и беззащитной женщиной в своих целях, – спокойно посетовала Джетти. – Что ж, – валяйте, расследуйте свое убийство.., мистер Как-вас-там? Мне скрывать нечего.
– Мистер Куин, – вежливо подсказал Эллери. – Я рад, что вам нечего скрывать, миссис Хаппенкляймер. Это очень облегчает мою задачу. Значит, я могу прямо спросить вас, где вы провели последние полчаса до полуночи в прошлую среду?
– А-а, это ночь перед кануном Нового года… Дайте-ка вспомнить… Ах да, конечно! Я была в представительстве ООН на приеме по случаю назначения нового посла из.., как там она называется?., в общем, какой-то южноазиатской страны. После чего я в компании других гостей отправилась в.., в.., ну как же называют такие места? Диско-что-то… – ну, там, на Шеридан-Сквер, в Виллидже.
– Когда вы покинули ООН?
– Около 10.30, – проницательные глазки из-под припухших век так и сверлили Эллери. – Я что, подозреваюсь в убийстве Глори? Вот было бы забавно!
– Что же здесь особенно забавного, миссис Хаппенкляймер?
– А с чего бы я вздумала стрелять в жену Карлоса? Чтобы вторично выйти за него замуж? Но мне и одного раза вполне достаточно, покорно благодарю! С ним не соскучишься, но наши нынешние отношения меня полностью удовлетворяют. Мне нет никакого смысла что-либо менять. И как вам только такое взбрело в голову!
Действительно – как?
– Вы в компании гостей отправились в Гринвич Виллидж прямо с приема в ООН?
– Совершенно верно.
– А вы хоть раз покидали дискотеку?
– Нет, мистер Куин, – она расплылась в широкой жирной улыбке.
– Когда закрылась дискотека?
– Примерно после трех часов. Простите, что не оправдала ваших надежд. – Улыбку сменил утробный хохот.
– В нашем деле разочарования неизбежны, миссис Хаппенкляймер. Конечно, мы проверим ваши слова.
– Проверяйте! – Джетги так и покатывалась от смеха. Но когда она обернулась к Харри Берку, на ее лице появилась капризная гримаска юного Гаргантюа, – А вам, мистер Берк, должно быть стыдно! Я-то, наивная, расчувствовалась от воспоминаний о королевском приеме, и вовсе не имела в виду мистера Куина[13].
– А что, хороший был прием! – галантно улыбнулся Берк. – Я там был приставлен следить, чтобы ничего не пропало.
– Да-а?! А вели себя как настоящий лорд. – вздохнула миссис Хаппенкляймер. – Хоукинс! (Эллери подумал, что ее дворецкого иначе и звать не могли). – Проводите джентльменов!
Они застали Джин Темпль в квартире на 49 Ист-Стрит, которую – судя по списку жильцов в фойе внизу – она делила с девицей по имени Вирджиния Уайтинг. Квартира состояла из крохотных спальни и кухоньки, а также довольно просторной гостиной. Мебель была убогая, к тому же повсюду царил свойственный одиноким девицам беспорядок. Обе девушки были в просторных брючках и водолазках. Обе в тапочках на босу ногу. Девица Уайтинг оказалась довольно симпатичной, с серыми, живыми глазами. А вот Джоан Темпль – бесцветным созданием, обладающим только одной достойной упоминания чертой: невероятных размеров бюстом, распиравшим водолазку до предела.
– Я совсем не возражаю против присутствия Вирджинии, – заявила девица Темпль. Она выглядела на все тридцать, хотя Эллери был уверен, что она гораздо моложе. В ее грязно-коричневых глазках за тусклой оправой очков затаился страх. – Я даже настаиваю, чтобы она осталась…
– Не суетись, Джинни, – подбодрила ее подруга. – Тебе ведь не о чем беспокоиться!
– Я знаю, – процедила сквозь нервно стиснутые зубы секретарша Глори Гилд. – А вот они, кажется – нет. И почему люди не хотят оставить меня в покое? Я уже рассказала все, что могла…
– Еще не все, мисс Темпль, – сказал Эллери. Преждевременно увядшая кожа на ее щеках стала мучнисто-желтой.
– Не понимаю, к чему вы клоните…
– К вам и к Карлосу Армандо. Желтый цвет сменился пунцовым.
– Ко мне и к Кар.., к графу Армандо?
– К вашей с ним связи.
– Что вы хотите этим сказать? – заволновалась она, – Что он вам сказал?..
– У нас есть сведения, что вы с Армандо находились в тайной связи за спиной миссис Армандо.
– Это неправда.
– Боюсь, что правда. Вас встречали с Армандо в отдаленных ресторанах и ночных барах, мисс Темпль. И не один раз. Мужчина вроде Армандо не станет тайно таскать секретаршу своей жены по кабакам только для того, чтобы продиктовать деловую записку…
– Мисс Темпль, – мягко сказал Харри Берк. – Мы здесь не для того, чтобы пачкать вашу репутацию. Нам просто нужна кое-какая информация.
Девушка сидела молча, сцепив на коленях руки. Затем подняла глаза.
– Хорошо, я признаю, что мы были в связи, – сказала она слабым голосом. – Я.., я и сама не понимаю, как это вышло. Так случилось, вот и все… Я хотела отделаться от него, но он не позволял. Угрожал, что в таком случае я потеряю работу. Я просто не знала, что делать. Мне нравится.., нравилась моя работа, а миссис Армандо очень щедро платил? мне, была так добра ко мне.., как правило, добра! Он не оставлял меня больше в покое, ну.., после первого раза.
– О, нам известно, какое он грязное животное! – буркнул Берк.
Эллери неодобрительно нахмурился – это была реплика, недостойная профессионала. Но для мисс Темпль эти слова, казалось, многое изменили: она почувствовала в Берке что-то вроде союзника. В дальнейшем она обращалась исключительно к нему с постоянным выражением затаенной благодарности. Вирджиния Уайтинг спокойно сидела рядом с ней: конечно, ей давно было обо всем известно, Джин вряд ли сумела бы что-то утаить от нее.
Эллери внезапно спросил:
– А вы, мисс Уайтинг, тоже знали Карлоса Армандо? Сероглазая девушка удивилась:
– Я? Вряд ли. То есть я встречала его здесь дважды, кажется. Но всего лишь мельком.
Он почувствовал, что эта девушка начинает вызывать у него симпатию.
– А на вас он не посягал?
– Попробовал однажды, пока Джинни красилась в ванной. Но я занималась карате и дала ему хороший урок. Второй раз он уже не пытался, – угрюмо ответила она.
У Джин Темпль отвисла челюсть:
– Ты никогда не рассказывала мне, Вирджиния!
– Я много чего тебе не говорю, Джинни. Например.., какой клушей надо быть, чтобы позволить этому скоту прибрать себя к рукам с первого же раза!
– Я знаю, – сказала Джин. – Я знаю, что вела себя, как последняя дура.
– Заговаривал ли Армандо когда-нибудь о женитьбе?
– Нет.
– То есть в случае, если вы поможете ему избавиться от нынешней жены?
Она вспыхнула и почти выкрикнула:
– Нет, разумеется! Да за кого вы меня принимаете, мистер Куин? Неужели и в полиции так считают?!
– Не буду отрицать, что кое-кому такое приходило в голову, – сказал Эллери. – Так делал он подобные предложения или нет? Может, намекал?
– Да нет же! И вздумай он намекнуть.., только попробовал бы – я бы тут же пошла к миссис Армандо и все бы рассказала. – Девушка вся тряслась. Вирджиния Уайтинг взяла ее за руку, и Джин разрыдалась.
– Простите, если очень расстроил вас, мисс Темпль. Мы скоро закончим. Скажите, как вы провели вечер тридцатого декабря – в прошедшую среду?
– Но мне уже сто раз задавали этот вопрос в полиции…
– Ответьте на него еще раз, ладно?
– Я – алиби Джинни, – спокойно заявила Вирджиния. – Мы вместе обедали. Мы не выходили из квартиры. Я хотела отдохнуть – на следующий день, в канун Нового года, мне предстояла важная встреча. Мы с Джинни весь вечер просидели у телевизора. Посмотрели одиннадцатичасовые вечерние новости, потом немного – шоу Джонни Карсона. После того, как пробило двенадцать, мы выключили телевизор и отправились спать. Одновременно. Обе.
– Значит, вечером и ночью мисс Темпль квартиры не покидала?
– Нет. И я тоже, поэтому могу утверждать со всей ответственностью.
– Ну что ж, на этом и остановимся, – сказал Эллери, поднимаясь. (Берк встал следом.) Джин Темпль утирала глаза. – Ох, мисс Темпль, чуть было не забыл! Еще один вопрос: значит ли для вас что-нибудь слово «лицо»?
Девушка растерянно посмотрела на него: «Лицо?»
– Ну да, «Л-И-Ц-О», понимаете?
– Не представляю, что вы имеете в виду.
– Не припоминаете ли вы момента, когда Глори Гилд упоминала бы о чьем-нибудь лице? Обращала ваше внимание? Примерно – первого декабря? Или позднее… Нас особенно интересует среда.
Секретарша покачала головой:
– Миссис Армандо совершенно точно при мне никогда ничье лицо не упоминала. Более того, она всегда была очень невнимательна к внешности окружающих: не знала, какого цвета у кого глаза, и все остальное. Она была очень близорука, но по каким-то своим соображениям не пользовалась контактными линзами, а очки надевала только для чтения или письма. Кроме того, она была очень тщеславна, как вы знаете, и никогда не снисходила до того, чтобы обращать внимание на наряды окружающих женщин, например…
– Благодарю вас, мисс Темпль.
– Грязная тварь! – ворчал Берк, когда они садились в такси. – Для таких типов, как Армандо, должны существовать особые законы. Чтобы по решению суда их кастрировали, как собак.
– Он умеет подъехать к женщинам, это верно, – рассеянно кивнул Эллери. – Если бы только нам удалось догадаться, что она имела в виду?
– Кто и что имел в виду?
– Джи-Джи. Что она хотела сказать этим словом. Оно может пролить свет на тайну ее смерти. И должно это сделать!
– Да почему вы так уверены?
– Я нутром чую, Харри. У меня нюх на такие вещи.
Доктор Сьюзен Меркелл выглядела смущенной. Она развлекала группу воскресных гостей в своей огромной квартире на Парк-Авеню, расположенной позади выходящего на улицу рабочего кабинета, и была весьма раздосадована внезапным вторжением.
– Я смогу уделить вам всего лишь несколько минут, – заявила она резким тоном и повела Эллери и Берка в кабинет, – Пожалуйста, быстро изложите суть дела и позвольте мне вернуться к гостям. – Доктор оказалась статной невысокой женщиной с точеной фигурой, грубоватыми для ее пола руками и на удивление мало подкрашенным лицом. Но зато слегка вьющиеся белокурые волосы были такими от природы, полные губы дышали чувственностью. Ее внешность идеально подходила для врача, на всем ее облике лежала печать чисто медицинской самоуверенности. – Зачем вы пожаловали сегодня? Меня уже подвергали допросу.
– За информацией. О ваших отношениях с Карлосом Армандо, – ответил Эллери.
– И на этот вопрос я уже отвечала. – Ее темно-зеленые глаза ни на секунду не изменили своего выражения. – Граф Армандо являлся мужем одной из наших пациенток. Он сам также несколько раз обращался ко мне за помощью. Ваш второй вопрос?
– Я еще с первым не закончил, доктор Меркелл. Поддерживали ли вы с Армандо отношения, которые можно охарактеризовать.., как непрофессиональные?
– Только дурак может задавать такие вопросы. А законченный идиот – отвечать на них.
– А вот у нас есть сведения, что вы поддерживали отношения именно такого рода.
– А кроме сведений, у вас есть что-нибудь? Доказательства, например? – На это Эллери ничего не ответил, а доктор Меркелл встала и улыбнулась. – Значит, нет. Какие вопросы вас еще интересуют?
– Сядьте, пожалуйста. Наш разговор не закончен.
Она пожала плечами и села.
– Помните ли вы, где провели вечер и ночь со среды на четверг? За день до новогоднего вечера?
– Я была в Центральном госпитале.
– И что там делали?
– Меня вызвали для срочной консультации.
– А кто бы пациентом?
– Мужчина с раком горла. Имени его я не помню.
– Кто вызвал вас для консультации?
– Ординатор по фамилии Кривитц – Джей Джером Кривитц, Присутствовал также хирург, доктор Израэль Мацетти.
– В какое конкретно время происходила ваша консультация?
– Я прибыла в госпиталь около одиннадцати, а освободилась за полночь, да. Джентльмены, вы напрасно теряете время и заставляете меня быть неучтивой с моими гостями. Доктор Меркелл поднялась опять, на этот раз с явным намерением больше не садиться. – На все эти вопросы я уже отвечала, я же говорила вам!
– Я, по крайней мере, ваших ответов не слышал, – заявил Эллери, – Доктор, что значит для вас слово «лицо»?
Зеленые глаза с каменным выражением уставились на него:
– Я ларинголог, а не дерматолог. Вы имеете в виду кожу?
– Может быть, я не знаю, просто спрашиваю. Вспомните, пожалуйста, не делала ли миссис Армандо замечаний по поводу чьего-нибудь лица? Или вообще по поводу лица или лиц?
– Вы или пьяны, или не в своем уме. Даже если она и говорила что-нибудь в этом роде, я бы едва ли запомнила подобную ерунду. Всего хорошего, джентльмены!
Они выяснили, что в данный момент Марта Беллина в Лос-Анджелесе на гастролях.
Поэтому они отправились в полицейский участок, где, как всегда, несмотря на воскресенье, застали инспектора Куина, с головой ушедшего в гору отчетов.
– Пусто! – простонал старик, – Ни одного самого завалящего фактика, будь он трижды проклят! Топчемся на месте. А вы, джентльмены, чем порадуете?
Эллери передал ему все, что удалось узнать.
– Так, значит, тоже все впустую. Я уже проверил, где эта Хаппенкляймер провела интересующую нас ночь…
– А я-то полагал, что Хаппенкляймер тебя не интересует, – усмехнулся Эллери.
– ..Просто на всякий случай, – фыркнул его отец, – Все сошлось. И у этой девицы, Темпль, – тоже. Алиби благодаря подружке по квартире. В Бостоне поинтересовались Номером Четвертым – Деффи Дингл. Что за нелепое имечко для взрослой женщины! Она внезапно легла по собственной воле в лечебницу в Спрингфилде.
Надеется поправить свое здоровье после того количества водки и мартини, которые влил ей в глотку Армандо. И с тех пор оттуда носа не показывает. Номер Третий – Арден Влитленд – путешествует с друзьями на яхте по Карибскому морю, начиная с позапрошлой субботы. Я запросил службы побережья, яхта еще не заходила в порты с самого момента ее отплытия. Так что с этими подружками Армандо покончено. Есть и подтверждение алиби доктора Сьюзен Меркелл – она была в госпитале.
– А что с оперной певицей? – спросил Харри Берк.
– Марта Беллина в Лос-Анджелесе. – Это мы и сами знаем, инспектор. А вот где она была в среду вечером?
– В Сан-Франциско. Она уже три недели на гастролях и в Нью-Йорк не возвращалась. Мы проверяли ее особенно тщательно, ведь в наше время можно в два счета слетать в Нью-Йорк и обратно. Но, судя по сообщениям калифорнийский властей, у нее железное алиби.
– Остается женщина под фиолетовой вуалью, – задумчиво произнес Эллери. – О ней что-нибудь удалось узнать, папа?
– Меньше, чем ничего. Вернее не больше, чем сообщил ваш приятель Кипли. Последний раз женщину с такими приметами видели с Армандо накануне Рождества. Если он с тех пор с ней и встречался, то нам об этом ничего не известно.
– Остается женщина под фиолетовой вуалью, – снова задумчиво произнес Эллери.
– Что ты заладил, как попугай?!
– А что я еще могу сказать? Ведь она единственная знакомая Армандо, у которой нет алиби на момент убийства!
– Если только вы не найдете ее наконец и не выяснится, что и у нее имеется алиби, – скептически заметил Берк.
– Ладно, пусть на нее пока падает подозрение в соучастии, – хмуро согласился инспектор Куин. – Но в таком случае у нас есть ровно столько же оснований подозревать десятки других неизвестных женщин. Армандо имеет такое неотразимое влияние на самых глупых представительниц и так не отличающегося умом противоположного пола, что мог использовать любую, н в таком случае наши розыски не кончатся даже к тому времени, когда человек высадится на Марсе!
В этот хлопотливый день еще одна, последняя, встреча состоялась с самим покорителем дамских сердец. Они застали Армандо в роскошной двухэтажной квартире на Парк-Авеню. Он держал в ухоженных пальцах бокал с бургундским и разбавлял его водой. Телевизор показывал шоу Эда Салливана. Он не предложил выпить вошедшим и даже не предложил им присесть.
– Наедине с ящиком, граф? – спросил Эллери. – А я-то ожидал застать вас в обществе «мисс Плейбой», ублажающей безутешного вдовца и изо всех сил старающейся смягчить его горе!
– Невежа! – отвечал Карлос Армандо, – неужели я никогда не избавлюсь от ваших нахальных приставаний? Мою жену должны завтра похоронить, а вы жестоко терзаете меня. Что вам нужно?
– Я мог бы попросить вас поделиться секретом вашего неизменного успеха у женщин. Но боюсь, что это – врожденное свойство, и ему нельзя научиться… Кто эта женщина под фиолетовой вуалью?
– Простите, не понял?
– Бросьте, Армандо! – вмешался Харри Берк. – Не надо валять дурака. Вся эта вереница особ женского пола – вы же не в крестики-нолики с ними в парке играли? Небось, знали каждую, как облупленную! И помимо ваших тайных подвигов вы еще увивались за дамочкой в фиолетовой вуали. Совершенно открыто, что на первый взгляд чрезвычайно глупо для такого осторожного человека, как вы. И мы хотим знать, кто эта особа.
– Ну и узнавайте.
– Отвечайте на вопрос, ну!
– Вам не удастся выжать из меня ни единого слова об этой женщине, – с чувством произнес Армандо. – Вы, англосаксы, всегда невозможно бестактны, когда дело касается женщин! (Старина, я скорее кельт, – вставил шотландец). Вот почему все ваши любовные похождения и супружеские измены так скучны и жалки по сравнению с изощренным мастерством в этой области у жителей южной Европы! Ведь мы, европейцы, досконально изучили потребности женщин, а вы – только свои собственные… А во-вторых, женщины хотят – я не скажу вам, чего они хотят во-первых! – чтобы на каждом углу не трезвонили об их сердечных делах и не трепали их честное имя. Я часто наблюдал, как американцы в мужской компании хвастаются своими любовными победами, попивая бренди и попыхивая сигарами, как будто все женщины сплошь уличные девки! Так что плевать я хотел на ваш вопрос! – Армандо поджал чувственные губы.
– Браво! – скривился Эллери. – Но, Карлос, мы сейчас не в мужском клубе за стаканом брэнди. И не любовные победы нас занимают. Вашу жену застрелили, и явно не случайно. И это вы обеспечили ей переход в мир иной…
– А вот это я решительно отрицаю! Начисто! – с жаром воскликнул Армандо. – Это клеветнические измышления! Я хотел бы указать вам на тот факт, что когда в мою жену стреляли, я находился в гостях у мисс Вест. Ах, если бы я был посторонним в этом деле! Я тут же привлек бы вас к суду за оскорбление личности. Увы, я повязан теперь по рукам и ногам! Я могу только требовать, чтобы вы немедленно покинули пределы этой квартиры! Ни Эллери, ни Берк не двинулись с места.
– Парень просто чудо, не правда ли? – усмехнулся Берк. – Такой откровенной наглости я еще, не встречал. Скажи-ка мне, Граф, а во всем, что не имеет отношения к содержимому твоих трусов, ты так же прыток и отважен? Я был бы не прочь сойтись с тобой на пару раундов в жестком спарринге[14], чтобы выяснить этот вопрос.
– Мистер Берк! Вы угрожаете мне физической расправой! – всполошился Армандо, бросая быстрые взгляды на ближайший телефонный аппарат. – Если вы немедленно не уйдете, я вызову полицию.
– Я почти не могу устоять перед искушением позволить вам сделать это и посмотреть – что из этого выйдет! – сказал Эллери. – Лучше отвечайте: женщина в вуали – это та самая пташка, которая попалась в ваши любовные сети и была вынуждена ради вас застрелить вашу жену? Ведь рано или поздно мы ее все равно обнаружим, я вам обещаю!
Армандо расплылся в улыбке.
– Желаю удачи в ваших нелегких поисках, друзья мои! – игриво сказал он.
Эллери смерил его задумчивым взглядом, а потом сказал:
– Пойдем на свежий воздух, Харри. А то здесь так воняет, что дышать нечем!
– Куда же мы отправимся? – спросила Роберта Вест Харри Берка.
Шотландец смущенно пробормотал:
– Я хотел, мисс Вест… Надеюсь, вам там понравится. Он позвонил ей поздно вечером в воскресенье, повинуясь внезапному порыву. Сразу же после того как расстался с Эллери. И к его радости она как раз была не прочь немного развлечься. Они насладились запоздалым обедом при свечах в итальянском ресторанчике в укромном местечке на Второй Авеню.
Кьянти[15] подавалось в оплетенных бутылках с невероятно длинным и узким горлышком.
Такси пересекло 59 Стрит и свернуло на запад. Улицы были приятно безлюдны. Прохладная ночь искрилась звездами. Роберта с любопытством взглянула на своего спутника:
– Вы чем-то взволнованы?
– Может быть.
– А могу я узнать – чем?
– Да так… – Она готова была поклясться, что даже в темноте было видно, как заалели его щеки. Он невнятно добавил:
– Вами, например…
Девушка звонко рассмеялась.
– Это что – образец современной английской манеры вести светский разговор? Здесь это уже давно не в моде.
– Это не светский разговор, мисс Вест, – с трудом выговорил Берк. – Мне некогда было учиться светским манерам.
– Вот как! – только и сказала Роберта.
Они молчали, пока такси не выехало на площадь. Берк расплатился с таксистом, помог выйти Роберте и подождал, пока машина скроется из виду.
– А что теперь? – выжидательно спросила девушка.
– Вот что, – Он деликатно взялся за пушистый локоток ее теплого пальто и повел к одному из экипажей, запряженных тройкой лошадей, ожидающих у края тротуара. – Покатаемся по парку, а? Если, конечно, вы согласны…
– Великолепная мысль! – слегка взвизгнула от восторга Роберта и вскочила в экипаж, восхитительно пропахший лошадьми, старой кожаной сбруей и овсом. – Вы что-нибудь смыслите в этом? – воскликнула она, когда шотландец поместился рядом с ней и завозился с ремешками от кожаной полости. – Сколько живу в Нью-Йорке, а ни разу не ездила в этих штуках.
– А вы что-нибудь смыслите в этом? – пробормотал Берк. – Я вот сколько ни жил в Лондоне – а в таких штуках тоже не ездил.
– Вы хотите сказать, что ни разу не катались на этих забавных конных упряжках?
– Ни разу.
– Удивительно!
Некоторое время спустя, когда их коляска тряслась по дорогам Центрального парка, обдаваемая запахами проносящихся мимо автомобилей, Харри Берк осторожно просунул руку под меховую накидку и нащупал ладонь Роберты.
Еще через некоторое время, уже на обратном пути к стоянке, он наклонился и – уже ничего не соображая от отчаяния – потянулся к ее губам.., и тут же встретил их. Он ощутил их под своими, как две плотно сомкнутые упругие резиновые подушечки.
– И это все, мисс Вест? – прошептал Берк. Он услышал ее кроткий смешок.
– Если дело оборачивается таким образом, Харри, то не кажется ли вам, что вы могли бы называть меня Робертой?
Только когда он оставил Роберту у ее подъезда – она категорически запретила провожать ее наверх – только тогда он осознал, что она так и не ответила на его вопрос: может ли за этим что-нибудь последовать или нет?
Он вздохнул (все-таки скорее счастливо, чем несчастно). У него были веские основания надеяться, что кое-что может последовать – и последует!
Со временем.
Стало уже традицией выставлять полицейское наблюдение на похоронах убитых. Причина крылась, видимо, в своеобразной «теории притяжения»: убийцу помимо его воли тянет взглянуть в последний раз на свою жертву. Инспектор Куин всегда исправно посылал своих людей на кладбище Лонг-Айленд. Эллери же обычно отказывался от участия в этой церемонии – его розыскные методы всегда несколько отличались от официальных, полицейских. Что до него, то в данном случае он и так был уверен – кто убийца. Если не на деле, то хотя бы как автор и вдохновитель всего преступления. Кроме того, у него не было душевных сил спокойно созерцать комедию, которую наверняка собирался играть Армандо на похоронах. Само собой разумелось, что женщина в фиолетовой вуали не появится. Армандо уж позаботится об этом!
– Он, наверное, по телефону ее предупредил, – сказал Харри Берк, когда они приступили к запоздалому завтраку. – Помню, до меня доходили слухи о том, что в вашей распрекрасной Америке власти для пущей безопасности время от времени позволяют себе прослушивать телефоны?
– Не вижу в этом ничего плохого… А уж услышать тем более ничего особенного не удастся, – заявил Эллери с набитым ртом, уничтожая канадский бекон с жареными яйцами. – Армандо вряд ли будет настолько неосторожен… Если я правильно оценил способности Армандо, то, значит, мисс Вуаль получила инструкции на долгое время вперед. Меня гораздо больше интересует сегодняшнее чтение завещания.
– А кто там будет?
– Из тех, с кем еще не встречались, – Сельма Пилтер, старинный менеджер Глори.
Эллери потянулся к телефону и набрал номер.
– Фелипе? Есть надежда, что мистер Кипли уже встал с постели? Это Эллери Куин.
– Вот уж точно славненькая страна… – пробурчал Берк, с удивлением взглянув на свои часы.
– Сейчас посмотрю, – уклончиво ответил Фелипе. Через секунду в барабанные перепонки Эллери ударил хриплый вопль репортера:
– Черт бы тебя побрал, приятель! Ты когда-нибудь спишь или нет? Ну что там еще с твоей Гилд? Кончил дело?
– Боюсь, что пока нет. Хотел узнать у тебя кое-что.
– Ты имеешь в виду – кое-что сверх договоренного раньше? А что я буду с этого иметь?
– Кип, все в свое время! Ты в накладке не останешься, – заверил его Эллери. – Что тебе известно о менеджере Глори, Сельме Пилтер?
– А что может быть известно о Сфинксе? На ее репутации ни пятнышка – если именно это тебя интересует. И если ты думаешь, что граф умудрился и Сельму к рукам прибрать, то ты глубоко ошибаешься! Даже для него это почти безнадежное занятие. Она бесчувственна, как египетская мумия.
– Сколько ей лет, Кип?
– Четыре тысячи, если смотреть в корень… А так на вид – шестой десяток. В былые времена она сама пела. Но очень давно. Большого успеха не имела и быстро завязала с этим, целиком посвятив себя бизнесу на чужом таланте. Благодаря ей Глори стала миллионершей.
– Это я и сам знаю. Но, возможно, есть еще что-нибудь, что мне не мешало бы узнать.
– Ну, они с Глори жили душа в душу. Никогда не было разногласий, обычных для взбалмошных артистов и их менеджеров. С одной стороны, Сельма не представляла собой угрозы как женщина и соперница в любви и искусстве, а с другой – у нее была замечательная деловая хватка. Ну что еще? Характерно, что, помимо активной работы, она никак себя не проявляла. Если у нее и была личная жизнь и собственные пристрастия, то она всегда держала их при себе. Глубокая натура!
– Как это?
– Глубокая. Ты что, английского не понимаешь?
– Спасибо, Кип;
– Ох, когда же, наконец, мне тоже будет за что тебя поблагодарить, шеф?
На чтение завещания они пришли немного рановато. Вильям Мелони Уессер оказался крупным, полным и спокойным на вид мужчиной с галстуком в горошек и глазным тиком. Тик весьма заинтересовал Харри Берка.
– Я не могу сказать, что очень хорошо знал Глори, – заявил адвокат, сидя с ними в приемной в ожидании участников похорон. – В основном я поддерживал с ней связь через Сельму Пилтер. Кстати, я не встречал еще среди женщин более энергичного и талантливого бизнесмена. Именно Сельма посоветовала Глори воспользоваться услугами моей фирмы, когда та искала, кому поручить ведение своих дел. Сельма направила ко мне еще множество своих клиентов.
– Насколько я понимаю, вы стали поверенным Глори не так давно?
– Почти пятнадцать лет назад.
– О! Это солидно. А до вас у нее кто-нибудь был?
– Вилис Феннимен, из «Феннимен и Гоух». Но старина Вил умер, а Гоух Глори не нравился, она говаривала, что они с ним «никогда не споются». – Расспросы вызывали у Уессера скорее любопытство, чем тревогу. – Мистер Куин, я правильно понял: меня допрашивают по поводу убийства?
– Да так, скорее по привычке, мистер Уессер. Простите. Кроме того, полиция уже занималась вами и нашла работу вашей фирмы безупречной; придраться не к чему!
Уессер довольно хмыкнул, и тут же секретарша доложила о прибытии людей с похорон. Он только хотел распорядиться, чтобы их пригласили сюда, как Эллери торопливо спросил:
– Один момент, мистер Уессер. Не имеет ли для вас особого значение слово «лицо»?
Адвокат растерялся:
– А какое еще значение оно может иметь?
– Подумайте – лицо! «Face»!
– Вы подразумеваете – в связи с убийством?
– Совершенно верно.
Уессер недоуменно покачал головой.
Карлос Армандо ввел Лоретту Спейнер в приемную адвоката со всей почтительностью, на которую только был способен. Это бросилось в глаза всем присутствующим. Казалось, что девушке его поведение отчасти льстит, а отчасти – раздражает. Армандо немедленно встал на страже у ее кресла. Для его стола она была еще неведомым блюдом, с которым, следовательно, требовалось особенно осторожное обращение. Джин Темпль он вообще не замечал. То ли это было презрение к уже использованному объекту, то, ли благоразумие опытного ловеласа – Эллери никак не мог решить.
Но в любом случае секретарша покойной оказалась в тяжелом положении. Рядом с пышной, похожей на херувима блондинкой с пухлыми губками и ямочками на щеках мисс Темпль казалась плоским отпечатком с передержанного фотоснимка. Она сама хорошо сознавала свое убожество, поэтому лишь на секунду с отвращением взглянула на Армандо, а потом опустила глаза и больше их уже не поднимала.
Сельма Пилтер потрясла Эллери до глубины души, ему тут же вспомнилась меткая характеристика Кипа. Уродство этой старой женщины превратилось уже в некое эстетическое достоинство (сродни уродству Линкольна или баронессы Бликсен). Ее высохший скелет был таким тощим, что, казалось, состоял из одних невесомых трубчатых костей, наподобие птичьих. Эллери почудилось, что сейчас она взмахнет руками и поплывет по воздуху к своему стулу. Ее длинное лицо настолько сужалось книзу, что подбородка почти не существовало.
Грубая темная кожа напоминала русло пересохшей реки со сморщенными твердыми полосами ила. Ее нос походил на кривую восточную саблю, а от губ веером расходилась сеть глубоких морщин. В отвисших мочках ее ушей болтались африканские кольца из эбенового дерева. (Может быть, и кресло со слоновьей попоной, и фигурка воина в комнате Глори Гилд были подарками Сельмы Пилтер? Все пальцы и запястья старухи были унизаны украшениями африканской ручной работы.) Из-под тугого тюрбана на ее голове выбивалась небольшая прядка волос, выкрашенных в цвет воронова крыла. На остальных частях тела ее истощенную плоть скрывал строгий костюм, шею тщательно, обвивал шарф. Крошечные птичьи ножки подпирали тонкие высокие каблуки – все в целом напоминало ходули. А вот ее глаза представляли собой резкий контраст со всем остальным: черные, яркие, живые, как у Карлоса Армандо. В них светился недюжинный ум. Во всем облике старой женщины было что-то средневековое. Эллери чрезвычайно заинтересовался ею. Берк, заметил Эллери, – тоже.
Инспектор Куин явился последним. Он аккуратно прикрыл за собой дверь и остался стоять, прислонясь к ней спиной. Эллери жестом предложил ему свой стул – в приемной недоставало двух стульев, но инспектор отрицательно покачал головой. Он явно собирался оставаться в позиции, удобной для наблюдения за лицами всех присутствующих.
– Мы собрались здесь сегодня, – начал Уессер, – для чтения завещания Глори Гилд Армандо. Двое заинтересованных лиц присутствовать не могут: Марта Беллина, гастролирующая в Калифорнии, и доктор Сьюзен Меркелл, вызванная на срочную консультацию.
– Завещание, – продолжал адвокат, отпирая один из выдвижных ящиков секретера и доставая плотный конверт, запечатанный сургучом, – или, правильнее, копия завещания, должным образом засвидетельствованная и заверенная. – Он сломал печать и достал документ на голубом официальном бланке, – Последний раз копия была подписана восьмым декабря этого года.
Эллери узнал конверт. Это был тот самый, который обнаружили в металлическом ящичке в тайнике Джи-Джи в стене за репродуктором. На нем еще была надпись: «Мое завещание. Вскрыть должен мой поверенный, Вильям Мелони Уессер». Последняя дата завещания показалась Эллери очень многозначительной. Восьмое декабря – всего лишь семь дней спустя после первого декабря, на который приходится пустая страница в дневнике Глори. Та самая, где от тепла зажигалки проступило «Гасе». Что-то случилось первого декабря – что-то настолько важное для бывшей певицы, что заставило ее немедленно заняться поисками своей племянницы – Лоретты Спейнер и через неделю заново переписать завещание (невозможно представить, чтобы раньше у нее не было завещания).
Эллери оказался прав в своих рассуждениях, ибо Уессер начал читать вслух:
– Это моя последняя и окончательная воля, отменяющая все предыдущие завещания, написанные до этого дня… – и так далее, по стандартной схеме. Это завещание было вызвано настолько серьезными причинами, что Глори Гилд даже не решилась прямо написать о них в дневнике, а прибегла к помощи симпатических чернил и тайного кода – единственного слова «лицо». Такое поведение очень напоминало акт отчаяния.
Эллери прервал свои размышления и сосредоточился на сути завещания.
Уессер зачитывал длинный список отдельно названных благотворительных обществ, которым были оставлены на удивление ничтожные суммы, не превышающие 100 долларов. В основном же – 25 или 50 долларов. На фоне огромных размеров богатства убитой эти суммы выглядели очень красноречиво и приоткрывали новые черточки ее характера. Эллери понял, что Глори была из тех неприятных натур, которые пытаются убить одним ударом сразу множество зайцев, разбивая свои дары на минимально возможные порции, чтобы количеством компенсировать качество своих добрых деяний и выглядеть в наиболее выгодном свете с наименьшими потерями для себя. Глори таким образом старалась найти компромисс между свойственной ее типу людей и жаждой стяжать восхищение окружающих. Армандо, маячивший, как тень, за спиной Лоретты Спейнер, казался очень довольным.
Но дальше посыпались парадоксы один за другим. Посмертный дар в десять тысяч долларов предназначался «моей верной секретарше Джин Темпль». (Верная секретарша испуганно вздрогнула и на секунду, подняла полный изумления взгляд на лицо адвоката, но тут же опустила его обратно. Кроме удивления в ее взгляде Эллери успел заметить радость и – без всякого сомнения – стыд).
«Моей дорогой подруге Марте Беллина» завещалась такая же сумма. (И снова парадокс – ведь оперная дива была и так богата, как жена креза, ибо помимо бешеных гонораров унаследовала состояния двух своих далеко не бедных мужей, которых похоронила. «Моему лечащему врачу и подруге Сьюзен Меркелл» тоже предназначалась сумма в десять тысяч. (Следующая нелепость – практика доктора Сьюзен Меркелл приносила ей ежегодно шестизначные суммы).
Сельме Пилтер, «дорогой подруге, блестящим деловым способностям которой я обязана всем, что имею…» (Эллери пристально следил за старухой. Но крохотное сморщенное личико ничего не выражало. Или она великолепно владела собой, или просто знала дальнейшее содержание текста.) «.., оставляю сумму в сто тысяч долларов».
Эллери услышал, как Армандо выругался по-итальянски себе под нос.
Эллери напряженно подался вперед. Уессер пробежал глазами дальнейший текст и неловко замялся. Он был чем-то очень смущен.
«Моему мужу Карлосу», – заговорил адвокат и смолк опять.
Черные глаза Армандо впились в губы Уессера.
– Ну? – поторопил он, – Ну же!
Эллери подумал, что такая откровенность чувств обычно Армандо не свойственна.
«Моему мужу Карлосу», – адвокат опять на секунду замялся, но тут же взял себя в руки, – «чтобы поддержать его существование на то время, пока он не найдет себе нового источника доходов, я оставляю пять тысяч долларов».
– Что-о?! – заверещал Армандо. – Вы сказали – пять тысяч?!
– Боюсь, что вы не ошиблись, мистер Армандо.
– Но это.., это же форменный грабеж! Это какая-то ошибка! – Безутешный вдовец истерически размахивал руками, – Действительно, у нас было соглашение с Джи-Джи, по которому я отказывался от всех притязаний на ее имущество. Но я хотел бы обратить ваше внимание на то, мистер адвокат, что, с другой стороны, там было оговорено, что по истечении пяти лет Джи-Джи уничтожит это соглашение. Пять лет прошло. И она разорвала его у меня на глазах! Почти год назад. Значит, она не имеет права отделываться от меня жалкими подачками!
– Не знаю, что там она разорвала у вас на глазах, мистер Армандо, – смущенно поежился адвокат, – но ваш предварительный брачный договор все еще в целости и сохранности. А следовательно, и в силе… – Он помахал какой-то бумагой. – Вот его копия, прилагаемая к копии завещания. Оригинал договора приложен к оригиналу завещания. Оба – в суде по делам о наследстве и опеке.
– Не поверю, пока не увижу своими глазами!
– Увидите. – Уессер торопливо поднялся, но Армандо уже одним прыжком очутился около него и вырвал бумагу из его рук. Недоверчиво пробежал ее глазами.
– Но я клянусь, что она изорвала оригинал на мелкие кусочки и тут же сожгла их! – Безутешный вдовец в панике заметался по комнате, бормоча:
– Теперь я понял, я понял! Она не показывала мне бумагу, просто сказала, что это наше соглашение.., и я был так глуп, что поверил ей на слово! А она сожгла ничего не значащую бумажонку! – Следом хлынул поток ругательств;
Эллери никак не мог понять на каком языке? (Может, румынском, или на языке его наиболее вероятных предков, цыган?) – Она одурачила меня! – выл Карлос. Ее изрытое угрями лицо горело мучительной ненавистью к Глори. Казалось, он не понимал очевидной для всех остальных истины: что Глори Гилд знала или подозревала о его постоянной супружеской неверности, и в ее глазах он сам давно нарушил условия их договора, – Я подам в суд! – визжал он, – Я требую экспертизы!
– Это ваше право, мистер Армандо, – пожал плечами Уессер. – Но я не вижу в этом смысла. Вам будет очень сложно отрицать подлинность вашей подписи на договоре. И сам факт его существования по истечении пятилетнего срока – бесспорное доказательство, что ваша жена считала ваши обязательства невыполненными. Думаю, вам нечем опровергнуть ее подозрения. Между тем никто не станет сомневаться в реальности существования документа, находящегося перед глазами, на основании вашего голословного утверждения, что Глори уничтожила его.
– Я должен получить по крайней мере треть ее имущества! Это миллион долларов! Моя доля вдовца! Что за произвол.
– В соответствии с вашим предварительным брачным договором вам придется удовлетвориться пятью тысячами, оставленными вам женой.
Армандо схватился за голову и скорчился.
– Я добьюсь своего! Я добьюсь своего! – бубнил он. Затем он взял себя в руки, решительно поджал губы и занял свое прежнее место за спинкой стула Лоретты Спейнер, уставясь прямо перед собой. Эллери догадывался, что его внутреннему взору открылась вся абсурдность его положения: подстроить убийство собственной жены ради жалких пяти тысяч долларов вместо миллиона, на который он рассчитывал! Значит, кто-то другой окажется главным наследником Джи-Джи…
Эллери увидел, как пронзительные черные зрачки Армандо сузились в невероятном усилии увидеть, кто же этот счастливец? Адвокат продолжал читать: «Я завещаю все мое состояние, движимое и недвижимое имущество моей ближайшей кровной родственнице – племяннице, Лоретте Спейнер, если она будет найдена…» Далее следовал длинный параграф, предусматривающий тот случай, если Лоретта Спейнер умрет раньше завещательницы или не будет найдена (живой или умершей) – в течение семи лет после смерти завещательницы. В этом случае предполагалось основать фонд для поддержки начинающих или нуждающихся певцов и музыкантов. Порядок основания и использования фонда обговаривался до мельчайших деталей, теперь уже излишних: Лоретта Спейнер была найдена живой и здоровой, и ее личность юридически установлена. Первым заговорил Карлос Армандо:
– Примите поздравления, Лоретта! Не каждая воспитанница приюта оказывается миллионершей в двадцать два года. – В его голосе не было и тени недавнего отчаяния. Граф явно на что-то решился. Он напоминал боевого генерала, который не считает нужным терять время на оплакивание былых поражений, а предпочитает строить планы новых атак. (Эллери подумал, что сейчас Армандо должен в душе до небес превозносить собственную подсознательную прозорливость, толкнувшую его уже с первой встречи на настойчивое ухаживание за Лореттой.) Что касается молодой наследницы, то она сидела совершенно ошеломленная:
– Даже не знаю, что и сказать. Просто не знаю! Я всего один раз встретилась со своей тетей, и наша встреча длилась меньше часа. Я чувствую, что я не имею никаких прав…
– Это чувство со временем пройдет, моя крошка! – склонился к ней Армандо. – Поверь мне – нет чувств, которые не утихли бы перед лицом таких огромных денег. Завтра, когда ты выселишь меня из квартиры, где я жил так много лет, да будет тебе известно, что это полностью выплаченная кооперативная квартира, ты сама будешь удивляться, как ты раньше могла мириться со своей бедностью.
– О, не говорите так, дядя Карлос! Я, естественно, не поступлю столь неучтиво. Вы можете по-прежнему жить в этой квартире, сколько вам захочется.
– Ты слишком великодушна! – заявил Армандо, печально качая головой, как настоящий старый мудрый дядюшка. – Я хотел бы принять твое предложение, ибо теперь я беден, как церковная крыса… Но наш друг, мистер Уессер не допустит этого. Не так ли, мистер Уессер? Полагаю, что так. И нам едва ли пристало находиться под одной крышей из-за тех несправедливых слухов, которые обо мне ходят. О нет! Я возьму свою жалкую долю наследства и перееду в какие-нибудь меблированные комнаты. Не обременяй себя заботами о моей судьбе, мое сердечко! Я привык к лишениям.
Это было великолепно разыгранное представление, и оно довело Лоретту почти до слез.
Когда все собрались расходиться, к удивлению Эллери, Вильям Мелони Уессер попросил Сельму Пилтер и Лоретту остаться. Харри Берк бросил в сторону Эллери быстрый взгляд, и тот кивнул в ответ. Берк вышел следом за Джин Темпль и Армандо. Армандо удалялся с рассеянным видом.
– Не будете ли вы возражать, если я еще немного поприсутствую, мистер Уессер? – спросил инспектор Куин.
– Конечно, пожалуйста! – ответил адвокат. Что касается Эллери, то он посмотрел на своего отца и, само собой разумеется, тоже остался, – Вы не против, миссис Пилтер?
– Я хочу, чтобы инспектор Куин был в курсе дела, – сказала старуха. Голос ее был под стать общему птичьему облику: легкий, тонкий щебет. – И мистер Куин тоже, поскольку он кажется лицом весьма заинтересованным.
– Так и есть, – кивнул Эллери.
Уессер подошел и тщательно прикрыл дверь. Затем поспешил назад, к секретеру, сел и потер свой мясистый подбородок. Лоретга выглядела озадаченной; было видно, что она и понятия не имеет о намерениях адвоката.
– Я прямо не знаю, с чего начать, мисс Спейнер, – заговорил Уессер. – Ситуация несколько необычная – к ней нельзя подходить однозначно… Полагаю, что будет лучше, если я просто изложу вам голые факты, а вы уж сами решите, как поступить.
– Факты? – удивилась юная англичанка. – Они имеют отношение к миссис Пилтер?
Старуха безучастно сидела и молчала.
– Вам, конечно, известно, что миссис Пилтер в течение многих лет была доверенным менеджером и официальным представителем вашей тети. Хочу процитировать слова Глори, слышанные мною лично – и подтверждаемые моим собственным опытом контактов с миссис Пилтер, – «удивительно, как проницательно и умело» вела миссис Пилтер дела миссис Армандо. Внушительная сумма, оставленная ею миссис Пилтер, сама по себе свидетельствует об уважении и благодарности покойной. Однако… – он замялся.
Лоретта в замешательстве взглянула на Сельму Пилтер – заминка адвоката выглядела зловеще.
– Я считаю, миссис Пилтер, – сказал адвокат, – лучше выяснить все прямо сейчас.
Послышался слабый звук, как будто старуха хотела встать со своего стула. Ее замечательные черные глаза не отрывались от лица Лоретты. Но выражение глаз оставалось совершенно непонятным.
– Дорогая, я одна из тех несчастных дурех, которые охвачены безумной страстью играть на скачках, – заговорила Сельма Пил-тер. – Каждый заработанный мной доллар уплывал в карманы букмекеров. Сегодня я была бы состоятельной женщиной, если бы не моя слабость к рискованным ставкам.
В конце декабря я оказалась в большом проигрыше. Букмекеры – не очень воспитанный народ, и мне грозило.., физическое воздействие. Конечно, во всем была виновата я одна, винить некого, кроме меня самой. Я была в ужасе. Они дали мне на уплату долга сорок восемь часов, а деньги официальным путем взять было неоткуда. И тогда… – она заколебалась, потом решительно вздернула крошечный подбородок, – тогда впервые в жизни я совершила бесчестный поступок. Я взяла взаймы – я говорила себе, что беру взаймы, – необходимую сумму из денег Глори.
– Понимаете, – ровным голосом продолжала старуха, – мне казалось, что я придумала удачный выход. Я знала, что Глори оставляет мне по завещанию сто тысяч долларов – она сама мне сказала. Поэтому мне не стоило большого труда убедить себя, что я всего лишь пораньше воспользуюсь моими собственными деньгами. Конечно, на самом деле это было совсем не так. Глори, например, могла передумать оставлять мне такую большую сумму. Да и в конце концов это просто были чужие деньги! Но что сделано, то сделано. А через несколько дней Глори внезапно скончалась. Это само по себе было страшным ударом, а тут еще я очутилась перед фактом, что моя растрата раскроется. Возместить же растраченное у меня не было возможности – я была уверена, что больше банк не даст мне кредит.
Вот и вся история, мисс Спейнер. Завещанная мне сумма денег с лихвой покрывает растраченную сумму. Но факт остается фактом – я воспользовалась в корыстных целях доверенными мне средствами, и вы имеете полное право подать на меня в суд. Вот и все.
Она замолчала и сжала сухие кулачки.
– Не совсем все, – торопливо поправил адвокат. – Я ничего не подозревал о растрате, пока миссис Пилтер сама не обратила на это моего внимания. Она позвонила мне прошлой ночью. Я решил ничего не предпринимать, пока не будет прочитано завещание. Вот почему я позвонил вам, – адвокат повернулся к инспектору Куину, – и попросил обязательно присутствовать. Конечно, меня совсем не радует перспектива быть обвиненным в сокрытии информации при расследовании убийства. Но я абсолютно уверен, что данная информация к этому преступлению отношения не имеет. Что касается растраченной суммы, то это целиком в ведении мисс Спейнер – возбуждать дело или нет, ведь она является основным наследником.
– Уважаемая миссис Пилтер! – обратилась Лоретта к Сельме. – Я не знакома с вами лично, но все, что я слышала о вас, убеждает меня, что тетя обязана своей блестящей карьерой именно вам. Я считаю, что если она так доверялась вам, то, значит, вы в основном заслуживающий доверия человек. Кроме того, не мне первой бросать в вас камень… Я всего насмотрелась в приюте, – ее лицо помрачнело, – и сама натворила достаточно. Нет, мне и в голову не придет подавать в суд. Сельма Пилтер издала слабый вздох облегчения. – О, благодарю вас, благодарю вас, – взволнованно проговорила она. – Я всем обязана вам, милая девушка. Если бы не ваше милосердие, что бы я смогла поделать в этой ситуации?! – Она встала.
– Мистер Уессер, надеюсь, дело улажено?
– Смотря что скажет инспектор Куин, – с явным облегчением ответил адвокат.
– Если мисс Спейнер не желает подавать в суд, то я здесь больше ни при чем, – пожал плечами инспектор. Оба Куина удалились.
– А знаешь, Эллери, – обратился к сыну инспектор, пока такси пересекало оживленные улицы, – Ведь у этой Пилтер после растраты чужих денег вполне был мотив…
– Мотив? Какой мотив? – спросил погруженный в собственные мысли Эллери.
– Прикончить Джи-Джи, чтобы получить стотысячное наследство и тем самым скрыть растрату.
– Самой предварительно рассказав все адвокату? Когда тот даже ничего не подозревал? Не бывает такого, чтобы преступник одновременно старался и скрыть, и раскрыть свое преступление. Это абсурд.
– А может – это просто хитро задуманная уловка? Может, как раз для того, чтобы создать впечатление безупречно честного человека? Ведь она в долгу, как в шелку, а с этой растратой вообще окончательно влипла. И вполне понимала, что бесконечно скрывать ее не удастся, во всяком случае, не от такой прижимистой бабенки, какой была Джи-Джи. Да и адвоката, похоже, ей не долго пришлось бы водить за нос – он малый сообразительный. По-моему, у нее были очень веские мотивы.
– А по-моему, это сущий бред! – сердито огрызнулся Эллери. Он совсем сполз вниз и уже почти лежал на сиденье такси. – Ну, если и не совсем бред, то что-то около того! А вот кое-что другое в Сельме Пилтер никак не дает мне покоя.
– Что же это такое, позволь узнать?
– Ее лицо. Оно единственное в своем роде! Невероятно, немыслимо, ужасающе уродливое лицо, в некотором смысле – шедевр старческого уродства. Может быть, именно это имела в виду Глори, оставляя предсмертную записку?
– Ты сам-то хотя бы на минуту можешь поверить тому, что несешь? – фыркнул инспектор.
– Ни на секунду, – вздохнул Эллери.
– О, вы знаете толк в кулинарии! – заявил Берк, развалясь на видавшем виды французском канапе.
– А вы – в музыке, которая прекрасно дополняет хороший обед, – отвечала Роберта, сидя на противоположном краешке канале.
Вечер они завершили скромной пирушкой на квартире у Роберты, на 73 Ист-Стрит. Здание было старинным, замысловатым, но уже довольно обшарпанным. Высокие потолки комнат украшали причудливые лепные узоры и завитушки, обычно обрамляющие фрески с купидонами и дриадами в кудрявой листве сказочных деревьев. Но в комнате Роберты не было никаких изображений, кроме копий с работ Даффи и Утрилло без рам и невысокого качества. Высокие узкие окна скрывали тяжелые холщовые занавески, окрашенные в коричневый цвет. Старинным итальянским камином не пользовались, наверное, около полувека.
Так как у Роберты почти не было мебели, то в целом помещение казалось таким огромным, что хрупкая фигурка девушки выглядела совсем миниатюрной и напоминала Алису, откусившую гриб с «уменьшительной» стороны[16].
Берку она казалась просто обворожительной. Но сказать ей об этом он, само собой разумеется, не решался.
Роберта приготовила ему ростбиф и йоркширский пудинг, чтобы он «почувствовал себя как дома». На его вкус ростбиф был пережарен, а пудинг – недопечен. (Берк виновато подумал, что и на любой другой вкус – тоже). Но нельзя же требовать всего от женщины, и так уже обладающей таким множеством.., положительных качеств (хотя слова «положительный» и «качество» здесь не совсем точны…) Вот почему Берк решился на чисто мужскую ложь по поводу ее кулинарных способностей.
Что же касается музыки, то это был его вклад в импровизированную вечеринку (сюда еще надо добавить купленную им бутылку какого-то немыслимого калифорнийского бургундского). Роберта сказала, что у нее дома есть недорогой, но качественный проигрыватель. Поэтому он по дороге заскочил в магазин Либерти на Мэдисон-Авеню и купил «Илию» в исполнении большого хора и оркестра, не подозревая, что в своей небольшой коллекции пластинок Роберта отдавала предпочтение Манчини, Гленну Миллеру и прочим камерным произведениям. Что же касается спиртного, то здесь предметом ее мечтаний всегда было сухое вино от Уайтмена двух или трехлетней выдержки. Но Берк так искренне восхищался ораторией, что у Роберты хватило такта поддакивать ему, хотя на самом деле она изнывала от скуки.
Вот так они все время галантно врали друг другу, в результате чего вечер удался на славу!
Через некоторое время Берк еще сильнее развалился на канапе, а Роберта, соответственно, отодвинулась еще дальше к краешку. Берк пробормотал, с трудом сдерживая свой пыл:
– О! Здесь так уютно, что просто хочется.., скинуть ботинки и полностью расслабиться…
– Не следует потакать всем своим желаниям, – сдержанно заметила Роберта.
– Да? Но почему, мисс.., то есть, Роберта?
– Начнете с ботинок, а там.., и еще что-нибудь захочется скинуть.
Берк залился краской, что не ускользнуло от внимания девушки, – Я просто имел в виду – расслабиться, отдохнуть…
– Понятно, понятно, мой славный сыщик! – развеселилась Роберта. – Просто я немного несдержанна на язык. Пожалуйста, снимайте свои ботинки сколько угодно!
– Полагаю, – обиженно фыркнул шотландец, – что лучше будет этого не делать.
Роберта расхохоталась:
– О! Вы такой.., такой скотт[17]!
– Правильнее будет – шотландец.
– Простите. Я хотела сказать, что никогда раньше не знала ни одного скотт.., то есть шотландца.
– А я никогда раньше не знал ни одной юной американки.
– Не такой уж и юной, Харри. Но за комплимент – спасибо.
– Вздор! Вам не больше двадцати одного.., ну двух.
– Ох, вы мне льстите! В следующий день рождения мне стукнет двадцать семь. – Учитывая, что ей шел всего лишь двадцать восьмой, Роберта сочла свою ложь не слишком наглой.
– Неужели? – воскликнул Берк. – А когда?
И под самый занавес, когда Берк уже стоял со шляпой в руке у выхода, он вдруг полностью потерял контроль над собой и очнулся уже тогда, когда его руки хищно обхватили плечи Роберты, а губы жадно впились в ее губы еще до того, как она успела сложить их в плотную неприступную упругую подушечку. Берк был потрясен как безумием своего порыва, так и их мягкостью и податливостью.
Таким образом вечер завершился также на славу!
Лоретта Спейнер въехала в фешенебельную двухэтажную квартиру, которую покинул все понимающий, но от этого не менее страдающий «дядюшка» Карлос Армандо. Менее чем через две недели после переезда в доме у Лоретты появилась компаньонка.
Инициатором оказался Харри Берк.
Эллери ожидал, что тот вернется в Англию, но шотландец все тянул. Было ясно, что убийство Глори Гилд-Армандо тут ни при чем: инспектор Куин в нем больше не нуждался, а в Лондон ежедневно совершал прямой рейс реактивный самолет. Но единственное перемещение, которое предпринял Берк, – переезд от Куинов.
– Я не могу бесконечно злоупотреблять вашим гостеприимством, – заявил он.
– Конечно, это не мое дело, Харри, – обратился к нему Эллери, – но мое чутье подсказывает мне, что тут что-то не так! Ведь ваше сыскное бюро простаивает, терпит убытки… Или здесь вас держит что-то, о чем я и не догадываюсь?
– Что касается бюро, так у меня в конторе есть заместитель, – отвечал Берк. – Он вполне может управиться самостоятельно, пока я впервые за много лет позволяю себе бездельничать в Нью-Йорке. Это, во-первых, дружище. А во-вторых – я чувствую что-то вроде беспокойства и ответственности за эту девицу.
– Лоретту? Но почему?
– А – она британская подданная. В – совершено преступление, убийство. С – именно через меня она оказалась втянутой в это преступление, когда я привел ее в роковой день к Глори Гилд. В конце концов я просто привязался к ней – она напоминает мне мою любимую сестру, которая вышла замуж в Оссу, и с тех пор я ее не видел уже много лет. Но главное – у меня просто сердце не на месте, как подумаю о ее судьбе.
– Из-за Армандо? Зря. За ним и так следят день и ночь.
– Дело не только в Армандо, хотя меня по-прежнему бесит, как этот поганец пялится на нее. Я сам толком не знаю – в чем.., или в ком. Лоретта бродит по этой жуткой, пустынной… – не квартире, а скорее целому музею – одна-одинешенька, неискушенная в жизни двадцатидвухлетняя девушка, в один миг ставшая наследницей миллионного состояния! Она сразу же становится мишенью различных бесчестных замыслов!
– В таком случае – поздравляю! – многозначительно подмигнул Эллери. – Чрезвычайно благородно с вашей стороны! Берк покраснел до корней своих русых волос:
– О, я вообще чрезвычайно благородный человек… – смутился он.
Не то чтобы Эллери сомневался в чисто профессиональных интересах, удерживающих Харри в Нью-Йорке, но он справедливо подозревал, что имеются еще и другие причины, прямо не относящиеся к обязанностям Берка. Проницательность Эллери вскоре получила подтверждение. Берк регулярно виделся с Робертой Вест. Если вспомнить, в какое замешательство внезапно повергло шотландца ночное появление этой девушки в квартире Куина и с каким волнением он реагировал на ее горький рассказ о гнусных предложениях Армандо, то продолжение их знакомства совсем не удивило Эллери. Он только постоянно подкалывал Берка, что тот всячески пытается утаить то, что утаить в принципе невозможно.
– Вы что, за мной тоже слежку устраиваете? – спросил Берк напряженным тоном.., очень напряженным! Впервые Эллери видел его действительно сердитым.
– Что вы, Харри! Нет, конечно. Но вокруг этого дела с убийством Глори крутится столько полицейских и журналистов, что едва ли возможно удержать в секрете ваши встречи с Робертой Вест.
– Старина, да я и не пытаюсь ничего держать в секрете! Просто я не люблю выставлять свою личную жизнь на всеобщее обозрение.
– Вы в нее влюблены?
– От вашего проницательного взора ничто не укроется, не так ли? – неожиданно развеселился Берк. Затем спокойно сказал. – Кажется, что да. Нет, черт возьми, я абсолютно убежден в этом! Ни одна женщина прежде не вызывала во мне столько эмоций!
– А что Роберта – она отвечает вам взаимностью?
– Будь я проклят, если здесь можно знать что-нибудь наверняка! Мы никогда прямо не решались заговорить о ее чувствах или о моих – в этом смысле. До этого дело еще не дошло. Да и сами вы, Эллери, рискнули бы вот так сразу раскрыть свои карты перед такой великовозрастной сумасбродкой?
– А что я вам говорил в лондонском кабачке, а? Припоминаете? – хитро сощурился Эллери.
Именно Харри Берк и свел Лоретту с Робертой. Однажды вечером он пригласил обеих девушек отобедать, и они сразу же почувствовали друг к другу симпатию. После обеда они отправились в апартаменты Лоретты, где провели вместе остаток вечера и окончательно подружились. Оказалось, что у них много общего: взгляды на мужчин, на мораль, на войну во Вьетнаме, на «Битлов» и журнал «Плейбой», на Мартина Лютера Кинга, на мини-юбки и Фрэнка Синатру, на Джоан Бейз и поп-арт и на театр вообще. Но самое главное, что Роберта имела огромное достоинство в глазах Лоретты: она уже добилась определенных успехов на артистическом поприще. Внезапно свалившееся на белокурую Лоретту огромное состояние, казалось, отнюдь не поколебало ее первоначального намерения пойти по следам своей знаменитой тетушки.
– Вы прямо созданы друг для друга! – расплылся от удовольствия Берк. – Это навело меня на кое-какую мысль.
Белокурая и медноволосая головки одновременно обернулись в его сторону. Целиком поглощенные знакомством друг с другом, они обе начисто забыли о присутствии Берка.
– Лоретта, вы не можете жить в этой гигантской квартире одна. Почему бы Роберте не составить вам компанию?
– Как же так сразу! – всполошилась Роберта. – Что вы такое говорите, Харри! Я полагала, что англичане по своей натуре более сдержанный и церемонный народ…
– Англичане – да. Но я шотландец.
И он опять расплылся в лучезарной улыбке.
– А что, Роберта? Это неплохая мысль! – воскликнула Лоретта. – Как ты на это смотришь?
– Лоретта, но мы только что познакомились…
– Да какое это имеет значение? Мы друг другу симпатичны, обе ничем не связаны… Харри, вы просто гений! Роберта, ну, пожалуйста!
– Ей-Богу, я не знаю… – замялась молодая актриса. – Как это все будет выглядеть… Такое внезапное предложение. – Она смущенно хихикнула.
– Лоретга, та серьезно? Ведь я тогда должна буду передать кому-нибудь аренду моей квартиры – я же продлила договор до октября следующего года. Если вдруг мы не поладим или еще что-нибудь, то я окажусь в ужасном положении: без крыши над, головой, в поспешных поисках новой квартиры. Мои средства не позволят мне снять первую попавшуюся.
– О, об этом можешь не беспокоиться! Мы поладим, я уверена. И еще одно. Ведь жизнь здесь тебе не будет стоить ни цента! Представляешь, сколько ты сможешь сэкономить?
– Ах, я даже не смела мечтать о таком предложении!
– Ладно, вы тут теперь сами разбирайтесь, – хмыкнул Харри Берк, – а я умываю руки. – Он помнил стремление Лоретты к независимости, ее довольство одинокой жизнью в Вест-Сайде, ее настороженное отношение к чужим. Поэтому он сделал свое предложение, будучи отнюдь не уверенным в успехе. Но безмерные пространства владений Глори Гилд, видимо, уже начали действовать на нее угнетающе. Слишком много для одной девушки… И его предложение оказалось как нельзя кстати. Берк мог поздравить себя с тем, что очень точно выбрал психологический момент и кандидатуру компаньонки.
Берк ненадолго вышел, а когда вернулся, то девушек уже было водой не разлить. Все устроилось самым лучшим образом.
Берк был вне себя от счастья.
Что касается следствия по делу об убийстве Глори Гилд, то оно застряло на мертвой точке. Люди инспектора Куина из кожи вон лезли, чтобы разузнать что-либо о таинственной женщине в фиолетовой вуали. Единственное, что им удалось выяснить: она больше не появлялась на людях, во всяком случае в обществе Армандо. Через руки Карлоса за это время проходили новые партии женщин: молоденьких и хорошеньких – для чистого развлечения, престарелых и состоятельных – для поддержания его бюджета. Все они подверглись детальному исследованию со стороны полиции на предмет возможного обнаружения мисс Фиолетовой Вуали, но – тщетно.
Не было никаких указаний на то, что кто-нибудь из продолживших список любовных побед Армандо мог быть женщиной, с которой он встречался раньше.
Это раздражало.
Граф, конечно, и своих старых подружек не забывал. Он по-прежнему исправно обхаживал некоторых из них, особенно Джетти Хаппенкляймер. При этом не упускал случая время от времени позванивать в свою бывшую резиденцию и интересоваться, «как поживает его маленькая племянница?» В таких случаях Роберта всегда находила повод выйти из комнаты, – Я не выношу звука его голоса. Сразу же дурно становится… – объяснила Роберта, когда Лоретга однажды поинтересовалась причиной такого поведения, – Понимаешь, дорогая, – хоть это меня и не совсем касается – но я никак не могу забыть, что Карлос имеет отношение к смерти твоей тети. И я не понимаю, как ты можешь терпеть его звонки!
Лоретта понуро опустила голову:
– Честное слово, Роберта, я не поощряю его звонить сюда…
– Нет, поощряешь! Потому что отвечаешь на них.
– Если я не стану говорить с ним по телефону, то Карлос явится сюда собственной персоной и может устроить сцену. А я панически боюсь всяких сцен. Кроме того, я никак не могу поверить в это.
– Во что?
– Что это он подстроил смерть тети Глори. Мне все равно, что заявляют Харри Берк, Эллери Куин и полиция. Пусть они сначала докажут это мне.
– Лоретта, но он сам предлагал мне сделать это!
– Может быть, ты не совсем верно его поняла…
– Да верно же, ей Богу! – воскликнула Роберта. – Ты что, мне не веришь?
– Верю, конечно. То есть я имею в виду, что верю, что ты веришь, что он это подстроил. Я знаю, что Карлос – не сахар, что он совершал в жизни много неприглядных поступков, особенно в отношении женщин, но.., убийство? – Белокурая головка недоверчиво качнулась.
Роберта с ужасом взглянула на нее:
– Лоретта, не удалось ли ему и тебе вскружить голову?!
– Что за глупости ты говоришь! – Но белоснежная кожа юной англичанки заметно порозовела.
– Значит – удалось!
– Да нет же, Роберта! И чего только не взбредет тебе в голову!
Роберта заботливо поцеловала ее в лоб:
– Не позволяя этому животному даже на секунду приближаться к себе! – Она многозначительно нахмурилась. – Уж я-то его знаю!
– Не беспокойся, не позволю, – сказала Лоретта. Но с тех пор она несколько замкнулась, и в их отношениях появилась легкая натянутость, которая, впрочем, скоро прошла. Однако в этот вечер обе девушки под разными предлогами раньше обычного разошлись по своим комнатам.
Это было первое дуновение грядущей бури.
Однажды в воскресенье в середине февраля девушки пригласили Берка и Эллери на ленч. Шотландец прибыл точно в назначенный час, Эллери появился через несколько минут. Их встречала новая горничная – вся прислуга Глори Гилд сразу же рассчиталась, движимая подсознательным желанием убраться подальше от места, где произошло убийство. Девушки еще одевались.
Нарядившись, Роберта отправилась в спальню хозяйки:
– Ты скоро? – спросила она.
– Завершающий удар кистью! – провозгласила Лоретта, проводя по губам помадой. – Роберта, какой шикарный крест! Где ты его раздобыла?
– Это не я, – ответила Роберта, сжимая его в ладони. Тяжелый серебряный мальтийский крест висел на серебряной цепочке у нее на груди и сверкал, как звезда, – Это подарок Харри на день рождения.
– А ты мне не сказала, что у тебя день рождения! Роберта рассмеялась:
– В твоем возрасте, дорогая, такие вещи еще можно афишировать. Но мне уже угрожает тридцатилетний юбилей…
– Не так уж скоро! Ведь тебе двадцать семь.
– Лоретта! Откуда ты знаешь?
– Харри сказал.
– Ну, я больше никогда не доверю этому человеку самой крошечной тайны! На самом деле я слегка одурачила его. Мне двадцать восемь.
– Ну, не комплексуй, Роберта! Он сказал мне только вчера, и я успела кое-что приготовить для тебя! От Сака…
– Лоретта, это вовсе не обязательно…
– Хватит, не спорь! – Лоретта защелкнула косметичку и подошла к одному из шкафов. Она открыла дверцу и потянулась к верхней полке, забитой шляпными картонками. Перевязанная золоченым шнурком коробка от Сака виднелась на самом верху. – Прости, что задержалась с подарком, но в этом твоя вина! – сказала Лоретта, подымаясь на цыпочки, чтобы достать ее. Когда она уже почти вытащила коробку, то задела край соседней, и та свалилась следом. Крышка соскочила, и что-то, вовсе не похожее на шляпу, с глухим стуком упало к ногам Лоретты.
– Что это? – воскликнула Роберта, указывая пальцем, – Что это?!
Юная англичанка в изумлении смотрела на лежащий у ее ног предмет.
Это был револьвер.
– Это револьвер, – с детской интонацией сказала Лоретта. И хотела нагнуться.
– Лучше его не трогать, – сказала Роберта. И Лоретта выпрямилась, – Ради Бога, чей это?
– Это не мой. Я в жизни не видела вблизи огнестрельного оружия.
– Если только.., слушай, коробка принадлежала твоей тетке?
– Нет, мне. Она от шляпки, которую я купила две недели назад. Но когда я убирала коробку наверх, в ней совершенно точно не было никакого револьвера.
Они переглянулись. В спальне повисла гнетущая тишина.
– Я думаю… – сказала Роберта, – Я думаю, предоставим разобраться с этим Харри и Эллери.
– Да-да, конечно…
Они вместе вышли из спальни и одновременно позвали ожидающих внизу мужчин. Те стремглав бросились наверх – Оружие?! – Харри Берк вбежал в спальню. Эллери за ним следом. Никто из них не прикоснулся к находке. Они молча выслушали рассказ девушек, затем одновременно приблизились к шкафу и принялись тщательно изучать упавшую шляпную коробку и пол вокруг нее.
– Никаких следов пороха, – пробормотал Эллери.
– Интересно… – начал Берк и умолк. Посмотрел на Эллери. Тот не обернулся – он опустился на четвереньки, скрючившись в неловкой позе, и пытался максимально исследовать оружие, не прикасаясь к нему.
– Что за марка и калибр, Эллери?
– Кольт, 38 калибр. Двухдюймовый ствол. В обойме шесть патронов. По-моему, довольно старый – пластиковая рукоятка поцарапана и вся потрескалась, никелированные детали потускнели. – Эллери достал из кармана шариковую ручку, вставил ее в предохранитель и приподнял револьвер, стараясь удержать его на весу. Берк с любопытством разглядывал находку.
– Заряжен патронами 38 калибра. Четыре штуки. Два пущены в дело. В теле Глори Гилд нашли две пули, – раздался глухой голос шотландца.
– Вы считаете, что как раз из него могли убить миссис Армандо? – упавшим голосом спросила Роберта Вест.
– Да.
– Но каким образом?! – вскричала Лоретта. – Даже если так, я все равно не понимаю, как этот револьвер оказался в квартире. У моей тети было оружие?
– Если и было, то неофициально, – ответил Эллери. – На ее имя удостоверение о владении оружием не выдавалось.
– Значит, оно, несомненно, принадлежало ее убийце! – сделала логический вывод юная англичанка. – Ведь так? Но тогда дело еще больше запутывается. Он не мог – кто бы он ни был – бросить револьвер просто так. Или.., или полиция не удосужилась как следует обыскать квартиру?
– Здесь все обшарили так, что иголку в стоге сена нашли бы! – заявил Харри Берк. – И оружия здесь точно не было. Во всяком случае – сразу же после убийства.
В глазах Лоретгы вспыхнуло голубое пламя, – Вы имеете в виду, Харри, – после убийства и.., и до моего появления здесь, да? Ведь револьвер оказался в моей шляпной коробке, так? Ну, договаривайте!
Берк не отвечал.
Молчание становилось невыносимым.
Лоретта нарушила его, тряхнув белокурыми локонами:
– Вот оно что! Чистый бред! Кто поверит… – и она запнулась. Она внезапно осознала, что на расстоянии вытянутой руки от нее находятся как раз те, кто вполне может поверить…
Эллери осторожно опустил револьвер обратно к ногам Лоретгы.
– Я вызову полицию, – сказал он.
– Да зачем же?! – вырвалось у Роберты. – Ведь это действительно чистый бред! Наверняка есть куча менее суровых и более простых объяснений!
– Тогда все уладится само собой, а предосторожность не помешает, – Эллери пошел к телефону. – Разрешите?
– Чего спрашивать? Будьте как дома! – горько скривилась Лоретта. Она рухнула на край кровати – подальше от револьвера – и зажала ладони между колен. Ее поза красноречиво свидетельствовала о девичьей беспомощности и беззащитности. Роберта бросилась вон из комнаты. Донесся ее плач, в то время как Эллери ждал у телефона, когда отец возьмет трубку.
Экспертиза отпечатков пальцев дала отрицательный результат: на револьвере 38-го калибра ничьих следов обнаружено не было. Как и следовало ожидать. Баллистическая экспертиза, химический анализ револьвера и исследование под микроскопом позволяли утверждать, что пули, извлеченные из тела Джи-Джи и выпущенные из револьвера, найденного в спальне Лоретты Спейнер, – одни и те же.
Таким образом у них в руках оказалось орудие убийства.
– Хоть какой-то сдвиг с мертвой точки! – ликовал инспектор. – Этого достаточно, чтобы возбудить дело против девицы Спейнер. Остается согласовать с начальством.
– Погоди, не спеши. Пусть хоть что-нибудь более определенно прояснится, – пробурчал Эллери.
– А чего тут неясного? Девица заявила, что Глори не говорила ей о том, что сделала ее главной наследницей в своем новом завещании. А не потому ли она настаивает на таком заявлении, что Глори как раз об этом с ней и говорила? В конце концов ради чего Глори разыскивала ее? Именно чтобы сделать своей наследницей. В таком случае неправдоподобно, чтобы, найдя племянницу, Джи-Джи ничего не сказала ей о своем решении.
– Но они очень мало времени провели вместе!
– А по-твоему, сколько потребуется, чтобы сообщить об этом? – возразил инспектор. – Секунд пять достаточно. Вот тебе и первая зацепка!
– Но из нее нельзя сделать никакого мало-мальски основательного вывода, – запротестовал Харри Берк.
– Можно, если учитывать все обстоятельства! Эта зацепка дает нам мотив преступления. Вторая зацепка: Лоретта заявила также, что она в ту ночь покинула свою тетушку живой и здоровой около половины двенадцатого. Но опять мы можем опираться лишь на ее голословные утверждения. По ее же собственным словам, никто не видел, как она уходила от Глори, как совершала свою немыслимую прогулку по Центральному парку, как вернулась домой и как провела ночь дома. Ни по одному пункту она не может указать ни одного свидетеля. Судите сами – ничто не препятствовало ей пробыть у Глори и до 11.50, застрелить тетку и через парк отправиться домой, причем неважно, каким образом: пешком или на такси. И оказаться дома на полчаса позже указанного ею времени. Вот вам и мотив, и картина преступления.
– Всего лишь возможный мотив и возможная картина, – поправил Эллери.
– Да вся наша работа всегда строится на возможных догадках и предположениях! Но вот вам третья зацепка. Вы ведь не сможете отрицать факта существования револьвера? И она тоже. Из него стреляли в Глори – это установленный факт. Но это оружие обнаружили в ее спальне! И в ее шкафу! И в ее шляпной коробке… Все, что она могла сказать по этому поводу, – так это что она раньше его не видала и понятия не имеет, как он сюда попал! Опять же – только ее слова, пустые слова!
– Действительно, мы не можем установить с документальной точностью, – продолжал инспектор, – что она купила этот револьвер. Он вообще нигде не зарегистрирован. Но ведь она и не стала бы легальным путем приобретать оружие для преступной цели. Да в этом городе вам из-под прилавка продадут что угодно, хоть зенитную батарею! Ах, если бы нам только удалось точно выяснить факт нелегальной покупки оружия, то ей уже не отвертеться!
Но даже и без того она у нас в руках, – сверкнул вставными зубами инспектор, – По-моему, материала вполне достаточно, чтобы посылать рапорт о возбуждении уголовного дела. А как по-твоему, сынок? Ты что-то приуныл?
Эллери молчал.
Харри Берк фыркнул:
– Неужели вам не приходило в голову, инспектор Куин, что если вы правы, то эта девица Спейнер вела себя как круглая идиотка? Какого черта хранить у себя револьвер, из которого она, допустим, убила свою тетку? Зачем беречь уже сослужившую свою службу вещь, к тому же дающую повод к подозрениям? По-моему, первое, что она должна была бы предпринять, – это вышвырнуть смертоносную игрушку в реку.
– Это вы или я поступили бы таким образом, Берк. Но вам должно быть так же хорошо, как и мне, известно, насколько порой бывают глупы и нелогичны поступки преступников-непрофессионалов, когда они решаются на убийство. Во всяком случае, судьям подобный феномен хорошо известен, и я уверен, что обвинение за него ухватится. Кстати, что касается обвинения, то я предпочитаю все-таки оставлять последнее слово за прокурором. Пусть он и решает, а мое дело – доложить.
Старик взял отчет о баллистической экспертизе и, бодро помахивая им, удалился.
– О чем вы думаете, Эллери? – спросил Берк после продолжительного молчания.
– Вряд ли то, что творится у меня в голове, можно назвать словом думать. – И вправду, у Эллери был такой вид, как будто он случайно проглотил живьем муху и сосредоточенно пытается почувствовать, как она копошится у него в желудке. – Я ничего толком не могу понять, Харри. С одной стороны, все это смахивает на один их тех очевидных на первый взгляд случаев, которые напоминают голливудские декорации: детали один к одному, просто загляденье! Но стоит подойти с другой стороны – и вы не видите ничего, кроме путаницы креплений и бесформенных подпорок. Однако…
– Что до меня, то, по-моему, и надо смотреть на это дело только с другой стороны. – Шотландец поднялся, – При всем моем уважении к возрасту и опыту вашего отца, я все-таки считаю, что тот, кто может заподозрить эту девочку в умышленном убийстве, просто плохо разбирается в людях. Стандартное сознание полицейского – а я успел хорошо изучить его за время работы в Скотланд-Ярде – всегда готово учитывать только голые факты, но никак не человеческие характеры. Лоретта Спейнер так же непричастна к убийству Глори Гилд, как и мы с вами. Я готов побиться об заклад…
– Куда вы сейчас направляетесь?
– Прямо к ней. Если я правильно понял намерения инспектора – и насколько я вообще знаю полицию, – сейчас она больше, чем когда-либо, нуждается в дружеской поддержке. Да и Роберта не простит мне, если я не помогу бедной девочке. Поедем вместе?
– Нет, – угрюмо ответил Эллери. – Я еще немного задержусь здесь.
Ему не пришлось долго ждать. Меньше чем через два часа был подписан ордер на арест Лоретта Спейнер.
Услышав эту новость, адвокат Уессер повел себя так, словно наследница его недавней клиентки заразилась бубонной чумой. Он тут же посоветовал прибегнуть к услугам адвоката по уголовным делам, а свою кандидатуру отвел по воистину астрономическому количеству различных причин. Адвокат по уголовным делам, ветеран юридических битв по имени Юри Френкель, прежде всего взялся добиваться, чтобы арестованную выпустили на поруки, под залог.
Это оказалось не так-то просто. Единственное имущество Лоретты, ее наследство – за исключением периодически выделяемых небольших сумм для поддержания квартиры и текущих расходов – еще находилось в процессе оформления в суде по делам опеки и наследства. Им нельзя было воспользоваться вплоть до окончательного оформления всех документов на владение, на что мог потребоваться не один месяц. Кроме того, имущество, полученное в результате (пусть еще даже лишь предполагаемого) преступления, не могло быть использовано в интересах преступника. Поэтому, пока официально не будет доказана вина (или невиновность) Лоретгы, ее права на наследство остаются под вопросом. Где же ей теперь взять гарантийное обеспечение, без которого ни один поручитель не захочет раскошелиться? Вдобавок заранее исполненные предубеждений судьи вряд ли согласятся начать расследование крупного дела об убийстве миллионерши с того, что отпустят под залог подозреваемую.
В конце концов Лоретте пришлось отправиться в тюрьму.
Лоретта рыдала.
Роберта рыдала.
От Харри Берка слышали далеко не лестные замечания об американской юриспруденции. (Чтобы быть справедливыми, надо отметить, что Берк в свое время отпускал точно такие же замечания по поводу английской юриспруденции.) Френкель считал, что больше ничего поделать нельзя. Он уверенно заявил, что если продолжать настаивать, то можно вообще поселить в судьях довольно основательную неприязнь к девушке. (Эллери почувствовал, как в нем самом поселилась основательная неприязнь к рекомендованному мистером Уессе-ром адвокату. Он вообще не любил юристов, уверенных в чем" – либо, особенно если речь идет об убийстве. А особенно он не любил людей, склонных к предубеждениям. Но Эллери предпочитал помалкивать.) – Сейчас я на распутье, – объявил с несчастным видом Эллери Берку.
– На распутье? – удивился тот.
– Не знаю, на что решиться. Остается занять выжидательную позицию, – пояснил Эллери.
В течение последующих недель, вплоть до суда над Лореттой, Эллери ходил сам не свой. Он постоянно наведывался в полицейский участок, ожидая новых сведений. Он также частенько заглядывал и на квартиру Глори (где Роберта уныло слонялась из комнаты в комнату, оплакивая судьбу Лоретты, а заодно – и свою собственную. – Я не имею никакого права жить здесь, пока Лоретга томится в этой ужасной камере! Но куда мне деваться? – Однажды она даже выбранила Харри Берка за то, что тот «уломал» ее бросить прежнюю квартиру. Обвинение, которое шотландец выслушал с молчаливым достоинством). Периодически Эллери навещал Лоретту в заключении, но это ничего не приносило, кроме тоскливого сосания под ложечкой от сознания полного бессилия.
– Не пойму, чего ты себя так изводишь? – однажды недоуменно спросил Эллери отец. Я же вижу, что-то не дает тебе покоя.
– Не нравится мне все это!
– Что тебе не нравится?
– Весь этот случай с убийством. Что-то здесь не так…
– Что, например?
– Да все. Все факты не стыкуются друг с другом, – жалобно вздохнул Эллери. – Концы с концами не сходятся.
– Ты все над этим «лицом» голову ломаешь?
– В некотором смысле – да. Папа, это важно, я уверен! И я изо всех сил напрягаю свои мозги, но все равно – ума не приложу, какое отношение может иметь Лоретга к этому «лицу»?
– Ровно такое же, как и сотни других людей, – заворчал инспектор.
– Да. Ты абсолютно прав. Это был ложный шаг. И до сих пор мы движемся в ложном направлении. Арест этой девушки – мера преждевременная. Тебе следовало сначала хотя бы попытаться выяснить, что имела в виду Джи-Джи под этим словом «лицо»… Прежде чем спешить с арестом.
– Вот ты и выясняй, – отвечал инспектор, – а у меня есть дела поважнее. Кроме того – это решение прокурора и судей, им видней… Что еще у тебя «не стыкуется»?
– Много чего. Мы исходили из предположения, что убийство подстроил Карлос Армандо, а некая женщина выполняла задуманное. И теперь вы убеждены, что эта женщина и есть Лоретга.
– Я этого не утверждал, – осторожно вставил инспектор.
– Значит, ты изменил свое мнение насчет Армандо? Считаешь, что он не имеет ничего общего с убийством своей жены? А когда его отец промолчал в ответ, Эллери подытожил:
– А я вот по-прежнему убежден, что имеет.
– И каким же образом?
– Он у меня как заноза в мозгу! Весь его облик говорит сам за себя. Все, что мне удалось узнать о нем, только укрепляет мое мнение.
– Вот это ты и заяви на суде! – скептически фыркнул инспектор.
– Спасибо за совет, – сказал Эллери. – Но ты же сам должен понимать, что все запуталось, и одно с другим не сходится. Знала ли Лоретга Армандо прежде – до того, как они предположительно впервые встретились у тебя на допросе? Если да, то является ли она дамой под фиолетовой вуалью? И возможной помощницей Армандо? Но это же полный абсурд! Зачем ей было действовать по его указке, если ты сам уверял меня, что ей стало известно о своем наследстве?
– Но ты же знаешь, как он умеет влиять на женщин! Может быть, она ради него была готова на все, как другие?
– Но это исключительно при условии, что они давно уже знали друг друга, – пустился в свое излюбленное теоретизирование Эллери.
– Послушай-ка, сынок, – прервал его отец, – есть тут один момент, которого мы еще не касались. Хотя здесь вряд ли что-нибудь можно сделать…
– Что ты имеешь в виду?
– Сам я вовсе не уверен, что мотивом убийства служили именно деньги.
– А что же тогда? Ты допускаешь…?
– Ничего я еще не допускаю. Но если ты помешан на безумных теориях, то вот тебе еще одна. Джи-Джи пренебрегла своей сестрой – матерью Лоретты – после брака той с англичанином. Когда родители Лоретты погибли в автокатастрофе, тетя допустила, чтобы маленькая девочка попала в приют, вместо того, чтобы самой прибыть в Англию, взять ее на свое попечение, официально удочерить или любым другим способом проявить заботу о будущем племянницы. Но холодное пренебрежение, в атмосфере которого выросла Лоретта, могло поселить в ней ненависть к тетке. Эта ненависть могла быть подсознательной, подобно скрытому нарыву, который прорвался в тот момент, когда Берк привел ее на квартиру Глори в роковую среду. Более того – возможно, что девушка вообще приехала в Нью-Йорк с целью разыскать тетку и воздать ей по заслугам.
В этой теории есть одно допущение, – продолжал инспектор. – В этом случае Лоретта говорила правду о своем неведении относительно завещания.
– Но из твоей теории вытекают неожиданные следствия, – ответил Эллери. – Если Лоретга убила Глори Гилд из мести, а не из корысти, то это совсем не отрицает намерений Армандо убить жену через посредников. Просто Лоретта оказалась конкуренткой.
Инспектор пожал плечами:
– Возможно и это.
– Если и это возможно, то на каком основании мы можем утверждать, что именно Лоретга опередила Фиолетовую Вуаль в преступном состязании, а не наоборот? Может быть, как раз Лоретта и опоздала.., а?
– Но у нас нет никаких улик против этой Фиолетовой Вуали, как ты ее называешь, а вот против Лоретгы – есть, – отвечал инспектор.
– 38 калибр?
– 38 калибр.
Эллери впал в глубокую задумчивость. Только что он теоретизировал из чистого любопытства, а вообще Куин-младший не доверял никаким теориям; когда же в теоретизирование пускался его отец, то Эллери просто испытывал почти физические страдания.
– Если только эта Фиолетовая вуаль, – продолжал рассуждать инспектор, – и Лоретга Спейнер – не одно и то же лицо. Соединившее два мотива – жажду наследства Карлоса Армандо и жажду мести Лоретгы Спейнер.
На это Эллери только молча воздел руки к потолку.
За день до суда над Лореттой Спейнер в кабинете адвоката Юри Френкеля состоялась короткая встреча. Дело было в четверг после обеда – в пасмурный, снежный день.
Адвокат, напомнивший Берку Уинстона Черчилля, усадил Роберту и Харри, затем предложил Берку сигару. Получив вежливый отказ, он сам с наслаждением затянулся короткой сигаркой с обрезанным концом. Глубокое раздумье было написано на его челе. Его обычная самоуверенность сегодня возросла еще более. Френкель заявил с философской усмешкой видавшего виды человека, что его усилия предпринять что-либо по делу Лоретгы Спейнер зашли в глухой тупик.
– Как! Вы не нашли ничего в защиту Лоретгы?! – закричала Роберта.
– Ничего, мисс Вест.
– Но кто-нибудь ведь наверняка видел ее! Когда она покидала дом, пересекала парк, поднималась к себе… Не может быть, чтобы никто не видел!
– Может, – заявил адвокат, изучая кончик своей сигары, – в том случае, если она солгала нам или полиции. Вы сами понимаете – нельзя найти свидетелей того, чего никогда не было.
– Но мистер Френкель, это не ответ! – сказал Берк. – Я повторяю вам – девушка невинна. И вы должны исходить только из этого убеждения, иначе у Лоретгы не останется шансов на успех.
– Да-да, конечно, – закивал адвокат. – Я просто рассматривал все возможности. Но прокурор пойдет дальше, чем простое рассмотрение… Единственное, на что я рассчитываю, – это на то, что сам облик юной, невинной Лоретгы смягчит судей. Это ее единственная защита.
– Как, вы надеетесь просто повлиять на настроение суда?! Френкель пожал плечами.
– У меня нет выбора. Конечно, это всегда рискованно, потому что подсудимый становится практически беззащитен перед обвинителем, который может подвергнуть его перекрестному допросу. Я много раз репетировал с Лореттой ее поведение в этой ситуации, выкладываясь до седьмого пота! Думаю, теперь она имеет четкое представление, с чем ей придется столкнуться. Пока девочка держится молодцом. Но кто знает, как она поведет себя при публичном перекрестном допросе? Я предупредил ее…
Вошла секретарша и тщательно прикрыла за собой дверь.
– Мисс Хантер, я же просил не прерывать меня!
– Простите, мистер Френкель, но я думала, что это может оказаться очень важным, а по внутренней связи не хотела говорить в его присутствии…
– В чьем присутствии?
– В офис пришел какой-то человек и настаивает на немедленной встрече с вами. Обычно я всегда в таких случаях отвечаю, что вас нет, но он заявил, что пришел по делу девицы Спейнер. Он очень плохо одет. Просто ужасно.
– Плевать, пусть хоть в одних кальсонах! Впустите его, мисс Хантер.
Но даже Френкель был потрясен внешним видом субъекта, вошедшего в сопровождении секретарши. Он был не просто плохо одет – он был катастрофически плохо одет! Расползающееся по швам пальто казалось выуженным из ящика на городской свалке. Под ним виднелся невероятно потертый вельветовый жакет цвета свежераздавленной виноградной мякоти, побитый молью, заляпанный жирными пятнами, в которых можно было определить остатки от яиц, томатного соуса и более сложно идентифицированных продуктов. Грязные брюки, принадлежавшие в незапамятные времена какому-то толстяку, свисали с его талии подобно мятой юбке. Ботинки на два номера превышали нужный размер. Ни рубашки, ни носков гость не имел. Сам же он напоминал скелет со странно раздутыми лицом и пальцами, водянистыми глазками с сетью треснувших кровеносных сосудов и носом, похожим на пунцовую грушу. К его щекам уже много дней не прикасалась бритва.
Субъект стоял в центре кабинета, ежась так, будто с самого рождения не мог согреться, и смущенно тер ладони одна о другую. Они издавали звук, напоминающий шуршание песка в пустыне.
– Вы хотели видеть меня, – сказал Юри Френкель, разглядывая пришельца, – О'кей, вот вы меня видите. Что дальше? Кто вы?
– Моя кликуха – Спотти[18], – сказал человек. У него был хриплый пропитый голос, – Спотти моя кликуха, – повторил он. И добавил с почти плотоядной усмешкой:
– Мистер Защитник…
– Что вам нужно?
– Бабки, – заявил бродяга, – Звонкую монету. И поболее, – Он стоял и ухмылялся наполовину беззубым ртом. – Ну а чего вы не спросите, мистер Защитник, чего я продаю?
– Слушай, ты, пройдоха, – сказал адвокат. – Даю тебе семь секунд – выкладывай, что там у тебя? Но если ты явился попрошайничать, то вылетишь отсюда прямиком в свой Бауэри.
– Не вылечу. Уж не после того, как услышите, чего я вам скажу.
– Ну, что скажете?
– Информацию.
– О Лоретте Спейнер?
– Ну да, мистер Защитник.
– Но откуда вы узнали о процессе?
– Газеты читал.
– Ну, значит, вы – первый бродяга в истории Бауэри, читающий газеты! Ладно, что у вас за информация?
– Э-э, нет… Так дело не пойдет, – заявил пройдоха. – Я скажу, и чего мне с этого будет? Пинок под зад, вот чего! Деньги на бочку, мистер.
– Убирайся отсюда!
– Постойте! – вмешался Харри Берк. Он обратился к оборванцу:
– Вы имеете в виду, что вам требуется задаток? Мутные глаза скользнули по Берку.
– Ну, да, мистер. Но бумажек ваших не надо, чеков там всяких. Наличными. Прям щас.
– Сколько? – поинтересовался Берк. Кончик языка у оборванца слегка вывалился от напряжения. Роберта Вест с любопытством наблюдала за происходящим. Язык вылез еще сильнее, облизнул губы и исчез, как зверек в норе.
– Кусок!
– Тысяча долларов? – недоверчиво переспросил адвокат. – А не многовато ли будет, а? Ты нас, видно, за полоумных принимаешь. Говори или катись отсюда!
– Минуточку, мистер Френкель, – опять вмешался шотландец. – Ну, Спотти, слушайте меня и постарайтесь быть разумным. Вы являетесь сюда и требуете тысячу долларов за одно только ваше голословное утверждение, что вы обладаете сведениями, полезными для защиты мисс Спейнер. Вы сами понимаете, что ваш вид не особенно внушает доверие. Как же может такой известный адвокат, как мистер Френкель, позволить себе потратить целую кучу денег, принадлежащих его клиентке, покупая фактически кота в мешке?
– Вы кто? – потребовал ответа бродяга.
– Друг Лоретты Спейнер. И эта леди – тоже.
– Эту я знаю – видал фото в газетах. Как он может, мистер? А вот так и может. А не хочет выкладывать денежки – не надо. Как я сказал – так и будет. – Человек усмехнулся. – Газеты пишут, он ничего пока толкового-то в ее защиту не нашел! – Корявый палец ткнулся в сторону мистера Френкеля.
Берк подумал, что никогда раньше в жизни этому пропойце не подворачивалось такого выгодного дельца. Он обладал общим для всех изгоев общества своеобразным цинизмом. Спотти явно боялся продешевить и не желал сдавать позиций. Однако Берк решил, что стоит попытаться поднажать на него.
Он напустил на себя самый дружеский вид, на какой только был способен.
– Спотти, может, хотя бы намекнете нам, что за информацией вы обладаете?
– Да откуда я знаю, что это за информация? Я же не законник.
– Однако вам хватило знаний сообразить, что эта информация стоит тысячи долларов?
– Ну, я знаю об этой Спейнер кое-что, и сдается мне – страшно важное.
– А если окажется, что это не так?
– Чего ж не рискнуть? Кусок – лишь задаток, и наш защитник делает ставку в крупной игре. А в ней всякое бывает. – Бродяга поджал челюсть. – Не могу давать никаких гарантий. Ваше дело! – И он еще плотнее сжал челюсти.
– Бросьте, мистер Берк, – устало махнул рукой адвокат. – Я наизусть выучил эту породу, поверьте! Стоит один раз поддаться на их удочку и в дальнейшем мне придется нанимать агентов Пинкертона, чтобы отгонять этих парней из Бауэри от моего офиса. Но даже если ему действительно есть, что сказать… Слушайте, Спотти, мои условия. Вы выкладываете мне все начистоту, здесь и сейчас. Если сведения покажутся мне полезными, я заплачу вам. Столько, сколько, на мой взгляд, они стоят, иначе я не буду иметь с вами дела. Ну так что, по рукам?
В водянистых глазках отразилась борьба с недоверием. Было видно, что недоверие победило.
– Без куска разговору не будет.
И он с видом окончательно решившегося человека захлопнул кривой рот.
– О'кей, вы сказали свое слово. А я свое. Кончено, – пожал плечами адвокат.
Бродяга взглянул на адвоката. Затем снова усмехнулся, на этот раз едва заметно:
– Ежели передумаете, мистер Защитник, то спросите Спотти в Бауэри. Я свое слово сдержу.
И он зашаркал прочь.
Не успела за ним захлопнуться дверь, как Роберта буквально взорвалась от возмущения:
– Мистер Френкель! Вы не смеете так вот отпускать его! А если он говорит правду? И действительно знает что-то важное… Слушайте, если вам не хочется ввязываться в это дело в качестве адвоката Лоретты, то как насчет того, если я сама предоставлю нужную сумму?
– У вас есть лишняя тысяча долларов, что вы так легко швыряетесь деньгами, мисс Вест?
– Я займу. Возьму кредит в банке.
– Это ваше дело, – заявил адвокат, пожимая плечами. – Но поверьте моему опыту – никто не станет освобождать Лоретту из-за пьяной околесицы, которую несет этот пройдоха из Бауэри, пытающийся играть роль доброго провидения в ее судьбе.
Роберта настигла посетителя в холле у входа в лифт.
– Подождите минуточку, мистер Спотти! – взмолилась она. Берк остановился рядом и пристально разглядывал бродягу, – Я заплачу вам требуемую сумму!
Человек протянул вперед грязную ладонь.
– У меня нет сейчас с собой таких денег. Но я достану.
– – Лучше поторопитесь, леди. Суд-то уж завтра.
– Где я могу найти вас?
– Я сам найду вас, леди. Когда вы пожелаете?
– Наверно, завтра.
– Вы на суд пойдете?
– Конечно…
– Ну там и встретимся. – Он подмигнул ей, вошел в лифт и двери закрылись.
Харри Берк рванулся к пожарному выходу.
– Харри! Вы куда?!
– За ним.
– Разумно ли это? Он может разозлиться…
– Он меня не заметит.
– Стойте! Я с вами. Как вы думаете, он действительно знает что-нибудь? – умоляющим голосом спросила Роберта, пока они сбегали по запасной лестнице.
– Может быть, Френкель и прав, – бросил задыхающийся Берк через плечо, – а может, и нет. Но мы не имеем права упустить даже малейший шанс. Правда, Берти?
Они шли по пятам за оборванцем извилистым путем по направлению к окраине города. Время от времени бродяга останавливался, чтобы поклянчить у прохожих милостыню. Но не столько ради нескольких центов, с руганью брошенных ему, сколько просто чтобы не потерять профессиональной квалификации. За Юнион-Сквер он ускорил шаги. На Купер-Сквер он резко свернул на восток, обогнул Купер-Юнион и нырнул в район Бауэри, как голубь в знакомую голубятню.
Конечной целью его путешествия оказался «отель» – ночлежка (25 центов за ночь) с уродливой вывеской над облупившейся дверью. Харри Берк занял свой пост у соседнего забитого досками входа в пустующий магазин. Серое небо начинало темнеть, в сыром воздухе замелькали снежинки. Роберта поежилась.
– Вам здесь нечего делать, – обратился к ней Берк. – Может быть, придется торчать тут до бесконечности.
– Какие у вас намерения, Харри?
– Я уже говорил – следить за ним, – угрюмо отвечал Берк. – Рано или поздно Спотти вылезет отсюда, а когда он сделает это, я постараюсь узнать, куда он отправится. Вдруг здесь замешаны еще другие лица?
– Ну если вы, Харри Берк, намерены оставаться здесь, то и я с вами, – заявила Роберта. И начала постукивать одной миниатюрной ножкой о другую.
– Вы вся дрожите от холода! – Он привлек ее к себе. Она прямо взглянула ему в глаза. Секунду оба молчали. Затем Берк залился краской и отпустил ее.
– Мне вовсе не холодно, – На ней было темно-зеленое теплое пальто с пушистым начесом и приподнятым воротником.
– Харри, вот эти нищие… Как они могут выносить такую жизнь? У многих из них нет даже теплого пальто!
– Если бы оно у них и было, то они тут же продали его за пинту вина или бутылку виски.
– Неужели вы на самом деле так бессердечны, как пытаетесь казаться?
– О, жизнь есть жизнь, – смутившись, пожал плечами Берк. – И если быть честным, то я действительно не принадлежу к числу особенно жалостливых натур. Я слишком много видел в жизни кошмаров, чтобы над каждым проливать слезы. Да и что тут поделаешь? Он внезапно сменил тему:
– Вы, должно быть, проголодались, Берти?
– Просто умираю!
– Примерно в квартале к северу я приметил кафетерий. Будьте умницей, сообразите нам несколько бутербродов и пару стаканчиков кофе? Я бы и сам сбегал, да боюсь за это время упустить Спотти.
– Ну-у, – заколебалась Роберта. Она посмотрела на шныряющих мимо оборванцев.
– Не бойтесь этих бродяг. Если они к вам пристанут, скажите, что вы из полиции. Здесь среди этих людей вы в гораздо большей безопасности, чем там, в центре города. Сексуальные проблемы их не занимают. Вот, возьмите. – Он протянул ей пятидолларовую бумажку.
– Я сама в состоянии заплатить. Слава Богу!
– Я слегка старомоден, Берти, – заявил Берк и к своему изумлению не мог удержаться, чтобы вдруг не хлопнуть ее слегка пониже спины. Она с не меньшим изумлением уставилась на него, но возмущаться не стала, – Вперед, отважная девчонка! – скомандовал Берк.
Она вернулась через пятнадцать минут.
– Все в порядке?
– Один мужчина пытался остановить меня. Когда я сказала вашу магическую формулу, он рванулся прочь, чуть не вывихнув коленки!
Берк усмехнулся и вскрыл картонный стаканчик с кофе.
Стемнело. Обшарпанная дверь хлопала все чаще и чаще. Но человек по кличке Спотти не показывался.
Повалил снег.
Медленно протянулись два часа. Снег все усиливался. Берк тоже начал постукивать одной ногой о другую.
– В чем дело… Не понимаю.
– Он, должно быть, уже спит.
– Но еще даже не совсем стемнело!
– Не понимаю, чего мы добиваемся, Харри? – жалобно спросила Роберта. – Разве что воспаления легких…
– Здесь что-то не так! – недоумевал Берк.
– Не так! Что вы имеете в виду?
– Сам не знаю. Но я твердо убежден, что его поведение нелепо: забраться в ночлежку задолго до наступления темноты и оставаться там. Ведь ему понадобилось бы перекусить хотя бы один раз, а в этой дыре нет даже буфета, – И тут Берка осенило:
– Роберта!
– Да, Харри.
– Я намерен отправить вас домой, – Он схватил ее за руку и увлек вдоль по тротуару.
– Но почему? Вы решили уйти?
– Я собираюсь сам заглянуть в этот клоповник, а вам там делать нечего. Но даже если бы и было что, я бы все равно не пустил вас туда. Но оставить вас одну на морозе я тоже не могу.
И несмотря на протесты Роберты, он остановил такси и запихнул ее в машину. Она беспомощно высунулась в окошко, когда такси тронулось с места, громыхая всеми своими внутренностями и разбрызгивая снежную слякоть. Но Берк уже спешил к ночлежке.
Вестибюль представлял собой всего-навсего бедно обставленный мебелью маленький темный проход с небольшой конторкой в конце, за которой восседал старикашка с носом, испещренным голубыми венами и черными угрями. На нем был надет грубый свитер. Заржавленная батарея с шипением плевалась паром, но в помещении все равно стоял могильный холод. Единственным источником освещения служила шестидесятиваттная лампочка под плоским зеленым жестяным абажуром, болтавшаяся над конторкой. Сбоку начиналась лестница с перилами. Ступеньки в центре были стерты почти до основания, а перила отполированы руками до сального блеска.
– Я ищу человека, который вошел сюда, когда только начинало темнеть, – обратился к старику Берк. – Он называет себя Спотти.
– Спотти? – подозрительно уставился на Берка старикашка. – А зачем вам понадобился Спотти?
– В какой он комнате?
– Вы из полиции? – Когда Берк ответил отрицательно, старик спросил:
– Что там Спотти натворил? – Зубы у него были почти черные.
Голос Берка посуровел:
– В какой он комнате, я спрашиваю?
– Ну ладно, мистер, чего кипятитесь. Комнат у нас нет. Есть общие спальни. Он в Спальне А.
– Где это?
– Вверх по лестнице и сразу направо.
– Вы подымитесь со мной.
– Но мне надо быть тут.
– Старик, ты попусту тратишь мое время.
Старикан заворчал. Но из-за конторки вылез и повел Берка вверх по лестнице.
Спальня А напоминала одно из преддверий ада. Длинная, узкая комната с двумя тесными рядами коек по бокам. Потертый и потрескавшийся линолеум на полу походил на геодезическую карту. Голая красная лампочка, болтавшаяся на шнуре в центре потолка, наполняла все пространство кровавым полусветом. Половина коек из тридцати имеющихся уже была занята… Всю спальню наполняли неприятные звуки, характерные для спящего человека: кто-то сопел, кто-то храпел, кто-то со стонами метался во сне, а кто-то – бормотал. Зловонная смесь из запахов давно немытого тела, грязной одежды, мочи и алкогольного перегара висела в воздухе. Батарей не было, а два окна в конце узкой комнаты, видимо, не открывались уже целую вечность.
– Где его койка? – потребовал Берк ответа у старика.
– Да откуда я знаю? Здесь кто успел – тот и съел. В сопровождении старикашки Берк двинулся вдоль одного ряда коек, задерживаясь у каждой. Тусклый красный свет застилал глаза шотландцу, они совсем побелели… Берк поймал себя на том, что старается не дышать.
Человек по кличке Спотти лежал на самой дальней койке в следующем ряду. Он отвернулся лицом к стене, и одеяло укрывало его до самой шеи.
– Вот и он, – сказал старик. Он отстранил Берка и ткнул лежащего в плечо:
– Спотти! Продери зенки, черт! Спотти даже не шевельнулся.
– Должно быть, пьян в стельку, – заявил старик. Он сдернул одеяло со спящего. И тут же отшатнулся, в ужасе оскалив почерневшие зубы.
Из-под воротника пальто оборванца, с левой стороны, торчала рукоятка перочинного ножа. Кровь в красном свете лампочки показалась Берку черной. Берк отогнул воротник – удар пришелся в сонную артерию.
Берк выпрямился.
– Здесь есть телефон? – спросил он у старика.
– Он мертв?
– Да.
Старик грубо выругался.
– Телефон внизу, – сказал он.
– Ничего здесь не трогать и других не будить. Берк отправился вниз.
Инспектор Куин вел допрос до трех часов утра. Дважды Берк с Эллери заглядывали в круглосуточный кафетерий и брали кофе: холод в проклятом клоповнике пробирал до самых костей.
«Он знал что-то, – бормотал Берк. – Действительно знал! Я с самого начала так думал. Но этот проклятый Френкель поторопился отделаться от него!»
– Из входивших и выходивших в ночлежку вы никого не узнали, Харри?
– Нет, черт побери! Я разыскивал этого проклятого Спотти и ни о чем другом не думал.
– Очень плохо…
– Не терзайте себя понапрасну, Эллери. Нам остается утешаться тем, что обладатель этого ножа вполне мог войти и выйти через заднюю дверь. Тут есть задняя дверь и черный ход в переулок.
Эллери кивнул и отхлебнув омерзительный, но довольно горячий кофе. И ничего не сказал. Берк же воспринял убийство оборванца как личное горе. В душе он был просто безутешен.
– Ничего мы тут не добьемся, – заявил спустившийся вниз инспектор. – Ножик – самый дешевый, перочинный, отпечатков пальцев нет. А если остальные голодранцы и знают что-то, то пойди, попробуй из них вытяни что-нибудь!
– Чего же мы тогда здесь околачиваемся? – жалобно спросил Эллери. – Я знаю местечки поуютнее. Моя чистая, мягкая постель, например.
– Погоди! – остановил его инспектор. – Пока вы с Берком попивали кофе, я узнал от одного типа, что у Спотти был приятель, некто по прозвищу Маггер[19]. Они были закадычными друзьями. Кличка этого Маггера вполне соответствует его облику, как сказал мне Велли.
– Послужной список» Маггера весь сразу и не припомнить, так велик! – подтвердил сержант Велли. – Но насколько нам известно – мокрых дел за ним не водилось. Он предпочитает заниматься мошенничеством и чистить чужие кошельки и квартиры.
– Вы с ним уже беседовали? – спросил Берк.
– Его тут нет, – ответил инспектор. – Вот почему я сижу здесь. Надеюсь, что он появится.
В 3.30 ввалился тот, кого они поджидали, пьяный в стельку. Понадобилось три картонных стаканчика крепкого кофе, чтобы слегка привести его в чувство. После этого, когда сержант Велли с нарочитой грубостью сообщил ему, что его дружок Спотти получил перышко в бок и откинул копыта, Маггер вдруг в голос зарыдал. Зрелище было почти забавное. Маггер внешне напоминал обрюзгшего и опустившегося борца-тяжеловеса, в свое время способного смять любого, кто рискнет вступить с ним в единоборство. На все расспросы он так и не смог ответить ничего вразумительного.
Когда они привезли его в морг и показали тело приятеля, он испытал нечто вроде резкого приступа морской болезни.
– О'кей, – прохрипел он, – о'кей, – и с грохотом повалился на пол. Они принесли ему стул. Маггер с трудом вскарабкался на него и обмяк, хмуро уставившись в продезинфицированную стенку помещения.
– Вы собираетесь отвечать? – обратился к нему инспектор Куин.
– Смотря чего.
– Что смотря?
– Смотря чего вы спрашивать будете, – Стало ясно, что все попытки получить информацию о его ночной деятельности не увенчаются успехом.
– Хорошо, – кивнул инспектор. – Попробуйте ответить на такой вопрос для начала: вам известно о «.товаре», который собирался продать Спотти?
– Чего, про эту девку, что ли, которую завтра судить за мокруху будут?
– Вы «торговали» со Спотти на пару? Хотели поделить выручку?
– Не-е… Спотти не знал, чего я знаю.
– И что это за информация?
Пропойца молчал. Его налитые кровью глаза бессмысленно вращались, как будто не могли найти надежной точки опоры.
– Послушайте, Маггер, – сказал инспектор. – Ведь вы можете круто погореть на этом деле. Судите сами: Спотти знал что-то, что – по его словам – могло помочь мисс Спейнер. И он собирался получить за это целую тысячу долларов. Вы знали, о чем идет речь. Поэтому у вас были все основания убрать Спотти с дороги. В случае его смерти вы выступили бы на сцену и завладели бы этой тысячей один. И нам не составит большого труда приписать этот удар перочинным ножиком вам.
– Чего, мне?! Пришить Спотти? – В безжизненных глазах появились проблески сознания, – Моего кореша?!
– Только не надо мне плести байки про своего обожаемого кореша! Да ваш брат за солидный куш родную маму угрохает!
– Да он был мне.., ну, вроде брата! Да кого хошь спросите!
– Слушай меня! Либо ты сунул ему этот ножик – а если нет, то мы все равно пришьем тебе это дело, – либо ты поджидал, пока Спотти обделает дельце, и собирался потребовать свою долю. Или то, или другое. На выбор.
Маггер вытер тыльной стороной волосатой ручищи грязную жижу под носом. Оглянулся вокруг, но встретил только враждебные лица. Глубоко вздохнул.
– О'кей, – пробормотал он. – Значитца, я ждал, как Спотти обтяпает дельце. А потом взял бы свою половину. Спотти уж не стал бы со мною жаться. Мы же приятели с ним были. Я не вру.
– В чем заключалась информация, которую хотел продать Спотти? – снова спросил инспектор Куин.
Было уже почти 6.00 утра, когда бродяга сумел наконец изложить суть интересующих полицию сведений. И то только после того, как сержант Велли сообщил кое-что ценное из своих собственных сведений. А именно: Маггер был условно осужден за одно ограбление. Пара слов участковому офицеру о его отказе помочь полиции – и он опять за решеткой. Так пообещал Велли. Маггер не стал обсуждать вероятность осуществления его обещаний. Он предпочел расколоться сразу же.
Просто для проформы сержант проверил версию о его причастности к убийству Спотти. Как оказалось, Маггер оказался чист. Его алиби подтвердили два буфетчика в районе Баузри. Он не отходил от стойки с полпервого дня до часу ночи. (А между часом и тремя, резонно предположили они, он занимался теми делами, которые и стяжали ему его кличку).
Его железное алиби только усилило ценность показаний по поводу Лоретты Спейнер. Хотя инспектор Куин все равно сомневался, чтобы адвокат принял на ура свидетельство со стороны такого не вызывающего доверия очевидца, как Маггер. Последнее, что оставалось нашим друзьям сделать в это утро, – незаметно переправить тушу еще не совсем пришедшего в себя Маггера в надежный отель и запереть в номере, приставив часового.
Как сказал Эллери:
– Тот, кто убил Спотти, мог также положить глаз и на Маггера. Надо сохранить его живым, по крайней мере пока он не даст показаний в суде.
И он с Харри отправился с сознанием исполненного долга вздремнуть наконец пару часов. Эллери завернулся в привычный уютный халат и сунул ноги в восхитительнейшие домашние тапочки. Ворочаясь потом с боку на бок на мягкой перине, он подумал, что тайна убийцы тоже как бы повернулась немного вокруг своей оси и теперь можно разглядеть уже половину его лица. Но если получится наконец повернуть его уже на три четверти, это будет большой удачей!