Лихорадка в квартале Маре

Глава VIII ВСЕВОЗМОЖНЫЕ ПОДОЗРЕНИЯ

– Вам было интересно? – осведомилась она, когда мы вышли на улицу Перль.

– Очень,– соврал я.

– Да, это интересно,– заявила она, будто хотела сама себя в этом убедить.

Мы повернулись и вошли в узкую улицу Де Ториньи. Через несколько шагов мадам Жакье объявила, что мы пришли.

Я вздрогнул. Похоже, программа развлечений пройдет именно так, как я предполагал. Я оказался зажатым, как ветчина в бутерброде, между двумя историческими особняками. Один из них был – как я узнал позже – знаменитым особняком Сале[6], названным так потому, что принадлежал сборщику податей на соль, невероятно разбогатевшему на этом деле. Архитектурная жемчужина XVII века сегодня затерялась среди целой толпы современных бездарных и безымянных строений, в самом особняке помещается какая-то техническая школа. Особняк, где жила мадам Жакье, стоял как раз напротив и, возможно, был построен другим фискальным жуликом той эпохи с целью насолить «Соленому». Второй особняк также пострадал от времени и людской глупости. Отвратительный деревянный сарай полностью нарушал гармонию его овального парадного двора. В свое время крупная брусчатка двора звенела под копытами породистых коней, а сейчас по выбоинам и ухабам с воплем носился сопливый мальчуган. Не промолвив ни слова, мы пересекли двор. Мадам Жакье, принявшая вдруг озабоченный вид, избавила меня от урока истории, которого я опасался, а я со своей стороны попридержал язык, чтобы неосторожным замечанием не вызвать на свою голову бурный поток ее эрудиции (Пожелай я обогатить свои знания, то купил бы соответствующую книжонку.) Так молча мы вошли в невероятной величины застекленную дверь, пересекли вестибюль чуть поменьше сквера дю Тампль и вступили на широкую лестницу с истертыми покатыми ступенями, но по которой можно было безопасно подниматься благодаря великолепным ажурным перилам. Продолжая соблюдать осторожность и поднимаясь в полном молчании, я про себя отдал дань восхищения этим перилам Тем не менее без испуга не обошлось, и я уж было приготовился выслушать лекцию моего гида, когда, остановившись между двумя этажами, мадам Жакье положила руку мне на плечо.

– Месье Бюрма,– сказала она.

– Да, мадам?

Я тоже остановился, балансируя на двух ступеньках. Она качнула головой и с необычной серьезностью заявила:

– Нет, то, что я вам показала, не было интересно. Очень мило с вашей стороны утверждать обратное, но я знаю, что это неинтересно. Вообще для человека, который никогда еще не присутствовал при подобном, это и может показаться любопытным, но я пригласила вас посетить нашу мастерскую совсем не потому, что считала это интересным.

– Тогда почему же, мадам?

– Я хотела вас изучить…

Она слабо улыбнулась. Морщинки побежали по лицу, столпились вокруг губ, им понравилось, и они остались там после того, как улыбка исчезла. Думаю, они и сейчас все еще там.

– Изучить… меня?

– Дело не в том, что я умею это делать, но в общем… Я хотела вас получше узнать, потому что… должна вам кое-что сказать, спросить вас. Я не хотела бы и не могла это сделать в присутствии Одетты… Я знала, что она не пойдет за вами в мастерскую, она ей отвратительна. И также не могла сделать этого в присутствии рабочих… Но мне надо решиться…

Ее рука все еще лежала на моем плече, и пальцы начали нервно теребить ткань моей куртки.

– Может быть, я ошибаюсь, но вы кажетесь мне таким искренним…

Она перевела дыхание.

– Я беспокоюсь, месье.

Под моей левой ногой затрещала ступенька. Я переменил положение и оперся на перила. Мадам Жакье занимала доминирующую позицию, но она не казалась опасной.

– Беспокоитесь?

– Да.

Я улыбнулся.

– Осмелюсь сказать, что это кстати. Снимать беспокойство – моя профессия.

– Ах так? Ну, а поточнее… я… да, а что у вас за профессия?

– Я вам скажу потом.

– Ну, естественно,– вздохнула она.

«Профессия, в которой стыдно признаться», наверное, подумала она.

Я почувствовал, как ее пальцы сжались.

– Как раз то, чего я боялась.

Она улыбнулась.

– Вы снимаете беспокойство. Утешаете. Значит, вы профессиональный утешитель!

– Можно сказать и так.

– И утешаете Одетту?

– Что вы под этим подразумеваете?

Эта чертова историческая обстановка! В наше время она заставляет меня употреблять обороты речи Великого Столетия!

– Умоляю вас, не смейтесь надо мной,– сказала она.– Вы все прекрасно понимаете.

– Я не совсем уверен. Вы хотите сказать… что я с ней сплю?

Это звучало не так элегантно, как предыдущая фраза, но все же лучше, чем «я ее поимел» или другое эквивалентное выражение.

– Это не тот случай?

– Господи, конечно, нет! – продолжал защищаться я с пылом, пожалуй, даже несколько оскорбительным для пре красной блондинки, но я был убит подозрениями королевы-матери.– Господи, конечно, нет! Что заставило вас так подумать?

Она не ответила. Я продолжал:

– И это все ваши беспокойства?

– Да.

– Они необоснованны, уверяю вас.

Она устало усмехнулась и убрала руку с моего плеча.

– Может быть, я беспокоюсь уже слишком поздно. Вы клянетесь мне, что…

– Клянусь.

Она вздохнула, ничуть не убежденная.

Мой голос звучал искренне (и недаром), но кроме искренних интонаций, я ничего больше предложить не мог. Совершенно очевидно, что этого было недостаточно. Черт побери! Ведь не вызывать же сюда врача! Впрочем, медицинский осмотр тоже ничего не решит. Все участники невинность свою давно потеряли.

– Не стоит больше возвращаться к прошлому,– продолжала мадам Жакье, как бы для самой себя,– но я могу еще позаботиться о будущем. Моя плавильня не особенно процветает, и практически я Одетте ничего не оставлю. Она помолвлена с одним из самых богатых наследников Марэ. Сын фабриканта игрушек для всяких фокусов и шуток…

Она засмеялась ломаным, горьким смехом.

– Ну скажите: разве это не похоже на историю сумасшедших? Да ладно, нет на свете дурных профессий, как вы говорите.

Я молча согласился.

– Нельзя, чтобы Одетта по неосторожности разрушила эту женитьбу. Жан по характеру весьма ревнив, и… когда я увидела, как вы выходите вместе из такси, в первый момент я ничего не подумала, потому что я очень легкомысленна, но… мало-помалу начала осознавать опасность…

Легкомысленная? Это точно. Но это не мешает материнским чувствам. Было тяжело смотреть на эту женщину, размалеванную, как кукла, портящую себе кровь из-за будущего своей дочери, трогательно и бесстыдно раскрывающую передо мной свою душу. Я ухватился за один аргумент, который показался мне неотразимым.

– Нет абсолютно ничего такого, что могло бы вызвать у вас подозрения,– сказал я,– наоборот, если бы между мной и вашей дочерью что-нибудь было, я бы с ней вместе не поехал, подумайте сами!

Поначалу это произвело кое-какое действие. Однако она заметила:

– Вы остановились далеко от дома.

– Из-за уличной пробки.

Мне уже начинало надоедать защищаться. Я не адвокат.

– …Поверьте, мадам,– произнес я решительно.– Мадемуазель Ларшо не является моей любовницей. Несколько лет тому назад я познакомился с ней, кажется, в Сен-Жермен де Пре, и в то время между нами ничего не было… Сегодня я случайно встретил ее возле моего офиса.

– Вашего офиса?

– Да, у меня есть офис в центре. Мы поболтали о том, о сем, потом взяли такси… Потому что я хотел видеть вас, мадам.

Она вытаращила глаза.

– Видеть меня?

Я улыбнулся.

– Представьте себе, что и мне хочется вас кое о чем спросить. Я с вами еще не был знаком, но из разговора с Одеттой мне стало ясно, что вы знали одного человека, который знал другого человека, о котором я хотел бы получить кое-какие сведения.

Одно время она была лишена дара речи, потом сказала:

– Это кажется мне немного сложным.

– Все очень просто. Я объяснюсь у вас, если вы разрешите.

– Ну хорошо, поднимемся,– сказала она, понимая, что затягивать до бесконечности дискуссию на лестнице ни к чему не приведет.– Извините меня, я… Я верю вам, месье. Извините, что напрасно вас заподозрила.

– Мне это было очень лестно.

И мы продолжили наше восхождение.

Одетта Ларшо ждала нас в огромной гостиной с очень высоким потолком. Что касается гармонии, то в коммерческой фирме этажом ниже вряд ли было хуже. Отнюдь не благородная мебель никак не сочеталась со скульптурами старой эпохи, еще сохранившимися в некоторых местах резными наличниками над дверями, а также с росписями на потолке. Кстати, некоторые из них требовали срочной реставрации, хотя бы для того, чтобы кусок лепнины, изображающий частицу зада мифической богини, не свалился вам прямо в бокал с коктейлем.

Чтобы сбить нетерпение и нервозность, девица выкурила не менее пачки сигарет. Пепельница – изделие семейной фабрики,– была полна окурков с пятнами губной помады. Она наверняка не могла отделаться от мысли, что в это время я выкладываю мамаше все ее похождения.

Машинально я пересчитал стаканы, стоявшие на хрустальном подносе вместе с маслинами, обещанной бутылкой аперитива и сигаретами. Стаканов было три. Следовательно, месье Жакье на пирушке присутствовать не будет. Меня это вполне устраивало. Он мне был не нужен. Хозяйка проследила за моим взглядом и, должно быть, угадала мои мысли.

– Мой муж в данный момент отсутствует,– сказала она раздраженным тоном,– садитесь, прошу вас.

Я удобно уселся в указанное мне кресло, в то время как Одетта разливала аперитив. Потом все взяли в руки стаканы и сидели молча, будто ждали какого-то события.

– Ну так вот,– сказал я,– послушайте, зачем я хотел вас повидать, мадам. Это касается одного человека… Самюэля Кабироля.

Мадам Жакье несколько резко поставила свой стакан на поднос.

– Чтобы никто больше не говорил мне об этом гнусном типе,– воскликнула она.

– Мне хочется поговорить не совсем о нем,– поправился я,– а о молодом человеке… который… гм… его обнаружил. Как я вам уже говорил, беседуя с мадемуазель, вашей дочерью, я узнал, что вы были знакомы с Кабиролем и…

Она перебила меня и, обращаясь к дочери, произнесла:

– Ты могла бы выбирать другие темы для бесед. Что вы хотите знать об этом человеке? Ну и денек сегодня!

Первая фраза была обращена к ее дочери, вторая – ко мне. Третья была обращена к ней самой.

– Денек? – спросил я.

– Да, инспектора полиции приходили сегодня после полудня и спрашивали меня о нем. Они тоже узнали, что мы были знакомы. Если это можно назвать знакомством. Он был друг, вернее сосед, по окопам моего мужа, первого мужа, месье Ларшо…

До чего же грязная штука, эта война. Она перемешивает все и вся. Приличные люди связываются черт знает с кем. Похоже на те ужасы, что вышли из-под кисти Гойи.

– С тех пор, как умер мой муж, мы виделись очень редко… Но какого дьявола вы… вы тоже интересуетесь этим человеком?

– Я интересуюсь прежде всего Морисом Баду.

– Морис Баду?

– Студентом, который обнаружил труп.

– Ну да, понятно. Но в каком качестве вы этим занимаетесь? Вы тоже из полиции?

– Частный сектор.

– Вы хотите сказать… частный детектив?

– Да, мадам.

Она нахмурила брови, потом широко раскрыла глаза, словно услышала что-то совершенно неожиданное.

– Теперь до меня дошло! – воскликнула она, ерзая на стуле.– Нестор Бюрма, не правда ли?

– Действительно, так меня зовут,– улыбнулся я.

Сегодня я столько раз повторял это имя, что оно стало чем-то нереальным.

– Теперь я понимаю, почему оно показалось мне знакомым,– продолжала она.

Она повернулась к дочери:

– Почему же ты не сказала мне, что знаешь такого человека?

Одетта Ларшо выпустила в потолок облачко дыма.

– Но ведь мы с тобой решили, что это бесполезно.

– Что бесполезно? – спросил я.

– Я вообразила, что мне нужен частный детектив,– объяснила мадам Жакье,– в связи с этим я просмотрела в справочнике имена всех ваших парижских коллег, и, естественно, многие из них, в том числе и ваше, остались в моей памяти.

– Но дальше вы не пошли?

– Нет. Это была бы пустая трата денег.

– В любом случае, мадам, если вы измените ваше мнение, я к вашим услугам.

– Спасибо.

– Так вот, если вернуться к этому ростовщику…

– Хорошо. Значит, вы хотите знать…

Я рассказал о Морисе Баду. Пустой номер. Она ничего о нем не знала, так же, как и о его отношениях с Кабиролем. Его имя впервые она узнала из газет Итак, мои старания окончились пшиком Если только не… Заря надежды забрезжила на другом горизонте. Я затянул беседу и умело подвел мадам Жакье к тому моменту, когда она начала рыться в справочнике в поисках частного детектива.

– Это по поводу моего мужа,– сказала она.

– Вашего мужа?

– Месье Жакье.

– Ах, да! Ну и что?

Тоном, каким сообщают кому-нибудь который час или какая на дворе погода, она произнесла:

– Он пропал.

– Он пропал, но не замедлит вернуться,– продолжала она.– Если не к семейному очагу, то по крайней мере в Париж. А в этом случае я знаю, где его найти.

– Безусловно,– вмешалась Одетта,– в первое время мама растерялась.

– Никому не доставляет удовольствия узнать, что твой муж тебе изменяет,– бросила мать.– Даже если с ним есть разногласия. Но сказать, что я растерялась, неверно. Я уже достигла того возраста, когда неприятности такого рода больше не трогают…

– И значит, исходя из этой философии,– сказал я,– вы отказались от намерения прибегнуть к услугам частного детектива?

– Нет… Но я думаю об этом,– заявила она совершенно неожиданно,– мне понадобится посредник. Я не могу опуститься до такого позора, чтобы лично предпринимать подобные демарши. Я… Нужен человек, который внушит ему уважение. Да… Согласитесь заняться этим, месье Нестор Бюрма?

– Вы хотите сказать, что…

Я не хотел создать впечатление, что слишком жадно бросаюсь на эту кость.

– …Если вы уверены в его скором возвращении…

– Конечно, уверена… но дело не в этом.

– Развод?

– Есть более срочное дело…

Она провела рукой по лбу.

– Я устала… Эти полицейские…

– Они вели себя нагло?

– Очень корректно, но согласитесь, что для человека с моим положением в обществе признаваться в знакомстве с таким субъектом, как Кабироль…

Она, видно, подразумевала: который был настолько ничтожен, что дал себя убить…

– Понимаю… Вы имели дело с комиссаром Фару?

– Два простых инспектора.

Я спросил ее, что они хотели узнать, и убедился в том, что легавые занимались обычной рутиной, не более того.

Я вернулся к Жакье, который вновь рисковал исчезнуть. На этот раз из нашей беседы.

– Да, хорошо… э-э-э…– пробормотала покинутая вдова.– Одетта, прошу тебя, объясни месье Бюрма… у меня нет сил.

Девица стала объяснять мне ситуацию.

Не совсем одна, поскольку время от времени ее мамаша, даже в том состоянии, в каком она была, не могла удержаться и старалась ей помочь, а то и подменить.

После многих лет вдовства мадам Виктор Ларшо стала мадам Поль Жакье. Сейчас она все еще не совсем поняла, зачем это сделала. Очень быстро убедилась в своей ошибке. Жакье был моложе ее и резво нарушал брачный контракт. В ноябре прошлого года, то есть шесть месяцев тому назад, он порхал вокруг мисс Пирл, акробатки на трапеции, гастролирующей в Зимнем цирке. Затем улетел с ней на седьмое небо, прихватив с собою деньги. Правда, из своей личной шкатулки Мадам Жакье почувствовала себя глубоко униженной. Удрать с циркачкой! Это был конец всему. Мне пришлось попутно выслушать немного затянутый комментарий на тему о неумении жить и испорченности некоторых сограждан. Это происшествие чуть не повлияло отрицательно на будущую свадьбу Одетты. Тем более что идиллия с ее женихом только-только начиналась. Никакого решения еще не принято. А если папаша смывается с циркачкой, можете себе представить, какое это произведет впечатление на исключительно чопорную семью жениха. Тут же мне стала известна фамилия творца миленьких медных пингвинов – Марёй К счастью, Жан Марёй был очень сильно влюблен в Одетту и достаточно умен, чтобы не взвалить на девушку ответственность за скандальное поведение ее отчима. В конце концов они не были одних кровей. Прекрасно. Ставим точку на этой проблеме. Та, чья очередь была говорить, принялась излагать историю дальше, а я взялся за вермут, надеясь с его помощью легче переварить всю эту кашу. В течение первых трех недель мадам Жакье хранила молчание. Она вспоминает этот период своей жизни с содроганием, поскольку беда не ходит в одиночку, появились другие неприятности, на этот раз касающиеся ее мастерской. Производственные, семейные и моральные неприятности дополнили друг друга. Ее лучший плавильщик вышел из строя с признаками психического расстройства, и хозяйка – настоящая мать пролетариев, состоящих у нее на службе,– стала заботиться о нем, а также о бедной старой матери несчастного работяги. С тех пор старая бедная мать начала помогать в содержании вот этого дома. Если не ошибаюсь, мы встретили ее в вестибюле, когда сюда входили. Страшная драма заполняла все свободное время нашей хозяйки. Я видел все это сам, включая старую мать, дабы никого не обидеть, но чего я не видел в этой истории, так это малейшего намека на приглашение частного детектива. Идем дальше. В конце концов оскорбленная супруга решила, каких бы душевных мук ей это ни стоило, сообщить полиции об авантюре своего господина и повелителя, включая мотивацию побега, фамилию любовницы, но без ее адреса, поскольку акробатка больше не фигурировала на афише Зимнего цирка. Оказалось, что у нее были подписаны контракты с другими цирками в стране и за рубежом, кроме того, она могла присоединиться к бродячему цирку. Естественно, это не дало никаких результатов. В Отделе полиции по поискам в интересах семей никогда чудес не происходит. И каждый день им сообщают о десятках исчезнувших людей, половина из которых просто чудаки, а одна четвертая часть всех случаев носит куда более серьезный характер, чем побег несерьезного мужа, любителя акробаток.

– И вот в этот момент вы подумали о частном детективе? – подсунул я мысль, надеясь напомнить маме с дочкой о разговоре на эту тему. (Похоже было, они о ней забыли.)

– Нет.

Нет? Ну ладно, пусть дальше льется речь.

…Проходили дни, недели, месяцы, в течение которых мадам Жакье почти забыла (это меня не удивило) о существовании неверного мужа, до того момента, когда…

В повествование вступает новый персонаж. Гражданин, которого я с ходу представляю себе воспитанным, елейным, изысканно вежливым, обязательно с благородной лысиной, в жестком воротничке с отогнутыми уголками и с пухлыми ручками придворного аббата: мэтр Ипполит Диану, нотариус с бульвара Фий-дю-Кальвер. Он был нотариусом Ларшо, самой Мадам, вдовы, вновь вышедшей замуж, а также месье Жакье. В общем, он стал членом семьи. В прошедшем марте месяце этому достойному слуге общества потребовалась – в интересах самой Мадам – подпись супруга на одном документе. Мадам Жакье попыталась мне объяснить, о чем шла речь, но, поскольку она сама толком не разбиралась в этих делах, да и я не силен в правовых вопросах, мне мало что удалось понять. Но это не страшно. Главное – необходимость самой подписи; и тут-то возникает идея прибегнуть к талантам частного детектива, который сумел бы отыскать беглого мужа и сунуть ему в руку авторучку. Ну наконец-то мы подходим к финишу. Я… Нет, дорогой, не спеши.

– Прежде всего я написала мужу, адресовав конверт этой самой мисс Пирл. Чтобы не выглядеть смешной и не позориться, я послала письмо через администрацию Зимнего цирка. И до сих пор жду ответа.

– Может быть, они не переслали ваш конверт? – предположил я.

– Они сделали это весьма добросовестно. Я ходила узнавать. Мое письмо было отправлено в Берлин или Лондон, уже не помню, куда. Пропало оно или нет, но, во всяком случае, ответа я не получила…

Но одновременно в администрации цирка ей сказали, что мисс Пирл вернется в Париж в течение апреля»для участия в новой программе. Мадам Жакье поставила в известность мэтра Диану обо всем этом, а также о своем намерении обратиться к частному детективу. До своего визита к нотариусу она пролистала справочник по специальностям и составила список возможных кандидатур. Но добросовестный страж дивидендов своей клиентки – мэтр Диану – отсоветовал прибегать к таким разорительным мерам, и только что зародившийся проект был оставлен. Если такая мудрость распространится и дальше, то частной детективной братии придется занимать очередь на бирже труда. Но пока что, по-видимому, дело было не к спеху (то есть эта история с подписью), и поскольку акробатка должна вскорости вернуться в Париж, то появляются два варианта: Жакье продолжает крутить с ней любовь, в таком случае никаких проблем не возникнет, или они расстались, и циркачка не откажет дать информацию о его теперешнем местонахождении. Во всяком случае, тогда можно будет выбрать оптимальное решение, и семье Жакье не придется действовать вслепую, а расходы сведутся к минимуму.

На эти рассуждения возразить было нечего, и я промолчал.

– В первом случае,– сказала мадам Жакье,– идти на встречу с мужем у этих скоморохов несовместимо с моим достоинством, то же самое относится и к мэтру Диану. Поэтому…

– Я могу взять это на себя,– заявил я.

– Отлично. Во втором случае, естественно…

– Это тем более в моей компетенции.

– Отлично,– повторила она,– бесполезно ожидать неизвестно чего. Можете считать себя ангажированным, месье Бюрма. Я…

Она вдруг уставилась на складку своего платья и принялась старательно ее разглаживать.

– Эа-эа-э… значит, вот…

– Да?

Она оставила складку на платье в покое…

– Естественно, мне надо посоветоваться с мэтром Диану. Как ты думаешь, Одетта?

– Не знаю,– ответила девушка.

– Да, это вопрос корректности.

Она поднялась и пошла к телефону, стоявшему в углу на консоли. Набрав номер, она заговорила:

– Алло? Мэтр Диану? Добрый вечер. Это Эрнестина…

В то время, как она разговаривала с нотариусом, ее дочь подошла ко мне.

– Еще немного аперитива, месье?

– Охотно.

Она наполнила мой стакан и, понизив голос, спросила:

– Ну как, месье детектив, не потеряли время даром?

Она улыбалась, улыбнулся и я.

– Нет, конечно. Как гласит пословица: везет только канальям.

Она покраснела.

– Я не это хотела сказать.

– А кстати, это неправильная пословица. Иначе, Кабироль был бы жив.

– Ох! Не говорите мне больше об этом! – сказала она, слегка топнув ножкой.

Трубка, резко брошенная на рычаги, издала металлический звук. Мадам Жакье присоединилась к нам.

– Что это еще за перешептывания?– спросила она с подозрением.

Я увел ее от этой темы простым приемом:

– Так что?– спросил я.– Мнение мэтра Диану?

Она с раздражением передернула плечами.

– Еще немножко, и он обозвал бы меня старой дурой. Как обычно. По его мнению, надо просто ждать. Это вопрос времени. Бесполезно тратить деньги. Придет день, когда они понадобятся.

– Значит, он против? – спросила Одетта.

– Он оставил решение этого вопроса на мое усмотрение… В таком случае я… Я заполню чек на ваше имя, месье Бюрма. Хороший счет делает хороших друзей.

А также куй железо, пока горячо. Согласен.

Очевидно, не желая дальше подвергаться искушению изменить свое мнение, она пулей вылетела из гостиной, надо понимать, в направлении своего письменного стола.

Мы с Одеттой остались одни.

– Мама должна показаться вам немного странной,– рискнула высказаться девица после смущенного покашливания.

– Она забавная,– возразил я.

Поглядев на нее, я посоветовал:

– Бросьте так убиваться без причины. Вы просто подурнеете. Я ей ничего не сказал, а вы переживаете именно по этому поводу.

– Спасибо, месье Бюрма.

– Держите свою благодарность при себе. Мне просто нечего было ей говорить. Я только хотел услышать от нее кое-что об этом Баду. И попал впросак. Ну да ладно… Но, как вы сказали, я не потерял даром свое время, поскольку получил задание связаться с вашим отчимом.

– А вы привыкли к такому роду работы? Ну какая же я дура! Ведь наверняка привыкли!

– Я привык в основном к гораздо более трудным делам.

В этот момент вернулась мадам Жакье.

– Вот ваш чек,– сказала она,– этого достаточно?

Я бросил взгляд на цифры.

– Это слишком много.

– Ничего, так надо.

– Благодарю вас.

Я сложил прямоугольник розовой бумаги.

– Надеюсь, эта мисс Пирл привезет вашего мужа в своем сундуке для цирковых принадлежностей и мне не придется тащить его за шиворот в контору месье Диану. Не думаю, чтобы на данный момент мне требовались какие-либо дополнительные сведения. Пока не требуется даже фотографии. Она может пригодиться только в случае более серьезных поисков…

– Я могу вручить вам его фотографию прямо сейчас! – воскликнула мадам Жакье.– Это не те сувениры, которые мне дороги. Такой хам!

Она резко повернулась, шелестя юбкой, подошла к шкафчику неопределенного назначения, выдвинула ящик, порылась в нем немного и, достав фотографию формата почтовой открытки, протянула ее мне.

Сорокалетний мужчина с улыбкой глядел в объектив. Он был недурен собой, с залысинами на лбу и немного великоватым носом. Лично я не умер бы от любви к нему. Правда, я не был ни вдовой, ни акробаткой. Положил портрет и чек в бумажник и, поскольку меня не оставляли на ужин, откланялся.

Я вернулся домой, где был встречен консьержкой с пакетом в руке.

– Это оставила ваша секретарша,– сообщила она со странным выражением на лице.

На пакете из розовой бумаги красовалась надпись голубыми буквами: «Розианн. Чулки и тонкое белье». Любопытная консьержка наверняка поглазела на содержание – соблазнительные нейлоновые трусики, покупка которых привела к тому, что мы столкнулись нос к носу с Одеттой. Уже вернувшись в свою комнату, я прочел прилагаемую записку, в которой Элен своим несколько вычурным почерком сообщала: «Вы их забыли, но это может вам пригодиться. Предлог для повторного свидания». У нее были лишние деньги и свободное время, черт возьми! Сделать крюк только для того, чтобы поиздеваться надо мной!

Телефонный звонок прервал мое ворчание. Я снял трубку.

– Алло? – послышался голос Элен.

– Бюро разбитых эротических надежд слушает,– ответил я.

Она засмеялась.

– Получили?

– Еще тепленькие и прямо в руки. Вы звоните по этому поводу?

Она посерьезнела.

– Нет. По поводу Заваттера. Вы были правы насчет денег.

– Понятно. Ему надоело работать за красивые глаза?

– Он прямо мне не признался, но это так. Сказал, что уезжает в провинцию.

– Заболела старушка родственница?

– Да.

– Какой болван! Как раз только что я получил деньги, но черта с два он увидит, какого они цвета. Значит, он перестал следить за Баду?

– Утверждает, что это все равно, что причесывать жирафа. Баду вышел из Национальных Архивов, где провел всю вторую половину дня, и спокойненько вернулся домой.

– Скажите еще спасибо, что наш забастовщик хотя бы закончил сегодняшний день. Ладно. Я займусь один всем этим делом. Больше ничего?

– Ничего.

– Ну хорошо… Доброй ночи, дорогая.

– Не такая уж дорогая,– хохотнула она.

– Ничего, финансовые дела понемногу поправляются.

Я надел пижаму и с трубкой в зубах занялся подсчетом наличности. Пятьдесят тысяч, взятые у Кабироля, плюс пятьдесят тысяч, обозначенные на чеке мадам Жакье, составляют сто тысяч франков. Вообще, кругленькая сумма. Но я думал о другом. Дело в том, что мадам Жакье продолжала думать, что я сплю с ее дочерью и пришел на улицу Гориньи только затем, чтобы получить отступного за разрыв. Она хотела меня купить. Недорого, но это лишь начало.

Прекрасно. Я как раз страдал острой нехваткой денег и был не в состоянии разыгрывать деликатность и обиду. Показалось, что я готов продаться? Да, готов. Запросто, без всяких фокусов. Гоните деньги, и я тоже буду покупать себе нейлоновые рубашки и кальсоны. Судя по чеку, которым я выудил со дна розового пакета, эти финтифлюшки даром не даются. 5415 франков! Не может быть! Наверное, я не так прочел. Ну конечно, цена обозначена внизу в специальной графе. Ровно две тысячи, что тоже немало. 5-4 было датой: пятого апреля, а 15 – номер продавщицы.

Я повертел трусики в руках еще пару секунд, потом, усталый, в плохом настроении, сунул их в пакет, пакет в ящик, а себя уложил между двумя простынями.