Лики Януса

4. Дома

Дома меня ждал возбуждённо-суетливый Сергей. Он уже успел переоборудовать помещение. Мой письменный стол из большой комнаты исчез, и вся она преобразилась, не могу сказать, что бы к худшему, скорее, наоборот, но мне предостояло ещё привыкнуть к новому виду своей бывшей гостиной. Медведевская кровать была поставлена у окна — таким образом, чтобы я мог наблюдать за тем, что происходит на улице. Мы не оговаривали подобных мелочей, Сергей сам позаботился об этом — и я оценил его внимательность. Новый телевизор стоял на столике в изножье кровати, а рядом с ней стояло старинное массивное кресло, которое Мухин, очевидно, привёз от себя. «Если тебе мешает, я уберу и кресло и телевизор, — извиняющимся тоном предложил он. — у тебя теперь есть эти очки, говорят, они будут показывать все каналы, но ты знаешь, я подумал, вдруг ты захочешь вечерком посидеть в компании, посмотреть, что по ящику… Ты не против?» Я был не против, я был очень даже рад. Как же я за столько лет не заметил, что рядом со мной, бок-о-бок работает такой классный мужик?! Довольно настойчиво и бесцеремонно он вытолкал за порог телевизионщиков, представителей компании, санитаров и любопытствующих соседей по лестничной клетке, после чего сварил настоящий крепкий кофе и напоил меня из специальной кружки — успел уже где-то раздобыть. Как оказалось, готовит Сергей тоже отменно. Не как в ресторане, но после моих вечных гамбургеров и больничной пищи… в общем, мне с ним повезло.

Сам он поселился в моей бывшей спальне — маленькой и тёмной. Был тактичен: без приглашения появлялся, лишь когда наступало время завтрака и ужина, а также перед сном — проводил водные процедуры и глубокий ручной массаж, с которым, конечно же, никакой вибрирующий матрас не мог сравниться. Днём Мухин пропадал на работе, а вечера старался провести дома, чтобы быть рядом, если вдруг мне что понадобится. Я старался не злоупотреблять его добрым расположением — лучше поменьше надоедать человеку, тогда я смогу рассчитывать на его помощь и благожелательность ещё долгое время. В голове моей возникла мысль, что надо бы завещать Сергею квартиру, но я не торопился вызывать нотариуса — помирать прямо сейчас никто не собирался, и с этим можно было подождать.

Пока Сергей был на работе, я оставался предоставлен самому себе и привыкал к своей новой жизни — не жизни, нет, существованию почти в полной неподвижности и одиночестве. Сначала одиночество мне было очень даже кстати — не так легко принять то положение, в котором я оказался, для этого требовалось время, и немалое. Кроме того, как ни постаралась страховая компания с оборудованием кровати — к ней предстояло ещё приспособиться. При всей своей многофункциональности она оказалась не так удобна, как я вначале её расписывал. Особенно это касалось разверзающегося по моему желанию отверстия для естественных нужд. В меня закралось подозрение, что проектировала его та самая сухая тётка в трауре, потому что рассчитано оно было явно на женщин — мужчина бы точно додумался до того, что лёжа мочиться без помощи рук в дырку под задницей не слишком удобно. Я учился поворачиваться на живот и обратно на спину, используя мышцы туловища — это не так-то просто, как кажется, а если ещё учитывать ширину кровати и то, что на мне были очки-компьютер, стоящие целое состояние и которые я боялся нечаянным неловким движением как-нибудь повредить, можно сказать, что задача, которую я учился решать, была не слишком проста.

Боль, в теле, о которой меня предупреждали врачи, явилась на третий день пребывания дома. Она была сильной, но терпимой, единственное, она не давала мне заснуть, и перед сном кровать колола мне обезболивающее. Иногда впивающаюся в ягодицу игла попадала в нерв и это вызывало сильный дискомфорт, кроме того лекарство подавалось слишком быстро и на заду образовались болезненные плотные желваки, но что я буду перед вами привередничать? Это было не самое неприятное в моей жизни. Кроме того, я мог попросить Сергея сделать мне укол, но понятие свободы личной жизни я впитал с молоком матери — не стоило излишне обременять человека заботой обо мне, ему и без того хватало хлопот.

Я не хотел оставлять себе слишком много времени на бесплодные размышления о своей нелёгкой судьбе, поэтому с первых же дней старался себя всё время чем-нибудь занять. Сперва осваивал технические возможности кровати, через каждые два часа делал предписанные мне врачами упражнения, медитировал и представлял, что я чувствую свои руки и ноги. Но, увы! — я их совсем не ощущал, даже фантомных болей в конечностях не было. Но я упорно повторял свои попытки, зная, что если брошу их, то этим убью последний шанс на выздоровление.

Через несколько дней я решил испробовать возможности компьютера, не связанные с кроватью. Сперва я подключился к телевидению. Мне было любопытно посмотреть на себя со стороны. В рекламных роликах по первому и второму каналам то и дело появлялись сюжеты «Медведа», связанные со мной. Не очень их было приятно смотреть. Я себе совсем не понравился, хотя все окружающие относились ко мне с симпатией. Обо мне вообще было много разговоров. Несколько шоу на разных каналах также были посвящены мне. Даже политический канал не обошёл стороной мою персону. Благодаря той катастрофе, что случилась, вновь был поднят вопрос о возможностях современной медицины, которая способна регенерировать и омоложать ткани, так не стоит ли часть бюджета пустить на то, чтобы продлить населению молодость и перенести на пять, а то и десять лет срок эвтаназии? На полном серьёзе обсуждалось, сколько средств налогоплательщиков займёт такая программа. Но оказалось, что этот вопрос тесно связан с жилищным, ведь пятьдесят восемь процентов граждан, как и мои родители, подгадывают с рождением ребёнка так, чтобы его совершеннолетие совпало со сроком их социальной эвтаназии. Если же их не эвтанизировать в шестьдесят, то люди окажутся бездомными, а вопрос, что более гуманно — дать вечный сон или выгнать на улицу, решается однозначно. Подобная программа станет катастрофой для целого поколения.

В интернете также велось достаточно много дискуссий обо мне. Здесь встречались гораздо более крепкие мнения и высказывания. В общем-то будь я здоров, я бы, наверное, тоже считал, что нечего особенно нянчиться с куском мыслящего мяса, но сейчас я вдруг как никогда остро почувствовал любовь к жизни. Я не понимал, как совсем недавно ещё мог помыслить о том, что лучше бы мне было вовсе не просыпаться — ведь тогда я не узнал бы как следует Сергея, понятия не имел бы о том, какие теперь есть возможности у медицины, у меня не появилась бы прорва времени на то, чтобы почувствовать — что я человек, и для того, чтобы быть человеком, я не должен сдаваться, я должен делать упражнения, я должен развивать свой пострадавший мозг, хотя вероятность того, что руки и ноги проснутся так мала, но мне просто необходимо всё это делать, потому что я живой. И жизнь, даже такое промозглое существование, почти лишённое движения — это здорово. И ещё: сколько лет мне не хватало времени на то, чтобы перечитать свои любимые книги, пересмотреть заставившие в молодости задуматься фильмы. Теперь у меня всё это есть. И живу я не на средства налогоплательщиков — судьба подкинула мне человека, которому я дал жильё, а он за это кормит и поит меня. Такой вот натурообмен, как при первобытнообщинном строе. А может, этот первобытный строй был не так уж и плох? Хотя бы потому, что люди имели дело непосредственно друг с другом, решали свои вопросы глаза в глаза, а не с компаниями, собесами, конторами, бухгалтериями, магистратами, которые творят теперь нашу судьбу?

Передо мной появилось много вопросов, но я не торопился их решать. Я расставил в своей жизни приоритеты. И строго придерживался их. И пока что главным было — восстановить здоровье. Если я потеряю то, что у меня осталось, справиться с этим мне будет очень тяжело, поэтому надо держаться.

И вот тогда…