Лимонов против Жириновского

Развод

Попрощавшись с Жириновским и бюрократами ЛДП в отеле «Амина», я с облегчением вздохнул. И через пару дней улетел в Будапешт, а оттуда через границу уехал в Белград, из Белграда добрался в Боснию. Возвращаясь обратно в конце октября, я лишь ночь переночевал в Париже, участвовал 24 октября в работе Конгресса Фронта Национального спасения в Москве, а в первых числах ноября был уже на другой войне, в Абхазии. Оттуда мог я и не возвратиться никогда, ибо попал под разрушительный обстрел, но Бог решил по-иному. Первый раз после Парижа Жириновского я увидел 24 октября в холле Парламентского центра на Цветном бульваре, 2. Как обычно, коммуно-патриоты не брали его в свои игры. Его едва пропустили в здание, но уж никак не позволили ему войти в состав Фронта Национального Спасения. Жириновский желал подписать все что угодно, лишь бы взяли. Он стоял в холле, окруженный своими: Жебровский, Архипов, Митрофанов, Мусатов в огромной фуражке и, конечно, Владимир Михайлович, горою над всеми. Затем он сидел в зале, ожидая что ему дадут слова. Зюганов, все более набиравший тогда силу (Анпилова он уже выжал), обещал всем и все, и мне тоже обещал «мы тебя введем в состав политсовета», посадил меня в президиум и дал в тот вечер слово. Но лукавый, сиропный коммунист, основного обещания своего он не сдержал. В холле Жириновский поздоровался со мной вполне дружелюбно, за руку, потом, подумав, мы расцеловались; мы сказали друг другу несколько слов, и все, я пошел по своим делам, он — по своим. Я знал от Архипова, что кабинет никак не работает, что якобы Жириновский не очень доволен политическими результатами своей поездки во Францию и что едва ли не винит в этом меня. А в этом его якобы уверяют Жебровский и Минаков. Я тогда верил Архипову, сейчас я верю его словам куда меньше. У меня нет сомнений, что лучшими результаты спонтанной поездки Жириновского во Францию быть не могли. Что, к его счастью, у меня оказались личные связи с «Фронт Насьеналь», иначе результаты поездки были бы еще хуже: его не принял бы и Жан-Мари Ле Пен. Напомню, что я вынужден был приготовить досье на Жириновского для Ле Пена. Еще в сентябре 91 года Ле Пен приветствовал действия Ельцина, называя его националистом. Кто такой Жириновский, Ле Пен тогда не знал. Я думаю, что сегодня результаты поездки Жириновского во Францию (предположим, что он явился бы) были бы еще худшими, несмотря на то, что он куда более известен. Дело в том, что его поливы, предназначенные для внутреннего употребления, приняты на Западе всерьез. Он создал себе репутацию Иди Амина. Он срочно должен издать здесь программу ЛДП, дабы реабилитировать себя. Ему придется немало «погрести», чтобы на Западе изменили о нем мнение.

Я хочу тут задержаться немного на конгрессе Фронта Национального Спасения. Говоря о Жириновском, нельзя обойтись без контекста, в котором он оказался осенью. Вот каково было политическое состояние оппозиции к 24 октября 1992 года: Анпилова в состав Фронта не взяли. Жириновского не взяли, он прошел в здание, но во втором отделении покинул зал. Зато 40 бояр в высоких шапках, свадебных генералов, в большинстве своем бесполезных или малополезных людей, вошли в Национальный Совет. (Меня, дав слово на конгрессе, в конце концов тоже не взяли, тихо, по-азиатски замолчав все мои просьбы и требования. Не так ли было, господа Зюганов, Чикин, Проханов, Володин?) Бояре оппозиции, они важно колыхали шапками сидя на сцене.

Тут следует объяснить, что бояре эти вышли из перестроечной элиты горбачевского времени, а большая часть даже из брежневской номенклатуры. Неполитический класс, они, сидевшие тогда на сцене (я сидел в первом ряду крайний справа, но единственный не «бывший»), ближе всего напоминали именно БОЯРСТВО, социальную группу, немало навредившую России во все времена. Отобранные избирателями (в случае депутатов) или властью около 1990 года, в основном за симпатии к модным тогда еще у избирателя «реформам», это были люди из прошлого страны, все менее понимавшие ее настоящее. Их отбирали по чину, по количеству звезд на погонах, по громкости голоса, по величине имени брежневского времени, по степени ярости их антисталинской или антизастойной демагогии. Их заслуга в 1990 году заключалась в том, что они — люди прошлого, симпатизировали некоему расплывчатому «цивилизованному» будущему. Подобные переходные группы неизбежно появляются в периоды социальных катастроф, и нормально, что за отсутствием настоящего политического класса они временно выполняют его функции. Подчеркиваю, ВРЕМЕННО.

Естественно, что БОЯРЕ эти, не умея думать вперед (политическое мышление), всего-навсего послушно изменялись вместе со страной и народом. И когда страна взвыла, не в силах выносить изуверские опыты, которым ее подвергла «команда Ельцина», народ взвыл, вместе с народом взвыла и возмутилась часть БОЯР. Среди этих сорока на сцене были в основном такие, всего лишь выразители эмоций страны: ее страха и ее боли. И была еще одна группа — откровенно беспринципная, куда более беспринципная, чем некогда была номенклатура КПСС. Полное отсутствие морали и ответственности, наивный, обезоруживающий оппортунизм характеризует эту группу БОЯР. Как в свое время, подобрав полы, бегали бояре к Лжедмитриям и обратно к законному царю, туда, где казалось выгоднее, так и в ФНС оказалось немало таких «бегунов». Большинство, что грех-то таить.

Тогда в перерыве между заседаниями я попал в комнату за кулисами, где все члены оргкомитета ФНС собрались. Там они довольно неприятно делили посты. Неприятно: сварливо и ханжески. Налицо было соперничество между Зюгановым и Константиновым, закончившееся победой Константинова. Обиженный, выбранный только в Политсовет Бабурин с раскрасневшимися щеками гневно говорил что-то от двери. Проханов, редактор «Дня», человек, объединивший своим общительным темпераментом и романтическим империализмом, всех их, молчал. Выбраны были девять сопредседателей и координатор с двумя помощниками. Координатором стал Константинов. Коммунистов в руководстве явно оттеснили бородатые перебежчики, «новые патриоты», — среди них Астафьев. Я не люблю перебежчиков, не выношу «ошибавшихся». Потому присутствие какого-то генерала Стерлигова (он ездил арестовывать ГэКаЧепистов) в ФНС неприятно поражало меня. Дружелюбно настроенный к писателю Распутину, я, однако, отлично помнил, что это Государственный совет Горбачева, в составе которого был и Распутин 6 сентября 1991 года, признал независимость Латвии, Литвы и Эстонии. Закулисная дележка власти была неприятна не только мне. Встал, с шумом отодвинул стул худой мужик, по виду работяга, член Оргкомитета, сказал зло: «Деятели! Сейчас зарплату начнут делить!» и ушел, хлопнув дверью. Представитель Казахстана от двери пытался взывать к лидерам ФНС: «Что же мне сказать там нашим людям? Русские Казахстана ждут конкретного руководства «Что делать», а вы!»

Во втором отделении конгресса Жириновского в зале уже не было. Конгресс этот, я думаю, переполнил чашу его терпения. Он, конечно, не мог знать того, что происходило за кулисами, но руководствовался своим чутьем. Он понял, что бесповоротно и окончательно его не взяли. И значит, уже не возьмут. (Причины не так уж важны). И он решил поискать союзников в другом лагере. Но для этого нужно было изменить поведение (пусть временно), изменить имидж партии. Нет сомнения, что именно после Конгресса ФНС Жириновский решил стать «центристом». Так же, как и нет сомнения в том, что тогда же он решил воспользоваться советом Жан-Мари Ле Пена и очистить ЛДП от «молодых людей в коже, которые потянут его движение к национал-социализму».

27 октября в 14:30 я, Жариков и Архипов встретились у метро «Таганская». Чуть позже появился японский автобус Митрофанова. В автобусе мы отправились в ресторан «Крутояр».

Ресторан помещался, как и все заведения подобного рода, за неприметной дверью вовсе без вывески. Частный ресторан этот принадлежал, во всяком случае, он был одним из совладельцев, Александру Венгеровскому. Сегодня этот человек… Но лучше обратиться к еженедельнику «Аргументы и факты» (№ 4, за январь 1994 г.)

Чтобы покончить со статьей в «АиФ», все равно ее придется цитировать далее, покончу сразу. Уважаемый Александр Дмитриевич тихо сочиняет

(Так и подмывает спросить: «А что есть программа ЛДПР? «Сок мозга» Владимира Вольфовича «Последний бросок на юг», или программа образца 1991 г., или Принципы ЛДПР апреля 1993 г.?) На вопрос: «Заявления от имени ЛДПР за границей настораживают не только политиков, они могут вызвать неприязнь к русским», Венгеровский вещает важно:

Милый, вальяжный, похожий на Бабурина, Александр Дмитриевич Венгеровский, осторожная бородка, усы, импозантный, вид барина, но «мировую закулису» своим интеллектом он не победит. Это ясно из приведенного отрывка интервью. К счастью для него «пока в парламенте он немногословен». Может быть, я не знаю, у него мощный технический талант в области самолетов? Конечно, рядом с телохранителем Владимира Вольфовича, Владимиром Михайловичем, тоже депутатом Государственной Думы, — Венгеровский — светоч интеллекта.

В том же интервью Венгеровский говорит:

Возникало искушение, Александр Дмитриевич. В тот день 27 декабря шел сильный снег. Приехав в ваш ресторан, пройдя по каким-то коридорам, мы вошли в отдельный кабинет, обшитый светлым деревом, и нас ждал длинный стол, уставленный не кашей, компотом и кусочком селедки, которыми ваш «руководитель» будет кормить русских пенсионеров, но пищей другого класса. Осетрина, свежая зелень, мясо, икра. Мы сидели там все: вы, Леша Митрофанов, беспокойный Архипов, Жариков, и вы первый заговорили о своем недовольстве «руководителем». У вас сложилась тяжелая ситуация в здании института, которым вы зазедывали (на Зубовском бульваре), на вашу площадь претендовала фирма, совместное предприятие, не помню названия, но легко узнать. Вас угрожали выселить, а Жириновский, угрожая прибалтам и японцам, ничем, однако, не мог вам помочь. Вас прервал Архипов, ему тоже было что сказать: «Вернувшись из Парижа, вождь изменился. Он выдвинул свою кандидатуру в мэры Москвы. Шеф начал работать на карман. Для нужд партии, — Архипов сгримасничал, — но на имя Владимира Вольфовича и его родственников приобретены десять квартир в Москве. В Москве была мощная чистка партии. Молодые ребята выгнаны». «Вождь скурвился, — сказал просто Жариков. — Вождю хочется срочно какой-нибудь пост. Он не только в министры к Ельцину пойдет, но и Лужковым пойдет служить».

Из всего сказанного тогда я понял, что Жириновский стал поощрять свой старый аппарат (Жебровский — типичный представитель) и отдаляет молодежь. Обладая ментальностью несносной единственной примадонны в театре, он не желает поделиться и частью паблисити, внимания средств информации. Я сказал, что сочувствую им, что находясь сам в особом положении, однако чувствовал себя постоянно неловко, когда Жириновский не умолкая разглагольствовал на митингах и пресс-конференциях, а «министры» сидели истуканами. Каждая работа должна вознаграждаться, а быть у Жириновского слугами и воздвигать его, кто же из нормальных людей выдержит. Амбиции есть у всех, и амбиции нужно удовлетворять. Еще я, помню, сказал, что, придя в кабинет по приглашению, надеялся, что кабинет будет работать, а выяснилось, что кабинета нет. Есть вялые собрания, более или менее скрашиваемые темпераментом и остроумием присутствующих. Короче, в тот снежный день мы сидели там долго и четко выяснили, что дальше работать на Жириновского нам надоело. Венгеровский, раздумчивый и осторожный, высказывался менее экстремистски чем Архипов или Жариков, но то, что вальяжный господин Венгеровский не видел для себя смысла в продолжении работы с Жириновским, было ясно как день. Да, кстати говоря, в тот период он не состоял в теневом кабинете ни в каком качестве и его помощь вождю ограничивалась единожды данным партии денежным пожертвованием. Если не ошибаюсь, миллион рублей. Так что какую там «интеллектуальную команду вы организовали», бог с вами! Снег мел, звучали обиды, и даже Митрофанов, сжимая ручки в волнении, согласен был с тем, что «вождь скурвился».

Я уехал в прекрасную страну, в субтропики Абхазии. Пляжи там заросли травой, и некогда вмещавшие сотню тысяч курортников Гагра и Пицунда чернели сгоревшими коробками санаториев в дикой зелени. В Эшерах я едва не остался навечно. По возвращении мне сказали, что на демонстрации 7 ноября на Манежной Жириновский был: стоял отчужденно в дальнем краю площади на каком-то полугрузовике-полутелеге, с плохим микрофоном. Бело-голубые флаги ЛДП свисали тряпками. Два десятка зевак вокруг. Архипов на демонстрацию не пришел. Жариков спал. Им надоело. Они устали. Он не давал им ничего взамен, вождь Жириновский. Я не знаю, что они там говорили между собой, когда общались (Жариков и Архипов общались с раннего утра по телефону, перезванивались по малейшему поводу, эти двое), но, думаю, они решили сменить вождя на более покладистого. На такого, который подвинется и даст место и им. Жириновский же явно решил податься поближе к своей собственной программе, к либерально-демократическим принципам, раз не получается фальшивый из него ИВАНОВ. К демократам поближе, ведь на самом деле его программа и есть «демократическая», и его партия первая демократическая партия, зарегистрированная в России. Отец русской демократии Жириновский в ноябре 1992 года решил сбросить маску ИВАНОВА. Сбросив, точнее, сбрасывая маску, он подумал: «А зачем мне эти молодые люди, все эти экстремисты, если я центрист и демократ? Они меня только дискредитируют». То есть, обе стороны решили развестись.

14-го ноября утром добрая половина теневого кабинета (Архипов, Бузов, Жариков, Митрофанов) встретилась у ресторана «Прага», я был с женой Наташей, и, загрузившись в микроавтобус Митрофанова, уехали на Николину Гору в известную уже читателю номенклатурную дачу Митрофанова. Там они объявили мне что молодежное крыло ЛДП решило уйти от Жириновского и основать новую партию: национал-радикальную. По их решению во главе партии должен буду стать я. Так они решили за меня мою судьбу, а я согласился. На вторник было назначено собрание, а на воскресенье 22 ноября учредительный съезд НРП.

В период между 14 ноября и 22 — ноября мы множество раз встретились в разном составе, но Архипов присутствовал всегда. Два раза мы встретились в офисе Сергея Плеханова, того самого первого биографа и сотрудника Жириновского. Он работал в том же акционерном обществе, помещалось оно в здании бывшей редакции журнала «Советский Союз», улица Москвина, 8. Уютный старый особняк в центре Москвы, с рассохшимися паркетами. Там на втором этаже мы собрались для обсуждения. Плеханов, по-моему, хотел посмотреть, что у нас получится, и в зависимости от результата примкнуть к нам, или не примкнуть. Оба раза на Москвина, 8, присутствовал и неискушимый «член команды» Жириновского Александр Дмитриевич Венгеровский. «Ни у кого не возникало искушения внести раскол в ЛДПР. Наша сила — единство. У нас руководитель один, здесь нет никаких сомнений, это — Жириновский». Но тогда Венгеровский терзался сомнениями. Примкнуть к путчистам: Архипову, Митрофанову, Жарикову, Бузову, Курскому, Лимонову? Или выждать, как поступает Плеханов? Венгеровский сомневался еще и в январе 1993 года. Он дал национал-радикальной партии комнату в здании своего института, там были столы, полки, телефон. Здание, правда, рассыпалось от дряхлости, но такая комната стоит не менее 400.000 рублей в месяц, в любом случае. Так что Венгеровский играл на двух биллиардах.

22 ноября состоялся съезд национал-радикальной партии. Присутствовали помимо диссидентов ЛДП еще ребята из группы «Норд» и диссиденты некоторых других движений. Так как книга о Жириновском, то я не стану останавливаться на деталях. Венгеровский на съезде не присутствовал. Бузов должен был приехать, сбор был назначен на станции метро «Кунцевская», но в назначенное время его у метро не было. В юности, подростком-криминалом знавал я таких, как Юра Бузов, не являвшихся «на дело». Он явно передумал в последний момент, но сказать об этом не решился. Присутствовали и были избраны в Политсовет: Лимонов, Архипов, Митрофанов, Жариков, Курбский, то есть пять «министров» теневого кабинета. Впоследствии, уже в декабре (Национал-Радикальная Партия была зарегистрирована Минюстом 17 декабря 1992 г.) Митрофанов тихо, на цыпочках вернулся к «папе», так он и Бузов иногда называли Жириновского. Поплакался ли он в жилетку, или сумел сделать вид, что ничего не произошло, я не знаю.

Судьба НРП, так поспешно созданной, не является предметом данной книги, потому ограничусь этими сведениями. Съезд состоялся 22 ноября 1992 года, на даче Митрофанова, бывшей даче Мураховского, в огромной биллиардной.

Но вернемся к предмету исследования, к Жириновскому. Еще несколько слов о политической ситуации той осени.

Фронт Национального Спасения сразу же взял курс на союз с Верховным Советом, потому что среди девяти его сопредседателей, по меньшей мере пять (Константинов, Бабурин, Астафьев и др.) были депутатами ВС. Этот ошибочный и оскорбительный для Фронта союз с недавними гонителями оппозиции (вспомним, что еще в марте Хасбулатов обещал по десять лет участникам Чрезвычайного Съезда депутатов СССР) в конце концов привел к полному вначале замещению ФНС Верховным Советом России, а затем и к гибели ФНС как организации 21 сентября — 4 октября 1993 года. Погибая, Верховный Совет России утащил в могилу и Фронт Национального спасения. Я предвидел эту опасность еще до создания ФНС, написал о ней в сентябре в статье, которую редактор «Сов. России» Чикин (и Зюганов) уговорили меня не печатать, я сказал об этой опасности в своей речи на конгрессе 24 октября 1992 года. Эта трагическая ошибка ФНС в конечном счете через год послужила одной из причин победы Жириновского на выборах. Я считаю это самой главной причиной. Ошибающиеся ежедневно политики, никчемные стратеги, думающие задним умом бывшие бояре коммунистического режима, — вот оппозиция. В ноябре 1992 года я думал о них менее сурово, но разочаровали они меня уже тогда. Вот запись в моем рабочем блокноте на следующий день после конгресса:

Запись не закончена, но ясно, что я имел в виду полный угон оппозиции Верховным Советом Хасбулатова. Это случилось уже з декабре.

Популярный в России журналист и писатель, я был нужен им. Они меня использовали. И старались умаслить. Но к власти не допускали. 25 октября в ресторане у метро «Пролетарская», принадлежащем миллиардеру Фиязу Жебриловичу Наврузову, состоялся банкет оппозиции. Всего около 15 человек. Я сидел между генерал-майором Макашовым и полковником Алкснисом. Присутствовали еще: генерал Титов, глава Союза офицеров Терехов, Володин, редактор «Сов. России» Чикин, Умалатова, Горячева, Астафьев. Во главе стола восседал тамадой Проханов. Позднее пришли выступавшие на телевидении Зюганов и Константинов. Умасливали. Но, уезжая в Абхазию, я оставил Проханову письмо, адресованное ему и Константинову. Я высказал в этом письме свое недоумение по поводу того, что меня не включили в Политсовет ФНС, и обосновывал мою нужность и полезность этой самой представительной организации оппозиции. Я говорил о своем желании работать в Политсовете ФНС и Чикину, и Володину, и Алкснису. Читатель должен понять, что речь идет не о материальных благах, а напротив: я добивался права взвалить на себя крест и испортить еще более свою и так испорченную репутацию. Они молчали. Потому, безработный лидер, я принял предложение диссидентов ЛДП.

Сняв маску ИВАНОВА (как оказалось, временно), Жириновский сосредоточился на своем настоящем образе: либерального демократа. И оставался таковым целый год. От осени 92-го до осени 9З-го. Послушным школьником участвовал в работе Конституционной комиссии Ельцина. В событиях 21 сентября — 4 октября не участвовал. Правда, верный инстинкту деляги пытался на всякий случай продать себя и тем, и другим: поскорбел по поводу «самых лучших офицеров, погибших в Белом Доме», а в другом выступлении оправдал действия президента. К моменту выборов Жириновский пришел своим в доску, полезным союзником Ельцину для принятия Конституции, и потому на листы с подписями за выдвижение ЛДПР Центральная Избирательная комиссия смотрела сквозь пальцы, благожелательно. В то время как Российский общенародный Союз, возглавляемый Бабуриным, сдав 105 тысяч подписей, был к выборам не допущен, так как его подписные листы были подвергнуты щепетильной и дотошной проверке и часть их якобы не соответствовала предъявляемым требованиям. Вот что писала «Независимая газета» от 12 ноября 1993 года по этому поводу:

Подобным же образом, отсеяли еще несколько оппозиционных партий: Конституционно-демократической партии Центризбирком засчитал 92.162 подписи, Национально-республиканской партии — 60.490 подписей, Российской Христианско-демократической партии засчитали 83.034 подписи. Фронт же Национального Спасения — самая крупная организация, сборная оппозиция, был запрещен сразу после событии 21 сентября — 4 октября. Так же как и «Трудовая Россия», и «Союз офицеров». ВСЕГО, ПО МОИМ ПОДСЧЕТАМ, ТРИНАДЦАТЬ КРУПНЕЙШИХ ПАРТИЙ И ОРГАНИЗАЦИЙ ОППОЗИЦИИ БЫЛИ НЕ ДОПУЩЕНЫ К ВЫБОРАМ 12 ДЕКАБРЯ (ФРОНТ НАЦИОНАЛЬНОГО СПАСЕНИЯ СРЕДИ НИХ). Власти (президент и его мальчики) рассчитывали, что от этого насильственного устранения конкурентов прибыль пойдет правительственному блоку «Выбор России». Но выиграл от этого фальшивый оппозиционер, фальшивый «националист», настоящий Самозванец — Жириновский. Интересно, что если Ельцин и его команда добились того, что слово «демократы» по отношению к ним иначе как в кавычках не употребляется, можно с уверенностью ставить в кавычки слово «националисты» в применении к Жириновскому и ЛДПР.

Но я забежал вперед. С уходом Архипова, на некоторое время случился сбой в хорошо налаженной системе запуска «уток». Жириновский исчез из новостей. Политическая инициатива в любом случае с декабря 1992 года перешла к Верховному Совету. Хасбулатов был назван всеми опросами самым популярным, после Ельцина, политиком России. Но и помимо того, что основная политическая сцена переместилась в Верховный Совет, мне, профессионалу, было видно, что Жириновский спрятался и выжидает. Он никогда не отличался прозорливостью а своих политических прогнозах, скорее он всегда ошибался в прогнозах (так он ответил «Аргументам и фактам» (№ 39, 1993 г.) в двадцатых числах сентября:

т. е. он даже не предвидел свой собственный успех через два месяца!) Но инстинкт Жириновского сработал правильно: если не взяли в оппозицию, следовало приблизиться к власти. Что он и делал с ноября 1992 года. Помню, какой шок ощутил я, когда впервые увидел на экране телевизора Владимира Вольфовича Жириновского в одном кадре с Борисом Николаевичем Ельциным. Жириновский выступал с трибуны Конституционного Совещания, а Ельцин сидя сзади и выше в президиуме, улыбался, подперев щеку рукой. Тогда же Жириновский высказался следующим образом: «Конституция, что ГАИ, никому милиционеры автоинспекции не нравятся, но они нужны для регулировки движения». В этом якобы остроумном ответе слышится, однако, явное оправдание… (Участвовал в Конституционном совещании и Бабурин, но все испортил позднее своим участием в сопротивлении Верховного Совета. Там Бабурин выступал с крайних позиций. Выйдя из здания горящего парламента в 16 часов 4 октября, Бабурин едва избежал расстрела под горячую руку.)

Владимир Вольфович, однако, человек непоседливый, и его темперамент требует немедленных действий. Прошло Конституционное Совещание, прошло лето 1993 года. Нервы Владимира Вольфовича стали сдавать. Дело в том, что он не получил ожидаемых плодов своего послушания. Много месяцев в послушных «центристах», а где награда! (О том, что он «центрист», Жириновский говорил в тот период направо и налево. Ниже я опять цитирую, но в ином контексте, интервью калифорнийской «Панораме», опубликованное 3 августа; я думаю, что интервью состоялось гораздо раньше, в начале июля скорее всего. «Панорама» — еженедельник). Неудовлетворенный, Жириновский чего-то хочет, еще неуверенно, но собирается вернуться к прежнему радикализму своих поливов, а то и ужесточить его. Определенный успех радикальных сил, демонстрации 1 мая (переросшей в баталию с ОМОНом, в результате один убит и многие десятки ранены), успех демонстраций 9 мая и 5 июня, радикалы привлекли внимание западной прессы, и она все чаще пишет о «фашистах» Баркашова и «национал-большевиках»; эта вдруг радикализация политического климата, — заставляют Жириновского засомневаться в его позиции. 28 августа «Известия» публикуют статью Жириновского «Крах Четвертого Интерационала». Жирным шрифтом над статьей набрано: НАЦИОНАЛ-СОЦИАЛИЗМ С ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ ЛИЦОМ. Однако шапка, я думаю, добавлена «Известиями». Я предложил «Известиям» прокомментировать текст Жириновского, и 13 сентября «Известия» публикуют мой текст «Я думал о Жириновском лучше». Привожу здесь оригинальный текст этой статьи, так как в «Известиях» она была напечатана с сокращениями и заголовок был изменен.

«Держи вора!

За Владимиром Вольфовичем не успеет и самый резвый политолог. Если раньше он менял идеологию единожды в год (активист еврейского движения в конце 80-х, согласно «Русской Мысли» от 15 января с.г.; некоторое время демократ!; с 1990 г. — либеральный демократ; авторитарный популист в 91–92 годах), то теперь меняет раз в сезон. 3 августа утверждал он в интервью калифорнийской газете «Панорама», что У ЛДПР «четкая политическая направленность: умеренная право-центристская партия. Допустимый предел: двадцать градусов правее центра. Ни двадцать пять, ни девяносто, а только чуть-чуть правее. И попенял мне лично, противопоставил экстремиста Лимонова себе («мы»): «Мы никогда не встанем на путь насилия ни в большом, ни в малом. Вот этим Лимонов от нас отличается… у него стремление решать политические проблемы силовым путем. Он готов сражаться на баррикадах с оружием в руках и даже погибнуть. Это его стиль. Вот поэтому мы с ним и разошлись. Такие уходят из нашей партии. В крайне правые и крайне левые». Единожды, но Жириновский проговорился, что у его центризма есть модель, и кто это: «Вот и Руцкой о том же говорит».

Всего лишь через 25 дней, в «Известиях» от 28 августа, в статье «Крах Четвертого Интернационала» Жириновский уже под другим, крайне неумеренным флагом. Прощай, Руцкой, забыты лимиты градусов! Бранчливой скороговоркой чревовещает он о «президентской гвардии, оснащенной всеми видами вооружения, способной в течение часа развернуть боевые действия в любой точке мира»; поэтизирует, заимствуя не то у Наполеона, не то у Остапа Бендера «наши солдаты омоют свои ботинки в водах теплого Индийского океана и местные жители встретят их цветами». Замечу, что благоглуп Жириновский и как стратег, и как поэт: для операции «Буря в пустыне» сверхсовременные янки наращивали войска в Саудовской Аравии многие недели; вульгаризм же «местные жители», вкупе с «ботинками» и «цветами», вышучивают стратега и его солдат. Но я не об этом. Я о том, почему Жириновский за 25 дней сменил идеологию на прямо противоположную. Что с ним произошло за это время? Испугался своей умеренности начала августа, понял, что против центриста Руцкого новому центристу Жириновскому не вытянуть, а значит, президентство желанное не состоится; и решил вернуться к старому радикал-популизму, принесшему ему 6,2 миллиона голосов? Я бы и пришел именно к такому выводу, ЕСЛИ БЫ под конец статьи не загнул Владимир Вольфович ни к селу ни к городу про «национал-социализм». С чего бы это? Он даже перед Ле Пеном за название ЛДП твердо вступился в моем присутствии: «Наш народ не поймет «национал», в названии партии», и вот, нате! Причем «национал-социализм» как-то совсем уж чуждо за хвост притянут в статье и назван «философией обывателя», в самом что ни на есть положительном смысле. (Слышали бы его штурмовики Рема и белокурые бестии эсэсовцы!)

Тут-то мне и стало все ясно. Ревность проклятая и зависть, плюс сомнения замучили Жириновского. Несомненная вспышка активности крайне правых партий в Европе (в особенности в Восточной Германии и в России) вызывает последние месяцы пристальное и специальное внимание и медий и власть имущих. Этим летом во Франции вся центральная пресса старательно и долго громила «национал-большевистский заговор» (я попал в основные злодеи), и все газеты Европы опубликовали информацию о нем. Сотни иностранных журналистов, соблазненные модной темой, приезжают в Москву охотиться за «нео-фашистами» и красно-коричневыми «национал-большевиками». Сам себя объявивший умеренным центристом, вежливо участвовавший в тени Ельцина на Конституционном Совещании, забыт всеми на Рыбниковом переулке бывший вчерашний наш самый ультра, Жириновский. А ведь он привык ко вниманию, и как! И взыграло тут ретивое. Собрался забытый политик с духом и присобачил к обычному, в старом стиле доцентристскому поливу своему модную концовку, и отдал в «Известия». «Соединение важнейших принципов социализма с национальными идеями есть национал-социализм», — важно вещает он. Но это ленивый, непереваренный плагиат, и только. «Слияние самых радикальных форм социального сопротивления с самыми радикальными формами национального сопротивления есть национал-большевизм», — гласит одно из положений «Приказа о создании национал-большевистского фронта», авторы его Александр Дугин и Эдуард Лимонов, но никак не Жириновский. Написанный 1 мая с.г. приказ был распространен в тысячах экземпляров во время демонстрации 9 мая в Москве, и с тех пор цитировался оптом и в розницу газетами Европы, и нашими; в последний раз 7 августа «Советской Россией». Жириновский не заколебался бы предстать пред нами и апостолом национал-большевизма, но решил, очевидно, что будет ОЧЕНЬ СЛИШКОМ видно.

Но и так ОЧЕНЬ СЛИШКОМ виден ПЛАГИАТ. Я думал о Жириновском лучше. Я думал, он талантливее. Задрав штаны бежать за Лимоновым и Дугиным и их национал-большевизмом самым постыдным, демонстративным образом! Как можно! Мечется бедный Жириновский.

То Жириновскому кажется, что «центризм» верная идея и вывезет к президентству, «вот и Руцкой о том же говорит». Спустя несколько недель сомнения опять одолевают: а что если красно-коричневый «национал-большевизм» выигрышная идея? Иначе зачем на нее так много изводят газетного места умные иностранцы? Как дитя, несмышленое, но жадное, хочет быть он и умеренным тихим центристом, и УЖАСНЫМ нацистом. Такая базарная, наглая, низкая манера соискания президентства, надеюсь, произведет неприятное впечатление на его избирателей. И они поймут, что нет у Владимира Вольфовича политических убеждений. Никаких. У него одно, но глубокое, неполитическое убеждение: что Владимир Вольфович должен стать президентом. Потому он заимствует чужие убеждения. Ворует. Держи вора!»

«Известия» убрали «вора», а жаль! На фоне всеобщего оппортунизма русской политики, и оппозиция не исключение из правил, эти маневры Владимира Вольфовича выглядят Менее Разительно. Потому обвинявшие его в 1992 году в «фашизме» его родственники «демократы», вполне дружественно воспринимали его в 1993 году, как-никак он явился к Ельцину и помог выдать обсуждение проекта Конституции за общероссийское дело. Без участия ЛДПР обсуждение выглядело бы как правительственная затея. Выиграв 70 мест в Думе (исключительно благодаря бездарному головотяпству противника, забившего мяч в свои ворота много раз подряд), он опять стал «фашистом».

Борис Николаевич Ельцин славно поработал на Владимира Вольфовича, убрав вначале с помощью пушек Руцкого, Хасбулатова, Константинова и Анпилова и их партии и движения, конкурентов Владимира Вольфовича в политике, и не допустив позднее РОС, НРП, РХДП, КДП к выборам. Если бы в последний момент не было разрешено участие в выборах Коммунистической партии Российской Федерации (партии Зюганова), ЛДПР сегодня имела бы в Государственной Думе еще 65 мест, то есть 135 депутатов имела бы! Жириновский должен молиться на Бориса Николаевича. Борис Николаевич же, осознав, что натворил, срочно выпустил из тюрьмы Руцкого, чтобы к моменту президентских выборов 1996 г. разбить голоса антиельцинистов. Рыжков, бывший премьер Горбачева, долгое время был вне политики, никаких страстей его имя не возбуждает. Если, как ожидается, он выставит свою кандидатуру третьим между Ельциным и Жириновским, эта фигура существенно не изменит расстановку сил. Другое дело Руцкой. За него охотно проголосуют и коммунисты, ибо Зюганов не настолько силен, чтобы конкурировать с Ельциным и Жириновским.

С декабря 1992 года политическая борьба в России в основном свелась к борьбе между Ельциным и его парламентом, подмявшим под себя постепенно ФНС и более мелкие организации оппозиции. Так что Жириновский совершал свои маневры по-прежнему на обочине основного политического движения. То, что он стал центристом, мало кем было замечено, попросту потому только, что никому не было дела до Жириновского и ЛДП. (Надо признать, что такие тихие периоды и есть самые опасные для партий, ЛДП не исключение. Обыкновенно отток людей из партии особенно силен именно в периоды безделья.) 21 сентября Ельцин объявил парламент вне закона, и политическая борьба и вовсе свелась к противостоянию между Домом Парламента и Кремлем. Не только Жириновский был забыт, но и Анпилов, не только Проханов растерянный бродил по коридорам Белого Дома, но и Стерлигов, и Зюганов, и Умалатова, и многие другие лидеры ФНС. Противостояние вообще свелось к неполитической борьбе двух президентов: Ельцина и Руцкого (плюс Хасбулатова). В этой обстановке, когда Жириновский попытался напомнить о себе, что он есть, предложил себя в качестве посредника, его никто не заметил кроме пары газет. Мелькнуло имя и исчезло. Даже такого посредника, как патриарх, игнорировали. Ты Алексий II? Ну и бог с тобой. Заговорили пушки.

Когда пушки отговорили, состоялись выборы. И вот тут-то, не имея возможности проголосовать за партию расстрелянных из пушек (напоминаю, что тринадцать партий и движений оппозиции были не допущены к выборам), растроганный, злой или жалостливый избиратель проголосовал за те партии, которые НАПОМИНАЛИ ему, ПОХОДИЛИ НА тех, расстрелянных и недопущенных. Победа досталась третьим лицам: Жириновскому и Зюганову. Вот что писал лишенный победы Александр Баркашов, лидер «Русского Национального Единства», раненый, из тюремной больницы:

Заметьте, что Баркашов пишет здесь Зюгановых и Жириновских с маленькой буквы. Я разделяю его презрение.