Липовый лифт

Глава одиннадцатая

Французское выражение «cul-de-sac» описывает то, что бодлеровские сироты обнаружили, когда добрались до конца темного туннеля. Как и все французские выражения, его легче всего понять, если перевести все слова по отдельности.

Слово «sac» в языке встречается не слишком часто и означает чаще всего «таинственные обстоятельства». А слово «cul» настолько редкое во французском, что мне пришлось поломать голову над его переводом. Но потом я догадался, что в данном случае оно означает — «в конце темного туннеля Бодлеры столкнулись с набором…». И поэтому целиком выражение «cul-de-sac» здесь переводится как «В конце темного туннеля Бодлеры столкнулись с целым набором таинственных обстоятельств».

Будь у бодлеровских сирот возможность выбрать готовую французскую фразу, описывающую то, что ожидает их в конце темного туннеля, они, очевидно, выбрали бы выражение типа: «К тому времени, когда трое детей обогнули последний темный угол подземного коридора, полиция схватила Гюнтера и спасла тройняшек Квегмайров» или же «Бодлеры очень обрадовались, когда туннель вывел их прямо к Веблен-Холлу, где происходит Модный Аукцион». На протяжении всего пути туннель не менялся — он оставался по-прежнему темным и таинственным, со множеством неожиданных извивов и поворотов. Дети то и дело со всего маху больно ударялись о стену. Потолок был очень низкий — Гюнтеру, очевидно, приходилось идти согнувшись, когда он пользовался туннелем для своих негодяйских целей. Сверху до ушей Бодлеров доносилось много разнообразных звуков, по которым они могли установить, куда ведет туннель. После нескольких первых поворотов они вдруг услыхали голос консьержа, звучавший будто издалека, и его шаги наверху над ними. Бодлеры поняли, что они, должно быть, находятся под вестибюлем. Еще через несколько поворотов они слышали, как двое мужчин обсуждают морские украшения, и решили, что они находятся прямо под Мрачным Проспектом. Свернув еще несколько раз, они отчетливо слышали, как, отчаянно дребезжа, над ними проехал старый допотопный троллейбус. Теперь они знали, что туннель проходит под троллейбусной линией. Туннель все петлял и петлял, а Бодлеры все продолжали вслушиваться в разнообразные городские звуки — цоканье лошадиных копыт, скрежет фабричных машин, звон церковных колоколов, стук роняемых людьми наверху предметов, но, как только они дошли до конца туннеля, все звуки стихли. Бодлеры стояли неподвижно, пытаясь представить себе, где в городе могло бы быть такое абсолютно тихое место.

— Как вы думаете, где мы сейчас? — спросила Вайолет. — Тишина здесь как в могиле. — Она изо всех сил напрягала слух, пытаясь хоть что-то услышать.

— Меня беспокоит совсем не тишина, — ответил Клаус, тыча щипцами в стенку, — не могу понять, куда сворачивает туннель. Может быть, это тупик?

— Тупика здесь быть не может, — возразила Вайолет, потыкав щипцами стену напротив. — Никто не строит туннелей, которые никуда не ведут.

— Праджик, — добавила Солнышко, что означает: «Гюнтер ведь наверняка нашел какой-то выход из туннеля, когда проходил по нему».

— Я перетыкал тут всю стену, дюйм за дюймом, — сказал Клаус. — Здесь нет ни двери, ни лестницы, ни поворота. Нет ничего. Это настоящий тупик. В самом прямом смысле этого слова. Есть французское выражение, обозначающее «тупик», но не могу его вспомнить.

— Боюсь, нам придется вернуться обратно тем же путем. — Голос у Вайолет был несчастный. — Другого выхода нет. Придется пройти снова весь подземный коридор, снова взобраться наверх до сетки, а потом отправить Солнышко зубами проложить себе дорогу в пентхаус и искать там материал для новой липовой веревки, после чего по перилам соскользнуть в вестибюль, незаметно прошмыгнуть мимо консьержа и бежать в Веблен-Холл.

— Паэтьян, — заявила Солнышко, что означает: «Мы не успеем туда вовремя, чтобы разоблачить Гюнтера и спасти Квегмайров».

— Я понимаю, — вздохнула Вайолет. — Но не знаю, что еще мы можем сделать. Похоже, мы безоружны, даже имея эти щипцы.

— Если бы у нас были хотя бы лопаты, мы могли бы прокопать выход из туннеля, но эти щипцы нельзя использовать как лопаты, — сказал Клаус.

— Тенти, — вставила в разговор Солнышко. Этим он хотела сказать: «Если бы у нас был динамит, мы могли бы взорвать его и выбраться наружу, но щипцы не заменят динамита».

— Но ими можно воспользоваться, чтобы поднять шум, — неожиданно сказала Вайолет. — Давайте колотить щипцами по потолку. Поглядим, привлечет ли это внимание кого-нибудь из прохожих.

— Не слышно, чтобы тут кто-нибудь проходил мимо, — сказал Клаус. — Но стоит попробовать. Солнышко, я подниму тебя так, чтобы ты могла достать щипцами до потолка.

Клаус подхватил на руки сестренку, и затем вся троица принялась что было мочи колотить по потолку. Они надеялись устроить за несколько минут невероятный грохот. Но после первого же удара на Бодлеров обрушился с потолка ливень черной сухой пыли. Как грязевая буря, он засыпал их с головой. Детям пришлось отказаться от своей затеи — они кашляли, терли глаза и сплевывали пыль, попавшую в рот.

— Тьфу, — сплюнула Вайолет. — Вкус тошнотворный.

— Как у подгоревших тостов, — сказал Клаус.

— Пефлоб! — взвизгнула Солнышко. Услыхав крик, Вайолет перестала кашлять и задумчиво лизнула кончик пальца.

— Это зола, — объявила она. — Может быть, внизу какая-то печь.

— Не думаю, — ответил Клаус. — Посмотрите-ка лучше наверх.

Бодлеры дружно подняли головы и увидели, что волна черной пыли обнажила тоненькую полоску света размером с карандаш. Взглянув еще раз, они увидели утреннее солнце, смотревшее сверху прямо на них.

— Тесду? — спросила Солнышко: «Где в городе можно на улице найти золу?».

— Может быть, на дне ямы, там, где на открытом огне жарят мясо, — предположил Клаус.

— Мы это довольно скоро узнаем, — ответила Вайолет и снова сбила щипцами пыль с потолка. Черным облаком пыль накрыла детей, но тощая полоска света превратилась в четыре тонких полоски, в рисунок квадрата на потолке. При солнечном свете, струящемся из квадрата, Бодлеры ясно увидели две дверные петли.

— Смотрите, — сказала Вайолет. — Это люк. Мы не разглядели его в темноте, а он тут как тут.

Клаус попробовал открыть люк, надавив щипцами на дверь, но дверь не поддалась.

— Она, кажется, заперта, — сказал он. — Уверен, ее запер Гюнтер, когда забрал отсюда Квегмайров.

Вайолет поглядела на люк, и дети увидели, что она подвязывает волосы лентой, чтобы они не лезли в глаза.

— Замок нас не остановит, — сказала она. — Особенно после того, как мы проделали такой путь. Наконец время пришло и для наших щипцов. Но не как сварочных горелок или палок для шумового эффекта. — Улыбнувшись, Вайолет повернулась к брату и сестре: — Теперь щипцы заменят нам лом или рычаг.

— Хардисет? — спросила Солнышко.

— Лом — это портативный рычаг. Щипцы сработают отлично. Но надо, чтобы кончики щипцов уперлись в край люка, там, откуда идет свет, а потом нужно изо всей силы толкнуть щипцы вверх. И тогда дверь распахнется. Понятно?

— Понятно, — ответил Клаус. — Давайте попробуем.

И Бодлеры взялись за дело. Я рад вам сообщить, что щипцы сработали отлично. С ужасающим скрипом, сопровождаемым новым облаком пыли, крышка люка приподнялась и открылась наружу. Солнце хлынуло в туннель, и Бодлеры поняли, что настал конец их нескончаемому путешествию в кромешной тьме.

— Сработали! — закричала Вайолет. — Точно сработали!

— Видишь, время созрело для твоих изобретательских способностей! — крикнул Клаус. — А решение находилось прямо на кончике наших щипцов.

— Ап! — восторженно завопила Солнышко, что, разумеется, означало: «Наверх!», и старшие Бодлеры одобрительно кивнули. Встав на цыпочки, дети ухватились за петли, подтянулись и выбрались из туннеля, бросив позади свои каминные щипцы. А еще через несколько минут вся троица уже стояла наверху и жмурилась от яркого солнца.

Одно из самых ценных моих сокровищ — маленькая деревянная шкатулка с особым замочком. Этой шкатулке больше пятисот лет, и открыть ее можно, если ты только знаешь секретный код. Пользоваться этим кодом научил меня мой дед, а деда — его дед. И я бы с радостью передал этот секрет своему внуку, если бы надеялся, что у меня когда-нибудь будет собственная семья и мне не придется до конца моих дней жить в этом мире одному как перст. Эта маленькая деревянная шкатулка такое ценное для меня сокровище еще и потому, что внутри, когда вы откроете ее, соблюдая код, вы найдете маленький серебряный ключик. Этот ключик подходит к замку другого моего бесценного сокровища, а именно деревянной шкатулки чуть большего размера, подаренной мне женщиной, имя которой мой дед запретил упоминать. Внутри этой коробочки спрятан свиток пергамента, что в нашем случае означает «очень старая, свернутая трубочкой бумага, на которой изображена карта города того времени, когда там жили сироты Бодлеры». Карта, сделанная темно-синими чернилами, рисует подробный план города в мельчайших деталях. Чего там только нет: указания номеров домов, эскизы модной одежды и даже графики колебаний погоды, добавленные на полях прежними владельцами, из которых уже нет никого в живых. Я корпел бесчисленные часы над этой картой, скрупулезно исследуя каждый дюйм. Все полезное, что я мог вынести из нее, я переписал в свои бумаги, а потом и в книги, такие как эта, в надежде, что широкий круг людей наконец узнает все подробности этого предательского заговора. В карте есть просто фантастические вещи, обнаруженные за много лет самыми разными исследователями, детективами и цирковыми артистами. Но самым фантастическим из всего, что есть на этой карте, я считаю открытие, только что сделанное тремя бодлеровскими сиротами, Иногда глубокой ночью, когда мне не спится, я встаю с постели, набираю код на маленькой деревянной шкатулке для того, чтобы достать серебряный ключик, открываю им шкатулку, что побольше, сажусь за письменный стол и при свете свечи снова смотрю на две пунктирные линии, которыми обозначен подземный туннель. Он начинается на дне шахты лифта в доме № 667 по Мрачному Проспекту и кончается у крышки люка, который Бодлеры ухитрились открыть с помощью липового рычага. Я смотрю и смотрю на ту часть города, где сироты выбрались наружу из кошмарного подземного коридора. Но независимо от того, сколько времени я смотрю, я не могу поверить своим глазам, как не могли и Бодлеры.

Бодлеры пробыли долго в темноте, и понадобилось немало времени, чтобы глаза их снова привыкли к нормальному освещению. Поэтому дети стояли и терли глаза, стараясь понять, куда вывел их люк. Но, несмотря на слепящее утреннее солнце, неожиданно нахлынувшее на них, Бодлеры все же заметили пухлую тень человека, который вдруг оказался рядом с ними.

— Простите меня, — обратился к нему Клаус, все еще жмурясь от яркого солнца. — Нам необходимо попасть в Веблен-Холл. Притом срочно. Вы не могли бы сказать, как нам лучше туда пройти?

— Все-все-го-го два-два квар-кварта-ла, — заикаясь, пробормотала тень.

Дети не сразу поняли, что перед ними почтальон с несколько избыточным весом. Он как-то боязливо смотрел на детей.

— Прошу вас, не причиняйте мне зла, — сказал он, отступая все дальше и дальше от Бодлеров.

— Мы не собираемся причинять вам зло, — сказал Клаус, протерев стекла очков от золы.

— Привидения всегда так говорят, а потом все равно причиняют, — ответил почтальон.

— Но мы не привидения, — сказала Вайолет.

— Не рассказывайте мне, что вы не привидения. Я сам видел, как вы вылезли из золы, будто из центра земли. Люди все время говорят, что здесь, на пустой земле, где сгорел особняк Бодлеров, водятся привидения. Теперь я знаю, что это правда.

Но прежде чем Бодлеры успели ответить, он пустился бежать. Дети были настолько удивлены, что не нашлись, что ему сказать.

Бодлеры все жмурились и мигали, но постепенно глаза их привыкли к свету, и, поглядев друг на друга, они поняли, почему так испугался почтальон.