Книга четвертая

то бы мне не выли в уши об искусстве, и твердо помню и буду помнить одно: в толстые уши мессира Беневоленте не пролезет даже хрип висельника – поэтому то я не могу надеяться, чтобы он услышал меня даже в мой предсмертный час. Да что я буду здесь болтать о борове Беневоленте! – полюбуйтесь, дорогие друзья мои на нашего приятеля Каналья, – смотрите, как он, морща низкий лоб, поносить Антонио: а ему на роду написано быть кладбищенским сторожем!

(Ант. Фиренчеоли.)


Необычайная ловля

Е.Г. Лундбергу

День мутными растрескивается речами,

Грозной чернью обветренных слов.

Несутся их толпы за толпами.

Собирая свой темный улов.

В сетях их пресветлые рыбы.

Чешуей они – блёстками блекнут:

На руках их раны, изгибы,

Глаза – горькие слезы исторгнут.

Невозможно их бег прекрасный

Живой рукой остановить.

А яростные вои, рыданья

Бросают они по пути.

Кто сбирает их – королевич,

Ему не плакать ни о чем;

Он ложится на свое ложе

И повторяет их беглый гул.

С ним одним говором бессмертным

Говорит живое небытие.

По щекам его тихо стертым

Скатывается слеза его.

1913

Мечта в высях

– А почему это у вас такой глупый и надутый вид, синьоре?

– Мир еще не рожал дурака, подобного вам, маэстро: разве вы не видите, что я размышляю о концах и началах? и с этими словами Критикко еще сильнее надулся.

(Ант. Фиренчеоли.)

Мечта стоит, как облако, в эфире

И страж-поэт пред ней влачит свой плен:

Не сосчитать прерывистых измен.

Не обуздать плененной духом шири.

Раскинется широкая гряда,

Несуществующим исполнятся эфиры.

Под звон твоей всемирнопевной лиры

Сурово открываешь: «никогда».

И мир несется легким чарованьем.

И мир кипит и алчный ронит плод:

Твоей гармонией исполненный полет.,

Твоим высоким жгучим ликованьем.

Не остановится прельститель мир! прощай.

На огненной ладье кидаю встречу,

И жизнь рукой стремительной отмечу:

Покинь тот верный рай, лети, играй!

1913

Судьба стиха

К.А. Большакову

Каждый стих, отплывая, тонет

В разгневанных полдневных парах.

Полдень луч распаленный гонит и стонет,

Испаряя маленький прах.

Каждый стих, отплывая, гибнет

В равнодушную прорубь луны,

Она его не отринет,

Сеть мертвой, жестокой волны

Вы же, легкие колоссы-звезды.

Вы встречаете радостно его!

И стихов налитые грозды

Не отнимет у вас никто.

Вы единое мирите сердце

Разномерным вашим лучом.

И родного приветите стрельца вы

В несравненный эфирный дом.

1913.

Лира Лир

Оратория

Борису Пастернаку

О, правьте же путь в страны Гипербореев!

(Ив. Коневской)

Необыкновенная поступь времени

Костьми ложится перед сим летом.

Совершаем над быстрым льдом

Этот лет мы – одни.

Жизнь, как мельница невозможностей,

Собирает тайное зерно:

Цвет и звон усталостей

И несравненный колокол.

Дай же мне, о, золото жизни,

Врата бесконечных смыслов

Ударяя, как луч по линзе –

По трепету мысленных обрывов.

Дай, богиня, воспеть несравненно

Золота текучего прозрачный жир;

Дай мне мою умышленную

  Лиру Лир.

I

По воздушному троттуару

Ниспускается бегучий лимузин,

Прогибаясь в жизненную амбру,

Расточая свои триста тысяч сил.

Радуги возносятся, как дуги,

Круги их – как барабаны динамо,

Плуги кругов – пронзая, легки;

Ввысь опрокинута воздушная яма.

И сие благоприобретенное пространство

Могила призраков и мечт,

Мертвого корсара долгожданство

И неуловимый метр. –

Кругом кружит любовное веселье

(У меня нет времени все описать!),

Гиперболы, эллипсы – взвивают кольца,

Над которыми летучая рать.

Протянуты в дикую бесконечность

Безвоздушные, не-сущие пути:

Их млечность,

Точность, извивчивость, глыбность

Приглашают пить нашу песню

И идти.

II

Гробожизнь нестерпимо пляшет,

Изваянием уведена;

Бросаются в пропасть блеклые тайны,

Сумасшедшие отверзают уста.

Остановись, жизнь, в диком скоке,

Перед тобой – неожиданная волна, –

И кто ее залижет раны,

Кто скажет, что она есть та: –

Неощущаемая.

III

Несет лимузин синяя радуга,

И радуют рабов редкие взрывы.

Восстаньте на нити повелений,

Дайте снам яду, жизни обрывы.

Любите сердцем разгромленным,

Отбросьте все покрывала –

Чтобы над миром ослепленным

Новая красавица восстала.

IV

Сумасшедших пляс – хороводом

Нас уводит, – шепчет, шипит, горит:

– Воздвигайте новое Замбези,

Новый Берингов пролив,

Новую Атлантиду!

В неразрывные взрывы –

На бегущих марганце и железе,

Новую жизни кариатиду.

Радиоактивное творчество!

Эманировать жизнь – блеск

В блески данцигской водки

В напиток Фауста.

V

Нам осталось лишь встретить ее

Бег, ее руки, уста, очей чернь и синь

И тонкими лирами отметить

Ее жизнь.

Будь же смарагдовым осиянием,

Будь же золотом непобедимым,

Будь знамением белизны,

Неуследимыми вратами,

Будь светильником на наш пир,

Пребывающая в небытии

  Лира Лир.

L'Art Poetique

Je suis le savant au fauteil sombre

(A. Rimbaud)

Книг жестокие тучи расходятся, подражая

Движеньям театральной бури –

Растрепанный венец сочтем гораздо лучшее

Бросать в Атлантские океаны –

Но войдите же шагом укороченным.

Подивитесь, вот уже: –

Вертясь на рифмах неустанно.

Громыхая цепями рифмовок:

Не терцеты ли конских сонетов,

Кисти конских каштанов, гроздья буквы «а»:

Все усилия творов – кипенье потерн

И изгиболетающй троп.

Заключись, заключись! о звенящий свист!

Пронизая метафорную фотосферу.

Синесерый элемент (знаков препинания):

Ударяйтесь, звенящие «р» и «н»,

Разлетайтесь, парящие «с» и «т»

В несравноулетовой пустоте.

О, к тавру октавы прижги

Липкий холодок любви и крови:

Но ведь танец наш не кончен.

Мы завертимся, мы завертимся.

Мы завертимся, мы завертимся

Летом.

1915.

Памяти И.И. Игнатьева

Ни тот, ни та тебе, Единый…

(Ив. Игнатьев)

И жизнь взлетает темной рыбой,

Ведя заоблаконную вязь,

Но ты, стремя, выводил узоры

И выползал из гробов свет.

Ах, ты ли, плясун оледенелый!

Краев обидных бродяга!

Ты, построитель, волк, –

Благо брега невеселый – ходок!

Бью заунывно, ною печально,

Верь томительной тучеяси!

Это молодец в кованых железах

Над рекою поломал свой лук.

Загрузка...