Лира Лир

Исполнена молитва Коневского;

Потреба ровная родной земле –

Созвездьем тянется в надзвездной мгле,

В туманностях вращения живого.

И возвращение сие – так странно ново –

Иль мы живем с улыбкой на стебле?

Или на старом родины челе

Живописуется другое слово!

Но пестрых буден благостна игра,

Воскликновениям пришла пора:

И пастырь сребролукий той потребы

Нам с явною улыбкой говорить,

Благословив метафорные хлебы:

– Лирическое действо предстоит.

Вот день, разламывающий окна,

Потрясает недолгую ночь.

Провожает спокойно его она,

Уползая, пропадая прочь.

А там, на трубах крылатых

Живой неподвижен огонь,

В сень небес голубых, измятых

Влетает деньской конь.

Опускай онемелые руки,

Вот холодная рассвета рука:

Нестерпимо спокойные звуки,

А безудержной ночи поступь легка.

Прими же все эти вещи

В голубой ночей амбар; –

Он душою твоей трепещет

Неподвижный рассветный пожар.

На столе колокольчики и жасмины,

Тютчев и химера с Notre Dame.

Да, но в душе годины, как льдины,

И льдины, как разломанный храм.

Ты войдешь в комнату. – Да, все то же:

Море потолка и ящерица-день;

Жизни пустынное ложе

Трепет и тень.

Принимай же холодную ласку эту –

Васильков и жасмина;

Тебе, поэту,

Одна, все одна горюет година.

Выходит на бугор песчаный

Бледный высокий матрос;

Ветер треплет его панталоны

И отвороты его одежды.

Он смотрит на дали кос,

На волн вавилоны,

На баканы;

На лице решимость и надежда.

Лицо его так недовольно,

Что мне, право, страшно смотреть.

А ветром резанные тучи

Пролетают низко.

Но вот я понимаю взоров сеть,

Пропадающую за желтую кручу:

Это значить, что голос дольний

Закрыли крылья василиска.

Но хладный октаэдр вдохновенный

Небосводит души озеро;

Построений скалы, отроги,

Текучая жизнь.

Сердца понятны прорези,

Сияет оно, как бугор тот,

Над которым сети и неводы: –

Дорогу свою воззиждь

Души легкий двойник, неба лик,

Ты – мечта.

Сердца любовью опаленный лик.

Ты – мечта.

Необоримая будущность!

Светлый лик!

Тобой единою

Веселится язык.

– В эфире кратком и дрожащем

Коллекция колесных правд:

Как колесница в дне язвящем,

Как паруса высоких яхт.

Одна над миром поднята

Будущности мечта.

Зеркало земли изогнуто

И исторгнется им тоска;

Ты, нетленное золото,

Ниспадаешь на дикие шелка.

А в руках твоих ослепительных

Не старая грамота – меч!

Как на солнце, на море длинное

Упадает стремительно сечь.

Ты знаешь, и не обещаючи:

– На строки дней вернусь!

Закрой неверные раи

В свой пресветлый убрус.

А молодость твоя гневливая

Построяет некий нам мост,

Чтобы буквы негаданной нивы

Коснулись любимых, любимых звезд.

Свобода плакала в эфире

Над океаном жизни сна.

Звезды прельстительный дикирий

Жгла жизни яростной весна.

В руках Свободы шар безумный

Аполлонической любви,

Рук силуэт нежданно шумный

И непостыдные лучи.

Она прекрасной оставалась, –

Пожаром жизни мировой,

Когда над нею раздавалась

Волна игры волной другой.

Призрак душил рукой слепящей

Ее бессмертное лицо, –

И беломраморной дрожащей –

Рукой поддерживал кольцо.

Благоухай, земли денница,

Остров пальм и белоногих зверей!

Не ассирийских херувимов

Каменнодушная чреда,–

Нет, эти голубые лица

Воздвигли звонкие города.

Поднимая на плечах неуловимых

Стебли египетских степей.

Человеческий мир! не ты ль затерян, –

Вспомни тех заветный завет:

Одной старинною пылью верен

Дней твоих слабый свет.

Ты – лики демонов жалкие разрушишь,

Утвердив сказаний пентаграмму;

Перед блеском непомерклым твоей души

Падет их армада.

О, голос неслитный

Ледовитых дубрав!

Как Фритьоф, орел ненасытный,

И мой приготовлен корабль!

Вот корабль выплывает в пучины,

Стоном задымились берега;

Серые долины! прощайте, –

И вот первых алмазов рога.

Живи на просторе бдящем.

Ты, мыслей полюс живой;

На севере огнем дрожащем,

Корабль, не останавливайся мой.

Твои реи не я ли устами

Целовал и хвалил,

Остановись, дрожи, дрожи! – мое знамя

Перед силой несметных сил.

Твоих пленительных очес

Мне было сладостно достигнуть,

Играть, резвиться вкруг небес,

Вдруг голубым танцором прыгнуть.

Я – голубым танцором был! –

Ты – неживая!

В тростинку дул и травы гнул,

Кругом – сады,

Золотые окна

И локоны рая.

Заверчивается мой полет

И легче пролетает; –

Тогда, стремительно летя.

Я звал и пел тебя, дитя.

– Перед стеклами зеркал

Нежный мальчик фигурял.

Он склонялся и дрожал.

На одной ноге стоял.