Азалия
Едва вижу ещё мутные глаза своей малышки, как сразу забываю обо всех своих невзгодах, и даже боль между ног и в костях таза отходит на второй или даже третий план. На втором у меня теперь Андрей.
Когда придёт время развестись и уйти от него, я никогда не забуду того, что он сделал для меня… для нас с дочерью.
Это так неоценимо и необъятно много. А ведь я успела заметить, как неприятно и тяжело пришлось Царёву. Не каждый муж согласится на партнёрские роды, а тем более, если ты почти не муж и ребёнок вообще не твой.
Мне очень захотелось отблагодарить Андрея, хоть как-то выразить ему свою признательность за поддержку в такой важный для нас с дочкой момент жизни — её рождение.
Да только сколько я ни мучилась, но на ум ничего, кроме банальных слов благодарности, не приходило. И это нервировало.
— Лия, ты бы поспала, пока есть возможность. Тем более доктор рекомендовал отдых.
Царёв и тут царь зверей. Все его боятся и лапки вскидывают, едва он оскаливаться начинает.
— Да, конечно, — я послушно закрываю глаза.
Мне грех жаловаться. Я на всём готовом и как принцесса. Не знаю как, но Андрей организовал в экстренном порядке не только роды, но и отдельную палату вместе с малышкой.
Теперь она спит в паре метров от меня, и это невообразимо успокаивает мой новый инстинкт: охранять.
— Лисичка, я попросил поспать, а не страдать с закрытыми глазами. Что случилось? Я мешаю?
Я удивлённо вскакиваю на постели, пытаясь присесть. Моя резкость отдаётся болью внизу живота, от чего сразу морщусь.
— Азалия, куда⁈ Нельзя сидеть, — рычит приглушённо боксёр, и я тут же утыкаюсь носом в его грудь, когда он укладывает меня обратно.
Мимолётно вдыхаю его запах, и… становится легче.
— Я забыла. И ты совсем не мешаешь. Ты вообще бесшумно двигаешься.
— Тогда что? Я слушаю твоё «но».
Андрей, поправив подушку под моей головой, собирается отстраниться, но я вдруг цепляюсь за его плечи и не пускаю.
Моё. Пусть не навсегда, но на сейчас точно. И у меня гормоны, поэтому имею право чудить.
— Неуютно, пахнет больницей, — говорю только часть правды. — А ты когда поедешь на тренировку?
— Позже. Что ты хотела? — зависая надо мной, Царёв действительно как будто расслаблен и никуда не торопится.
— А можешь полежать со мной? Немного. Пожалуйста.
Удивление от моей просьбы отчётливо проступает на мужском лице, но Андрей сразу же укладывается на бок рядом со мной.
— Без проблем. Я тоже не против прилечь. Вымотался чуток.
Сру на внутренний голос, что это всё излишне, и утыкаюсь носом в грудную клетку. Равномерно успокаивающе вдыхаю запах, идущий от его футболки, и ловлю кучу воспоминаний вчерашних дня и ночи.
Мне никогда так классно, как с ним, не было. Не знаю, в чём его секрет, но боюсь, что круче любовника, чем Андрей, у меня уже не будет.
Оказывается, оргазм — это не просто приятно, это волшебный феерический момент пика страсти и наслаждения человечка человеком.
Но ещё главное — это те едва уловимые моменты заботы и нежности. Они как бальзам на мою израненную душу.
Мне нравилось, как собственнически уже после секса Царь прижимал меня к себе, как убирал мешающий локон с лица. И сейчас он не лежит бревном рядом со мной.
Я чувствую сильную руку на моей талии, которая поглаживающими движениями переходит на поясницу. Каждый его вдох и выдох звучат во мне, и я непроизвольно подстраиваюсь под этот темп, приникая к нему, такому большому и сильному.
Сама не замечаю, как засыпаю, но просыпаюсь от писка дочери в своей больничной люльке. Я всё ещё лежу в объятиях мужа, но он уже подрывается вставать.
— Я подам её. Не копошись, Лисичка.
Я дышу размеренно, и теперь уже нет такого мандража. Сон действительно помог.
— Ну-ка, моя сладкая, попытаемся покушать, — приговариваю над дочерью, пытаясь вспомнить всё, что быстро говорила медсестра про первое кормление.
— Может, позвать кого-то из персонала? — напряжённо наблюдая над моими неторопливыми движениями, предлагает Царёв.
Он стоит рядом с кроватью, прокручивая в руках свой мобильный. Вот ему бы всё публики побольше!
— Ага. Весь. И главного врача не забудь, и техничку, а то вдруг я не справлюсь.
Малышка в дополнение ещё громче плачет, требуя пропитания. Господи, что ей там есть-то. Молока нет ещё, а это молозиво… три капли.
— Ну, хорошо. Раз у вас всё хорошо, то я поеду. У меня пресс-конференция через полтора часа. После вернусь.
Пальцы застревают, путаясь в пуговицах больничного халата. Вот умом понимаю, что чудо уже то, что Андрей перед боем проводит столь времени со мной, но на душе подлые кошки. Те шепчут, что муж просто сбегает от нас, ему чужих. Надоели мы! Устал он от нас, беспомощных! Ух, бесит!
— А когда нас выпишут? — меняю тему, стараясь при этом контролировать в голосе нотки обиды.
Наконец-то справляюсь с одеждой и пытаюсь правильно всунуть сосок в открывающийся ротик дочери. Голодная совсем. Как зверь.
— Если всё будет хорошо, то, скорее всего, послезавтра. Если врачи разрешат, то сразу полетим домой, — спокойно и даже как-то задумчиво отвечает Андрей.
Я из-за страха отвлечься от беспокойных сосаний бросаю на мужа лишь короткий взгляд. Он внимательно смотрит на наш немудренный процесс кормления. Хочу съязвить и спросить, всё ли, по его мнению, я делаю верно, но Царёв, резко развернувшись, сразу направляется к дверям.
— Если что-то не так, то звони, — коротко и сухо бросает уже с порога.
Муж уходит, плотно прикрыв двери, и вроде бы я теперь должна испытать облегчение, но ничего такого не чувствую.
Только одиночество и чувство вины.
Решаю для самой себя, что больше не допущу своих вспышек гнева в нашу жизнь. Андрей за последние сутки их точно не заслужил.
Поэтому, когда часа через четыре он возвращается, я с улыбкой и радостной новостью встречаю его.
— Я решила, как назову дочь, — буквально с порога моей палаты огорошиваю Царёва. — Андреа.
Он спотыкается на ровном полу и глухо матерится себе под нос, оглядываясь при этом на колыбельную, где спит малышка.
Наверное, это его от радости так приложило.
— В честь тебя, — дополняю своё принятое час назад решение фактами на тот случай, если он вдруг сам не догадается. — Ты нам так помог.
— Надеюсь, ты ещё официально никуда это имя не подала?
Андрей не улыбается, и вообще-то вид у него какой-то пришибленный. То, что мужчина устал, это я и так понимаю, но вот какое-то беспокойство в глазах… настораживает.
— Нет, конечно. Вдруг ты против связи имени малышки и своего.
— Я против.