Лишенное формы

Глава 12

Резиденция Мердоков на К-стрит в южном Бостоне выглядела расслабленно-молчаливой, как и многие здания в этой части города по воскресеньям. Ухоженный дом с террасой, строгими черными ставнями над многостворчатыми окнами, растянувшимися по кирпичному фасаду, и закрытой зеленой дверью. В бетонной урне на верхней ступеньке белые петунии. Все в высшей степени достойно, почтенно и респектабельно. Неловко топчась на тротуаре, я уповал на то, что пришел после службы. Мердоки были почтенными католиками и примерно посещали церковь, а месса, как подсказывала мне память, заканчивалась около полудня. Зная, что обед назначен на два, я спланировал появиться около часа. В прошлый раз дверь была открыта, кто-то приходил, кто-то уходил, и никто, похоже, не стучался. Так, наверно, здесь принято, но я, хотя и прожил всю жизнь в нескольких кварталах от К-стрит, к такой простоте не привык. Подобная фамильярность предполагает семью или очень близких друзей. Пока я топтался на месте, решая, что лучше — позвонить или постучать, — кто-то произнес мое имя. Я обернулся…

…и облегченно вздохнул, увидев Кевина Мердока. Все утро мне не давала покоя проблема, как одеться к обеду. В конце концов я решил, что в такую жару против шортов возражать не станет даже комиссар, но на всякий случай смягчил возможный шок тем, что натянул рубашку-поло. Тревога рассеялась при виде Кевина, на котором были футболка и длинные шорты. В одной руке он держал пакет с хлебом, другую протягивал мне.

— Отлично выглядишь! А как тот парень, твой противник? — поинтересовался Кевин, поднимаясь вместе со мной по ступенькам.

Я машинально потрогал скулу и моргнул от боли. Опухоль на скуле еще держалась, под левым глазом темнел синяк, а на переносице краснела ссадина.

— Думаю, разбил ему очки.

— Очки? — Кевин присвистнул. — Здорово. Надеюсь, «оукли»?

За порогом нас встретила непривычная тишина.

— Боюсь, что-то подешевле.

Мы прошли через холл, пересекли гостиную и свернули в кухню, заполненную ароматами тушеного мяса. Кевин положил хлеб на розовый стол «формика», открыл холодильник, протянул мне банку пива и начал доставать из шкафчика тарелки. Потом он проверил плиту, попробовал блюдо и, подумав, добавил специй. Наблюдая за Кевином, я не мог избавиться от ощущения, что думаю о нем как о ребенке. Он был младшим из семи детей и лишь недавно перешагнул двадцатилетний рубеж. Принимая во внимание, что разница между ним и младшим из остальных детей составляла около десяти лет, Кевин, вероятно, появился на свет не совсем по плану. Он даже на Мердока почти не походил, хотя, с другой стороны, я ни разу не встречался с миссис Мердок. Она умерла лет пятнадцать назад, и разговоры на эту тему в семье не поощрялись.

— Вижу, ты заделался поваром.

Он снова заглянул в холодильник.

— У нас здесь свой график. Все наверху, на крыше. Поднимайся, если хочешь пообщаться. Придется еще немного подождать. Я позову.

Я еще никогда не поднимался выше второго этажа, а потому решил воспользоваться предложением. На первой лестничной площадке о чем-то беседовали двое мужчин, в одном из которых я узнал члена городского совета. Они рассеянно кивнули мне и продолжали разговаривать. На следующем этаже Грейс Мердок и ее сестра Фейт обсуждали что-то с двумя женщинами. Мне они помахали, как бы говоря, хочешь, присоединяйся к нам, хочешь, проходи — решай сам. Я знал их только наглядно, а потому помахал в ответ и прошел мимо. Бывая в обществе Мердока, мне всегда приходится напоминать себе, что имена его сестер не предмет для шуток. В любом случае религиозных убеждений комиссара хватало на все семейство. На двух следующих этажах находились еще несколько спален, в том числе спальня главы семьи за закрытой дверью. Слева от двери — последний, короткий лестничный пролет, не предусмотренный первоначальным проектом и появившийся позже, когда хозяева отбросили наконец старые привычки и начали подниматься на крышу.

Я сделал последний шаг и прищурился от ударившего в глаза солнечного света. Знакомых лиц хватало — сам Мердок, его брат Бар, комиссар, пара ребят полицейской наружности, местный активист, имени которого я не знал, — но были и незнакомые.

— Рад, что пришел, — раздался за спиной голос Мердока. Я повернулся, и он изобразил притворное удивление. — Ух ты! Не расскажешь, что случилось?

— Скажем так, обычная заварушка с плохим исходом.

Он ухмыльнулся.

— Надо было позвать полицию.

— Помощь пришла, откуда не ждал.

Мердок посмотрел на меня с интересом, потом рассмеялся.

— У нас тут правила: по воскресеньям никаких разговоров о делах. Сейчас я тебя со всеми познакомлю. — Он быстро и вполголоса перечислил гостей, давая каждому короткую характеристику. Почти все были в той или иной степени связаны с политикой, что вовсе не показалось мне странным, учитывая, в чьем доме мы собрались.

— Никогда бы не подумал, что отсюда видна бухта, — сказал я, меняя тему. Дом Мердоков стоял посреди квартала, и с его крыши открывался вид на Вейрд и центр города — к северу и бухту — на востоке. К югу и западу растянулись пригороды Дорчестера и Роксбери. Задумай хозяева продать особняк, взяли бы хорошие деньги.

— Они погубят игру! От нее ничего не останется! — говорил мужчина, стоявший рядом со мной, но обращавшийся к комиссару. Мердок назвал его местным фандрайзером. Я едва не застонал от отчаяния, уже представляя, что будет дальше. Один фейри только что одержал победу в Верховном суде, признавшем его право выступать за «Ред Сокс». В Бостоне, где бейсбол правит если не умами, то сердцами болельщиков, решение вызвало бурю эмоций.

— Поживем — увидим, — дипломатично отозвался комиссар.

Собеседник в ужасе посмотрел на него.

— Поживем — увидим? Что вы такое говорите? Наши парни просто не выдержат конкуренции! Они же будут летать от базы к базе, и никто их не остановит! Где появился один, там появится другой, а закончится тем, что за «Ред Сокс» будут выступать одни фейри!

Комиссар незаметно огляделся, словно желая убедиться, что рядом нет посторонних.

— Согласен, в конце концов именно этим наверное и закончится. Но, знаете, иногда единственный способ бороться с пожаром — устроить другой пожар. — Фандрайзер закивал. Комиссар положил руку ему на плечо. — Иные может быть и лезут туда, где их не ждут, но, видит бог, нам нужен новый аутфилд.

— Что? — Фандрайзер изумленно уставился на хозяина дома, ухмыльнулся и покачал головой. — Ну, вы скажете, комиссар!

Мердок снисходительно улыбнулся.

— Что ж, полагаю, обед уже готов.

Его собеседник снова рассмеялся и послушно последовал за комиссаром вниз.

Я попал в столовую едва ли не последним, когда борьба за лучшие места уже закончилась, и в результате оказался между тем самым фандрайзером и симпатичной чернокожей женщиной из некоммерческого совета по искусству. Обед подали в семейном стиле, и люди, которые в иных обстоятельствах никогда бы не сели за один стол, с преувеличенной вежливостью передавали друг другу блюда. Все шло чинно и благопристойно до тех пор, пока запас милых банальностей не был исчерпан, и кто-то не произнес нечто колкое.

Жалоба на слабое финансирование искусства не зацепила бы внимание, если бы сидевшая слева женщина не добавила:

— И, конечно, никакой помощи от иных.

— Что вы имеете в виду? — спросил я.

Она пожала плечами, больше занятая картошкой на тарелке.

— Сейчас в моду входит искусство иных, и деньги, которые могли бы пойти на счета наших организаций, уходят к ним.

— Но разве в этом виноваты иные, чьи картины хорошо продаются, или люди, которые эти картины покупают?

— Разумеется, виноваты иные, — вмешался фандрайзер, нанизывая на вилку неподъемный кусок тушеного мяса. — Они влезают во все сферы — спорт, политику, искусство.

Беглый взгляд на присутствующих позволил удостовериться, что иных за столом нет.

— Вам не кажется, что это слишком категорическое заявление? — Я попытался сохранить нейтральный тон.

— Когда кто-то возит по холсту вымазанными краской остроконечными ушами, меня такая живопись раздражает, — заявила моя соседка. — Идея не нова, а продается только потому, что этим занимаются сейчас иные.

— А сейчас они пытаются получить статус меньшинства, чтобы внедриться в другие районы города и испоганить их так же, как уже испоганили Вейрд, — добавил фандрайзер.

Я отпил воды — оставаться спокойным было все труднее.

— Но иные уже живут по всему городу, даже в южных кварталах.

— О, я имею в виду других, не тех, кто, вроде нас с вами, гнет спину с утра до вечера. Кстати, мы вроде бы не встречались раньше.

— Я — друг Лео. — Называть Мердока по имени было немного непривычно.

— Вы тоже работаете в полиции?

— Нет, управляю художественной галереей для друидов.

Фандрайзер усмехнулся.

— Сегодня все комедианты.

— Не вижу ничего смешного, — сердито бросила соседка, слегка поворачиваясь ко мне спиной. После этого разговор умер сам собой. Немного погодя я взглянул на комиссара. Он слушал сидевшего слева от него мужчину, но смотрел при этом на меня. Выражение его лица не менялось, наверно, целую минуту, потом по губам скользнула легкая улыбка. А кто-то еще уверял меня, что по воскресеньям в этом доме о делах не говорят. Как же!

После обеда я задержался в гостиной, прикидывая, как бы убраться отсюда, не обидев хозяев и соблюдя требования приличий. Разговор то и дело сбивался на жалобы на иных, и я отделывался тем, что кивал или отпускал общие замечания, избегая вступать в дискуссию. Удивительно, какое красноречие просыпается в людях, объединенных враждебным отношением к тем, кого они считают чужаками. Нечто подобное я уже наблюдал, когда работал в Гильдии, но здесь уровень озлобленности и даже ненависти был намного выше. А ведь многие из присутствующих считали себя лидерами гражданского общества.

По прошествии часа я, улучив момент, когда комиссар остался один, подошел к нему.

— Спасибо за обед. К сожалению, у меня деловая встреча, так что задерживаться не могу.

— Неужели? — Он произнес это таким тоном, что я сразу почувствовал себя виноватым и испытал сильное желание сказать, что вынужден уйти, потому как не могу оставаться в обществе его гостей. — Что ж, приятно встретиться в менее неприятных обстоятельствах. До свидания. — Хозяин дома улыбнулся, и я промолчал.

Мы обменялись рукопожатием, и я направился к выходу. Уже на пороге меня догнал Мердок.

— Уходишь? Что так рано?

— Ты зачем меня приглашал?

Он оглянулся, вышел на крыльцо и плотно закрыл за собой дверь.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Ты знал, кто здесь сегодня соберется, но все равно позвал меня. Таких глупостей в отношении иных, какие звучали за обедом, мне давненько не доводилось слышать.

Мердок сложил руки на груди и прислонился к арке входа.

— Подумал, тебе будет полезно узнать, что не ты один не питаешь теплых чувств к Гильдии.

— Ты и сам мог бы мне это сказать.

Он пожал плечами.

— Меня бы ты не услышал.

Я удержался от язвительной реплики. Никому не нравится, когда с ним играют, но в данном случае Мердок был прав. После нескольких глубоких вдохов злость начала рассеиваться.

— Ладно, ты своего добился. Рад?

— Скорее доволен. Тебе свойственно концентрироваться на чем-то одном. Иногда это хорошо. Но на все нужно уметь смотреть со стороны. Гильдия делает то, что делает, не для того, чтобы наступить на мозоль тебе лично. Ее деятельность раздражает и противоречит интересам многих.

— Предлагаешь быть с Гильдией помягче?

— Нет. — Мердок покачал головой. — Я лишь пытаюсь показать, что единственный способ изменить Гильдию это работать не против нее, а с ней. И большинство наших сегодняшних гостей понимают это, хотя открыто и не признают. Именно этим они каждый день и занимаются: пытаются изменить тех, с кем нам приходится жить.

— Даже тех, кто меня ненавидит?

— Путь мира, Коннор, это путь конфликта. Вот что нельзя изменить. А вот способ разрешения конфликта это уже другое дело.

Я с любопытством посмотрел на него.

— Когда это ты стал таким философом?

Он ухмыльнулся.

— Я постоянно говорю: не примеряй все на себя — большего достигнешь и о меньшем придется сожалеть.

Влажный воздух оставлял на коже сырую пленку, но при этом слегка шевелился, склоняя меня к пешей прогулке. Я люблю ходить, но только не в такую гнетущую духоту. Чем дальше на север уходила улица, тем заметнее менялся ее облик: чистенькие, аккуратные домики уступали место низким, вытянутым строениям, еще служившим кому-то офисами и складами. По воскресеньям здесь было тихо и пустынно. За Конгресс-стрит начинался Вейрд. Машин стало больше, но прохожие так и не появились. Я словно совершал переход от согласия и довольства к унынию и депрессии.

Слова Мердока о необходимости работать с системой всколыхнули мысли. Верное заключение, но при одном условии — стремление к такой работе должно быть взаимным. В настоящий момент Гильдия его не демонстрировала. Может быть, попробовать подтолкнуть ее к сотрудничеству?

Я включил компьютер и привел в действие учетные записи пользователей, установленные мною на различных серверах. Открываясь и закрываясь, они заметали следы моего путешествия по интернету. Из Бостона в Техас, из Техаса в Мексику, оттуда в Японию. Из Японии я отправился в одно киберкафе в Малайзии, часто используемое мальчишками для запуска вирусов, вследствие чего на сервере всегда творилось черт знает что, но зато он прекрасно подходил в качестве прикрытия. Из Малайзии я перепрыгнул в Марокко, а уже оттуда вышел на бостонское отделение Гильдии. Я вбил идентификатор пользователя, пароль и щелкнул клавишей, но наткнулся на требование подтвердить пароль. Надеясь, что дело в простой опечатке, я повторил операцию. И снова то же требование.

— Черт. — Я потер глаза и откинулся на спинку стула. Задняя дверь в систему оказалась закрытой. Кто-то устроил проверку и нашел меня, точнее того, за кого я себя выдавал.

Пришлось все начинать сначала, только на этот раз, выйдя к цели с другой стороны, я воспользовался идентификатором одного новичка, поступившего на службу Гильдии сравнительно недавно. Проблем не возникло, если не считать того, что я получил низший уровень доступа.

Пошныряв по директориям, я остановился. Установка еще одной учетной записи отняла бы слишком много времени. Не лучше ли воспользоваться паролем Макдуина? Имея за спиной немалый опыт работы, я знал, как действует система, как устанавливаются пароли и где их искать. С другой стороны, мои активные действия могли привлечь внимание. Не исключено, что обнаружив следы проникновения, они повысили бдительность и контролируют каждую попытку несанкционированного входа. Я знал парней из технического отдела и сам научил их в свое время кое-каким штучкам. Нет, пожалуй, безопаснее поискать номер удаленного доступа.

Не выходя из системы, я прошел к файлам паролей. Не так уж и трудно, как можно подумать. Я нашел нужный файл, поискал другую запись с тем же номером доступа и с удивлением обнаружил, что ничего такого нет. Помогло, как часто в таких случаях, вдохновение. Я вошел в системный журнал и вскоре наткнулся на нужный номер.

— Есть, — тихонько пробормотал я себе под нос и, воспользовавшись незаконным телефонным номером в качестве критерия поиска, скопировал файл с кодами Мирил и выскочил из системы. Потом связался с первым попавшим под руку местным университетом, запустил программу взлома и поставил ей задачу взломать пароль Мирил. Студентам дозволено многое, и внимания на них никто не обращает, пока они не начинают мешать другим.

Пока программа работала, я приготовил кофе и устроился на кровати с томиком Вудбери «Магия камня: простое объяснение», солидным исследованием в тысячу страниц и очень мелким шрифтом. Что мне нравится у автора, так это его нехитрые советы насчет камней. Например, такой: когда ничего больше не остается, бросьте камни. Я открыл раздел, посвященный селениту. В книге приводилось множество примеров использования этого кристалла. Компьютер мягко напомнил о себе.

Я перешел в кабинет с чашкой кофе и опустился на стул. Программа вскрыла пароль: «Привет, Коннор». Несколько секунд я в недоумении таращился на экран, потом громко и от души расхохотался. Потом вбил имя и пароль.

Экран потемнел, и предо мной медленно появились древние каменные ворота с надписью на перемычке: Lasciate ogni speranza, voi ch’entrate. Затем ворога растаяли, сменившись стандартным рабочим столом Windows. В текстовом окне выскочила надпись: «Возьми трубку».

Зазвонил телефон. Я вздрогнул и схватил трубку.

— Тебе понадобилось даже меньше времени, чем я рассчитывала. Молодец, — сказала Мирил.

— Нравится играть моей головой?

— Секундочку. — Что-то щелкнуло. Зажигалка? Кто-то негромко выругался. Волна статических разрядов выплеснулась из трубки и как будто заключила мою голову в непроницаемый для сигналов извне кожух. Трубка приклеилась к уху. Рука онемела. Мирил хихикнула. — Вот теперь я и впрямь играю твоей головой. Не хочу, чтобы кто-то отследил звонок или подслушал разговор.

— Как ты узнала, что я проник в систему?

Она затянулась сигаретой.

— Моим компьютером не интересуются либо те, кто ничего в них не смыслит, либо те, кто знает, как им пользоваться. Недавно устраивали чистку, так что тебя вымели. Я знала, что ты вот-вот объявишься.

— И что теперь?

— Заходи и чувствуй себя как дома. Я в общем-то представляю, куда ты можешь заглянуть, и кое-какие участки все-таки закрыла.

— А если мне понадобится заглянуть именно туда?

— Мы же не на переговорах, Коннор. Я защищаю свой доступ. Ты заходишь туда, куда тебе вход закрыт, и сессия заканчивается. Думаю, не стоит говорить, что после выхода эта линия исчезнет.

— А если меня поймают, секретарь сделает заявление, что впервые слышит о моих секретных операциях? — съязвил я.

— Гильдия от тебя уже отреклась.

— Ладно, что собираешься делать?

Я представил, как она пожимает плечами.

— Приятно, когда люди у тебя в долгу. За тобой теперь большой должок. Если тебя поймают, я сделаю так, что твой новый ящик никогда не заработает. Так что пользуйся моей добротой и не задерживайся. — Мирил отключилась. Окружавший голову пузырь статики лопнул, как мыльный. Я положил трубку. Ловкая чертовка. Только вот в какую игру она со мной играет? Что-то подсказывало, что следуя за ней, рано или поздно угодишь в ад.

Пока однако ничего другого не оставалось, как только подчиняться чужим правилам. Туда и назад. Догадавшись, что меня заинтересуют файлы Макдуина, Мирил оставил их открытыми. Я посмотрел, над какими документами он работал в последнее время и к каким источникам информации обращался, и снял копии всего, что выглядело более или менее интересно. Выяснилось, что Макдуин немало времени провел в библиотеке Гильдии. Я проник в библиотечный журнал регистрации и перебросил себе результаты его поисков. Потом зашел в открытую базу и скопировал все, что относилось к убийствам и краже селенита.

Я даже успел просмотреть файлы Кивы. Мирил заблокировала электронную почту, но в отношении всего прочего предоставила мне полную свободу действий. Кива работала осторожно и оставила только один электронный след, так что я не стал ничего открывать. Меня так и подмывало влезть в ее электронные письма, но, надо признать, двигало мною не столько желание почитать их, сколько самолюбие. В конце концов я не стал ничего трогать, решив, что обязан проявить уважение к бывшей напарнице хотя бы в знак признательности за ее недавнее вмешательство. К тому же у меня почему-то сложилось впечатление, что она помогает больше, чем готова признать.

Ну, что еще? Я смотрел на экран, заставляя себя придумать что-нибудь гениальное. Задерживаться в системе было нельзя, а повторная попытка могла занять слишком много времени. Я не знал, насколько хорошо замаскировал этот канал, и не хотел рисковать. Нервно, как покупатель в последнюю минуту перед закрытием магазина, я пробежал мысленно по списку, вздохнул и вышел.

С минуту я еще смотрел на новые файлы на моем рабочем столе. Заниматься такими вещами мне еще не доводилось. Конечно, я проникал в систему с заднего хода и заглядывал в чужие документы, охотясь за информацией, которой со мной отказывались поделиться, но никогда не считал это кражей, внушая себе, что имею право знать то, значения чего не понимают другие. Сегодня я впервые взял то, на что не имел ни малейшего права.

Может быть, подумал я вдруг, проникнув в Гильдию невидимкой, я и впрямь реализовал сон Мирил и скрепил собственную судьбу. Но если так, если мне суждено умереть, то почему бы не узнать, ради чего?

Я открыл файлы.