Лишний князь

Лишний князь

Войско удельных князей Немировичей стремительно шло на столицу — Великий Миргород. От их родового гнезда Лихославля до стен белого Кремника было три-сорока сотен верст, но их люди, издавна привыкшие к тяготам походной жизни, покрыли этот путь за три недели. Как только они вступили на землю великого княжества, то тут же принялись нещадно грабить и жечь поля, деревенские избы и боярские усадьбы, которые встречались им на пути. Скотину они забивали себе на прокорм, а людей брали в плен, чтобы позже продать на невольничьих рынках сарматским купцам.

В который уже раз эти злостные крамольники Немировичи пытались захватить столицу, утверждая, что им принадлежат все права на великое княжество. В самом деле: они происходили из старшей княжеской ветви, которая когда-то безраздельно властвовала над всеми уделами вятичей, но их род давно уже захудал, и его вытеснили с престола представители младших ветвей, которые удерживали свою власть прочно, опираясь на поддержку горожан и бояр.

Лихославцы шагали по ухабистым дорогам великого княжества ровным строем, затылок в затылок. Пыль над ними стояла столбом — ее было видно за десять верст. Люди шли налегке, побросав броню и оружие на телеги в обозе, который катился следом, громыхая, как колесница Перуна. Еще чуть-чуть — и они встанут перед воротами Великого Мира-города, заперев в нем войско великого князя и ополчение горожан.

Медлить было нельзя. Боярская дума объявила военный сбор. Великий князь Всеволод срочно собрал дружину, дождался подхода ополченцев из сел, разбил их на полки, назначил им воевод из числа знаменитых, то есть имеющих свое полковое знамя, бояр. Мужики с мрачной решимостью собирались на неожиданно свалившуюся им на голову войну, потому что знали, что идут защищать свои собственные поля, свой урожай и свои дома. Лихославцев давно уже не любили и даже немного побаивались, но сейчас страха не было ни у кого — было лишь суровое и мстительное желание наказать разбойников, явившихся по их души.

Не дождавшись подхода селян из дальних волостей, столичное войско выступило навстречу врагу.

С утра стоял непроглядный туман. Не было видно ни взошедшего солнца, ни развернутых знамен, воткнутых рядом с палатками воевод. В походном шатре великого князя Всеволода Ростиславича собрались его приближенные: воевода большого полка Держимир Верховодович, приходившийся ему тестем, городской тысяцкий Твердислав Милонежич, удельный князь Ярополк Осмомыслович из города Вышеславля, славный воин Боронислав Стоимирович по прозвищу Бороня-Шестопер. Нашлось тут место и мелким сошкам, без которых великий князь не мог обойтись: это были Гостибор, его личный оруженосец, и Любомысл, писарь и деловод. Последним в шатер вошел еще один князь, Буривой, ближайший друг и сподвижник Всеволода.

Даже в этот ранний час, посреди поля, утонувшего в тумане, он был одет, как на торжественном приеме в дворцовой палате. На нем были синие порты из тонкого хинского шелка, заправленные в сапоги из черного сафьяна, расшитые узорами. Такая же тонкая рубаха темно-красного цвета была стянута поясом с серебряной бляшкой, на которой красовалась золотая змея с высунутым жалом. Похожая золотая змея, но намного больше, виднелась на его бархатном корзне, верхняя половина которого была того же темно-красного цвета, а нижняя — черного, с серебряным шитьем.

Сам Буривой выглядел настоящим красавцем. На вид ему было около сорока лет. Роста он был чуть выше среднего, но держался так гордо, так осанисто, что все встречные кланялись ему ниже обычного. Густые русые волосы немного кудрявились. Под гладким, без единой морщины лбом, под густыми бровями виднелись внимательные глаза цвета морской волны. На пальцах его были надеты перстни с драгоценными камнями, красными и синими, а на шее висела тонкая золотая цепочка. Подбородок был начисто выбрит, а уголки тонких губ прятались в длинных, свисающих вниз усах.

Незнакомец, впервые попавший на княжеский совет, принял бы за великого князя скорее его, а не Всеволода Ростиславича, одетого по-походному просто. Из всех собравшихся только у тысяцкого Твердислава было при себе украшение — золотая гривна с крылатым львом, остальные же и вовсе были наряжены кое-как — ведь уже скоро им предстояло надевать на себя подкольчужники и доспехи.

— Ну что там туман, не рассеялся? — хмуро спросил Всеволод.

Его оруженосец Гостибор мигом выскочил из шатра, огляделся и крикнул:

— Нет, княже, руки вытянутой не видать!

— Ладно, куда нам торопиться? Божий суд спешки не любит, — откликнулся Всеволод и уселся на ковер.

Все остальные сели вкруг, лицом к князю.

— Ночью приезжал посланец от Гремислава, Немирова сына, — неторопливо доложил пожилой, грузный боярин Держимир. — Предлагал сдаться.

Все засмеялись.

— А что ему было нужно? — подозрительно спросил удельный князь Ярополк Осмомыслович.

— Ясно что. Нес свою обычную околесицу: что князья Лихославля старше наших, что великое княжество принадлежит им по праву, и что думе боярской нужно принять их, как законных господ, — продолжил Держимир.

— Ну а мне что прикажешь делать? — недовольно спросил Всеволод Ростиславич.

— Чтить его «во отца место», как он выразился.

— Я его в такое место зачту, что он долго еще не забудет, — буркнул Всеволод.

Все снова захохотали.

— И что ему ответили? — с беспокойством спросил Ярополк.

Его княжество было меньше других, и он опасался, что лихославцы попросту его отнимут. Поэтому он был чуть ли не самым горячим сторонником войны с Лихославским уделом, и примчался со своим войском по первому зову.

— Не тревожься, Ярополк Осмомыслович, — покровительственно, даже немного небрежно ответил боярин Держимир, который был намного старше и опытнее удельного князя. — Мы ему ответили, что и всегда. Что у Великого Мира-города есть свой законный владыка, что народ его любит, и что других князей нам не надобно.

Другого ответа от Держимира никто и не ожидал — ведь его дочь была женой Всеволода. Однако Ярополк все же с облегчением вздохнул и радостно закивал головой.

— Так, давайте-ка к делу, господа воеводы, — прервал их великий князь. — Как называется это поле?

— Это Яворово огнище, господине, — осмелился подать голос Любомысл, скромно сидевший у входа. — Оно принадлежало огнищанину Явору, который лет сорок назад…

— Ой, не сейчас, Любша! — перебил его князь. — После свои сказки будешь рассказывать. — Ровное ли оно? Хватит ли нам места, чтобы построить полки? Что у нас по бокам?

— Все хорошо, князь, — заверил его Твердислав, который ночью ездил осматривать местность. — Для полков места хватит. С одного бока у нас будет лес с густыми кустами, их конница там не пройдет. С другого бока — ручей, туда они тоже не сунутся. Выстроимся посредине, загородимся щитами — и пусть они бьются, как волна о скалу.

— А сколько их там? — спросил Боронислав Стоимирович.

— Да тысяч девять, — ответил ему Твердислав.

— Это много. Нас меньше, — недовольно заметил Бороня-Шестопер. — Может, подождать, пока подойдет подкрепление?

— Мы-то можем подождать, да они ждать не будут! — с легкой усмешкой подал голос князь Буривой.

Боронислав недовольно взглянул на него, но затевать перепалку не стал.

— Верно, ждать уже нечего, — согласился со своим старым приятелем Всеволод. — Раз пришли, то сделаем свое дело, и пусть боги решают, кто прав. Я с большим полком и дружиной стану в челе. Твердята, ты будешь при мне.

Твердислав Милонежич молча кивнул ему головой.

— Ярополк Осмомыслович, тебе стоять в левом крыле, — обратился Всеволод к удельному князю. — Как твои молодцы — выдержат, не побегут?

— Это мои-то? — обиженно воскликнул Ярополк. — Да мои орлы сами в бой рвутся. Вот увидишь — они будут лучшими!

— Верю, верю, — успокоил его великий князь. — Остается правое крыло. Держимир Верховодович — оно твое. Боронислав Стоимирович — ты там вторым воеводой. Возражения есть?

Держимир недовольно взглянул на своего давнего соперника Твердислава и скрипнул зубами. Быть воеводой большого полка было намного выгоднее, чем начальствовать крылом. Однако поскольку в челе стоял князь с дружиной, то Твердислава можно было считать не первым, а вторым воеводой, а в этом случае выходило, что он все же ниже по должности первого воеводы крыла. Мгновенно прикинув в уме эти расклады, Держимир согласился и не стал местничать.

— Остается еще конный полк, — напомнил Боронислав Стоимирович, который считался самым опытным полководцем.

— Конный полк будет в запасе. Начальствует им Буривой Прибыславич, — коротко бросил князь.

На людях он всегда называл своего старого друга по отчеству, чтобы подчеркнуть его значимость, о которой урожденные господа Великого Мира-города начинали уже забывать.

Туман понемногу рассеивался. Знамена у воеводских шатров распустили, вокруг них начали собираться воины. Послышался звук сопелок и дудок, зазвенели бубны. Оживленные голоса начали перекликаться во мгле, сзывая людей к полковым стягам.

В шатре остались только великий князь, его слуги и Буривой. Хоть это было ему и не по чину, Буривой всегда сам помогал Всеволоду одеваться перед сражением — так повелось с давних времен, еще когда они были совсем молодыми, не знатными, не имевшими княжеств и вотчин.

Сначала он вдвоем с Гостибором облачил князя в толстую стеганую рубаху из грубой тяжелой ткани, смягчающей удары под кольчугой. Ее нужно было завязывать тесемками на спине, и они вдвоем провозились с завязками довольно долго. Подшлемник Всеволод надел сам, а вот натянуть кольчугу он один бы не смог. Поверх кольчуги ему нацепили тяжелое стальное зерцало из двух досок — их тоже пришлось шнуровать на боках грубыми ремешками из бычьей кожи. Осталось еще железное ожерелье, защищавшее шею, наплечники, наручи, набедренники и наколенники. Весило это добро не меньше двух пудов, однако таскать его на ногах князю все равно не пришлось бы — весь бой он не собирался спускаться с коня. Узнать его можно было издалека по серебряным узорам на груди. Серебряная пластинка с изображением Перуна с копьем была и на его шлеме, но там она была украшена золотом, и это был единственный шлем с позолотой во всем войске — второго такого не было ни у кого.

Буривой сам подал ему меч в драгоценных ножнах и щит, обшитый снаружи железом. И меч, и щит были настоящими произведениями оружейного искусства. Поверхность щита была выкрашена в грозный рдяной цвет, поверх которого красовалось семейное изображение рода Мстиславичей — парящий сокол, сжимающий в когтях дубовую ветвь с позолоченными желудями.

— Ты со своими всадниками не торопись в бой, — одеваясь, отдавал последние наставления Всеволод. — Без моего приказа не выезжай. Я дам тебе знать, когда будет время.

Одев князя и обняв его на прощание, Буривой поспешил к себе. Его собственный оруженосец, Избыгнев, ждал его перед палаткой с конем в поводу.

Это был лихой и хваткий парень чуть старше двадцати лет. Многочисленные друзья и знакомые узнавали его издалека: его трудно было спутать с кем-то другим. Ходил он, заметно прихрамывая на левую ногу, а через его рябое и вечно ухмыляющееся лицо шел наискось толстый багровый рубец. Рубец этот рассекал его левую бровь, отчего глаз его почти всегда был прикрыт, расплющивал кончик носа и терялся на правой щеке. Это придавало его лицу хищное выражение, отчего люди, видевшие его впервые, пугались и на всякий случай сторонились.