Листы каменной книги

ГЛАВА 10

А следующий день после переселения охотников в лагерь к стойбищу подошел Бэй. Он остановился на пригородке, не доходя до крайних землянок, — в месяцы охоты никому из живущих в лагере не позволяется входить в селение. Приложив ладони ко рту, он выкрикивал одно имя за другим.

— Мэ-ку-у-у!.. Тибу-у!.. Зиу!.. — неслось по стойбищу.

Из землянок выскакивали юноши, чьи имена были только что названы, и с радостными лицами бежали к посланцу. Бэй кричал так громко, что его зов долетел и до одинокого жилища колдуна. Молодой колдун прислушался — брат выкрикивал имена его сверстников, но имени Льока не назвал. Все-таки Льок не утерпел и побежал к пригорку. Подходя, он услышал, как Бэй говорил собравшимся вокруг него юношам:

— Вам шестерым Главный охотник велит сегодня вечером прийти в лагерь.

Юношам не надо было спрашивать, зачем их призывает Кремень. Каждый год в эти дни происходил торжественный обряд посвящения в охотники, пришел и их черед. Они громко закричали от радости, а Зиу даже запрыгал на одной ноге, но тут же спохватился — не пристало прыгать по-мальчишески тому, кто станет сегодня охотником.

Льок стоял в сторонке и чувствовал себя еще более одиноким, чем тогда, когда впервые вошел в свое новое жилище. Хотя ему давно твердили, что он будет колдуном, он никогда по-настоящему не верил в это и вместе со своими сверстниками только и ждал, чтобы Главный охотник вручил ему лук и копье. Недаром он лучше других знал птичьи повадки и умел неслышно подкрадываться к дичи. Посвящение в охотники считалось самым значительным днем в жизни каждого, о нем мечтали с детства и вспоминали потом в старости. За что же его, Льока, лишают этой чести?

Когда взволнованные юноши разбежались по стойбищу, чтобы похвастать радостной новостью и подготовиться к ночному празднеству, Бэй подошел к брату, стоящему с опущенной головой. Он сам был настоящим охотником и сразу понял, о чем горюет Льок.

— Ничего, — сказал он, желая утешить брата. — Ведь ты помогаешь нам охотиться, когда просишь у духов, чтобы наша охота была удачной.

Льок только вздохнул.

— А как их будут посвящать? — спросил он, думая все о том же.

— Зачем ты спрашиваешь про то, чего тебе нельзя знать? — упрекнул его Бэй. — Разве я могу выдавать тебе тайны братьев-охотников? Ты же не можешь рассказать мне, как беседуешь с Роко.

Льоку хотелось крикнуть, что он ни разу не видел духов, но как признаться в этом даже любимому брату!

Братья еще немного постояли молча, потом Бэй вспомнил, что Кремень ждет его, и направился в сторону охотничьего лагеря, а Льок подошел к юношам, о чем-то горячо толковавшим посреди стойбища. Завидев колдуна, юноши умолкли, а насмешливый Мэку, с которым он еще мальчишкой постоянно дрался, сказал:

— Когда мы уйдем на охоту, смотри, старательней нянчи младенцев, не то старухи не будут кормить тебя!

Льок круто повернулся к своей землянке. Весь день он просидел там, но к вечеру не выдержал и потихоньку прокрался к лагерю.

Лагерь стоял на большой поляне, на которой не росло ни одного дерева. Стоило сосенке или елочке чуть подняться над землей, ее вырывали с корнями. Если позволить дереву подрасти, на него станут садиться птицы, чтобы подсматривать, что делается за высокой оградой. Они заметят, что охотники собираются на промысел, и разнесут весть об этом по всему лесу звери спрячутся, и охотиться будет не на кого. Но чуть подальше лес стоял стеной, и как раз напротив входа в лагерь, возвышаясь верхушкой над всеми деревьями, темнела огромная ель. Для засады ель самое удобное дерево спрятавшегося никто не заметит, а тот всегда найдет просвет в густых ветвях, чтобы высмотреть что надо. Но как ни пристраивался Льок на дереве, кроме отблеска больших костров он ничего не видел.

Торжество началось. Из-за ограды доносились глухие, однообразные удары колотушек о бубен, потом раздалось пение. Песни были незнакомые, многих слов Льок никогда раньше не слышал, все же ему было понятно, что охотники кого-то благодарили и что-то обещали. Потом наступила тишина и вдруг кто-то пронзительно закричал. Голос показался Льоку знакомым. Не успели вопли смолкнуть, как за оградой сердито запели короткую песню, затем ворота чуть-чуть приоткрылись, из них вылетел голый человек и шлепнулся на землю. Вслед за упавшим полетела малица… В щель высунулась голова Кремня.

— Твое место среди женщин и детей! — гневно прокричал Главный охотник. — Лепи с ними горшки, пока не научишься терпеть боль, как настоящий мужчина.

Плетеные ворота захлопнулись.

Голый подросток, всхлипывая, натягивал одежду. Теперь Льок узнал его. То был Мэку, который днем посмеялся над ним. Мэку и мальчишкой был трусом и хвастуном — храбрился и грозил, а начиналась драка — тотчас поднимал рев. Изгнанный оделся и понуро побрел к стойбищу.

«Со мной бы такого позора не случилось», — подумал Льок, и горькая обида снова сжала ему горло.

Но вот в лагере опять забили колотушками по бубну, так быстро и весело, что Льоку захотелось прыгать и плясать. Распахнулись ворота, и выбежали люди. Сначала Льок никого не мог узнать — лица у всех были закрыты, у одних полоской бересты, у других куском меха, однако, присмотревшись, он догадался, что впереди шел Кремень. Хотя его лицо было окутано шкурой, содранной с головы медведя, длинные могучие руки и широкие плечи выдавали Главного охотника. Он держал за руку низкорослого Тибу, совсем голого и окровавленного.

«Тибу молодец! — одобрительно подумал Льок. — Он ни разу не крикнул».

С другой стороны посвящаемого держал Бэй в берестяном колпаке, насаженном по самые плечи. За ними цепью шли другие посвящаемые и охотники. Приплясывая и что-то дружно выкрикивая, они побежали мимо ели, на которой сидел Льок, и скрылись в лесу.

Льок сполз с дерева и стал красться за охотниками, чтобы посмотреть, что будет дальше.

Охотники спустились в низинку к ручью. Из-за ствола толстого дерева Льок увидел, что посвящаемые вымазались жидкой глиной, смыли ее ключевой водой — Льока даже дрожь пробрала, когда он подумал, как им должно быть холодно, — и стали надевать новую одежду, которую им подавал Главный охотник. Одевшись, юноши выстроились в ряд перед Кремнем, и тот вручил каждому копье, дротик и лук. Льок чуть не заплакал от досады: неужели ему никогда не придется сжимать в руке древко копья! Но тут Главный охотник отдал какое-то приказание, посвященные вдруг припали к земле и бесшумно поползли, как ползут охотники, когда подбираются к зверю. Старшие осторожно ступали рядом, наклонив ухо к земле и прислушиваясь, достаточно ли ловко и тихо пробираются молодые по хвое и сухим веткам. Как на беду, они ползли в ту сторону, где притаился молодой колдун. Что делать? Льок понимал, что если его увидят сородичи, пощады ему не будет. Он отступил за другой ствол, и в это время под ногой у него громко треснула ветка. Льок повернулся и бросился бежать, стараясь скрываться за кустами и деревьями.

— Зверь! Зверь! — закричали сзади, и топот многих ног послышался за ним.

Мимо просвистело копье, пущенное наугад в сумраке ночи. Топот приближался, спасения не было. Тогда Льок надвинул малахай, скорчился, как только мог, медленно вышел на открытое место и, повернувшись к преследователям, погрозил поднятыми кулаками.

Топот утих, и в наступившей тишине раздался чей-то возглас, не то испуганный, не то радостный:

— Роко!

Льок разжал ладони и взмахнул несколько раз руками, как бы приказывая не приближаться к нему. Охотники застыли на месте, потом послушно повернули назад.

Никогда еще Роко не показывался охотникам, и они сочли его появление счастливым предзнаменованием, — верно, в этом году будет очень хороший промысел.