Литературная Газета 6233 ( № 29 2009)

Классик и юный поэт

ЭПОХА

В этом году исполнилось 110 лет со дня рождения Леонида Леонова. Его романы "Вор", "Скутаревский", "Русский лес", "Пирамида" и другие - признанная классика русской литературы советского периода наряду с произведениями А. Толстого, М. Шолохова, М. Булгакова, А. Платонова, Б. Пастернака, А. Твардовского К сожалению, в последние годы имя Леонова, что называется, не на слуху, но это уже наша беда и вина Беспристрастный судья - время, - несомненно, поставит всё на свои места. Предлагаем вниманию наших читателей воспоминания о Л.М. Леонове.

Эти любительские фотографии одни из последних, а может быть, и последние, на которых заснят Леонид Максимович Леонов. Перед самым днём его 95-летия я позвонил, чтобы спросить о грядущем выходе его долгожданной книги "Пирамида". Леонид Максимович, как всегда, сам поднял трубку и, выслушав меня, спросил:

- А вы что, не зайдёте к нам? Приходите, только не завтра - будут поздравлять из Академии наук, - а послезавтра. Тогда и поговорим. И не забудьте привести с собой вашего сына.

Так 1 июня 1994 года мы с Толей оказались в просторной квартире классика. Я знал нелюбовь Леонова к фотографированию, особенно после тяжёлой болезни, но всё же на всякий случай захватил простенький фотоаппарат. И к счастью, он пригодился.

Это начало истории. Но есть ещё и предыстория, и она такова.

В один из августовских дней 1987 года я по приглашению Леонида Максимовича пришёл к нему домой. Он просил меня иногда отвечать на письма поэтов, присылавших ему свои стихи из разных концов нашей страны и требовавших сказать мнение об их творчестве. К сожалению, глаза старого писателя уже плохо видели, и ему было трудно разбирать почерки писавших, потому я, как заведующий отделом поэзии журнала "Москва", где мы были членами редколлегии, подготавливал ответы на эти письма, а Л.М. Леонов одобрял или вносил коррективы в текст.

Как всегда, мы работали в его небольшом, но уютном кабинете. Покончив с этими делами, он стал расспрашивать о редакционных заботах, о новых публикациях. Незаметно разговор перешёл и к моей последней работе. 88-летний человек (язык не повернётся и сегодня назвать его стариком) живо интересовался творчеством своих товарищей, часто спрашивал, над чем трудятся Валентин Распутин или Михаил Алексеев, есть ли среди молодых поэтов талантливые люди. Он знал, что я много лет работал над поэтической дилогией о Московской Руси, читал и высоко оценил первую часть - "Противоборство", и потому меня не смутил вопрос о том, как продвигается вторая часть - "Потрясение" - о Смутном времени.

- Уже закончена. И даже готова вёрстка!

Я с удовольствием достал из портфеля типографский набор драматической поэмы и протянул ему. Он надел очки и стал читать эпиграф: "Смутное время не было временем революции, перетасовки и перестановки старых порядков. Оно было только всесторонним банкротством правительства, полным банкротством его нравственной силы".

Леонов глубоко задумался. Потом, сняв очки, посмотрел на меня:

- Иван Забелин умел быть точным в оценках происходившего. А кстати, Анатолий Анатольевич, сколько лет длилось то Смутное время?

- Считается, что около тринадцати лет: от смерти царя Фёдора Ивановича до избрания царём Михаила Фёдоровича Романова.

- Да-а-а! - протянул он. - А у нас длится уже более семидесяти лет.

- Как вы думаете, Леонид Максимович, когда же закончится наше Смутное время?

- Когда в стране наступит полный абсурд.

Мой вопрос, готовый сорваться с языка, остановил звонок в прихожей.

Леонид Максимович пошёл открывать дверь. Через несколько минут он позвал меня. В коридоре стояла рядом с ним коренастая моложавая женщина.

- Знакомьтесь, моя дочь Наташа. Она давно пишет стихи. Если сможете, то посмотрите их.

Прошло немного времени, и мы подружились с Натальей Леонидовной. Она оказалась тонким, глубоко знающим правду жизни поэтом, долго скрывавшим свои чувства под тяжёлым покровом быта.

Вскоре была первая публикация её стихотворений в журнале "Москва", потом в "Нашем современнике", а затем вышла и первая книга стихотворений. Мы провели немало славных вечеров в её дружной семье. Туда часто заходил на чай и её отец.

Вот почему 1 июня 1994 года мы оказались вместе.

Леонид Максимович расспрашивал моего сына об учёбе, попросил прочитать стихи. Толя перешёл тогда в девятый класс. Юный поэт, у которого только что вышла первая книжечка стихотворений, стеснялся, и Леонов, дабы преодолеть его смущение, стал говорить о своём любимом поэте А.С. Пушкине, о его поэме "Полтава", и вдруг из его уст полились дивные пушкинские стихи:

Души глубокая печаль

Стремиться дерзновенно в даль

Вождю Украйны не мешает.

Твердея в умысле своём,

Он с гордым шведским королём

Свои сношенья продолжает.

Толя слушал затаив дыхание, как живой классик энергичным голосом размеренно читает строки знаменитой "Полтавы", не запинаясь, возвышенно и легко:

Полки ряды свои сомкнули.

В кустах рассыпались стрелки.

Катятся ядра, свищут пули;

Нависли

И вдруг его голос замолк. Только я хотел подсказать продолжение, как Леонид Максимович поднял указательный палец, останавливая меня.

Молчание длилось секунд пятнадцать. И снова зазвучали чеканные строки:

Нависли хладные штыки.

Сыны любимые победы,

Сквозь огнь окопов рвутся шведы;

Волнуясь, конница летит;

Пехота движется за нею

И тяжкой твёрдостью своею

Её стремление крепит.

Мы были поражены. Вся третья песнь поэмы была прочитана наизусть. Какая ясность ума и глубина памяти! Теперь я понимал, почему писатель, не имея возможности перечитывать написанное, знал все варианты своего романа, писавшегося более сорока лет. И права была Наталья Леонидовна, когда говорила мне, что отец, диктуя ей новый вариант какого-нибудь эпизода, точно называл страницы рукописи, в которые надо было бы внести изменения. Память его была потрясающей - и не только для его возраста.

Чтение им Пушкина было хорошим уроком юному поэту. Толя понял, как надо относиться к отечественной классике: трепетно и уважительно; её необходимо знать в совершенстве. Ненавязчиво было преподано главное - любовь к литературе, к родному языку.

Восхищённый, я попросил разрешения сфотографировать его с моим сыном.

- А зачем? - спросил Леонид Максимович.

Вопрос был непростой, но я нашёлся что сказать:

- Представьте себе, что наступит время, когда в России будут праздновать 150-летие Леонида Леонова. Будут произноситься торжественные речи о вашем творчестве, академики будут делать пространные доклады, и вдруг на сцену поднимется пожилой человек и скажет, что он встречался с юбиляром, был у него в гостях и даже слышал, как им читалась пушкинская "Полтава" наизусть. Ну кто ему поверит? И тогда он вытащит из кармана фотографию.

Леонид Максимович рассмеялся:

- Что делать с вами! Снимайте!

Я сделал несколько снимков своей "мыльницей". А поскольку на столе лежал сигнальный экземпляр "Пирамиды", я попросил автора взять в руки эту ещё пахнущую типографией книгу. Этот последний роман классика отечественной литературы, надеюсь, ещё прочтут основательно, будут изучать в школах и институтах, ибо такие произведения пишутся всей жизнью и всё равно являются редкими и гордыми вершинами среди просторной равнины мировой культуры.

Этот уникальный снимок автора с романом в руках ещё нигде не печатался.

Анатолий ПАРПАРА