Литературная Газета 6348 ( № 47 2011)

«Лучше, чем ничего»

«Лучше, чем ничего»

ДНЕВНИК УЧИТЕЛЯ

Инна КАБЫШ

Горько признаться, но в школе я больше не работаю. Вырастив - без ложной скромности - замечательный класс, я из школы ушла. Ушла не потому, что "школьный сюжет" в своей жизни сочла исчерпанным, - просто директор (незабвенный Семён Рувимович Богуславский), в своё время позвавший меня к себе и доверивший классное руководство (как оказалось, "в гроб сходя"), умер, и на его место пришёл новый, с которым как-то не заладилось.

Я пообещала ему уйти вместе со своим классом. И слово своё сдержала.

Надо сказать, что тоску по школе я почувствовала вскоре после выпускного и подумала, что нужно срочно искать другую. Думала, что устроиться учителем - это очень просто: было бы желание. Я ещё не знала, какие "большие перемены" произошли в школьном хозяйстве за те десять лет, что я "растила свой сад" у Семёна Богуславского. Оказалось, что нынешней школе, как объяснил мне знакомый директор (когда-то, двадцатилетними, мы с ним работали учителями: он - физики, я - литературы в одной школе, а теперь я пришла к нему проситься на работу), не нужны учителя "такого формата".

- Какого? - поинтересовалась я.

- Ну[?] эксклюзивного, - попытался определить он. - Ты предпочитаешь вести только литературу, не хочешь брать большую нагрузку и при этом рвёшься быть классным руководителем, дабы обрушить на детей всю мировую культуру[?] К тому же учти, что учителям прибавили зарплату, и теперь за своё место они держатся руками и ногами: на пенсию не идут, из декрета, едва родив, бегут обратно[?]

Я промолчала, хоть поверила не до конца. Но, потыркавшись в ещё добрые полдюжины школ, подумала, что мой собеседник был-таки прав. Между тем наступил сентябрь и стали раздаваться звонки с просьбой о репетиторстве. Репетиторством от случая к случаю я занималась и раньше, теперь же это грозило стать основным делом.

- А что тебя смущает? - утешали меня друзья. - Наоборот, радуйся: ни планов, ни отчётов, ни педсоветов[?]

"Ни воспитания", - мысленно закончила я. Ведь репетитор - это тот, кто в лучшем случае учит, в худшем - натаскивает, но ни при каком раскладе не воспитывает.

- А тебе непременно нужно сеять не просто "разумное", но и "доброе" с "вечным"? - подначивали друзья.

А разве это можно разделить?..

Детей набралось от шести лет до шест[?]надцати: одних просили подготовить к школе, других - к ГИА (государственной итоговой аттестации), третьих - к ЕГЭ, четвёртым - просто "подтянуть грамотность".

Ничего интересного, того, что называется "для души", я от них не ждала: ну "жи-ши" пиши с буквой "и", ну чередование гласных в корнях, ну ямб и хорей, - просто собиралась честно зарабатывать на хлеб. Но "просто" не получилось.

Уже первая моя ученица (11-го класса) оказалась из, скажем так, "проблемной" семьи: родители развелись восемь лет назад, мать уехала в Японию, отец - в Аргентину, всё это время девочка прожила с бабушкой. Бабушка её и привела.

Мы начали готовиться к ЕГЭ, но девочку то и дело "заносило": она говорила о том, как её не понимает лучшая подруга, как обижает учительница, как она поссорилась со своим молодым человеком[?] И я видела, что это не желание "откосить" от урока (девочка была на редкость прилежная): она ждала от меня совета, помощи. Я была для неё не просто взрослый человек (отчасти компенсирующий отсутствующую мать) - я была полпредом великой русской литературы, которая всегда знает (или по крайней мере пытается выяснить), "кто виноват" и "что делать".

Вторая одиннадцатиклассница была из семьи ещё более экстравагантной.

Мать, сошедшая с ума на почве ревности к мужу, находится в больнице. Девочка живёт с отцом и бабушкой. У отца своя жизнь - бизнес, спорт, любовница. Зато смыслом жизни бабушки является внучка: бабушка лезет во все её дела. "Недавно, - всхлипывая, рассказывает моя ученица, - она узнала, что я уже не девушка, и теперь постоянно меня шантажирует, типа: "Не съешь кашу - скажу отцу, что ты не девушка!.."

В такие минуты я чувствовала себя даже не "мамой", которой говорят самое сокровенное, а батюшкой (в смысле "священником"), перед которым исповедуются.

А моя третья "егистка" на вопрос, написала ли она сочинение, ответила, что у неё задержка, так что вместо теста по "Преступлению и наказанию" пришлось решать тест на беременность. Слава богу, ответ оказался отрицательным! А если бы нет? Как бы я ответила ей на её "Что делать?"?

Господи, как же, оказывается, одиноки наши дети, наши взрослые дети: с детьми младшего и среднего возраста родители ещё хоть как-то общаются. Впрочем, и тут тоже всё не так гладко. Читаем с пятиклассницей дивный рассказ В. Драгунского "На Садовой большое движение" из книги "Денискины рассказы". Напомню в двух словах его сюжет: молодой человек просит у двух мальчишек велосипед якобы для того, чтобы съездить в аптеку за лекарствами для своей умирающей бабушки. Поколебавшись, мальчишки велосипед дают. "Похититель велосипеда" радостно уносится прочь.

(Есть в этом рассказе одна пронзительная нота: когда, прождав больше часа, мальчики начинают понимать, что их нагло надули, Дениска всё-таки думает: "На Садовой большое движение, то есть, а может, он не вор, может, с ним что-нибудь случилось?"

Спрашиваю свою ученицу: "А как ты поступила бы на месте героев рассказа?" Ведь в данном случае "дать или не дать" (велосипед) - это, по сути, "быть или не быть" (человеком). Что лучше: подставиться, но не сделать зла, или не подставляться, рискуя совершить зло?

- Конечно, не подставляться! - категорично заявляет пятиклассница. - А герои этого рассказа просто неудачники!

(Надо заметить, что слово "неудачник" - самое страшное ругательство у современных подростков: понятное дело, если высшим счастьем объявлена "успешность".)

Конечно, я этого "так не оставляю". Как ни банально это звучит, обучение неотъемлемо от воспитания (а я-то волновалась!), и было бы просто непрофессионально оставить ребёнка, пусть хорошо прочитавшего и складно пересказавшего текст, с таким выводом. Рассказ Драгунского не о "неудачниках" - он, как сказал бы герой Булгакова, о "добрых людях" и той цене, которую порой приходится платить за эту доброту. Моя ученица вольна "не дать" велосипед, но она должна понимать, почему его дали герои рассказа.

А вот ещё случай.

Занимаюсь с двумя сёстрами: младшая - мягкая, добрая, но рассеянная, невнимательная, старшая - волевая, собранная, с блестящей памятью, что называется, "продвинутая". Предлагаю - в домашнем кукольном театре - поставить сказку "Сестрица Алёнушка и братец Иванушка" (я часто "играю в театр" на уроке: это развивает речь, тренирует память, воспитывает "чувства добрые").

- Можно я буду Алёнушкой? - робко спрашивает младшая сестра.

- Нет! - вдруг кричит старшая. - Алёнушкой буду я!

- Это почему? - интересуюсь.

- Потому что я отличница, а она, - жест в сторону сестры, - тормоз, дура, троечница, неудачница!..

Как разрулить подобный инцидент и не подставляться впредь? Можно, конечно, отказаться от "театральности" (которая требует коллективного труда) и заниматься с каждой сестрой индивидуально. Но ведь это неправильно! И я говорю старшей сестре: "Помнишь, мы недавно читали сказку "Маленький принц"? Там главный герой советовал всем вырывать ростки баобабов на своей планете. Что такое эти "баобабы"?

- Метафора! - бойко выпаливает моя отличница.

"Правильно, - киваю я. - И по-моему, в твоей душе появились ростки "баобабов": жестокость, тщеславие, желание быть первой любой ценой. Их нужно вырвать сейчас, а не то они, как сказано у Экзюпери, "разорвут твою планету". - и заканчиваю: - Можешь считать это домашним заданием".

Рассказываю о случившемся "ЧП семейного масштаба" родителям: "Может быть, ваша старшая дочь и станет доктором каких-нибудь наук, но пойдёт она к этой цели по чужим головам. А может, и по "родным", - и подытоживаю: - Моё дело (как я его понимаю) - указать на тревожный симптом, а ваше - решать: бороться с ним или культивировать".

- Оно тебе надо? - увещевает подруга, которой я вечером рассказываю об этом случае. - Вот довоспитываешься: откажут тебе от места. Думаешь, родителям приятно слушать такое о своих детях да ещё за свои деньги!

Думаю, что нет. Но кто сказал, что воспитание состоит из одного, как нынче принято говорить, "позитива"? Впрочем, бывает и "позитив". Объясняю самой маленькой - шестилетней - ученице, разумеется, на доступном ей уровне, что такое рифма. Делаю это для того, чтобы "поиграть в рифмы" (это развивает слух, словарный запас, чувство "соразмерности"). Перед началом игры, чтобы удостовериться, что ребёнок понял, спрашиваю: "Ты поняла, что такое "рифма"?" - "Да". - "И что же?" - "Это когда слова дружат[?]"

Ну не чудо ли?!

А вот ещё одно. Читаем с первоклассницей "Маленького принца" (я читаю эту книгу с детьми всех возрастов): Маленький принц перелетает с планеты короля на планету честолюбца и так далее. Ну кто такой "король", объяснять не нужно, а вот слово "честолюбец" дети часто не знают: многие думают, что это любитель чистоты (то, что это слово пишется через "е", их, как правило, не смущает).

Кто такой "пьяница", я обычно не спрашиваю: каждый русский ребёнок знает значение этого слова. А тут интуиция подсказывает: "Спроси!" Спрашиваю. "Пьяница, - беззаботно отвечает девочка, - это тот, кто пьёт". - "И всё?" - уточняю. "Кто много пьёт", - добавляет моя ученица. "А чего много?" - допытываюсь я. "Ну там воды. Или сока[?]"

Внимательно - с головы до ног - осматриваю свою ученицу: с какой планеты на нашу грешную родину свалилось это дитя? А потом, осторожно подбирая слова, объясняю, что пьяница - это человек, который пьёт много[?] пива, вина (вдыхаю поглубже!), водки[?]

Девочка слушает с интересом. А я чувствую себя учительницей из известного анекдота: "А теперь, дети, давайте ещё раз повторим слова, которые вы не должны знать".

А вот последняя история, связанная всё с тем же "Маленьким принцем". Задаю своему семилетнему ученику провокационный вопрос: "Надо ли стремиться к тому, чтобы тебя приручили, если, расставаясь с приручившим, испытываешь боль?" Малыш задумывается, а потом твёрдо отвечает: "Надо!" "Почему?" - спрашиваю я. "Потому что боль, - отвечает мой ученик, - лучше, чем ничего[?]"

[?]Я возвращаюсь вечером домой. Рассказываю своим домашним, как прошли уроки.

"Вот видишь, - замечает мой почти двадцатилетний сын, - а ты боялась, что не будешь никого воспитывать. Пойми: ты по-другому не можешь, ты такая[?]"

"Какая? - хочу спросить я, но тут же спохватываюсь. - Ах, да, мне уже говорили: "неформат" называется".

Обсудить на форуме