Сороковые годы прошлого века: в журнале "Пограничник" появился дешёвенький детектив об одном якобы юкагире, который выдавал себя за писателя, но в жизни вроде являлся полковником японского генерального штаба. По версии детективщика, ещё в середине 1920-х годов японская разведка выкрала из транссибирского экспресса Владивосток - Москва юкагирского паренька, посланного на учёбу в Ленинград в Институт народов Севера, и заменила его на своего агента. Агент проявил в Ленинграде уникальные способности, защитил диссертацию по экономике Колымы, стал писать художественные книги и одновременно собирал разведданные о нашем Дальнем Востоке. Работал японский агент под юкагирским именем Тэки Одулок, числясь по паспорту Николаем Спиридоновым.
Другой роман о Тэки Одулоке написал в 1935 году бывший народоволец Владимир Тан-Богораз. Он назывался «Воскресшее племя». Правда, в книге писатель дал своему герою имя Кендык. К слову, роман получился не ахти каким. Тан-Богораз по большому счёту лишил Кендыка (а в его лице и Тэки Одулока) корней, веры и даже родного языка, сотворив из него какое-то перекати-поле. Писатель, по сути, сформировал человека без роду и племени, готового на новый лад перекроить весь мир. И кому нужна была эта политическая агитка?!
А ведь Тан-Богораз не производил впечатление глупого человека. Он лучше других знал сильные и слабые стороны своего ученика. Ему нравилась смекалка юкагирского паренька. Но отталкивала непонятная расчётливость юного северянина. Это потом выяснилось, что в молодости Тэки Одулок успел послужить и у белых, и у красных. Он везде искал свою выгоду.
Когда Тэки Одулок появился в Ленинграде, Тан-Богораз очень хотел вылепить из него этнографа. В 1927 году он помог ему подготовиться к первой экспедиции к юкагирам Верхней Колымы и низовьев Анадыря, научил собирать статистические и антропологические материалы. А что получил взамен? Ученик, добравшись до соплеменников, повёл себя как комиссар: одних оленеводов объявил кулаками, а других ни за что ни про что возвысил до небес. У него появилась идея создать юкагиро-чуванский район, закрепив под него огромнейшую территорию от западных частей Индигирской дельты до мыса Баранова на Чукотке, и получить пост ни много ни мало генерал-губернатора.
Позже Тэки Одулок, забросив занятия в университете, постоянно мотался на Север. Но с какими целями – до сих пор неизвестно. Удалось лишь выяснить, что в одну из командировок в 1930 году в Якутске он был исключён из партии, а почему – опять-таки неясно. В Москве, правда, спустя четыре месяца его дело пересмотрели и решение якутских властей отменили.
Знал ли обо всём этом Тан-Богораз? Безусловно, да. Но тем не менее продолжал лепить из него этнографа и в 1934 году помог ему защитить кандидатскую диссертацию «Формы эксплуатации юкагиров с XVIII века до Октябрьской революции». А вот литературные опыты своего ученика бывший народоволец не принял.
Когда Тэки Одулок издал под своим именем первую художественную повесть «Жизнь Имтеургина-старшего», он в отличие от Максима Горького не опустился до ненужных умилений, а в пух и прах её разнёс, и даже не за фактические неточности в изображении быта чукчей, а за неверную, по его мнению, идеологию.
Потом выяснилось, что у повести был, если вещи называть своими именами, соавтор – Самуил Маршак. А сама книга рождалась на глазах Лидии Чуковской. Тэки Одулок вспоминал случаи из своего детства, редактор Детгиза стенографировал, а Маршак рукой мастера все записи отшлифовывал. Чуковская уже в 1959 году сообщила: «Тэки рассказывал медленно: думал он не по-русски и с осторожностью подыскивал соответствующие русские слова. Как только он обращался к понятиям, которых в его родном языке не могло быть, редактор прерывал его. Пристально следил редактор и за тем, чтобы сохранить, записывая, особенности чужеродного, не русского синтаксиса».
Повесть «Жизнь Имтеургина-старшего», подписанную именем Тэки Одулока, с восторгом приняли Алексей Толстой, Александр Фадеев, Виталий Бианки, Геннадий Гор, многие другие писатели. Но всё ли получилось у юкагирского автора? Мне, например, показалось, что писатель не всегда смог верно расставить акценты. По прочтении его повести вольно или невольно напрашивались три очень спорных вывода. Первый: чукчи, как и другие малочисленные народности Севера, к началу XX века находились у последней черты и нуждались в срочном спасении. Но не сильно ли Одулок сгущал краски? Так ли всё трагически складывалось в реальности? Второй вывод, частично вытекающий из первого: описывая жизнь героя, Одулок, похоже, отнёсся к его главным занятиям – к оленеводству и охоте – не то чтобы с равнодушием, но как-то отстранённо. По-моему, писатель не увидел в образе жизни семьи Имтеургина ничего хорошего. Во всяком случае, он практически никак не стал подчёркивать в повести уникальность цивилизации арктических народов и, наоборот, местами даже очень сильно развивал миф о малокультурности и забитости тундренных племён. И третий вывод. По Одулоку, получалось, что к драматическому исходу народы Севера привели русские пришельцы, которые сознательно взялись за поголовное спаивание и обирание кочевников. Я не утверждаю, что русские всегда несли на Север только свет. Но и огульно всех русских причислять к разбойникам, думаю, тоже было бы неверно. А Одулок очень многие сцены дал исключительно в чёрно-белых тонах.
После защиты диссертации Тэки Одулок направился в Магадан в качестве научного консультанта треста «Дальстрой».
В Ленинград Спиридонов вернулся летом 1936 года. Видимо, уже тогда над ним сгустились тучи, потому что на партийную работу его не взяли, а прикрепили только к Детгизу. В это время, судя по сохранившейся стенограмме его выступления на одном из совещаний редакционных работников, он вчерне закончил вторую часть повести об Имтеургине-младшем и обдумывал сюжет третьей части, подготовил книгу рассказов о своей поездке по Северу в 1934–1935 годах и завершил большую научную работу по истории юкагиров.
Однако и с писателями, и с учёными Спиридонов повёл себя крайне агрессивно. Он со второй частью повести подло обманул Маршака, отдав рукопись в другое издательство. Как вспоминала известный северовед Елена Лебедева, по совместительству работавшая тогда в ленинградском Детгизе, Маршак, который, по её словам, всегда носился с Тэки Одулоком как с писаной торбой, не выдержал такого вероломства и заболел.
Ещё раньше Спиридонов стал обихаживать Лебедеву. В одном из писем она рассказывала мне, как Спиридонов приносил ей свои северные рассказы. «Рукопись, которая поступила ко мне, – вспоминала Лебедева, – была очень сырой, и я не собиралась давать ей ходу. Он (Тэки Одулок) всяко искал ко мне подходы, а я старалась его избегать. Я знала Спиридонова и раньше как очень меркантильного вымогателя».
Затем Спиридонов затеял на страницах газеты «Советский полярник» дискуссию на очень важную тему – о проблемах перевода письменности народов Севера с латинской графической системы на кириллицу, но допустил грубые выпады против советской школы североведения. Эти выпады можно было воспринять как эмоциональные издержки в научном споре, если б не одно обстоятельство, а именно – устроенный в 1936 году, как тогда говорили, компетентными органами разгром Института народов Севера. Такое впечатление, что Спиридонов в это время пытался любыми способами отвести от себя удар. Но это его не спасло.
К весне 1937 года Спиридонов лишился доверия как в Институте народов Севера, так и в Союзе писателей. Один из руководителей творческого союза В.П. Ставский 17 марта во время заседания парткома ленинградских писателей отметил в своей записной книжке: «Спиридонову написал книгу Маршак. А вторая книга – просто безграмотная!»
Арестовали Спиридонова 30 апреля 1937 года. Его жена Ольга Николаевна потом рассказывала: «Николай Иванович вошёл в свою комнату, увидел сидящих, лицо у него вспыхнуло. Потом он быстро овладел собой, сел в своё кресло за письменный стол. Следователь предъявил ордер на арест и обыск и приказал собираться. Николай Иванович снял свой выходной костюм, надел похуже. Я вышла в другую комнату, к сыну. Сидели мы вместе с ним, а мимо провели отца. Николай Иванович нас обнял, поцеловал и сказал: «Не плачьте, это недоразумение, через три дня я буду дома». Больше мы его никогда не видели».
Видимо, после тюремных побоев Спиридонов оговорил чуть ли не весь преподавательский состав Института народов Севера. На основании его показаний 21 мая 1937 года были арестованы Ян Кошкин (Алькор), Александр Форштейн, Ерухим Крейнович, Кирилл Шавров, Вера Цинциус, Н. Прыткова и другие североведы. Правда, Цинциус и Прыткова быстро сумели доказать свою непричастность к контрреволюционной деятельности, и их отпустили.
По одной версии, Тэки Одулока расстреляли 17 марта 1938 года в Ленинграде. По другой, он погиб в заключении 14 апреля 1938 года. Реабилитировали его лишь в 1955 году. Вдова Тэки Одулока – Ольга Николаевна Спиридонова, проживавшая тогда в городе Нелинске Кировской области, – поставила вопрос о восстановлении мужа в Союзе писателей. Ей согласились помочь ленинградские писатели Г. Гор, К. Золотовский и Л. Пантелеев. Так, Гор по просьбе Спиридоновой написал такую справку: «Я, член Союза писателей СССР с 1934 года – Гор Г.С., подтверждаю, что Спиридонов Н.И. (Тэки Одулок) был членом Союза писателей с 1934 г. и состоял на учёте в Ленинградском отделении Союза писателей». Более развёрнутый документ подготовил Л. Пантелеев: «Я знаю писателя Тэки Одулока (Спиридонова), читал его книгу «Жизнь Имтеургина-старшего», имел возможность познакомиться с рукописью его последней, незавершённой повести и с планами её продолжения. Это был человек незаурядного таланта, принёсший в нашу детскую литературу не только свежий, не известный читателю материал, но и свой писательский голос, такой же свежий, сильный и своеобразный. Если не ошибаюсь, Одулок был первым юкагиром, получившим высшее образование. Поэтому книга его была встречена в своё время не только как литературная удача, но и как яркое свидетельство торжества советской культуры. Я считаю, что наша организация имеет все основания посмертно восстановить Тэки Одулока в правах члена СП».
Во многом благодаря этим документам вскоре было принято решение о переиздании книг Тэки Одулока.
Теги: Тэки Одулок , Чукотка , юкагир