Литературная Газета, 6511 (№ 22/2015)

Запланированная стихия

Фото: ИТАР-ТАСС

Пожары становятся рутинным национальным бедствием

Пламя накрывало деревни верхом. Огненным змеем вылетало из­за леса, перемахивая через реки, поля и дороги. Дома занимались мигом, спасти их, говорят, было невозможно. На сей раз удар стихии принял на себя восток России. Самые страшные пожары были в Хакасии: десятки человек погибли, тысячи домов сгорели дотла.

Главной причиной трагедии Гослесслужба Забайкальского края назвала неосторожное обращение с огнём и сельскохозяйственные палы. Дескать, сами жители жгли траву и мусор в ветреную погоду и сожгли свои посёлки. А представитель президента в Сибирском федеральном округе Николай Рогож­кин и вовсе заявил, будто в регионе орудует специально обученная группа оппозиции.

Люди и конторы

Так что же стало истинной причиной беды? Я писал о пожаре в Калужской области в 2002 году, когда в деревне Верзебнево Людиновского района сгорело дотла 27 домов и погибли две старушки. В Курганской области в 2004-м, где без крова осталось более тысячи жителей в Кетовском и Каргопольском районах. В Нижегородской области в 2010-м тогда тоже горели сёла и деревни. И тоже были жертвы.

Сухую траву по весне жгли во все времена. Пожары от этого случались и в советские времена, но такого страха не было. Потому что вокруг деревень пасли скот, сеяли хлеб, сажали картошку. Поля и деревни опахивали. Нынче на бывших пахотных землях поднялся бурьян. Он и стал "пороховым складом", спалившим дотла в 2002 году треть калужской деревни Верзебнево. Один мужичок на своём маломощном тракторе пытался опахать поле, да обломал плуги и вынужден был оставить эту затею.

Та же беда и в Забайкалье. Пенсионер Григорий Акопян, проживший в селе Иван-Озеро всю жизнь, говорит, что тайга горела и раньше, но населённые пункты - почти никогда. Проводились противопожарные мероприятия. В этом году в селе, по его словам, вообще ничего не делалось. «Только бумажки повесили: запрет, запрет».

По заверению чиновников, все деревни и сёла Забайкалья были готовы к натиску стихии, и по каждому населённому пункту написаны паспорта. Но складывается впечатление, что именно написаны. Для галочки. Владимир Караев из Хакасии говорил, что был готов с вёдрами в руках защищать свою деревню, да воду в селе из-за экономии отключили год назад.

Но и люди нынче ведут себя по-другому.

– Каждый остался с бедой один на один, – с горечью рассказывали мне в Верзебневском сельсовете. – Если раньше, когда случались пожары, вся деревня сбегалась и тушила огонь, то теперь каждый стоял возле своего дома, не зная, минует его пламя или нет.

– Кто не сгорел, – признавался заместитель главы местного самоуправления Людиновского района Валерий Лускатов, – жалели: «Если бы знать, что за дом столько денег дадут, я бы его и не отстаивал...»

Всё это уже было и есть, и нельзя закрывать глаза на это.

В Курган через два года я уже ехал именно для того, чтобы понять: погорельцы решили браться за топоры и ставить новые избы или идти по миру и просить милостыню? Топоры не звенели, и избы не ставились. Начальник областного управления соцзащиты Олег Соколов укорял людей в иждивенчестве.

– Один фермер предлагал обеспечить жильём, работой и заработком 10 семей – никто не откликнулся. Около 300 человек из 900, размещённых в оздоровительных лагерях, не желали их покидать, хотя мы выделяли им под наём жилья сумму, достаточную для аренды квартиры даже в областном центре.

– Сразу после пожара многие выказывали намерение строиться, – говорила и заместитель главы администрации Каргопольского района Татьяна Овчинникова. – А когда сертификаты пообещали, уже стали думать о готовых квартирах.

В результате кто хотел строиться, раздумал, а кто уже купил дома, не торопились оформлять сделку, чтобы не лишиться сертификатов.

Нет, то, что государство оказывает помощь пострадавшим, делает ему честь, так оно и должно вести себя по отношению к своим гражданам. Плохо то, что помощь эта не поощряет инициативу, а, наоборот, гасит её.

– Моему брату, когда случилась беда, дом всем миром за день поставили, – вспоминала жительница одной из сгоревших курганских деревень Анна Казакова. – А нынче никто не пойдёт. Злой народ.

– Почему злой?

– А пьянка. И работы нету.

Лес

В дореформенной России лес был даже бо'льшим народным достоянием, нежели газ. Он не только обогревал и кормил деревню, не только давал работу строительному, лесоперерабатывающему комплексам, но и приносил валюту государству. И у него в ту пору был один хозяин – лесхоз. Санитарные вырубки, то есть спил перестоявших, больных, сорных деревьев, насаждение новых, противопожарные полосы, водоёмы – всё это было в его ведении. На страже лесных массивов стояла армия профессионалов лесоустроителей – инженеров, инспекторов, лесничих, лесников. Леспромхозы, занимавшиеся промышленной вырубкой леса, играли по их правилам.

В 90-е торговля древесиной по доходности сравнялась с торговлей наркотиками, и в лес повалил криминальный люд, началась война между теми, кто стоял на страже зелёного богатства страны, и теми, кто хотел быстро обогатиться. Вот лишь несколько примеров из боевых сводок того времени по одной Владимирской области.

В Курловском лесничестве Гусевского района расстреляли семью лесника. Злоумышленник заявился, когда тот был в лесу, убил из ружья его жену и двоих внучек, а избу подпалил.

В одну из ночей запылал дом заслуженного лесовода России лесничего Валентины Смирновой из Андреевского лесничества Судогодского района. Дверь снаружи была подпёрта, поэтому выпрыгивали они с мужем из окон, не успев ни скотину со двора вывести, ни вещи из дома забрать. Другой лесничий этого же лесничества Юрий Гусев был оклеветан и по подозрению во взяточничестве арестован, несколько суток просидел в следственном изоляторе.

Дотла спалили дачу начальника отдела государственного контроля областного управления лесами Майи Ифановой, а саму ею избили в подъезде собственного дома.

1 января 1998 года был принят новый Уголовный кодекс, упразднивший лишение свободы как меру наказания за лесное браконьерство. Чтобы попасть на «уголовку», преступник должен был срубить более 560 кубов леса в особо охраняемой зоне. Поэтому в «неособой» вовсю трещали бензопилы, звенели топоры, тишину спящих деревень распугивали тяжёлые машины, гружённые ворованным лесом.

Но была ещё одна беда. А именно – 80 процентов леса брали и до сих пор берут не там, где можно, а ближе к дорогам, подъездным путям, портам, границам. В местах труднодоступных он как стоял, так и стоит. Там деревья умирают сами.

Окончательный передел леса произошёл с принятием нового Лесного кодекса. Лес стали сдавать в аренду на конкурсной основе, угодья на десятки лет доставались тому, кто больше заплатит. Или откатит. Арендаторы не обременяли себя обязательствами по отношению к арендуемым участкам. Леса безжалостно вырубались, захламлялись, вырубленные делянки не расчищались, не засевались молодняком, зарастая постепенно сорными деревьями. Как и противопожарные полосы.

Ведомства

– Когда мы увидели, что огонь идёт на посёлок, стали звонить в лесничество. Отвечают: «Всё под контролем». А спустя несколько минут дома уже горели, – рассказывали жители посёлка Чашинское. – В первую очередь спасали не людей, не жильё, а лес.

– Пожарные машины стоят, а деревня горит. Говорят, мы не вас приехали спасать, а лес, – возмущались погорельцы.

– Огонь пошёл на лагерь отдыха. Пожарные лесхоза говорят: мы лагерь тушить не будем, только лес. А в Госпожнадзоре спрашивают: «Дома горят?» – «Ещё нет». – «Когда загорятся, приедем, а лес тушить не будем».

Глава Каргопольского района добивался разрешения вырубить деревья вокруг деревень. Не дали. Сказали: дело подсудное, нужно специальное разрешение из Москвы.

Лес сгорел вместе с деревнями. Среди погорельцев ходила легенда о командире одной из воинских частей, который, взяв ответственность на себя, приказал вырубить деревья вокруг военного городка и тем самым спас его.

Шесть лет спустя Выксунский район Нижегородской области столкнулся с теми же проблемами. И тоже за вырубку деревьев вокруг деревень грозили судом, приходилось каждый раз за разрешением выходить на губернатора, и тот волевым порядком снимал проблему.

– Если какая-то деревня не сгорела в этом году, она сгорит в будущем. По той же причине. По той же схеме, – пророчествовал Александр Новосёлов, глава одного из сельских поселений Каргопольского района. – Сейчас пробуют меня стрелочником сделать. Дескать, народ не обучил, нет противопожарной техники. А на что я её куплю? На огнетушители денег нет. Только на электролампочки для школы. И то, если на отоплении сэкономим...

– Вы напишите жирными буквами: мы горим, потому что у нас нет денег, – говорила мне, чуть не плача, глава сельского поселения Виля Нижегородской области Людмила Лизунова. – А какая власть без денег? Нет ни дорог, ни водопроводных сетей.

Когда ещё была надежда отстоять от огня деревни, Лизунова, собрав людей, честно призналась: «У меня нет ничего, кроме рук и ног. Я не могу обеспечить вас ни техникой, ни горючим. Могу только призвать подняться всем миром и встать на защиту своих посёлков». Защитить удалось не всё и не всех. Потом она организовывала вывоз людей из опасных зон, чуть ли не на коленях уговаривая их бросить свои дома.

Летом 1999 года, когда из задымлённого Завидова в пожарном порядке вывозили Ельцина, причиной массовых лесных и торфяных пожаров власти тоже называли жаркое и сухое лето. Но у людей было иное мнение.

– Раньше торфяники горели и посильнее, но техникой мы были оснащены гораздо лучше, – говорил заместитель начальника торфопредприятия «Оршанское» Тверской области Валерий Фадеев. – У нас нет ни одной машины моложе 20 лет, ни одного хорошего трактора.

Через 10 лет ситуация повторилась один в один. В Выксунском лесхозе на все 147 тысяч гектаров приходилось всего пять пожарных машин 20-летней давности. Деревня оказалась не только без техники и воды, но и без связи. Проводное радио давно ликвидировано. Телефон работал не везде. Мобильная связь тоже.

В июле-августе 1972 года тоже горело всюду. Я тогда в солдатской шинели тушил пожары на средней Волге, а отец по призыву военкомата отстаивал леса Верхневолжья. Государство мобилизовало все ресурсы на борьбу со стихией. Призвало на службу запасников, обязало предприятия выделить людей и технику. Ныне в военкоматах нет даже плана мобилизационных мероприятий на случай чрезвычайных ситуаций. Техника вся частная, кто даёт её, а кто – нет.

Людей, способных, как тот офицер из Курганской области, взять ответственность на себя, по пальцам пересчитать. На ключевых постах сплошь и рядом функционеры, думающие лишь о своём мундире и не смотрящие хотя бы на шаг вперёд, это тоже высветил огонь пожаров. По их вине государство несёт огромные убытки и вынуждено восполнять их из нашего общего кошелька. И это в стране, которая находится под гнётом международных санкций. Если придётся мобилизовать все ресурсы – экономические, людские, нравственные, – сумеем ли?..

Теги: общество , мнение , самосознание