Литературная Газета, 6515 (№ 27/2015)

Думающий сердцем

Портрет Джона Рёскина работы художника-прерафаэлита Джона Милле. 1853–1854.

Год литературы - хороший повод вновь обратиться к чтению, к знакомству с новыми именами, расширить собственные горизонты познания. О Джоне Рёскине в современной России знают немногие. Его имя незаслуженно забыто в потоке быстроменяющейся повседневности. Однако именно сегодня его пророческий голос должен звучать со всей свойственной ему громогласностью. Ведь век XIX и век XXI во многом похожи. И все те проблемы, которые когда-то не давали покоя Рёскину, волнуют сейчас многих из нас: деньги и мораль, технический прогресс и сохранение культурного наследия, промышленное производство и экология, жизнь и искусство[?] Нам есть что почерпнуть от мудрого Джона Рёскина, которого по праву можно назвать английским Толстым. Спасибо Льву Николаевичу, который в своё время открыл его имя России, став его преданным почитателем и верным единомышленником. Именно поэтому на свою первую встречу с Джоном Рёскиным лучше отправиться вместе с его "проводником" - Львом Толстым...

В конце 2014 года стало известно о том, что крупнейший и уважаемый в Великобритании фонд Heritage Lottery Fund, поддерживающий проекты в сфере культурного наследия, спонсировал 67 000 фунтов стерлингов на реализацию большого проекта "Рёскин в Шеффилде", рассчитанного на обширную программу мероприятий в этом году. Его цель - вновь напомнить о масштабной личности XIX века, о мыслителе, ставшем пророком, о творце, который оставил потомкам свои многочисленные труды, значимость которых сегодня переоценить невозможно. Это всё о нём, о Джоне Рёскине - выдающемся английском писателе, философе, художнике, теоретике и историке искусства, литературном критике, поэте, общественном деятеле.

Нам тоже имеет смысл напомнить сегодня о Рёскине, а тем, кто, возможно, впервые слышит это имя, настал черёд наконец познакомиться с этим замечательным человеком. Это тем более важно и значимо, что непосредственным образом связано с именем ещё одного великого писателя и мыслителя, которого каждый из нас знает и почитает с детства, с "матёрым человечищем" Львом Толстым. Дело в том, что именно благодаря гуманитарным стараниям Льва Николаевича имя Джона Рёскина стало узнаваемым среди читающих современников писателя. Именно Толстой был популяризатором Рёскина в России. И именно Толстой дал англичанину блестящую "рекомендацию": "Джон Рёскин - один из замечательнейших людей не только Англии и нашего времени, но и всех стран и времён. Он один из тех редких людей, которые думают сердцем и потому думает и говорит то, что он сам видит и чувствует, и что будут думать и говорить все в будущем". Они оба - Толстой и Рёскин - современники, жившие в едином смысловом пространстве, оба мучительно искали пути возрождения человечества, пытались силой мысли бороться с пороками, невежеством, бессмысленностью, агрессией XIX столетия. Жизнь Рёскина, как и жизнь Толстого, была сложной, противоречивой, но очень благодатной по своим плодам и свершениям. Как и великий яснополянец, он был сторонником идеи ремесленного, крестьянского труда, проповедуя свободный облагороженный труд, в котором участвуют все духовные силы человека, а не только его руки. Как и Толстой, Рёскин опасался технического прогресса, который разрушает памятники старины, калечит психику человека, был недоволен нововведениями в виде паровых машин, телеграфов, железных дорог, дымящихся труб. Как и Толстой, был озабочен нравственным воспитанием людей, приобщением их к искусству. Как и Толстой, он любил природу и считал это чувство "самым здоровым чувством, свойственным людям". И может быть, чтобы ещё лучше понять Толстого, нам необходимо узнать Рёскина? А познакомившись с Рёскиным, яснее увидеть угрозы, перешедшие из века XIX в век XXI? А можно остановиться и на более практической задаче: отыскать лекции и работы Рёскина, посвящённые искусству, и открыть для себя новые грани таланта художников-прерафаэлитов, лучше понять смысл их метафоричных картин. Каким бы ни был первоначальный посыл обращения к личности Джона Рёскина, он в любом случае поможет нам продвинуться дальше в многоступенчатом процессе познания себя и мира.

Джон Рёскин родился в семье богатого шотландского виноторговца Джона Джеймса Рёскина 8 февраля 1819 года, почти на 10 лет раньше Толстого. В семье царила атмосфера религиозного благочестия, идущая от его матери и оказавшая значительное влияние на последующие взгляды писателя. Не по годам он был взросл и мудр, но, как многие дети, несколько эгоцентричен: "Я был целиком занят своими мелкими делами; к семи годам я уже был умственно независимым даже от отца и матери, а поскольку больше зависеть было не от кого, я вёл свою маленькую, весёлую, насыщенную и самодостаточную жизнь Кок-Робинзона-Крузо, и мне (как, вероятно, и большинству высших животных) казалось, что я занимаю во Вселенной центральное место". Ещё в юности он много путешествовал, причём дневники путешествий пестрели не только заметками о геологических образованиях в ландшафте посещаемых стран, но и сопровождались рисунками. Подолгу жил в Швейцарии и в Италии. Поступил в Оксфордский университет, впоследствии провёл там большую часть своей жизни, занимая кафедру истории искусства и основав на собственные средства художественную школу. Читал курс искусствоведения, настаивая на необходимости изучения будущими пейзажистами геологии и биологии, а также на введении практики научного рисования: "В ясные дни я проводил всё время в саду, изучая растения. Я не чувствовал никакого желания выращивать или заботиться о них, а любовался ими так же, как птицами и деревьями, небом или морем. Я проводил всё время в созерцании их. Подстрекаемый не болезненным любопытством, а глубоким восторгом и удивлением, я разбирал каждый цветок по частям, пока не узнавал всего раскрывавшегося перед моими детскими взорами".

Первая известность пришла к Рёскину после выхода его трактата "Современные живописцы" в 1843 году - обширного эссе в защиту работ Уильяма Тёрнера, в котором критик обозначил главную задачу художника - "показать истину Природы". С 1850-х он начинает отстаивать и защищать живопись прерафаэлитов. Большое значение также имели труды Рёскина, посвящённые истории итальянской живописи и архитектуры: "Семь светочей архитектуры", "Камни Венеции", "Лекции по искусству" и др. В работах Рёскина большое внимание уделяется социальным и политическим проблемам - Unto This Last ("До этого последнего") стала поворотной точкой. В 1869 году Рёскин становится первым профессором изящных искусств Оксфордского университета. В 1871 году начинает свою ежемесячную серию писем "рабочим и служащим Великобритании", опубликованную под общим заглавием Fors Clavigera. В этом всеобъемлющем и глубоко личном труде Рёскин выразил свои взгляды на устройство идеального общества. Результатом творческих исканий стало основание благотворительной организации - Гильдии Святого Георгия, успешно существующей по сей день. Она была основана Рёскином в 1876 году в городе Бармут, неподалёку от Шеффилда. Это смелый проект, который перевёл его мысленный диалог с писателем Томасом Карлейлем, которого Рёскин чтил, считая близким другом и учителем, из плоскости размышлений на тему положения рабочих в Англии в реальное создание общины.

Но вернёмся к Толстому, ибо в нём - ключ к пониманию Рёскина. Осмысляя свою жизнь, он подкреплял истинность своих положений ссылкой на Джона Рёскина: "Я совершил круг в своей жизни: откуда вышел, туда и возвращаюсь, чем начал, тем и кончаю. Я начал тем, что сознавал, что грешу; живя на плечах и из трудов, из рук народа и воображая, что мы можем его учить. Рёскин[?] говорит, что не верит в нравственность человека, не добывающего себе хлеб своими руками". Их "знакомство" было закономерным. Нужен был только случай, который вскоре представился: работа над трактатом "Что такое искусство?". В этот период Толстой по-настоящему увлекается "потоком" мысли Рёскина и находит в нём полное созвучие своим взглядам. Искусство, народ, история, свобода, пути уничтожения социального зла - вот мучительные для обоих мыслителей темы их философских размышлений. С конца 1880-х годов в толстовском дневнике мелькают записи о чтении книг Рёскина: "Читал Рёскина и очень оценил", "превосходные мысли Рёскина", "читал Рёскина об искусстве, хорошо"[?] Очевидно, что Рёскин симпатичен Толстому своей искренней тональностью, привлекает его контрастом простоты и силы высказывания, своей идеей необходимости постоянного человеческого самопознания.

Толстой искренне переживал за своего собрата по перу, за то, что роль Рёскина недооценена по достоинству на родине мыслителя: "Рёскин пользуется в Англии известностью, как писатель и художественный критик, но как философа, политика-эконома и христианского моралиста его замалчивают в Англии... Но[?] несмотря на всю дружную оппозицию, которую он встретил[?] среди ортодоксальных экономистов[?] слава его начинает устанавливаться и мысли проникать в большую публику. Поразительные по силе эпиграфы из Рёскина всё чаще и чаще встречаются в английских книгах".

В 1890-е годы Толстой пришёл к мысли о необходимости донести мысли Рёскина до русского читателя, и в 1898 году на русском языке появился сборник мыслей Джона Рёскина "Воспитание. Книга. Женщина" с толстовским предисловием. Формирование своеобразной "полки" Рёскина в яснополянской библиотеке писателя ускорилось с намерением Толстого включить его высказывания в свои "изборники": "Мысли мудрых людей", "На каждый день", "Круг чтения" и "Путь жизни". Всего в яснополянской библиотеке Толстого сохранилось семь изданий сочинений Рёскина на русском языке (не считая дубликатов) и шесть - на английском. Среди русских изданий уже упомянутая "Воспитание. Книга. Женщина", а также "Избранные мысли Джона Рёскина". Кроме того, "Искусство и действительность", "Лекции об искусстве", "Последнему, что и первому. Очерки по рабочему вопросу", "Последнему, что и первому. Четыре очерка основных принципов политической экономии".

И русские, и англоязычные издания британского мыслителя испещрены многочисленными пометами Толстого. Можно предположить с большой долей уверенности, что творчество Рёскина во всех деталях было известно Толстому. Неслучайно книги Рёскина в последние годы жизни писателя составляли, пожалуй, самое любимое его чтение. Следует отметить, что в толстовских "изборниках" высказывания Рёскина занимают самое почётное место среди ареала других выдающихся людей. Собственно, и сам писатель в 1906 году применительно к "Мыслям мудрых людей" отмечал это: "Больше всего из Рёскина". То же самое подтверждает и бесхитростная статистика. В "Путь жизни" Толстой включил 13 сентенций Рёскина; в первые два тома сборника "На каждый день" - 30; в первую и вторую книги "Круга чтения" - 87; в сборник "Мысли мудрых людей" внесено рекордное их количество - 128. В общей сложности Толстой использовал в своей работе 258 высказываний своего английского единомышленника. И это ещё не всё. Ведь общеизвестен факт, что в иных случаях Толстой не ставил под цитируемой максимой подписи, тем самым как бы полностью идентифицируя себя с автором.

Но что же всё-таки заставляло Толстого так неуклонно и целеустремлённо следить за наследием своего современника? Что подталкивало читать книги о нём - "День рождения Рёскина", "Рёскин и Библия"? Что же так тщательно он подчёркивал своим карандашом в книгах Рёскина, которые появлялись в его яснополянской библиотеке?

Можно попытаться проанализировать "избранность" рёскинских сентенций, отобранных Толстым, и поразмышлять над тем, что в них созвучно мыслям великого яснополянца, а что, возможно, вселяло сомнение. Любопытен и поразителен такой факт: из 160 максим Рёскина Толстой выделил 90, большинство из которых в той же редакции "перекочевали" на страницы его антологий. 90 подчёркнутых цитат! Безусловно, красноречивое число, лишний раз убеждающее нас в том, что мысли Рёскина звучали в унисон мыслям Толстого.

Вот несколько высказываний, отмеченных и выделенных Львом Толстым:

"Никогда не ищите удовольствий, но будьте всегда готовы находить во всём удовольствие. Если ваши руки заняты, а сердце свободно, то самая ничтожная вещь доставит вам[?] удовольствие, и вы найдёте долю остроумия во всём, что услышите. Но если вы обратите удовольствие в цель вашей жизни, то настанет день, когда самые комические сцены не вызовут у вас истинного смеха".

"Мы охотно говорим о книге: "Как же хороша! В ней именно то, что мы думали!", тогда как нам следовало бы говорить другое: "Как это удивительно! Я никогда не думал так прежде, а между тем, это совершенно верно, и если тут есть кое-что не совсем для меня ещё ясное, то я надеюсь со временем понять и это". Ведь вы обращаетесь к автору за его пониманием, а не для того, чтобы встретить своё".

Императивы добра, изначально присущие человеку, характерны для умонастроений Рёскина и чрезвычайно созвучны Толстому. Именно поэтому мы находим эту цитату в его сборнике: "Природа человека добра и великодушна, но она узка и слепа и с трудом может понимать то, чего непосредственно не видит и не чувствует. Люди так же деятельно заботились бы о других, как заботятся о себе, если бы они могли так же живо воображать других, как себя". Пафос преодоления, жажда движения заставляли Толстого не раз "взбираться по голым скалам", и фраза Рёскина, высказанная им по этому поводу, казалась ему верной: "Никогда путь к доброму знанию не пролегает по шелковистой мураве, усеянной лилиями; всегда человеку приходится взбираться по голым скалам".

Синхронность двух мыслителей остро ощущается и в этом высказывании Рёскина, подчёркнутого Толстым: "Думаете ли вы, что хоть одна женщина стала когда-нибудь лучше от того, что имела брильянты? А между тем, сколько женщин стало низкими, развратными и несчастными от желания иметь брильянты! И стал ли хоть один мужчина лучше от обладания сундуками, полными золота? А кто измерит всё зло, совершенное для того, чтобы наполнить их!" Эта мысль настолько верна в своей простоте и силе, настолько вневременная по своему смыслу, что наверняка сегодня под ней могли бы подписаться многие, не только Толстой.

У Рёскина Толстой нашёл подтверждение правильности своих мыслей об истинном христианстве, понимаемом обоими прежде всего с точки зрения всеобщего отречения от эгоизма, необходимости каждому из нас оказаться от себялюбия: "Воля Бога в том, чтобы мы жили счастьем и жизнью друг друга, не взаимным несчастьем и смертью. Люди помогают друг другу своей радостью, а не горем". Толстого привлекал мощный анализ Рёскина, его уникальная способность рассмотреть явление со всех сторон.

Парадигма мира для обоих мыслителей заключалась в дуалистическом со­единении божественного с человеческим. В их понятие о мире входило осмысление и человеческого феномена как божественного начала. Человек, в их понимании, - это соединение духа с природой, где идея нравственности является основополагающей. Рёскин, как и Толстой, не мог не предчувствовать грядущих экологических катастроф, связанных с грубым вторжением человека в мудрую субстанцию природы. Он гневно писал: "Когда же наконец будет считаться победой не опустошение полей, а возделывание бесплодных земель, не разрушение сёл, а постройка их?" И ему, словно эхо, вторил Толстой: "Разрушаем миллионы цветов, а жизнь одного репья дороже многих дворцов". "Хотите ли вы знать, чему служат железные дороги?" - вопрошал Рёскин и сам же отвечал: "В двенадцати милях от меня находится город Ульверстон. Из этих двенадцати миль четыре идут по горной местности у озера Конистон, три - по цветущей живописной долине, и пять - вдоль моря. Трудно найти более здоровое и красивое место для прогулки. В былое время, если конистонскому крестьянину нужно было отправиться в Ульверстон, он шёл пешком, не тратил ничего или только изнашивал подмётки сапог, пил у ручья и самое большее, если расходовал в Ульверстоне две копейки. Но теперь он и не подумает так пройтись. Нет, он прежде всего делает три мили в противоположную сторону, чтобы добраться до железнодорожной станции, затем проезжает по железной дороге двадцать четыре мили до Ульверстона и платит два шиллинга за свой билет. Во время этой поездки он торчит, ничего не делая, чувствует себя дурак дураком, его с головы до ног обдаёт пылью, и он страдает то от холода, то от жары; и в том и в другом случае он на двух или трёх станциях пьёт пиво и, встретив какого-нибудь подходящего товарища в вагоне, проводит время в праздной болтовне, которая всегда вредна. Наконец, он приезжает в Ульверстон усталый, полупьяный, деморализованный и, по крайней мере, на три шиллинга беднее, чем был утром".

Удивительная синхронность взглядов поражает в этом "союзе" мыслителей. Для Толстого мысли Рёскина оказались в наибольшей степени созвучными своим. Думается, что сила их притяжения заключалась прежде всего в духовном родстве. Он увидел в мыслях британца главное - практические советы, как жить лучше. Его не могли не привлечь синтез деловитости и прекрасного, пафос утверждения, простота стиля и идей. В англоязычных изданиях Рёскина Толстой также настойчиво подчёркивал созвучные ему темы: искусство, нравственность, война, спасение земли, труд, добро[?] Но проблемы эти не группируются в какие-то определённые блоки, а находятся как бы в свободном полёте. Всё вместе создаёт стройную картину мира, понятную и близкую Толстому.

Лев Толстой страстно желал, чтобы мысли Рёскина "проникали в большую публику". Но вот любопытная деталь: при постоянном обращении к чтению Рёскина, настойчивом его цитировании, в диалогах, чему свидетельство - записи Маковецкого, секретаря писателя, в своём знаменитом трактате об искусстве Толстой ни разу не упомянул имени Рёскина. Почему? Из-за несогласия с теми или иными позициями? Или в силу неизбежного отталкивания однородных "полюсов"? Своему английскому переводчику и биографу Э. Мооду Толстой на этот счёт ответил так: "Не сделал этого потому, во-первых, что Рёскин приписывает особенное нравственное значение красоте в искусстве, и, во-вторых, что все его сочинения, богатые глубиной мысли, не связаны одной руководящей идеей". В одном из своих писем писатель отмечал, в частности, постоянную зависимость мышления Рёскина от некоторых догматов церковно-христианского мировоззрения. А этого Толстой никак не мог принять. Но при этом он не мог и не отметить очевидного: "Не думайте, чтобы я денигрировал деятельность этого великого человека, совершенно верно называемого пророком; я всегда восхищаюсь и восхищался им, но я указываю на пятна, которые есть и в солнце".

Действительно, даже на солнце есть пятна. Но это если исходить из идеалистических установок и взглядов на жизнь, а она же, как известно, далека от идеала. А потому нам имеет смысл вслед за Толстым обратиться к наследию Джона Рёскина. Его уроки не только не устарели, но и приобрели новое звучание. Защита культуры, духовности в условиях возрастающей дегуманизации общества, вера в мощное нравственное воздействие искусства, обеспокоенность, вызванная наступлением технического прогресса на природу, приближают английского мыслителя к нашему времени, делают его взгляды актуальными и востребованными. Его лекции, посвящённые архитектуре и искусству, полезны и красивы одновременно. Рёскин как-то сказал: "Как долго большинству людей нужно смотреть на хорошую книгу, прежде чем заплатить за неё цену крупной камбалы?" Этот вопрос-размышление звучит как никогда актуально, особенно если мы вспомним о недоступности для сегодняшнего покупателя книги, превратившейся почти в элитарный товар. Наверное, пришло время хотя бы задуматься над этим вопросом. Тогда есть надежда на неизбежность следующего шага: похода в книжный магазин или в библиотеку за книгой Рёскина или Толстого, для того чтобы попытаться изменить свою жизнь к лучшему, и не только в Год литературы.

Татьяна НИКИТИНА, член Гильдии Святого Георгия

Теги: литература , история