Литературная Газета, 6518 (№ 30/2015)

Над уровнем жизни

"ЛГ"­досье

Бахытжан Мусаханович Канапьянов. Родился в 1951 году в Кокчетаве (Казахская ССР). Поэт, прозаик из Алма­Аты. Автор книг поэзии и прозы, вышедших в Казахстане, России, США, Великобритании, Малайзии. Лауреат Всероссийской премии им. Антона Дельвига (2013 г.). В настоящее время в Москве выходит трёхтомник его избранной прозы.

- Когда вы почувствовали, что будете писателем? И что было предпосылкой к этому?

– Сугубо литературоведческий термин «писатель» вбирает в себя понятия и поэт, и прозаик , и всё же поэтическое восприятие мира, начиная с самого детства, в какой-то степени определяет векторы будущего. Если обратиться к детству и юности, то они прошли в нескольких городах Казахстана – Кокчетаве, Павлодаре, Таразе и Алма-­Ате. Мне хорошо запомнился Павлодар. Этот «город ястребиный» (образ Павла Васильева) был родным и любимым для многих писателей Казахстана и России. Отсюда вышли Антон Сорокин, Иса Байзаков, Всеволод Иванов, Султанмахмуд Торайгыров, Жусупбек Аймаутов, сам Павел Васильев... Дом моих родителей, учителей истории и математики, находился в районе «литературных» улиц – имени Абая, Толстого, Достоевского, Горького, Маяковского. Это и была та самая среда, где, быть может, зарождалось и поэтическое восприятие мира, ибо вселенная твоя раскрывается с детства, за воротами родного дома, за переулками и улицами – всё дальше туда, к Иртышу. А детская память – цепкая вещь.

К примеру, я помню, как в конце пятидесятых на павлодарском катке среди многих завсегдатаев каталась одна сухощавая пожилая женщина, одетая в чёрное старомодное платье. Все одеты в брюки и свитера, а она в платье и катается как-то по-своему, но элегантно и красиво. Откуда мне было знать, что она родная сестра великой Марины Цветаевой – Анастасия Ивановна Цветаева[?] Этого я, разумеется, не знал, но в памяти она осталась на всю жизнь. В те годы Анастасия Цветаева была частым гостем в доме друга моего отца, учителя Василия Щербинко. Они вместе с моим отцом работали учителями школ Павлодара.

Быть может, тогда и стали приходить стихи, которые я не записывал, а скорее по-акынски сохранял в памяти. Это были образы детства, но ещё не поэтические строки.

А матушка моя, преподаватель математики, утверждала, что катет и гипотенуза – это образы, а каждая математическая формула хороша лаконизмом. Убедила меня на семейном совете, чтобы я поступал в политехнический, на металлургический факультет. Я так и сделал, приехав в город у подножия гор – в Алма-Ату. И спустя десятилетия убеждаюсь в правоте мамы, правда, с оговоркой, что формула жизни и математики больше выиграет, если в ней будет присутствовать поэзия. Взять ту же неевклидову гео­метрию Лобачевского. В ней бездна фантазии.

– Вашим наставником был Олжас Сулейменов. Что особенного увидел он в своём ученике и как помог ему?

– Когда я учился на третьем курсе в политехе, в Алма-Ате проходила V конференция писателей Азии, Африки и Латинской Америки. Сентябрь в Алма-Ате – прекрасный месяц. И вот в том сентябре можно было встретить почти весь цвет мировой литературы. Я помню то изумительное время, когда в моём городе у подножия гор звучала поэтическая речь на многих языках мира. Можно было встретить, поговорить о поэзии или, например, взять автограф у Чингиза Айтматова, Мумина Каноата, Юрия Рытхэу, Фаиза Ахмад Фаиза... Помню, как Расул Гамзатов, находясь на горе Коктюбе, восклицал: «Как в моём Дагестане!» Это время божественным образом совпало с моим первым поэтическим «запоем». Как это легко бывает в юности, можно было взять, например, образ тополя или карагача и описать стихами, случайного прохожего превратить в своего Ночного Прохожего. Разумеется, мне было ещё далеко до публикаций…

К открытию того писательского форума был построен конференц-зал при Союзе писателей Казахстана с прилегающим к нему кафе «Каламгер» («Писатель»). Вот тогда и познакомил меня с Олжасом мой дядя Шота Валиханов. По его «наводке» Олжас Омарович прочитал мои стихи и сказал: «Парень талантливый, приводите его». И при встрече дядя Шота подчеркнул: «Вот, Бахытжан, это титан нашей литературы». На что Олжас Сулейменов со свойственной ему иронией ответил: «Титан – это кипятильник». Я приносил свои стихи, показывал их Олжасу… И однажды он произнёс: «Теперь ты можешь отнести рукопись в издательство».

Сулейменов когда-то, кажется, ещё в 1975 году, командировал меня на VI Всесоюзное совещание молодых литераторов. И это притом что я не имел ни единого опубликованного стихотворения. Вот такие были времена! Да ещё с рекомендательным письмом Роберту Рождественскому, который был одним из руководителей поэтического семинара. Вместе с ним – поэты Андрей Дементьев и Олег Дмитриев. Давно это было, а в памяти – как сейчас. Тогда я познакомился с Александром Ткаченко, Владимиром Шлёнским. И не только… А через несколько лет многие из нас встретились вновь, уже на семинаре Высших литературных курсов, который вели Александр Межиров и Станислав Лесневский. Всё это прекрасно описано в мемуарах «Рет­роман, или Роман-Ретро» нашего сокурсника Сергея Мнацаканяна. А моему первому и главному наставнику Олжасу Сулейменову в следующем году исполняется 80 лет. Пожелаем ему крепкого здоровья и вдохновения в кругу многочисленных друзей!

– Вы окончили Высшие курсы сценаристов и режиссёров и Высшие литературные курсы. Кем больше себя ощущаете – кинодраматургом или поэтом? Не мешает ли одно другому?

– Я был вольнослушателем Высших курсов сценаристов и режиссёров. Учителем в кино стал для меня знаменитый Эмиль Лотяну. Он ещё и прекрасный молдавский поэт, которого переводили Юрий Левитанский и Юнна Мориц. Вот он-то и заметил меня и определил не только вольнослушателем на свой семинар, но и взял в штат съёмочной группы фильма «Мой ласковый и нежный зверь». Это была поистине высокая школа кинематографа. Видеть в течение года Кирилла Лаврова, Олега Янковского, Леонида Маркова, Светлану Тома, юную Галину Беляеву, общаться с ними в перерывах между съёмками... А знаменитый вальс Евгения Доги!..

У каждого вида искусства есть нечто общее со всеми остальными, некое связующее звено. Я называю его четвёртым измерением воображаемого мира, тем состоянием души, когда художественный образ обретает собственную жизнь. Это явление позволяет перекидывать метафорический мостик между искусствами, используя, например, в кино поэтические образы… И во многих странах я использовал для своих поэтических впечатлений не записную книжку или путевой дневник, а простую любительскую видеокамеру. Так возникла идея видеопоэзии. Имея навыки работы в кино, профессиональный опыт в литературе и в издательском деле, смею утверждать, что нам всем бывает тесно в рамках «бумажного творчества»... Надеюсь, что за видеопоэзией – будущее.

– Даже названия ваших книг стихотворений – «Чувство мира», «Время тишины», «Над уровнем жизни» – говорят о том, что вы автор философской лирики. К какому направлению в поэзии сами себя причисляете?

– «Нужно жить странствуя», как считал Константин Паустовский. По жизни я дорожу своей дружеской привязанностью к философу и культурологу Мурату Ауэзову и его расположением ко мне, моим стихам и прозе. Наше общение складывалось в странствиях и скитаниях по дорогам Великого шёлкового пути. Я признателен, что встречал в этих странствиях по жизни и судьбе достойных представителей русской интеллигенции. Помню, как однажды на наш поэтический семинар, который вели поэт Александр Межиров и критик-литературовед Станислав Лесневский, пришёл Арсений Александрович Тарковский. Обычно при визите известных поэтов на наш семинар семинаристы не только слушали, но и читали свои стихи. А здесь, не сговариваясь, отказались от подобного чтения, несмотря на просьбу Арсения Тарковского, и слушали только его. В этот вечер Арсений Александрович, помимо чтения стихов, много говорил об украинском философе и поэте Григории Сковороде. Чувствовалось, что поэт в то время был увлечён его сочинениями. И вот он деликатно спрашивал нашего мэтра, Александра Межирова:

– Саша, может, достаточно?

На что руководитель семинара, видя притихшую аудиторию, только разводил руками. Особенность поэзии в том и состоит, что она не имеет границ. Если ты нашёл образ, по-настоящему нашёл, то его можно передать и на другом языке. Кстати, легче всего перевести или передать метафору. Потому метафоры способны адекватно звучать в переводах на другие языки.

– То, что произошло с переводческой школой за последние четверть века, – это настоящая катастрофа. Спрошу вас как переводчика: что нужно сделать, чтобы возродить переводческую школу? И расскажите конкретно о казахской школе перевода, к которой имеете непосредственное отношение.

– Своевременный вопрос. Тем более что мы вместе были членами жюри Международного конкурса переводов на русский язык тюркоязычной поэзии «Ак Торна» – «Белый журавль», что проходил в Башкортостане, в Уфе, в 2012 году. Интерес к тюркской культуре, тюркоязычной поэзии, древней и вечно молодой, был постоянным. Именно через переводы на русский и европейские языки в прошлые века цивилизованный мир познавал и постигал поэзию Востока, Орхоно-Енисейские рунические стелы, поэмы Навои, Словарь столетий Махмуда Кашгари, Сокровенное сказание о Чингисхане, поэтические творения Юсуфа Баласагуни… Эта духовная преемственность поколений продолжается и в наше время. Если помните, тогда на конкурсе были впервые представлены переводы с крымчакского, гагаузского, ногайского, караимского, уйгурского языков…

Всё это вошло в «банк данных» лучших переводов на русский язык тюркской поэзии. Когда-то Александр Сергеевич Пушкин называл перевод и переводчика «почтовой лошадью просвещения». Переводы на русском языке позволят многим авторам тюркского поэтического мира выйти со своими произведениями на очень широкую ауди­торию, что, несомненно, сыграет важную роль в развитии национальных культур. А пару лет назад в Москве, в издательстве «Художественная литература», под эгидой нашего Союза писателей вышел трёхтомник «Антология литературы Казахстана. XXI век». В работе над собранием участвовали лучшие переводчики Казахстана и России. Сейчас готовится дополнительный том антологии. А школа художественного перевода в Казахстане имеет свою многолетнюю историю. Одним из лучших представителей этой школы был «казахский немец» Герольд Карлович Бельгер, который писал и переводил на трёх языках – немецком, русском и казахском. Я являюсь одним из его учеников.

Александр Межиров в своё время прочитал мой многолетний труд – перевод казахского эпоса «Кыз Жибек». Во время разговора о моём переложении этого памятника на русский язык он подчеркнул, какая небывалая отточенность формы присутствовала у многих поэтов Востока. В наше время это всё, к глубокому сожалению, утрачено. И всё-таки, говорил Александр Петрович, в поиске своего стиля необходимо иметь в виду и эту школу – школу старых мастеров. В Западном Китае, например, есть миллионная казахская диаспора, сотворяющая свою литературу на казахском языке, но арабским шрифтом. Далее, пройдя «частокол иероглифов», можно обнаружить прекрасную шанхайскую школу поэзии... А в Лондоне есть «Айтматов-Академия», где профессор Рахима Абдувалиева издаёт научно-литературный альманах писателей стран СНГ.

– Что можно сказать о взаимных литературных связях Казахстана и России? В советское время они были очень развиты. Крепки ли они сегодня?

– Они были, есть и остаются. Например, в последней декаде ноября прошлого года состоялась встреча писателей России и Казахстана. Инициаторами этой встречи являлись Союз писателей Казахстана и редакция «Литературной газеты» при участии Посольства Республики Казахстан в Российской Федерации. В настоящее время готовится к изданию пилотный номер литературного альманаха «Казахстан – Россия». План, который уже начал осуществляться, – издание ежеквартального казахстанского приложения к «ЛГ».

– Чего вы ждёте от межнационального общения писателей наших стран?

– По-моему, у Михаила Лермонтова есть такая фраза: «Я чист, как детская слеза». В этой детской слезе, как в зеркале, отражается всё наше миросознание. Эта слеза несёт в себе горечь наших проблем. Чистота её говорит, что человек достоин лучшей участи на этой земле. Нет рецептов, какой будет поэзия. Мы больше можем говорить о том, что сделано до нас и нами. Всё зависит от человека, потому что никто не решит за нас проблем будущего.

В год, объявленный Годом литературы в России, как никогда необходима «всемирная отзывчивость» Пушкина и Достоевского. У меня такое чувство, что людям наших стран в жизни всё больше не хватает поэзии. Думаю, что именно в этот год надо бы провести «Всемирный форум поэтов», как когда-то проводили подобные мероприятия Илья Эренбург, Николай Тихонов, Константин Симонов… И тогда, быть может, на Всемирных Лужниках талантливое поэтическое Слово изменит мир к лучшему.

Теги: литературный процесс