Литературная Газета, 6600 (№ 22/2017)

От медитации к бегу на месте

От медитации к бегу на месте

Книжный ряд / Библиосфера / Субъектив

Евсюков Александр

Теги: Денис Гуцко , Большие и маленькие

Денис Гуцко. Большие и маленькие. М. РИПОЛ классик 2017 428 с. (Новая проза)

У каждого большого писателя есть своя тема. Критики нередко путают её с антуражем. Но, конечно, автор достоверной прозы вовсе не обязан всё время писать только про врачей или банковских служащих, учителей или солдат срочной службы. Однако внутри него пульсом бьётся та необходимость выразить, воплотить и сделать реальным своё видение окружающей жизни, свою трактовку законов мироздания. Пожалуй, именно эта внутренняя необходимость прежде всего и побуждает к творческому росту как молодых, так и маститых авторов, отправляет их на поиск сюжетов, героев и единственно верных интонаций и слов.

А если этой внутренней темы нет? Есть многое другое: писательские «мускулы», жизненный опыт, способность к проникновению в подоплёку поступков и событий, сочувствие к таким нескладным людским судьбам. А десятилетием раньше был и скандальный авансовый успех – первый же роман Гуцко принёс ему лауреатство в «Русском Букере», сделав на время главным знаменосцем «нового реализма». Но вот собрать все предпосылки воедино и выдать целостную вещь, оказывается, крайне сложно.

«Большие и маленькие» – пятая книга Гуцко, в которую включены очень разные по размеру вещи, от небольших рассказов на 4–5 страниц («Лю», «Пластмассовый глок») до солидных повестей («Машкин Бог», «Происхождение»). В них нам изложены истории разных людей: человека «с творческой жилкой» Кудимова, мающегося от нервного и бесплодного безделья («Тварец»), застенчивой девочки Насти, сбежавшей из интерната и ставшей убийцей («Здравствуй, куколка»), врачей Лилечки и Егора с их причудливыми семейными перипетиями («Мужчины не плачут»), одинокой учительницы Киры, дающей урок музыки японскому мальчику Сабуро («Амэ фури»). Рассказано о бедах и неприятностях, нудной – чаще всего – работе и очередной несчастливой – если она есть – семье.

Автор всё время ищет не только верный тон, но и устойчивую отправную точку: «Начав бодро и как будто насмешливо рассказывать, вскоре принялась невесело чему-то удивляться, дальше и вовсе сбилась на плаксивый тон». Или: «Но должно же со мной что-то происходить. Внутри. Должно же откликнуться как-то… Хотя бы подумать что-нибудь. Подобающее. Лёша умер. Что-нибудь скорбное. Что-нибудь». И зачастую эта нужная точка так и не находится. «Всё её сокровенное почему-то не поддавалось пересказу».

Временами среди этих томительных поисков проскальзывают вот такие перлы: «И бросил на жену исподлобья (!) игривый взгляд». Есть что вспомнить жене спустя годы.

В большинстве повестей и рассказов сборника событийный алгоритм очень схож и выражается поговоркой: «Лежит-лежит да как побежит». Тягучий медитативный перегруженный подробностями текст вдруг разгоняется и несётся куда-то стремительным пунктирным пересказом, но при этом всё самое важное никуда не сдвигается и остаётся в итоге на том же месте.

Сюжеты чаще всего строятся либо вокруг супружеских измен, обычно взаимных; либо близости смерти – не в смысле процесса умирания, а именно похорон, поминок и памятных дат. Временами эти две темы сходятся вместе, как в повести «Машкин Бог» и в рассказе «Животное», причём в рассказе тема раскрыта гораздо лаконичнее и убедительнее.

«Маша в своей откровенности, безответной и отклика не ищущей, была такая большая. А они – такие маленькие, ёрзающие».

И сам Гуцко иногда дорастает, дотягивается до себя возможного, большого. Так происходит в самой удачной вещи сборника – повести «Сын Валькá». Водитель Валёк находит сбежавшего из интерната от обид сверстников мальчика Ваню, берёт к себе подкормить и вскоре проникается отцовскими чувствами, которых никогда не испытывал к родной повзрослевшей дочери. Он очень хочет усыновить мальчика. Ни жена, ни товарищи по работе не желают его понять и поддержать в этом начинании. Оказывается, что у него нет ни отдельного от жены жилья, ни достаточных доходов, ни опыта общения с чиновничьими ведомствами.

Мальчик возвращается в интернат. Валёк уходит из дома и вскоре становится бомжом. Через годы повзрослевший курсант Ваня встречает несостоявшегося отца на набережной, но не решается заговорить с опустившимся стариком, боясь насмешек от товарищей.

«Валёк до конца набережной за ними следом тащился, на расстоянии. Потом курсанты его заметили. Двое самых буйных принялись камнями кидать, и Валёк отстал. Кстати, его с тех пор больше не видели. Ни в городе, ни на трассе. Может, помер».

Остаётся надеяться, что внутренняя тема Дениса Гуцко ещё прорвётся и позволит ему заговорить более уверенно и внятно.