Ливония

Глава 8

Событие двадцатое

Когда к нам шли войска чужие,

Их хоронил среди полей

Артиллерийский гром России,

Набатный голос батарей.

Засадный полк Фёдора Васильевича Шереметева первый вступил в бой с татарами. Около сотни всадников, или побольше немного, но точно меньше двух сотен идивидов, влетело в лес вслед за разведкой конной. Со стороны поля на опушке редкой дубравы были наваленные ветви деревьев и маленькие деревца вперемешку. Стена настоящая высотой метра в полтора. Конный не преодолеет. Да и пешцу не просто придётся. Ширина навала этого те же метра полтора и естественно деревья не скреплены между собой, наступишь на ветку и по шею провалишься до земли, да ещё весь изранишься, специально ветки рубили, чтобы острые концы вверх торчали. А от того места, куда нырнули под своды деревьев разведчики, в сотне метров от первой засеки прямо по лесу устроили и вторую полосу заграждения. Эта меньше, в метр высотой и столько же в ширину, но лошади всё одно не перебраться. Да она и не станет прыгать. Тут специальная выучка, дрессировка нужна. Больше нечем пастухам заниматься, как лошадь к паркуру приучать. За нею и за стволами деревьев расположились ратники засадного полка с пищалями, луками и арбалетами.

Разведчики, на какой скорости в лесу возможно, просочились между засеками, и в это время в лес въехали татары. Они в прямой видимости от преследуемых. Засеки сближались и крымцам пришлось вытягиваться в линию по нескольку человек.

— Бей! — молодой воевода и сам приложил к плечу приклад дорогого испанского мушкета, подаренного старшим братом Иваном ему на совершеннолетие в прошлом году, тем самым Иваном — Большим, что сейчас в Туле от царя награды получает.

Бабах. Бабах. Бабах. Выстрелов из лука и арбалета не слышно, их забил грохот пищалей. Тем не менее, и луки с самострелами поражали поганых. Второго залпа уже не потребовалось, когда пять сотен человек, обученных этому, бьют по сотни ворогов, по двум даже соням, то мало кто выживет после первого же залпа. Нескольких выживших добили лучники. Им легче всего вытащить из колчана стрелу и произвести второй выстрел.

— Выходим, раненых добить, в плен не брать. Лошадей за засеку отводите.

Ратники отложили пищали, прислонив к стволам деревьев, и принялись проходы в малой засеке организовывать. Самые же нетерпеливые выхватывали сабли или кинжалы из ножен и, бросив на завал ствол заранее приготовленного для такого случая деревца, перебирались к побитому воинству людоловов. Самое лучшее время боя наступает — добыча или сбор трофеев. Тем более, что попались им совсем не простые пастухи. Почти все татары были в кольчугах, в железных шеломах. Да и сабли в руках знатные, на многих бирюза голубым цветом отливает на рукоятях и ножнах. Явно — не пастухи. Скорее всего — гвардия самого хана. А полегли, даже не успев пустить в ход сабли, не помогли кольчуги, с расстояния в пять — десять метров против пули не сдюжит никакая кольчуга, хоть из дамасской стали проволоку тащи. Разве мифрил⁇!

Фёдор Васильевич не спешил, дождался, когда разберут проход и только потом степенно, как воеводе и положено, двинулся вдоль обдираемых споро крымцев.

— Глянь, Фёдор Васильевич, знатный аргамак! — сотник Семён Зотов перехватил уздечку у воя, что уводил за засеку высокого буланого жеребца с мощной грудью.

— Будет на чём преследовать поганых, — со вздохом прошёл мимо Шереметев.

В войске под командованием Юрия Васильевича не забалуешь. Сначала все трофеи в один кошт собирают и лишь потом делят, учитывая заслуги и воевод, и сотников с десятниками, и даже простых воев. И нет исключения не для кого, хоть ты сам зарубил хана, тебе его золотое оружие не достанется, если только совет не примет решение тебе же его и передать, как раз, учитывая твою в том заслугу.

За деревьями грохотали пушки. И вдруг как завоют мины. Шереметев аж присел, колени задрожали. А ведь специально при них стреляли из миномётов, чтобы приучить людей, незнакомых с этим оружием, к заставляющему падать на землю жуткому вою. Минута потребовалась Фёдору Васильевичу, чтобы выпрямить ноги и осознать, что не конец света настал, а смерть летит на головы поганых.

Хотелось добежать до опушки и глянуть, как там события разворачиваются, но именно от этого его несколько раз предостерегали и Василий Семёнович Серебряный и сам князь Углицкий.

— Должны быть готовы выступить в любую минуту. С заряженными пищалями выступить. Вы там не за боем наблюдать поставлены, а своей очереди в бое участие принять дожидаться, — И утром сегодня не преминул напомнить ему брат царя Юрий Васильевич.

— Сотники, людей к засеке, зарядить пищали! — срывая голос, заревел басом Шереметев, видя, что не у одного его такая мысль появилась, побежало несколько ратников к засеке на опушке.

Попробуй сразу оттащи воя, с поганого кольчугу снимающего, от этого интересного занятия. Минут пять потребовалось сотникам и десятникам, чтобы порядок в полку восстановить и отвести ратников к засеке.

Плюнув и сорвав уже голос, Фёдор стал свой мушкет испанский заряжать. Татаровей много, хоть как не в воздух потом разряжать его придётся, будет в кого послать.

Всё это время за лесом на поле продолжали грохотать пушки и выть миномёты. И словно сговорились, только они зарядили мушкеты и подошли к засеке, как и грохот пушек прекратился, а спустя еще минутки и мины перестали выть, падая на головы врагов. Теперь уже не утерпел Шереметев, забрался по брошенному на завал стволу на верх и попытался сквозь кусты на опушке рассмотреть, что там творится. Видно было не очень. В полуверсте от позиций Большого полка поле пестрело чернотой вывороченной земли. Дальше виднелись уносящиеся прочь лошади, но отсюда уже и не видно со всадником она или сама несётся прочь от жуткого воя и грохота.

Событие двадцать первое

Три тысячи чертей! Боровой чуть не запустил подзорную трубу в сторону татар. Ни черта не видно. Увеличение в четыре раза при дальности в версту никакого толку не даёт. Мельтешит там что-то мелкое… А чего увидеть хотел? Не запустил. Сложил и прицепил к поясу за карабин. Общую картину без неё лучше видно, а лица, искажённые испугом, посмотрит в следующий раз. Не первые эти татары, кто с миномётом познакомились и не последние — точно. Досталось уже казанцам, потом нагайцам. Повыли над Астраханью. Ну, туда Юрия не пустили. Его оставили Москвою рулить. Без него мины повыли. Да там и не война была. Астраханское ханство, как и реальной истории само сдалось, едва войска русские к ней подплыли и всего десяток выстрелов сделали. Вылазку они затеяли, понимаешь. Ну, как вылезли из ворот, так и назад залезли, заслышав вой мин.

Теперь вот пора настала послушать как смерть поёт и хану Давлет Гирею (Гераю). Жаль он не ехал впереди на лихом коне, как Чапаев говаривал.

Стих вспомнился. Написан у него в музее кем-то из посетителей в книге отзывов. Автора Артемий Васильевич к стыду своему не знает. А стих прямо про то, что сейчас на поле происходит.

Трясло прибрежные поля,

Вздымало пыль, сдвигало камни —

Вот-вот не выдержит земля

И брызнут лавою вулканы.

На самом деле трясло. Когда одновременно полсотни, а то и больше мин взрывается, да чуть подальше семь десятков гранат, да вон мины шарахнули… Точно настоящие вулканы. Что сейчас творится в головах татаровей, которые пытаются развернуть коней у леса?!! Остальных-то и не осталось уже в живых.

Получилось даже лучше, чем они с князем Серебряным предположили, на щечки забившись. Первые два залпа стомиллиметровыми Единорогами обычными ядрами по хвосту волны основная масса крымцев и не заметила. Где-то там в сотнях и сотнях метров позади чугунный небольшой шарик, диаметром всего в десять сантиметров, оторвал голову одному, пробил навылет грудь другому, оторвал ногу третьему и разорвал брюхо лошади под четвертым. Сто сорок таких шариков. Несколько сот убит и раненых, тут ни одно ядро мимо не пролетит при такой плотности наступающих ворогов. Но это там, за спинами основной массы всадников первой волны.

И только первые два залпа, считай пристрелочные, а вот дальше было десять залпов уже гранатами. Да, от разрыва чугунного шарика в десять сантиметров, начинённого обычным дымным порохом, взрыв получаются так себе, и осколков не больно много летит, надеясь вражьей кровушки испить. Но это от одного ядра. И совсем другое дело, когда за несколько минут на тебя обрушивается семьсот гранат. Даже если десять процентов не разорвалась. Они же и сами по себе убить способны. А ну, попробуй лбом отбей такую подачу.

Что сделает любой человек, когда позади него что-то взрывается⁈ Крымские татары не дикари, они плотно общаются с турками османскими, и у тех есть и мушкеты, и артиллерия. Более того, Босфор и Дарданеллы прикрывают огромные пушки по калибру соизмеримые с Павлином, но длинною в три или четыре метра, а то и все шесть метров. Монстры. Девлет Гирей и его беки бывали в Стамбуле и эти орудия видели. Выстрелами и даже взрывами их не так легко напугать. Но всё же, что сделает человек услышав грохот взрыва позади себя? Бросится вперёд. И лошадь, уж тем более, бросится, возжелав оказаться подальше от громкого звука. Пару тысяч всадников понеслись вперёд на стоящий тонкой линей Большой полк. Когда передовые всадники поравнялись с ориентиром, заговорили минометы. Сначала самые мощные, а потом по мере приближения татаровей и маленькие включились. И опять сотни взрывов среди плотной массы конницы. А ещё вой. Взрывы-то татары слышали… Ну или нет, взрывы не слышали, возможно, но чем этот звук отличается от выстрела пушки? Да ничем. А вот такого красивого воя им слышать точно не приходилось.

Живые не могли справиться с лошадьми, те в испуге бросались во все стороны, сталкивались, пугались ещё больше, многие падали на спину пытаясь освободиться от седока, а на них валились раненые и убитые лошади и люди. Рядом взрывались мины, а с неба иблисы дудели в свои громкие страшные трубы. За что всё это послал на их головы Аллах? Они же просто шли в его честь пограбить неверных.

Ещё ведь не все беды на голову правоверных. Около трёх сотен всадников успело проскочить отметку куда мины падают и попали сначала под огонь карамультуков, но лошади гнали и вот-вот их вынесет к позициям Большого полка.

— Зажигай! — эх жаль Махмуда нет, или кому там Абдула команды давал в «Белом солнце»?

Егорка Коноплёв сам факелом сунул в конец бикфордова шнура. Тут замедлителей никаких не надо тринадцать секунд и серия взрывов среди всадников. Вверх не только земля и пламя летит. Мина мощная, даже лошадь эвон с седоком подбросило и прямо в воздухе напополам разорвало.

Всё! Больше никто не скачет вперёд. Есть отдельные товарищи, которые скачут назад, есть те, что ломятся к лесу, ну, сейчас их там встретят пищали Засадного полка. Совсем уж отчаянные, не понимая куда бежать, и где спасаться, попытались форсировать реку. Дудки. Там трясина. Лошадь не хочет туда идти, хоть дёргай за удила, хоть не дёргай, а навстречу летят точные пули из карамультуков. Первыми водоплавающие и кончились. К пулям сразу и стрелы касимовцев добавились, и пары минут не прошло, как весь берег оказался трупами лошадей и татаровей завален.

Событие двадцать второе

«Если кто-то совершил благодеяние ради Аллаха и хочет, чтобы награда за это перешла кому-нибудь из живых или мертвых, то до них эта награда не дойдет, поскольку 'нет человеку ничего, кроме того, к чему он стремился». (Сура «Звезда», 39).

В жестокой сече у села Судбище погибли многие войны, хорошие воины, лучшие его войны, а ещё двое сыновей самого хана Давлет Гирея (Герая) — калга (то есть, в том числе и наследник) Ахмед Герай и Хаджи Герай. Хан ехал домой, погрузившись в тоску. И строил планы мести. Русские поплатятся. Непременно поплатятся. Обязательно поплатятся. И расплата их будет ужасна, Аллах свидетель. Он вернётся, собрав ещё большее войско, и сожжет Москву. А ещё он убьёт царя Ивана и всех его детей и брата царя Юрия. Всю семью сожжёт. А всех дочерей русских беков — бояр он увезёт в Бахчисарай и заставить омывать ему ноги. А ещё…

Странный гул впереди заставил Девлет Герая выбраться из своих мрачных дум. Это было похоже на то, как волны у берега обрушиваются на скалы. Непрерывный такой грохот, сливающийся в один то стихающий, то нарастающий гул.

Хан остановил коня и прислушался. В первый миг ему показалось, что далеко впереди стреляют из пушек. Но нет, гул не был похож на звук стреляющего орудия, даже пусть очень большого орудия. Он был непрерывный. Стреляют из сотни орудий сразу? Откуда в совершенно безлюдной степи сотни орудий? Царь Иван обманул его и, обогнав, встретил не в Туле, а здесь гораздо южнее? И этого не могло быть. Допрошенные пленные не могут лгать, когда им вырезают глаза и присыпают солью раны, не лгут. Царь с войском только подходил к Туле, когда он бросил тщетные попытки добить жалкие остатки русских воров, лишивших его обоза и главное племенных аргамаков — гордости его конюшни.

— Что там такое, Юсуф-бек? — Давлет Герай сверху, с высокого своего коня, глянул на тысяцкого, что ехал по правую руку.

— Так стреляют пушки. Множество пушек. Я слышал такое, когда брали Белград войска Сулеймана Великолепного. Я был там сотником с нашими лучшими воинами…

— Хватит. Я не спрашивал тебя про твою жизнь, я спросил про грохот. Отправь срочно гонца на самом быстром коне, — прервал старого воина, ставшего словоохотливым и даже несдержанным на язык в последнее время. Давно пора отправить его на покой. Но именно Юсуф был его наставником, его учителем — аталыком долгие годы, и хан чувствовал, что без этого болтливого старика жизнь его станет хуже. Пусть будет пока рядом.

Отправлять гонца не пришлось. Через несколько минут, когда Юсуф-бек только отдавал команду воину на мощном высоком жеребце, раздались крики среди кэшиков — личной гвардии хана.

— Что там опять? — Давлет Герай привстал в седле, чтобы разглядеть то, куда указывали его нукеры.

— Это наши воины, о Великий хан, — голос старого воина стал сиплым, — Боюсь, Великий хан Великой Страны и престола Крыма, что это всё же грохочут пушки…

Через пять минут, спрыгнув с коня, к ханскому жеребцу бросился один из прискакавших воинов, он упал ниц и начал речитативом читать полный титул Девлет Герая:

— Тенгри Табарик ве Тагалинынг рахиме ве инайете имилан Улуг Урда ве Улуг Йортнынг…

— Остановись и говори по делу, а то получишь десяток плетей, — нетерпеливо прервал воина хан.

— Великое горе постигло нас! Адилем Гераем — твой сын убит, о великий хан. Его разорвало ядром, которое взорвалось… И все его войско убито. Мы попали в засаду. Там стоят десятки тысяч русов и у них сотни пушек. А ещё с ними демоны, за них воюют демоны, которые воют так, что лошади падают замертво, а самые смелые богатуры не могут стоять на ногах и, закрыв уши руками, падают на траву… А ещё, о великий…

— Разорвать его конями. Юсуф, бери десять тысяч воинов и принесите мне голову того, кто командует этим войском руссов. И голову того, кто командует пушкарями.

Юсуф-бек оглядел тысяцких горячивших коней возле хана.

— Мехмед, Ахмед, Нурали… — выбрав из двух десятков тысяцких тех, чьи тысячи пострадали меньше всего в последних боях, Юсуф-бек вскочил на коня и медленным шагом, слегка поклонившись хану прямо в седле, направил жеребца в ту сторону, где недавно грохотали пушки.

Хан смотрел вслед своим воинам и сжимал зубы чтобы не зарычать.

— Скажи, хаджи Исмаил, — обратился он, чуть успокоившись, к проповеднику, которого всегда держал возле себя, — Скажи, что мне делать? Третий сын погиб сейчас, мой любимый сын.

— Скажу тебе словами Абдуллаха ибн «Умара: 'Я слышал как Посланник Аллаха, мир ему, говорил: 'Когда кто-то из вас умирает, не задерживайте его, и спешите с его погребением. И пусть у изголовья его могилы будет прочтена сура 'аль-Фатиха», а у его ног окончание суры «аль-Бакара».

— Я не понимаю тебя, хаджи Исмаил, — затряс головой Девлет Герай.

— Нужно разбить русов и похоронить Адилема Герая до захода солнца.

— Ибрагим, — хан повернулся к сотнику кэшиков, — отправляйся следом. Убейте их всех. Бери всех оставшихся воинов. И принеси мне тело моего сына Адилема.