Лоренс, любовь моя

Глава 9

Несмотря на все мамины сомнения и предупреждения, наша дружба с Нолой Хенсон крепла не по дням, а по часам.

Я побывала в Камберлендском поместье, по приглашению, конечно, и к концу мая жизнь моя стала гораздо веселее. Миссис Хенсон, вопреки маминому мнению, оказалась очень милой и вовсе не была снобом. Я пришла к неутешительному выводу, что мать моя — женщина, обиженная на весь мир, один бог знает почему. Казалось, она не любит людей и не доверяет им.

Проблем с тем, как добраться до Камберлендского поместья, не возникло, Нола просто заехала за мной на своем маленьком автомобильчике. Я нравилась ей так же сильно, как и она мне, хотя не могу не признать, что мы с подругой отличались друг от друга, как день от ночи: если я была серьезна и замкнута, то Нола — экстраверт чистой воды и немного поверхностна. Но при этом она была мила, открыта и добродушна. Нола явно поставила перед собой цель сделать из меня девушку современную и раскованную. Но это была очень сложная задача.

Нола собиралась отвезти меня в Сискейл, чтобы сделать приличную прическу, и я долго сражалась с мамой, пока она не согласилась, что мне пора в конце концов сменить ужасную одежду монастырской школы на что-то более модное. Даже она поняла, что мне не следует выглядеть как шестиклассница. Однако пока что ничего нового куплено не было, и дальше разговоров дело не шло.

Когда я впервые побывала у Нолы и познакомилась с ее родителями, то сразу поняла, в кого пошла моя подруга. Катрин Хенсон была просто восхитительна. Все в семье, и что особенно позабавило меня, даже ее собственная дочь, звали ее Кати. У них были настолько чудесные отношения, что со стороны мать и дочь больше походили на сестер. Кати была такой же стройной и симпатичной, как и Нола, и в свои сорок два не имела на лице ни одной морщинки. Она была со вкусом подкрашена, великолепно одета и курила сигареты в длинном мундштуке.

— Обрати внимание на мундштук, — подмигнула мне Нола при нашем первом визите. — Оригиналом владеет ее высочество принцесса Маргарет, а это — точная копия.

— Не буду говорить, у кого ты переняла все свои ужимки, — рассмеялась в ответ миссис Хенсон.

— Ну вот, Вера, теперь сама видишь: живу как в аду, чего только не натерпишься от этих двух несносных женщин. Всегда рад, когда приезжает Джереми, есть кому защитить старика, — хохотнул Генри Хенсон.

Не в силах вымолвить ни слова, я с интересом и завистью смотрела на это семейство. Как мне хотелось, чтобы мой мифический отец был бы жив и мы все втроем жили бы так же дружно и весело, как они. У Хенсонов было все, что пожелаешь, а полковник увлекался самыми дорогими видами спорта — охотой, стрельбой, рыбалкой. Кати со скукой в голосе говорила о поездке в Лондон за покупками в Харди-Амиз… и вдохновенно обсуждала весеннюю шляпку, которую соорудил специально для нее Симон Мирман (до сего дня мне не доводилось слышать этих имен и названий).

Упадок и трудные времена, казалось, обошли эту семью стороной. Но меня привлекало не их богатство, а та восхитительная атмосфера любви и дружбы, которая царила в Камберлендском поместье. Тут не было ни мрачных тайн, ни скрытности, которые разрушали мой собственный дом. Мне приходилось считать Большую Сторожку родным домом, ведь у меня не было другого, но теперь это место выглядело для меня еще более непривлекательным и совершенно не похожим на семейный очаг.

Лишь однажды полковник перестал быть душкой и сердито глянул на свою жену поверх очков в роговой оправе. Она как раз заговорила о летнем отпуске. Нола объяснила мне, что мама хочет заранее заказать места в отеле на юге Франции, куда вся семья постоянно ездит отдыхать и где Кати очень нравится, но папа отказывается. Она заверяла, что поедут все ее друзья, а полковник только качал в ответ головой:

— Кати, прошу тебя, не начинай снова. Ты знаешь мою точку зрения. Наше материальное положение пошатнулось, и мы не можем позволить себе потратить кучу франков, которые так обожают твои друзья. Англия тоже хороша, хоть все и твердят, что страна катится вниз. В этом году мы проведем лето на родине, и не надо спорить.

Красавица миссис Хенсон состроила гримасу — она никак не хотела соглашаться с доводами мужа. Но компромисс был найден, и Генри пошел на уступки. Было решено, что семья отправится за границу, но только туда, где в ходу фунты стерлингов, может, даже в Вест-Индию.

Когда мы поднялись наверх, в спальню Нолы, я призналась, что завидую ей.

— Да, комнатка довольно милая, ты тоже так думаешь?

Я-то имела в виду вовсе не спальню, но решила промолчать и огляделась вокруг. Меня восхитила позолоченная кремовая мебель (Нола поведала, что она — от самого Луиса Квинзи), поразили бело-голубые занавески и голубой ковер на полу им в тон. Окна спальни выходили в парк, где полковник держал маленьких пятнистых оленей — прелестных созданий, и вид открывался просто потрясающий.

В комнате Нолы было тепло и уютно, полным-полно книг, картин и фотографий ее многочисленных друзей. Она болтала не переставая, рассказывала о том, чем занимается, о поездках в Лондон с Кати, о вечеринках, а потом заметила:

— Кстати, сними-ка свой костюм, крошка. Хоть ты и повыше, но фигуры у нас почти одинаковые, и размер, видно, тоже. Хочу посмотреть, подойдет ли тебе кое-что из моих вещей.

Протесты не принимались, и через мгновение из большого зеркала на меня уже смотрела совершенно другая, удивительная Вера. И она была просто восхитительна. Потрясающее темно-вишневое шерстяное платье с жакетом было мне в самый раз. Не могу не отметить, что короткая узкая юбка выгодно подчеркивала мои длинные стройные ноги. Подчиняясь импульсивному порыву, Нола надела мне на голову белый меховой берет, слегка сдвинув его набок. Она оглядела творение своих рук и присвистнула:

— Вот это да, Вера! Да ты просто милашка!

Я покраснела и засмеялась, но признала, что раньше никогда не выглядела столь привлекательно. Я хотела было снять жакет, но Нола запротестовала:

— Ты не слишком обидишься, если я попрошу тебя оставить это себе? Он прошлого года, а мама заказала мне новый на это лето, у Хардли. Я все равно собиралась избавиться от него.

— Но я не могу, правда… — начала я.

— Не будь такой гордячкой, дорогая, — прервала она меня. — Если хочешь, заплати за него. Ты же говорила, что мама все равно собирается тебе что-нибудь купить. Бери все вместе, и берет тоже, за пятерку. Идет?

— Чудно как-то, но это было бы здорово! — призналась я, искренне надеясь на то, что мама не обидится и у нас не выйдет новой стычки.

Но на самом деле мне было все равно, что она подумает. Я уже была сыта по горло положением, которое занимала дома. Я была готова броситься в бой и сражаться за свои права и за то, чего я на самом деле хочу. Окружающие диктовали мне свои порядки девятнадцать лет подряд, мне вечно полагалось быть на заднем плане и не высовываться. Веселый и авантюрный дух Нолы заразил и меня, и я ответила ей:

— Думаю, ты просто чудо… и вообще все вы! Вы же меня абсолютно не знаете. Это так щедро с твоей стороны, Нола.

— Не городи чепухи, рассмеялась она, — в этом районе ты первая девчонка моего возраста, которая пришлась мне по душе. Пошли вниз, пусть Кати тоже посмотрит. Кстати, она уже успела мне шепнуть, что ты очень привлекательна, личико — как картинка. Ну, посмотрим, что она скажет о твой фигуре теперь, когда ты прибарахлилась.

Я провела еще пару восхитительных часов в Камберлендском поместье, и, должна сказать, у меня прибавилось уверенности в себе. Не последнюю роль в этом сыграл мой новый шикарный наряд. Я была выше Нолы всего на несколько сантиметров, а в наши дни чем короче юбка, тем моднее. Кроме всего прочего, Нола добавила помаду в тон и причесала мне волосы.

Я была на вершине счастья и триумфа, когда старый дворецкий, Джозеф, который уже тридцать пять лет состоял на службе у Хенсонов, вошел и объявил, что прибыл мистер Бракнелл.

Мы с Нолой обменялись многозначительными взглядами. Щеки мои полыхали огнем, и я почувствовала, что вот-вот выдам себя с головой, но в глазах у подруги сверкали искорки. Миссис Хенсон проговорила:

— Вели ему войти, Джозеф!

Сердце мое готово было выскочить из груди. Какой день! Дружба наша с Нолой росла, ее семья приняла меня, на мне был восхитительный наряд, а теперь — Лоренс!

И вот он вошел. Не оставалось никаких сомнений, что домочадцы с ним накоротке. «Привет, Л.Б.» — так они с ним поздоровались, а полковник добавил к этому:

— Рад видеть тебя, Л.Б. Надо бы поговорить кое о чем. Я пойду в кабинет, может, заглянешь перед уходом?

Взгляд Лоренса упал на меня, и я нервно поглядела ему в глаза. Такая встреча, да еще в этом доме, явно была для него неожиданностью.

Тут вмешалась Нола:

— Верунчик у нас в гостях, и, надеюсь, не в последний раз. Насколько мне известно, вы знакомы.

— Да, в самом деле, — поклонился он мне.

Я не смогла выдавить из себя ни слова. Лоренс, как обычно, был просто великолепен. Он вскружил мне голову и в моих глазах был выше, сильнее и красивее любого мужчины на свете. Так было с самого первого дня, как только я встретила его в поезде.

Однако я решила брать пример с моей новой подруги, постаралась отбросить все свои предрассудки и забыть обо всем, включая мистическую связь Рейчел Форрестер с мистером Бракнеллом. Нола и ее мать вели с Лоренсом непринужденную беседу и даже немного флиртовали, подшучивая над ним.

— Чье еще сердце ты успел разбить, Л.Б.? — подтрунивала над ним Кати, дымя сигаретой. Меня просто завораживали ее длинные розовые ногти.

— Ничье, — ответил Лоренс. Он сидел в глубоком кресле с подушками, грациозно скрестив свои длинные ноги, и курил предложенную полковником сигару. А потом продолжил, почему-то глядя на меня, а не на Кати: — Человеческое сердце — прочная штука, его не так-то легко разбить.

— Это ты так говоришь, — веселилась Кати, — но я уверена, что в Эгремонте девичьи сердца истекают кровью от любви и разочарования.

Я взглянула на Лоренса. Он хмыкнул и удивленно приподнял бровь:

— Боюсь, у Веры Роуланд может сложиться обо мне неправильное мнение. Вы так не думаете, Кати? Я слишком занят, чтобы разбивать чьи-то сердца. В нашей части света нет поистине волнующих девушек, как по-вашему? Конечно, за исключением присутствующих, — добавил он с улыбкой.

— Только глазом моргни, тут же понесусь паковать вещи, — гнула свое миссис Хенсон.

У меня глаза на лоб полезли. Я не привыкла к таким разговорам, хоть и знала, что в них нет ничего дурного — это как пузырьки в шампанском, но я вдруг представила шок моей строгой принципиальной матери, если бы она услышала такие слова из уст замужней женщины.

Лоренс перевел сияющий взгляд на хозяйку дома и улыбнулся:

— Я бы уже давно все устроил, Кати, если бы Генри не стрелял так метко.

Теперь смеялись уже все. Я снова поймала на себе взгляд Лоренса, и мне показалось, что со мной он не чувствует себя так свободно, как с остальными. Даже и не знаю, что на меня нашло, но тут я ляпнула кое-что просто ужасное:

— Разве ты не находишь, что сиделка твоего прадядюшки великолепна? У нее шикарные рыжие волосы и потрясающие глаза.

В наступившей тишине я услышала, как Нола выдохнула: «Вау!» Мои слова произвели эффект разорвавшейся бомбы, но мне было наплевать на это. Вся полыхая, я уставилась на Лоренса Бракнелла и ждала его ответа. Лицо его застыло, превратилось в маску и совершенно ничего не выражало. Затем он хладнокровно заметил:

— О да, совсем забыл про Рейчел Форрестер. В самом деле красотка.

Я не была дурой и поняла, что вопрос мой встретили с неодобрением, а миссис Хенсон и Нола обменялись многозначительными взглядами. Но что-то не было похоже, чтобы они расстроились, даже наоборот, посмотрели на меня так, будто я сделала нечто весьма умное.

Нола попыталась разрядить атмосферу и прийти мне на помощь — но в последнем я не была уверена. Подруга внезапно вскочила на ноги и воскликнула:

— Кати, дорогая, как это я упустила из виду, пойдем поднимемся на минутку наверх. Нам надо позвонить леди Крейдон. Мы же обещали этому ископаемому, что заглянем в конюшню на ярмарке Красного Креста, и я поклялась, что мы позвоним ей до шести.

Я тоже поднялась:

— Не пора ли и мне домой… — начала было я, но Нола, тащившая мать к выходу, отчаянно затрясла головой:

— Нет, нет, давай еще немного поболтаем. Останься и развлеки нашего сердцееда, пока я не вернусь.

Они удалились, и огромные двери красного дерева закрылись. Великолепные двери с позолоченными ручками. Я не решалась поднять на Лоренса глаза и разразилась глупой тирадой, восхваляющей эти двери:

— Разве они не потрясающи? Никогда таких не видела. Они тоже георгианских времен, как и весь этот дом?..

Ответ его прозвучал холодно. Лоренс сообщил мне, что двери поставили лет сто назад, но они, несомненно, великолепны, как и белоснежная лепнина на потолке.

Потом я завела разговор про погоду и вдруг припомнила свое ночное происшествие в полнолуние. Я стала похожа на проколотый шарик и, путаясь в словах, окончательно замолчала и свесила голову на грудь. Я больше не наслаждалась его присутствием, и меня не трясло от сознания того, что мы одни в этой теплой, хорошо обставленной гостиной. Ко мне вернулись и страх, и депрессия, охватившие тело и душу после случая с Черной Собакой.

К моему удивлению, Лоренс пересел ко мне поближе. Я не смотрела на него, только вдыхала чудесный, богатый аромат сигары. А потом я услышала его голос, и этот голос никак не мог принадлежать человеку, которого Нола звала «прекрасный жестокосердный Л.Б.». В нем слышалось тепло и успокоение.

— Ты так изменилась, Верунчик. Совсем не похожа на маленькую школьницу, которую я встретил в поезде перед Пасхой. Ты — просто комок нервов. Я не узнаю тебя.

Моя попытка засмеяться в ответ провалилась.

— Н-наверное, это из-за м-моего н-нового костюма…

— Спору нет, ты выглядишь очаровательно, но я говорю не о внешности, а о поведении. Неужели Большая Сторожка сломала тебя?

И тут я повернулась к нему, не в силах больше притворяться. Все, что было у меня на душе, он мог прочитать в моих глазах. Я страстно зашептала:

— Да. Да! Я боюсь. Там происходят такие вещи, что мне просто страшно!

Он посмотрел как-то странно, и на мгновение мне показалось, что он вот-вот отпрянет от меня. Лоренс не находил слов и, сжимая и разжимая кулаки, уперся взглядом в пол. Потом спросил:

— Чего ты боишься?

Но источник смелости уже иссяк.

— Сама не знаю… — пробормотала я.

— Нет, знаешь. И я хочу, чтобы ты мне все рассказала.

Будь что будет, решила я и в общих чертах описала все, что творится в Большой Сторожке. Я даже упомянула свой страх перед озером из-за этого непонятного утопленника. Потом вкратце изложила легенду о Черной Собаке и рассказала о том, как Пес приходил ко мне ночью.

— Когда? — Вопрос прозвучал очень резко.

— Неделю назад, как раз была вторая ночь полнолуния.

— Опиши все поподробнее.

Я так и сделала. Щеки мои не уступали расцветкой новому платью, и мне было почти стыдно за свою глупость. Целую неделю я приходила в себя, а мама неустанно повторяла, что привидение — плод моего воображения, но я никак не могла внушить себе это, так что выдала Лоренсу всю правду.

— Он дотронулся до моей щеки, потом до руки, а когда я включила свет и начала кричать, пес попятился назад, зарычал и исчез за дверью, — закончила я.

Повисло молчание. Лоренс закусил нижнюю губу, брови нахмурились. Я видела, что он никак не мог решить для себя, действительно ли пес приходил ко мне, или я просто была не в себе. Но по крайней мере, он не торопился заявить, что я все выдумала.

— А ты веришь в легенду? — спросила я.

Опять тишина. Он уставился на кончик своей сигары, потом процедил сквозь зубы:

— Нет.

Очевидно на моем лице так отчетливо отразилось разочарование, что он не мог не заметить этого. Лоренс вскочил и, все еще хмурясь, начал мерить шагами комнату, руки в карманы, а потом добавил:

— Я говорю, что не верю в легенду, но не утверждаю, что ты не видела пса в своей спальне.

— О! — вырвалось из моей груди.

— Можешь еще что-нибудь рассказать?

Я колебалась, стоит ли рассказывать об инциденте с мисс Форрестер и шприце, но что-то будто подтолкнуло меня, и я честно описала и этот эпизод, добавив к нему рассказ о том, как сиделка спустилась в нашу квартиру и пыталась навязать свое мнение: чем быстрее я покину Большую Сторожку, тем лучше.

Это заинтересовало Лоренса еще больше, и мне даже показалось, что он был поражен моими словами. Но это длилось всего секунду. Потом он улыбнулся, вынул изо рта сигару и стряхнул пепел в пепельницу.

— Ну и ну, — протянул он. — Драматично! Крадешься по коридорам во мраке ночи, а мисс Форрестер разыгрывает из себя леди Макбет. Уверена, что она не произносила никакого заклинания вроде «все воды Аравии не смоют крови с этой маленькой ручки»? Никогда не был силен в цитатах.

Я встала, сердце готово было выпрыгнуть из груди. Какое горькое разочарование: он подтрунивал надо мной, я бы даже сказала, издевался! Не поверил ни единому моему слову!

Я почувствовала себя настолько несчастной, что это даже придало мне сил, и я бросилась в атаку:

— Ненавижу мисс Форрестер! Думаю, она просто кошмарная женщина. Признаю, что она очень красива и все такое, но она — воплощение зла, и я уверена, что сиделка старается выжить меня из дома. И она чувствует, что ты — на ее стороне, вы ведь так часто бываете вместе. У нее даже твоя фотография в спальне на столе и…

Лоренс взбесился, и теперь в его голосе звенели льдинки:

— Хватит, Вера! Ты и так наговорила лишнего!

Сердце мое было разбито, и я даже была готова заплакать, но что-то, может воспоминания о Рейчел Форрестер (и, по правде говоря, моя ревность), заставило меня продолжить свое выступление:

— Не вижу причин, почему бы мне не сказать то, что хочу. С тех пор как я вернулась в Большую Сторожку, моя мать пинает меня, словно мячик, и отказывается отвечать на любые вопросы. Ясно как божий день, что и мисс Форрестер настроена против меня. А ты поддерживаешь ее!

Я остановилась, пораженная своим детским всплеском эмоций. Меня так трясло, что сил хватило только на то, чтобы рухнуть назад на софу. Я взяла сигарету и выронила ее из пальцев. Лоренс поднял ее и подал мне, потом дал прикурить и заговорил с такой нежностью, что это просто поразило меня. Я-то думала, что он мне голову оторвет.

— Застенчивая монастырская школьница стала взрывоопасной. Ты мне начинаешь нравиться, милый Верунчик!

Я вскинула голову и выпалила:

— Отлично! Всегда боялась скучных людей.

— Ты не можешь наскучить. Даже наоборот.

— Но ты ни слову моему не поверил и рассердился на меня!

— Я же сказал, что не могу полностью отрицать случая с Черным Псом. То же самое касается и мисс Форрестер. Уверен, ты не из тех, кто выдумывает подобные россказни.

— Почему ты тогда такой хмурый?

Лоренс снова присел рядом со мной и выпустил облако ароматного сигарного дыма.

— Я вовсе не сержусь, Вера. И не хочу показаться неприветливым, поверь. Мне очень жаль, что у тебя все так плохо.

— Не надо меня жалеть!

И тут он рассмеялся от всей души:

— Ты такая юная и импульсивная, правда, Вера? Послушай… меня рассердило только упоминание о фото на столике мисс Форрестер. Это же не твое дело, не так ли?

— Да! — Мне захотелось, чтобы земля разверзлась под ногами и поглотила меня.

— Я знаком с Рейчел Форрестер уже очень давно.

Я всхлипнула, а он тем временем продолжал:

— В одном Рейчел права. Тебе стоит уехать оттуда.

— Но почему, почему? Все эти секреты просто невыносимы!

— Я тоже пока не могу тебе ничего объяснить.

— Ладно. Но я не уеду. Мама говорит, что нет такой необходимости, если только я сама не захочу, а я не хочу.

— Почему? Теперь моя очередь спросить почему. Там не особо весело?

— Не собираюсь покидать свой дом только лишь из-за… из-за… — Я запнулась, а Лоренс с улыбкой продолжил:

— Из-за мисс Форрестер?

Я никак не могла разобраться в его настроении. Оно менялось, как погода в весенний день, и Лоренс прямо на глазах превращался из заносчивого неприступного мистера Бракнелла в юного веселого мальчишку. Он даже потрепал меня по руке:

— Выкинь все это из головы. Просто поговорите с мамой и решите, не найдется ли для тебя более подходящего места. Тебе ведь уже почти двадцать, не так ли? Пора бы найти работу.

— Я помогаю маме по дому в Большой Сторожке.

— Так не должно быть.

— Почему? — начала было я, но он жестом остановил меня:

— Больше никаких вопросов, Вера, прошу тебя.

— Хорошо, — согласилась я. — Но из дома меня никто не выживет. Никогда не испытывала настолько сильного желания вернуться туда, теперь меня и палкой не выгонишь. Это мой дом, по крайней мере, пока сэр Джеймс разрешает нам с мамой жить там.

Лоренс помолчал минутку, потом сказал:

— Почему, на самом деле, тебе так хочется остаться? Какова настоящая причина? Ты же сама признаешь, что место мрачное и зловещее. Так оно и есть в наши дни. А ведь раньше там было весело и так тепло… — вздохнул Лоренс. — Мы, дети, просто обожали приезжать туда. Правда, в те времена и пратетушка Грейс, и мои родители были еще живы. А какие вечеринки закатывали в замке! Помню, как дядя Джеймс катал нас на лодке по озеру. Я и плавать-то научился именно там. Но все это было еще до того, как… — Он спохватился и замолчал.

Я завороженно смотрела на него. Все мысли вылетели из моей головы, остались только одно безграничное любопытство и желание снова и снова слушать о Горьком озере и о его детстве да узнать, что заставило его резко прервать свою речь.

Но Лоренс, видно, считал, что и так сказал слишком много, и больше ни одного слова о прошлом из него выудить не удалось. Вместо этого он взял меня за правую руку, посмотрел на нее, потом мне в глаза и опустил ее:

— Ты совсем не такая, какой показалась мне там, в поезде. В тебе нет той слабости. Ты сильная, сильная и решительная.

— Тебе это не нравится?

— Да нет. Просто советую: не вмешивайся в те дела Большой Сторожки, которые тебя не касаются. И постарайся как можно меньше сталкиваться с мисс Форрестер. — Последнее замечание поразило меня.

— Ты знаешь что-то такое, о чем не хочешь мне рассказать…

Он покачал головой:

— Господь, храни нас, ну ты и упертая! Но больше я ничего тебе не скажу, кроме одной вещи — если тебе потребуется моя помощь или мой совет — звони, и я приеду.

Именно таких слов и ждало мое изголодавшееся сердечко, и я испытала истинное блаженство. Но счастье мое было недолгим. Я вздохнула:

— К сожалению, мисс Форрестер переставила телефон из холла к себе в спальню. Теперь никто не может позвонить, а когда она уезжает, то запирает дверь, и мы с мамой считаем, что это очень опасно, вдруг сэру Джеймсу станет хуже? Придется посылать за доктором Унсворта, а если того не окажется под рукой, промедление может быть смерти подобно… — Я остановилась, огорчившись, что опять пустилась в дурацкие объяснения, потому что почва снова начала уходить у меня из-под ног, а ведь мы только-только начали понимать друг друга. Он как-то странно взглянул на меня, брови его взлетели вверх. Но тут появились Нола и Кати, и больше мы с Лоренсом ни о чем не говорили. Прежде чем войти в комнату, женщины еще издалека начали весело смеяться.

В тот день Лоренс больше ни разу не взглянул на меня и не сказал мне ни слова.

Я вернулась в Большую Сторожку в еще более подавленном настроении, хоть и пыталась поддержать себя тем, что он сам сказал мне, что я в любой момент могу послать за ним. Какой шаг навстречу с его стороны! Но я, как обычно, переоценила и его. Я так надеялась, что мы подружились наконец, но Лоренс слишком холодно попрощался со мной. В голове моей засели две удручающие мысли. Первая — телефон остается в полном распоряжении Рейчел Форрестер, так что я все равно не смогу позвонить Лоренсу, даже если захочу. Другая — его фотография до сих пор стоит на туалетном столике в ее спальне.