Лорна Дун

Глава 15 Напрасная попытка

На следующий день господин Гекабек попросил у матери дать ему сопровождающего в очень опасное и секретное место, куда ему надо было прибыть по делам своего магазина. Мать порекомендовала ему Джона Фрэя, на что торговец сукном только рассмеялся и заметил, что тот Джон не слишком внушительных размеров, а вот другой Джон ему как раз подошел бы, поскольку уж если он пропадет, то сам Гекабек камня на камне не оставит во всем Экзмуре.

Мать тут же нашла с полсотни причин, только бы не пускать меня с дядюшкой. Правда, ни одна из ее отговорок не подействовала на него, поскольку он знал, что все это лишь глупые выдумки. Но мне самому захотелось поехать вместе с дядей, поскольку охранять такого почтенного господина льстило моему самолюбию. После долгих уговоров мать разрешила мне ехать, и каково же было мое разочарование, когда я выяснил, что нам всего-навсего предстоит визит к барону де Уичехальзу, чтобы рассказать ему об ограблении дядюшки и получить ордер на арест Дунов.

Каким же глупцом я был тогда (впрочем, таким же, видимо и остался), что не сказал дяде сразу о всей тщетности его намерений. Ведь де Уичехальз никогда бы не дал такой ордер. Тем не менее, я почему-то промолчал. Наверное, я посчитал себя молодым и неопытным, и, кроме того, мне хотелось смены обстановки, а душа жаждала приключений.

Мы выбрали дорогу через Брендон и Бабрук, стараясь избежать горных троп над Линмаутом. День выдался ясный, и я посмеивался над опасениями дядюшки. Когда мы добрались до Лей Мэнор, нас сразу провели в большой зал, где угостили добрым элем и рождественским пудингом. Здесь мне очень понравилось, я никогда не видел таких богатых домов, и тем более было приятно, что угощение подавали люди знатного происхождения. Но дядюшке Рубену, естественно, все это было не в диковинку, и его даже немного раздражало то, что многие посетители, узнав его, тут же подняли бокалы за его здоровье.

— Сэр, — обратился дядюшка к одному торговцу, своему знакомому, — мое здоро-вье окрепнет, если вы мне вернете три фунта и двенадцать шиллингов, которые должны мне вот уже пять лет, а так как мы находимся у судьи, у вас есть прекрасная возможность рассчитаться с долгами.

Потом нас провели в комнату судебных заседаний, где находился сам барон и полковник Хардинг, еще один мировой судья. Барона я видел и раньше, поэтому никакого страха или благоговения он мне не внушал. Тем более, что я учился в Блюнделе вместе с его сыном, и барон относился ко мне благосклонно. Это был миролюбивый человек, и все в округе уважали его и немного жалели, потому что род его находился на грани вымирания. Первый из де Уичехальзов был родом из Голландии. Фамилия была знаменита лет сто или сто пятьдесят назад. Преследуемый за религию, он переселился в Англию, купив обширные поместья в Девоншире. С тех пор его потомки заключали браки с различными графскими семьями: Котуэллов, Марвудов, Уолрондов, так что дамы приносили с собой довольно приличное приданое. Лет за пятьдесят до того времени, которое я описываю, семья де Уичехальзов имела большое влияние и хорошую репутацию в западной части Англии. Но с годами они потеряли большую часть земель, и, соответственно, власти. Как это произошло, никто толком и не помнил, но если первые потомки голландца сумели приумножить свое богатство, то последние отличались способностью лишь прожигать свое состояние. Может быть, так повлияла девоншрская кровь в смеси с голландской, но только теперь последнюю ветвь рода де Уичехальзов продолжали уважать, хотя и значительно меньше.

Хью де Уичехальз, седовласый господин с добрыми голубыми глазами, высоким лбом, орлиным носом и тонкими губами (совсем как у дамы знатного происхождения) поднялся с кресла, как только мы зашли в зал, а полковник повернулся и галантно щелкнул шпорами. По-моему, это мы должны были поклониться тем, к кому приехали, но так уж устроены джентльмены, и девять из десяти будут первыми оказывать уважение, даже имея дело с низшим сословием.

Дядюшка Рубен шаркнул ногой, изображая нечто наподобие реверанса, и зашагал вперед с видом такого важного и богатого человека, будто он готов был купить этих двух джентльменов со всеми потрохами. Конечно, они знали друг друга, а полковник Хардинг, как выяснилось, должен был дядюшке приличную сумму денег под залог. Но полковника дядя как будто и не заметил, а обратился непосредственно к де Уичехальзу. После того, как он изложил суть дела, барон ласково улыбнулся и сказал:

— Значит, вы хотите, чтобы мы арестовали Дунов, господин Гекабек? Которых из них, будьте любезны, назовите их имена.

— Милорд, я не являюсь их крестным отцом, и я сомневаюсь, чтобы таковой у них вообще был. Но мы все хорошо знаем сэра Энзора, и с именами, я думаю, заминки тоже не будет.

— Итак, сэр Энзор Дун и его сыновья. Сколько сыновей, господин Гекабек, и как зовут каждого из них?

— Откуда мне знать, милорд, и если бы даже они мне были знакомы, как я смог бы запомнить все их имена? Могу сказать только, что их было семеро.

— Итак, ордера на арест сэра Энзора Дуна и семерых его сыновей, имена которых неизвестны и вряд ли они их имеют… Что ж, господин Гекабек, я все это записал. Сэр Энзор, разумеется, был среди них, как вы только что сами показали?

— Нет, что вы, милорд, я не говорил, что…

— Если он сможет доказать, что его там не было, вас обвинят в лжесвидетельстве. А что касается сыновей, господин Гекабек, готовы ли вы принести клятву, что это были именно его сыновья, а не племянники, не внуки и что они вообще принадлежат к роду Дунов?

— Милорд, я уверен, что это были Дуны. К тому же, я готов заплатить за любую ошибку, допущенную мною.

— Да, заплатить он действительно сможет, — вмешался в разговор полковник Хардинг.

— Я рад это слышать, — улыбнулся барон. — Значит, ограбление (если таковое вообще произошло) не слишком подорвало ваше финансовое положение. Иногда людям только кажется, что их ограбили, зато потом приятно сознавать, что ничего подобного не было, что это только мелочь, которая никак не сказалась на общем благосостоянии. Итак, вы уверены, что те люди (если вообще таковые были) действительно отобрали у вас или, может быть, позаимствовали какие-то вещи?

— Милорд, может быть, вы считаете, что я был пьян и ничего не помню?

— Ни в коем случае. Хотя в это праздничное время и такое состояние было бы вполне объяснимым. Но откуда вам известно, господин Гекабек, что нападавшие были именно членами конкретной семьи?

— Потому что никто другой там быть не мог. Потому что, несмотря на густой туман…

— Туман! — воскликнул полковник Хардинг.

— Вот именно: туман! — заметил барон. — Ну что ж, вот вам и объяснение. Теперь я вспоминаю, что день был действительно безобразный и всадник едва мог бы различить голову собственного коня, и Дуны никогда бы не выехали со своей земли, это понятно. Господин Гекабек, я искренне рад, что вы обознались. Что ж, это и понятно, в таком тумане не мудрено ошибиться.

— Возвращайтесь назад, дорогой друг, — посоветовал полковник Хардинг. — И я уверен, что вы найдете все пропавшие вещи там, где их случайно оставили. Я и сам прекрасно знаю, что это такое — заблудиться в тумане на болотах Экзмура.

Дядюшка Рубен был настолько потрясен, что не находил нужных слов.

— Милорд, неужели вы так все и оставите? И это называется справедливостью? Да если я поеду в Лондон и расскажу Его Величеству, что человека грабят на дороге, в графстве Сомерсет, а его судьи уверяют, что он сам во всем виноват, тогда…

— Извините меня, — прервал его де Уичехальз, — но я как раз собирался объяснить вам самое главное. Дело в том, что несчастье произошло с вами в Сомерсете, а мы, скромные слуги Его Величества, отвечаем за порядок только в графстве Девоншир, и поэтому не можем вам помочь, даже если и на самом деле было совершено уголовное преступление, как вы уверяете.

— А почему же тогда, — закричал дядюшка Бен, не в силах сдерживаться, — вы не сказали об этом сразу, а заставили меня терять столько времени попусту? Да вы все тут сговорились. Вы считаете, что честного торговца можно ограбить и чуть ли не убить, а преступники останутся без наказными только потому, что они знатного происхождения? А если несчастный бедняк, который спасает своих детей от голода, украдет паршивого ягненка, вы тут же отправите его на виселицу и скажете «Поделом тебе, ворюга!». Выходит, если у меня все в роду дворяне, а сам я при этом подонок, то…

Дядюшка Бен не мог больше говорить, он так разволновался, что изо рта у него пошла пена.

Не помню, как мы добирались до дома, но все услышанное так потрясло меня, что я с трудом пересказал все матери. Никогда не думал, что благородные люди могут вести себя настолько низко и подло.

Мать, конечно, тоже переживала все случившееся, но гордилась мною. По крайней мере, я сделал то, что обещал — я проводил дядю к барону, но сам в разговор не встревал, а только стоял рядом и молча слушал.

Всю дорогу домой дядюшка молчал. Он был недоволен собою, но поведение барона и полковника расстроили его еще сильнее. В ту ночь, перед тем как идти спать, дядя обратился ко мне:

— Племянник Джон, я вижу, что ты лучше других относишься ко мне. И так как ты не владеешь красноречием и вследствие этого будешь хранить тайну, я скажу тебе вот что. Дело это не закончено, у меня есть еще козырь про запас.

— Вы имеете в виду, дядя, судей из графства Сомерсет?

— Нет, не имеет смысла. Они станут насмехаться надо мной подобно негодяям из Девоншира. Я придумал кое-что получше. Я обращусь к самому королю или даже не к нему, а к человеку, более влиятельному, чем Его Величество. У меня есть связи. Я сейчас не буду называть тебе его имени, но когда ты с ним встретишься, то поймешь, что я имею в виду.

Так оно и вышло. А человек, о котором говорил дядюшка, был никто иной, как судья Джефриз.

— А когда вы поедете к нему?

— Может быть, весной, а может, даже летом, ведь я не могу ездить в Лондон, когда мне заблагорассудится, а только по делам. Помни, Джек, когда ты с ним встретишься, смотри ему прямо в глаза и никогда не лги. Это могущественный человек, даже самые знатные люди трепещут от его взгляда. Впрочем, я засиделся у вас в гостях, может быть, от этого у меня и нервы расшалились. Хотя я согласен задержаться еще на денек, но только с одним условием.

— С каким же, дядя Бен? Жаль, что вам не понравилось у нас. Если хотите, мы пригласим еще раз Николаса, а еще для вас может спеть хор…

— И еще очаровательных дочек Сноу. Спасибо, Джон. Но уж очень они шумные. Мне вполне хватает твоих сестер. Нэнни очень милая девочка, пусть приезжает ко мне летом. — Дядя всегда называл сестру «Нэнни», говоря, что имя «Энни» кажется ему слишком утонченным и напоминает о французах. — Завтра, мой мальчик, если ты не откажешься, мы с тобой поедем к крепости Дунов. Я хочу оглядеть все собственными глазами, чтобы найти их слабые места и подготовить план нападения, когда придет время. Только сделать это надо тихо, чтобы никто не узнал. Поедешь? Я хорошо заплачу тебе.

Я тут же дал свое согласие, но отказался от денег, поскольку не считал себя бедным. На следующий день я расставил работников в поле, особенно обратив внимание на любопытного Джона Фрэя, вечно сующего нос не в свои дела, чтобы потом обо всем доложить жене, и мы с дядюшкой, которого я усадил на старушку Пэгги, отправились за запад сразу же после завтрака. Дядюшка Бен отказывался ехать безоружным, поэтому мне пришлось все-таки зарядить карабин. Правда, в те времена ружье никогда не мешало в дороге и каждый, у кого оно было, обычно брал его с собой. Таким образом, мы часто недосчитывались даже собственных овец. Правда, здесь я не могу обвинять Дунов, тем более, что они любили повторять, что сами они «не мясники». Дуны заставляли пастухов убивать для них овец, разделывать лучшим образом и приносить к воротам. Несчастные пастухи выбирали самый отборный откормленный скот, лишь бы уцелеть. Поэтому фермеры, владеющие стадами в пятьсот или шестьсот овец, частенько обнаруживали, что пропадают как раз те барашки, которых они намечали зарезать к празднику.

Но вернемся к рассказу. Дядюшка ехал на Пэгги, однако, не разрешал мне отходить слишком далеко. День выдался солнечным, но настроение от этого не улучшалось, и всю дорогу дядя молчал, погруженный в свои заботы. Я заметил, что тревога не оставляет его, и поэтому решил хоть как-то развеять его уныние.

— Выше голову, дядя Бен, не бойтесь ничего. Я тут знаю каждый куст, и нам никто не угрожает.

— Бояться? Кто говорит о страхе, Джон? Давай лучше думать о чем-нибудь хорошем, ну, хотя бы о цветах!

Мне представилась примула, и тут же воспоминания о Лорне Дун нахлынули на меня. Я вспомнил прекрасную девочку с огромными мечтательными глазами, смотрящую мне вслед. Помнит ли она меня? Или, может быть, забыла мальчишку с рыбой, который так дерзко вторгся в ее владения? Сердце защемило, мне захотелось снова увидеть ее, притронуться к шелковым волосам, прижаться щекой к гладкой коже. Сердце тревожно забилось, я уже чувствовал, как любовь завладевает всем моим существом. Я понимал, что та короткая встреча навсегда покорила меня, и никто, кроме моей Лорны, не сможет занять место в моем сердце.

Дядюшка прервал мои мечты, потому что теперь мы въезжали в леса Бэгворти — самое темное и безлюдное место во всей округе. Даже теперь, когда деревья стояли без листвы, черные стволы и ветви окружали нас, словно хотели накрыть невидимым плащом. Я шел рядом с дядей, и Пэгги время от времени оборачивалась ко мне и недовольно фыркала, видимо, почувствовав наше беспокойство. Правда, на пути мы встретили только несколько сов и ястребов и вскоре подошли к крутому склону, который Пэгги был уже не под силу. Дядюшка не хотел слезать с пони, считая, что в случае чего, он легко ускачет на ней, но я убедил его, что раз уж мы доехали сюда, то дело надо закончить. Кряхтя, он слез с Пэгги, и мы привязали ее в укромном месте. Потом дядюшка оперся на свою палку, я взял в руки карабин, и мы начали подниматься в гору.

Никаких тропинок тут не было, и это нас обнадежило. Значит, Дуны здесь не ходят. К тому же исключалась полностью возможность заблудиться, потому что мы поднимались именно по той горе, которая образовывала естественную каменную ограду вокруг крепости Дунов. Подниматься было трудно, слишком крутой оказалась гора, но нам помогали корни дубов и кусты, за которое мы цеплялись, чтобы не свалиться вниз. В конце концов, мне пришлось даже спрятать карабин в камнях, поскольку одной рукой я хватался за ветви, а другой поддерживал дядюшку.

Наконец мы добрались до вершины и оттуда, с высоты трехсот метров, осмотрели владения Дунов. Зрелище действительно было великолепным. Правда, семь лет назад мне пришлось побывать в этой долине, но те впечатления уже стерлись, к тому же я был мальчишкой, и красота природы меня не увлекала. А теперь, зная, куда именно я пришел, я осмотрелся повнимательнее.

Впереди на расстоянии в полмили находился еще один горный хребет, похожий на тот, на которым мы сейчас стояли, а между ними лежали расщелины. Одна такая расщелина и служила воротами на территорию Дунов, другая представляла собой пропасть, через которую я когда-то и проник к ним в долину. Там я увидел равнину овальной формы, окруженную черными скалами, полностью защищенную от ветра. Казалось, там, вдали, должны всегда царить мир и спокойствие.

Но дядюшка Рубен смотрел на обитель Дунов по-своему. Он понюхал воздух, словно определяя, чем может пахнуть это гнездо хищников, прищурился и произнес:

— Ты видишь, какие они глупцы?

— Конечно, — согласился я. — Все мошенники и негодяи дураки, это я выучил еще раньше, чем азбуку.

— Тупицы. Я думаю, что даже такой молодой человек, как ты, в состоянии сообразить, как можно взять эту крепость в течение получаса.

— Конечно, дядюшка, если только они добровольно сдадутся.

— Три пушки поставить вон на той горе и три на этой — и они у нас в ловушке. Мне пришлось увидеть не одну войну, мой мальчик, и я был бы уже генералом, если бы только к моим советам прислушивались…

Но я не слушал его. Мои глаза увидели нечто более интересное, что ускользнуло от взгляда несостоявшегося генерала. Я увидел ту маленькую пещеру, из которой мне пришлось выбираться семь лет тому назад. С того места, где мы стояли, пещера больше напоминала кроличью нору, но теперь я не мог смотреть ни на что другое, словно это темное пятно околдовало меня. И в этот момент я заметил легкое движение рядом со входом в пещеру. В душе моей вспыхнула надежда, сердце затрепетало. Неважно, сколько времени прошло с тех пор. Из мальчика я превратился в юношу и, может быть, она давно забыла меня, но я по-прежнему верил, что судьба отнесется благосклонно к жаждущему любви человеку. Я готов был встретиться с судьбой и в горе и в радости, потому что судьбу эту звали Лорна Дун.