Лорна Дун

Глава 20 Лорна начинает свой рассказ

Мне трудно рассказать обо всем, о чем хотелось бы, потому что раньше я никогда не думала, что кто-то захочет выслушать мою историю. Я не знаю, где у нее начало, где середина, и что надо сказать о сегодняшнем дне. Мне трудно вспомнить, как я относилась к различным событиям в детстве, и как изменились мои взгляды сейчас. Теперь я стала намного старше и умнее. А когда раньше я просила окружавших меня людей объяснить мне некоторые вещи, кое-то из них открыто смеялся мне в лицо, а некоторые даже сердились на меня за излишнее любопытство.

В нашем роду существовало только два человека, которые охотно выслушивали меня и сами что-то рассказывали. Один из них — мой дед, а второй — мудрец, которого мы называем Советник. Мой дедушка, сэр Энзор Дун, человек весьма сурового и жестокого характера (кроме как в отношениях со мной, разумеется). Кажется, он прекрасно понимает, где лежит грань между добром и злом, просто не задумывается над этим. Советник же, напротив, очень жизнерадостный и веселый джентльмен, но ко мне он относился как к ребенку, переводя все в игру, если только не видел, что от ответа на мой вопрос ему не уйти.

Среди женщин не могу назвать ни одной, с кем можно было бы побеседовать, с тех пор как умерла тетушка Сабина, которая, кстати, и занималась моим воспитанием и обучением. Это была образованная женщина, благородная во всех своих поступках и страдающая от того, что ее окружало насилие и невежество. Тщетно она пыталась обучать наших юношей быть справедливыми и честными, как и подобает людям подобного происхождения. Из-за этого ее даже прозвали «Тетушка Честь». Она любила повторять, что я для нее — единственное утешение, но для меня тетя была на самом деле как тихая гавань и отрада, и когда она умерла, я горевала больше, чем когда потеряла родную мать.

Я не помню своего отца, хотя знаю, что он был старшим сыном сэра Энзора и при этом самым храбрым и самым умным. Поэтому меня считают наследницей в этом королевстве насилия, а когда проводятся турниры, то меня величают принцессой или даже королевой.

Здесь живет много людей, и все они счастливы. Возможно, я тоже была бы счастлива. У нас чудесная долина, закрытая зимой от холода, а летом от зноя, бури и метели к нам не залетают. Правда, мы не можем скрыться от дождей, но и в этом есть своя прелесть. Трава зеленеет, вода весело журчит, а какое разнообразие цветов! Тут скучать не приходится, даже если просто остаешься на поляне одна, настолько красива у нас природа.

Рано поутру, как только солнце начинало освещать долину, я убегала к цветам и жила как равная среди них. Но когда наступал вечер и день клонился к закату, маленькое облачко одиночества и печали словно окутывало мое сердце. Я многого не понимала, и ни небо, ни бескрайний звездный простор не давали мне ответа.

А мне хотелось узнать многое: кто я такая, зачем я нужна на этой земле и когда настанет мое время, чтобы я смогла воссоединиться со звездами? Я вижу, вы несколько удивлены. Действительно, почему это все так волновало маленькую девочку? Я и сама не понимала, почему, но те же самые проблемы мучали меня долгие годы, я и сейчас не могу найти ответа на свои вопросы.

А вокруг меня люди жили совсем в другом мире. Это был мир насилия и грабежей, грубых развлечений и боли, безжалостных шуток и бесполезных смертей. Странно, как я смогла не огрубеть среди таких людей, не растратила душевное тепло и сохранила чистоту души. Не было у меня ни учителя, ни наставника, указывающего верный путь. Я молода, но живу как будто под проклятием, которое длится уже долгие годы.

Тут Лорна замолчала и начала горько плакать, словно сожалея о напрасно прожитых годах. Я не знал, как реагировать на все это, но старался выглядеть как можно более жизнерадостно, чтобы не расстраивать ее еще больше. А потом, позабыв про все хорошие манеры, я подошел и аккуратно вытер ей слезы.

— Господин Рид, — продолжала девушка. — Мне и стыдно, и горестно рассказывать вам о своих детских мечтах и переживаниях. Но у вас есть мать, которая вас любит, сестры, которые вас обожают и свой тихий спокойный дом. Вам никогда не понять, что такое полное одиночество. Трудно объяснить, что испытываешь, когда знаешь, что обратиться за советом и помощью тебе не к кому, разве только к небесам, но и Господь Бог не всегда слышит наши молитвы, и тогда наступает полная безысходность, и душу заполняет отчаяние.

Правда, это случалось со мной не так уж часто, тем более, мне совестно созна-ваться в этом сейчас, ведь вы мой гость, и я обязана развлекать вас и рассказывать что-то веселое и занятное. Иногда я сердилась на своих сородичей, и тогда они начали скрывать от меня свои победы и больше помалкивать в моем присутствии. Смешно, как взрослые люди боялись маленькой девочки и говорили между собой намеками. Тетушке Сабине они, наоборот, докладывали о своих зверствах в подробностях, специально, чтобы позлить ее, однако никто бы не решился проделать это со мной. Было и забавно, и противно смотреть, как они предлагали мне в подарок кольца, цепочки и драгоценности, недавно принадлежащие их жертвам.

Я вспоминаю детство потому, что пытаюсь выяснить, что же именно повлияло на мое мировоззрение, и ничего не понимаю. Может быть, мне просто удалось сохранить чистоту в себе? Советник говорит, что все мы в принципе должны оставаться детьми в глубине души, и если это именно так, то это прекрасно.

Я рано лишилась родителей, и поэтому дом перестал для меня существовать. Помню, что мать учила меня вести домашнее хозяйство и отец любил, чтобы мы все по вечерам собирались у очага, но это было слишком давно. С тех пор я ничего не приобрела. Для меня оставались только путешествия по долине и общение с природой, да еще размытые, забытые образы ушедших людей. Иногда, когда я не предаюсь воспоминаниям и не думаю о родителях, внезапно мне начинает казаться, что кто-то в небесах подает мне знак, как высшее знамение. Это может быть или шум ветра, или далекая музыка, или песня птицы, или даже солнечный или лунный свет, и тогда со всей ясностью я ощущаю сладостную боль.

Но часто, когда я просыпаюсь по ночам и прислушиваюсь к тишине, или брожу в одиночестве перед рассветом, или просто стою около ручья и смотрю в воду, неясный образ начинает вырисовываться перед моим мысленным взором. Я припоминаю что-то из прошлого, и тогда этот образ тает и распадается. Я становлюсь похожа на ребенка, который упустил птичку из клетки и тщетно пытается вернуть ее назад. Нет, птица больше не соблазнится золотыми прутьями, она останется на дереве, распевая победную песенку, а клетка будет пустовать.

Иногда я задумываюсь над иронией судьбы. Почему должна была свершиться такая несправедливость, что именно меня, любящую мир и спокойствие, прочат в наследницы этих безумных владений и повелительницы негодяев и разбойников? Трудно поверить, что они станут слушаться меня. Во всяком случае, Советник уже метит мне в помощники, а его сын предлагает руку и сердце. Его называют самым честным вором, но о какой чести можно в таком случае говорить?

И хотя мы даже здесь не можем рассчитывать на полную безопасность, все же мне удалось добиться хоть каких-то уступок и привилегий в связи с моим исключительным положением. Вся территория, там, где долина сужается, считается моей собственностью, и ходить по этой земле имеет право только охрана. Так что кроме часовых здесь никого не бывает. Исключение составляет, разумеется, мой дед, Советник и Карвер.

По выражению вашего лица, господин Рид, я могу сделать лишь один вывод: имя Карвера Дуна вам известно. Он считается самым сильным и храбрым среди наших людей, как и подобает сыну Советника. Но он не похож на своего отца характером — Карвер слишком жесток и горяч и никогда не прислушивается к голосу разума. Советник, мой дядя, пытался научить его сочетать все достоинства с красноречием и мудростью, но ничего из этого не получилось.

Наверное, вам уже надоело слушать мой рассказ, и я готова признать, что он не слишком интересен. Все дело в том, что жизнь моя течет однообразно, в ней не происходит ничего необычного, и один день похож на другой как две капли воды. Среди воинов нет такого, чьего возвращения я бы ждала с тревогой и нетерпением. Да и что тревожиться за них? Ведь они теперь стали грозой всей округи. Среди стариков нет такого, кому я могла бы излить душу и довериться (я не говорю, конечно, о дедушке, потому что он для меня совсем особенный человек), и среди женщин у меня нет подруг. Правда, я нашла общий язык со своей служанкой, которую мне удалось спасти от голодной смерти.

Это симпатичная девушка из Корнуолла, невысокая, но очень толстая, про таких говорят «что в высоту что в ширину». Ее отец работал на шахте в Корнуолле (по крайней мере, она сама так утверждает) и стоил двоих работников из Девоншира, а если брать Сомерсет, то и всех четверых. Он был мастером на все руки, но случилось так, что он вынужден был оставить свою дочь на голодную смерть. Она сама толком не могла мне ничего объяснить, ссылась на то, что здесь кроется страшная тайна, но что придет время, тайна раскроется, и тогда мы все поймем, что отец ее ни в чем не виноват. Звали его Саймон Карфакс, и со временем он стал начальником шахты на оловянных приисках в Корнуолле. Гвенни, моя служанка, прекрасно помнит, как это все произошло. Ее мать умерла, отец сильно горевал, но не прошло и недели, как к нему пришли какие-то люди и предложили ему работу. Они ссылались на то, что все мы смертны, что каждый может потерять жену, и, чтобы не расклеиться вовсе, надо немедленно заняться чем-то рискованным. Отец несколько дней не ходил на работу и подыскал себе новое место, но планы товарищей изменили его судьбу. Итак, он стал их предводителем. Эти люди, выставив охрану, занимались чем-то тайным на болотах Экзмура. Отец оставил дочери сыр, хлеб и свою шляпу, которую велел беречь. И с тех пор она больше о нем не слыхала.

Гвенни ждала его три дня, не выпуская из рук драгоценную шляпу. За это время она съела сыр и хлеб и, не придумав ничего лучше, брошенная и обиженная на весь мир, просто пошла куда глаза глядят. Так она прошагала несколько миль, а потом, обессилев, легла возле валуна на дороге и стала ждать смерти.

В тот самый день я возвращалась от тетушки Сабины. Это были ее последние дни, а желание умирающего для нас закон. Тетушка не хотела умирать в долине Дунов, поскольку считала, что даже ангелы побрезгуют спуститься туда, и ей было разрешено дожить остаток дней в одиноком домике в соседней долине. Дуны свято чтут последние желания своих родственников, так что, если перед смертью кто-то захочет исповедаться, мы даже приводим сюда священников. Возвращаясь назад домой в мрачном настроении и не желая никого видеть, я вдруг заметила на обочине маленькую бездомную девчонку. Она лежала, как труп, раскинув руки, но еще дышала, вернее, жевала. Я подошла поближе и увидела, что девушка грызет какой-то черный корень, а у ног ее валялась скорлупа от яйца мелкой болотной птички.

Я попыталась поднять ее, но девушка оказалась слишком тяжелой. Тогда я положила ей в рот кусочек пирога. Девушка тут же проглотила его, и я начала кормить ее по кусочкам. Бедняжка ни от чего не отказывалась, тем более, что я выбрала самые роскошные яства, чтобы хоть как-то уговорить поесть тетушку Сабину. Когда еда кончилась, Гвенни продолжала смотреть на меня такими голодными глазами, словно собиралась съесть и корзину, откуда я доставала для нее лакомства.

Несчастная Гвенни приняла меня за ангела, хотя я совсем на них не похожа, как вы сами могли в этом убедиться, господин Рид. Она пошла вслед за мною, ожидая в любой момент, что я расправлю крылья, и мы полетим с ней вместе прямо к вратам рая. Я привела ее домой, если, конечно, можно назвать это домом, и Гвенни сама решила стать моей единственной служанкой и подругой, забыв, правда, спросить, нужно ли это мне самой. В первый же день она побила двоих или троих девушек, с которыми я иногда выходила на прогулку, да так сильно, что с тех пор они не осмеливались появляться ни у моего дома, ни у дедушкиного. Гвенни не страшится ни одного из наших воинов. Единственный человек, к которому она относится с почтением и уважением — это наш Советник. Что касается воровства, грабежей и шумных пирушек, свидетелями коих она становится, Гвенни сразу же заявила, что это их личное дело и ее никоим образом не касается.

Таким образом, она покорила всех мужчин сразу, и ей было разрешено ходить куда заблагорассудится, без дополнительных вопросов и лишних проверок. Она толстая и не слишком красивая, поэтому никто и не пытается за ней ухаживать, а если кто и пробовал, то получал отпор по той простой причине, что Гвенни считает мужчинами только корнуольцев. Иногда по ночам она путешествует по болотам и руслам рек, чтобы дать отцу еще один шанс отыскать ее, а потом возвращается мрачная и разбитая, но все равно верит в то, что рано или поздно отец объявится.

Гвенни подает хороший пример терпения, и я стараюсь в этом походить на нее, хотя пока что у меня ничего не получается. Иногда мне кажется, что я не смогу смириться со своей участью, что настал предел и надо бежать из этой проклятой долины. И меня даже не страшат трудности, которые ожидают молодую девушку вдали от дома. Если бы не дед, которого я очень люблю, я давно бы сбежала отсюда. Но я не могу даже допустить мысли о том, что он будет умирать без меня, без заботливых и любящих рук и сердца. К тому же может возникнуть спор о наследстве, и это тоже сильно расстроило бы деда.

Трудно поверить, что на земле еще существуют такие места, где главным в жизни людей остается мир и любовь, домашний очаг и дружба с соседями, и все это считается нормой. Эти люди уходят на работу с восходом, а вечером целые и невредимые возвращаются домой к детям. И даже ночью они спокойно засыпают, ничего не опасаясь, а когда завывает ветер, они не шарахаются в страхе, для них он слышится не как угроза, а как колыбельная.

Я слышала об этом и читала в книгах, но никогда не видела ничего подобного в жизни и, видимо, никогда уже не увижу, поскольку мне суждено жить здесь. Один раз, правда, мне предложили бежать отсюда, чтобы жить в солнечном мире среди добрых людей. Но тогда мне показалось сомнительным такое предложение, и я не доверилась даже собственному родственнику. Закончилось это весьма печально, так, что мне даже рассказывать страшно. В один миг меня словно вышвырнули из мира детской наивности, цветов и деревьев в мир жестокости и беспощадности, темноты и страха. Даже не просите меня вспоминать это, господин Рид, я хочу, чтобы сон ваш оставался крепким.

Но я, Джон Рид, разумеется, уговорил Лорну продолжать. Я был тогда еще слишком молод, и мне нравились истории, будоражащие кровь. Лорна вздохнула, с минуту помолчала, а потом продолжила свой рассказ.