Дзынь-блям, дзынь-блям, дзынь блям-ба-бам… это скачет за Маттео Черный Горбун! Ослепительно зеленый Черный Горбун с оранжевым хвостом и сиреневой мордой, громко блямкая, мчится за Маттео, вот-вот настигнет… «Это не я! — хочет закричать Маттео. — Это не я красил тебя зеленкой! Это Джованни!» Но рот только открывается беззвучно, а сиренево-оранжево-зеленый конь приближается… приближается… приближается… Блямс! Приблизился напрочь.
Маттео в холодном поту слетел с кровати.
— Блям-блям-дзинь!
Блямканье из сна ворвалось в реальность и сопровождалось высоким маминым речитативом.
«А, все нормально, — понял Маттео, успокаиваясь. — Это просто мама выгоняет папу».
Он оделся и спустился в кухню. Мама обычно ругалась там, чтобы не отрываться от процесса изготовления мороженого. Блям-блям — это она брякала ложкой об кастрюлю. Полагалось, конечно, бить тарелки, но тарелок маме было жалко.
— Будь проклят тот день, когда я вышла замуж за этого гнусного Черепаха! Да пусть он покроется горестным пеплом в череде черных календарных дней!
— Кто? — заинтересовался Маттео. — Кто покроется горестным пеплом? Папа?
— Не папа, а день, когда я вышла замуж, — пояснила мама. — Папу-то зачем покрывать пеплом? Мне же потом этот пепел отстирывать.
— А если его голого пеплом покрыть? — предложил Маттео свежее решение проблемы. — Тогда стирать не придется.
Мама замолчала, глядя на папу: видимо, представляя его голого и в пепле… Папа, воспользовавшись затишьем, потянулся за утренней газетой, но не тут-то было.
— Ах ты презренное земноводное пресмыкающееся! Ах, мерзкий тортиллоид! Слушай, когда тебя ругают и не отвлекайся на газету! На чем я остановилась… ах да. Немедленно убирайся из дома, коварный лазутчик и шпион Черепах! Враг мне в доме не нужен! Иди к любовнице!
— Дорогая, а надо непременно к любовнице? — спросил папа. — Можно я лучше на работу пойду? У меня отчет…
Папа работал бухгалтером в мэрии. Его очень уважали.
— Нет, только к любовнице, гнусный изменник и обольститель, — заявила мама.
— А у меня нет любовницы, — развел руками папа. — Не могу же я ее за пять минут заиметь.
— У тебя был целый год с прошлого палио, чтобы обзавестись любовницей, а ты, как всегда, вовремя не позаботился! — возмутилась мама. — Почему я всегда должна думать за тебя? Почему…
— А почему? — кротко спросил папа. Мама сбилась с ритма и какое-то мгновение молчала. Папа воспользовался этим, чтобы прочитать передовицу — он очень быстро читал. Но не успел. Мама включилась снова:
— Немедленно убирайся из дома!
— Повторяешься, дорогая, — заметил папа. — В прошлое палио ты была более изобретательна.
— Конечно, сколько лет я выгоняю тебя из дому в палио, а ты не уходишь, — пожаловалась мама. — Поневоле начнешь повторяться.
— А она его взаправду выгоняет? — шепотом спросила Маттео испуганная Джаноцца. Она тоже проснулась и пришла выяснить, что за шум.
— Нет, конечно, только на время палио, — объяснил Маттео. — Они же из разных контрад: мама — Улитка, а папа — Черепаха. На время палио все члены семей из враждебных контрад расходятся по разным домам. Иначе бывают бурные ссоры[2]. Но папа никогда не уходит. Он говорит, что даже ругающаяся мама все равно лучше, чем любая смирная не-мама. Пошли, не будем мешать — пусть ругаются.
— А вы его каждый день выгоняете или только во время палио? — робко спросила маму Джаноцца.
— Что я, дура, что ли, выгонять такого замечательного мужа? — удивилась Франсуаза. — Не пьет, не курит, по бабам не шляется, собой красавец, меня любит, ребенка любит, дома помогает, деньги хорошие зарабатывает… это только во время палио страсти накаляются. Ах ты, изверг перепончатолапый!
— Мама, у черепах нет перепонок на лапах, — поправил Маттео.
— А он — морская черепаха, — вывернулась мама. — И вообще, быстро поешьте что-нибудь съедобное и выметайтесь — я вся на нервах!
— В Гондурасе опять волнения, — заметил папа, глядя в газету. — Наше правительство по этому поводу повысило налоги. На побережье засуха…
— На нашем или на гондурасином? — против воли заинтересовалась мама.
— Не знаю, тут не уточняется… так, что ты там говорила про перепонки на лапах? Я внимательно слушаю…
Стащив по паре бутербродов, ребята побежали смотреть очередной тренировочный заезд.
— Сейчас все ахнут! — предвкушал Маттео. — Сейчас все увидят зеленого Черного Горбуна, скажут: «Фу, какая гадость» и будут смеяться над Черепахами…
Стефан, Джованни и Паоло были уже на площади.
— Где вас носит, уже выводят лошадей, — бросил Стефан. — Сейчас, сейчас…
Уже вышли Мелисента и Федора Саура, Рыжая Оглобля и Окс, легкой тенью проскользнула Белика… Жокей Гвидо что-то говорил ей нежное, хорошее. Белика улыбалась и кивала. Где же Горбун?
— Сейчас, сейчас, — подпрыгивали мальчики. Толпа заволновалась. Мощный, слегка надменный и фантастически прекрасный прошествовал Черный Горбун. Темно-зеленая шкура отливала малахитовыми бликами и, казалось, светилась удивительным потусторонним светом. Солнце погладило атласную спину и шею, отсвечивая изумрудами.
— Чудо! — ахнула толпа. — Зеленый цвет — цвет победы! Viva la Tartuca!
Черепахи важно задирали нос. Их конь из заурядного черного стал волшебным, изумрудным… Это было чудо. В толпе сидела зеленая кошка и думала: «Да, мы такие, мы — чудо».
Прозвучал сигнал… девяносто секунд… конечно, Черный Горбун пришел первым. Белика была восьмой.
— А молоко? У тебя есть молоко? — спросил Маттео, собирая ингредиенты для мороженого со слабительным.
— Я не люблю молоко. У меня есть кефир, — и Паоло достал упаковку из холодильника.
— Балда, какое же мороженое из кефира?
— Кисленькое такое, освежающее…
Конечно, у Маттео на кухне были все ингредиенты для мороженого. Но к сожалению, кроме ингредиентов там была еще и мама. Она ни за что не разрешила бы делать отравленное мороженое — честь профессии не позволила бы. Даже ради победы. Поэтому Маттео делал слабительный торт-мороженое у Паоло.
— А сливки?
— Сливки есть. Лучшие датские косметические сливки для снятия макияжа. Женщины их раскупают тоннами.
Маттео понюхал — флакончик пахнул клубникой и еще какими-то фруктами. Он вылил сливки в миску с кефиром.
— Теперь фрукты давай. Ананасы, персики, абрикосы… что есть. Джаноцца, порежь их помельче, и в миксер.
— Можно вместо ананаса — морковку? — предложил Паоло. — А вместо абрикосов помидоры… персик где-то был…
Маттео с сомнением посмотрел на кефирно-помидорную смесь, которая должна была изображать торт.
— Теперь надо эмульгатор, — сказал он. — Это такое вещество: если с ним все это взболтать, то все разобьется на мельчайшие капельки, и будет гомогенное мороженое, а не кефир отдельно, помидоры отдельно.
— Взболтать… ага! — Паоло принес из отцовой аптеки коричневый бутылек. — Вот тут написано: «Перед употреблением взбалтывать». Вот я взбалтываю — и все равномерно взбалтывается.
— Ладно, валяй, — и Маттео влил подозрительную микстуру в мороженое.
— Тут на пузырьке маленькими буковками написано «Наружное. Смазывать пораженные участки», — докопалась въедливая Джаноцца. — Это ничего?
— М-м-м… ну ладно, все равно уже положили, — махнул рукой Маттео. — Будем надеяться, что у того, кто это съест, все пораженные участки находятся внутри, в животе. Теперь размешаем — и в морозильник.
— Предлагаю на всякий случай добавить настоящего мороженого, — сказал Паоло. — У нас есть пол-упаковки пломбира. Кстати, а ты про слабительное не забыл?
— Тьфу, — хлопнул себя по лбу Маттео. — Ради чего все затеяно! Давай слабительное. Паоло вывалил на стол кучу таблеток.
— Вот эти, розовые — от запора. Вот эти, красные — очень от запора. Вот эти, зелененькие — для очистки всего организма. Вот эти, голубенькие — если организм очень давно не чищенный. Вот китайский чай, тоже очищает и тонизирует. Можно сверху торт посыпать вместо орехов.
— Нам не надо, чтобы тонизировал, — забраковал чай Маттео. — Если этого Черного Горбуна еще и тонизировать… бр-р.
— Мы же жокею даем, — напомнила Джаноцца. — Коню это вредно. Да и не будет конь есть кефир с помидорами. Если он не совсем псих, конечно.
— Ох, не придирайся, кто съест, тот и съест. Конь так конь, жокей так жокей. Паоло, а как я буду таблетки вмешивать? Их растолочь?
— Ни в коем случае, их глотать надо, — возразил Паоло, — Целиком.
— Можно торт украсить сверху, — предложила Джаноцца, втайне надеясь, что конь таблетки выплюнет.
— Хорошо, пусть пока мороженное застывает, — кивнул Маттео. — Эх, вот если бы мы выиграли… мы бы тогда после палио так издевались над Черепахами, так смеялись бы…
— Мы бы рисовали зеленкой на их дверях зеленых черепах, — размечтался Паоло.
— Зеленых черепах, только что съевших слабительный тортик, — уточнил Маттео.
— Зачем? — не поняла Джаноцца.
— Это старый обычай: победившая контрада несколько дней после палио может издеваться над проигравшими врагами. Победа — главное в жизни, и победившим можно все. Это очень весело. Помнишь, когда победила контрада «Слон»? Хи-хи-хи…
— О-о! — оживился Паоло. — Это было супер! И где они взяли живого слона? Хи-хи-хи…
— Они привели настоящего слона в контраду «Волна» (ее еще «Дельфин» называют), — продолжил Маттео. — И слон того… ну, запора у него явно не было. А Слоны еще каждую ночь обматывали дома, где жили Дельфины, рулонами туалетной бумаги.[3]
Джаноцца прыснула, потом строго сказала:
— Это очень неприлично.
— А победителям после палио можно все, — махнул рукой Маттео. — А помнишь историю с гусями? Гуси — наши союзники, а не враги, как Черепахи. А у Гусей враги Слоны. И вот в 1961 году Слоны победили! Чтобы уязвить врагов — Гусей, они ощипали 43 живых гуся и выпустили в контраде Гусей. Голые гуси с возмущенным гоготом ходили по улицам и ругались! Гуси — люди обиделись смертельно — такая насмешка над их контрадой! И прокляли Слонов страшным проклятием: «Сколько голых гусей вы выпустили, столько лет вам не видать победы в палио!».
— Ого! — одобрила Джаноцца. — Ну и поделом, нечего над животными издеваться.
— Ага. Между прочим проклятие накладывал кто-то знающий…
— Говорят, что твоя бабка, — перебил Паоло. — Она тогда еще девчонкой была, но в деле уже разбиралась. А что… Улитки с Гусями всегда дружили. Прикинь, проклятье сбылось! Только на один год бабка ошиблась — не 43, а 44 года Слоны проигрывали палио, и только в 2005 году проклятье выдохлось и Слоны победили[4].
— Моя бабка никогда не ошибается, — гордо возразил Маттео. — Она нарочно этот год накинула, на всякий случай, про запас.
— Не нравятся мне эти Слоны, — сказала Джаноцца. — Все время животных мучают — то слона, то гусей.
— Мне тоже не нравятся, но я Улитка, мне положено, — сказал Маттео. — А вообще-то все люди равны: черные и белые, богатые и бедные, Слоны и Улитки, Гуси и Черепахи. Это нам учительница в школе говорит.
— Все-таки учителя ничего не понимают в жизни, — вздохнул Паоло.
— Ну, давайте торт украшать, — и Маттео достал из морозилки здоровенную смерзшуюся лепеху тошнотворной окраски. — Кто как предлагает украсить?
— Можно из розовых и красных таблеток выложить маргаритки, а из зеленых листики, — предложила Джаноцца. — А вокруг голубенькие — это будет небо.
— Нет, дайте я сделаю, — отобрал «лепеху» Паоло. — Ну дайте! Маттео мороженое делал, Джаноцца фрукты терла, а я хоть украшу!
— Да пожалуйста, — пожал плечами Маттео. — только быстро, чтобы не растаял.
Паоло с озабоченным лицом втыкал таблетки туда-сюда.
— Вот! — гордо сказал он. — Узнаете?
— Ну… — пригляделся Маттео. — На мозаичный пол в Дуомо явно не тянет.
— Это зеленые звездочки? — неуверенно предположила Джаноцца. — А вот это амеба с сосиской в ручке. А с краю синенький кактус…
— Сама ты амеба с сосиской! — оскорбился Паоло — Это фреска «Битва при Монтеапетри», когда мы победили Флоренцию в 1260 году. Это не зеленые звездочки, а позеленевшие от ужаса флорентийцы, бегущие с поля боя! А это не амеба, а национальная героиня Сиены, торговка Узилия Трекола. Она лично взяла в плен 36 флорентийцев и связала их одной веревкой![5] Это не сосиска, а как раз эти 36 флорентийцев!
— Как они сплющились! — удивилась Джаноцца.
— А то! Веревка оказалась коротковата… А с краю не синий кактус, а осел Узилии Треколы! К его хвосту привязали знамена побежденных флорентийских полков и проволокли по улицам!
— Нет, мне не нравится, — сказала Джаноцца. — Что вы все нападаете на бедных флорентийцев!
— Это они на нас напали тогда, — возразил Маттео. — Они первые начали. Молодец Паоло, красивая картина. Теперь понесли это в конюшню. Надеюсь Черный Горбун любит историческую живопись. Позвони Джованни и Стефану, пусть встречают. Наверное, торт лучше закинуть через дыру в крыше?
— Лично я бы не обиделся, если бы на меня с потолка свалился торт, — заметил Паоло. — Пусть даже и с помидорами.
Жокей Валентино обнял Черного Горбуна за зеленую шею и говорил, какой он замечательный. Черный Горбун и сам знал, что замечательный, но иногда сомневался.
— Сейчас я пойду на банкет в честь завтрашней победы, а ты отдыхай и развлекайся, — сказал он и ушел. Обычно вечером накануне палио народ праздновал и ликовал — заранее, а то вдруг завтра придется огорчаться, а они уже всех перехитрили и все отпраздновали.
— «Отдыхай и развлекайся, — подумал Черный Горбун. — Иго-го, конечно. Ему хорошо. А я тут один… и кошка чего-то не пришла. Отдохнуть можно, а вот развлечься…»
Джованни уже привычным движением просунул голову в дыру в крыше.
— Иго-го? — спросил Черный Горбун. — А, это ты! Что-то давно не заглядывал.
— Я торт принес, — объяснил Джованни. — С помидорами! Вкуснотища! Тебе и твоему жокею.
— Жокей ушел, — объяснил Черный Горбун. — Весь торт мне достанется. А что такое торт?
Джованни прицелился и метнул торт прямо к копытам коня.
— Иго-го? — обрадовался Черный Горбун. — Это начинается развлечение? А что с этим делают?
Он осторожно тронул торт копытом, потом понюхал.
— Это едят, — объяснил Джованни.
— Нет, — убежденно сказал Черный Горбун. — это точно не едят. Может, к ушибам прикладывают? Холодненькое.
— Едят, точно едят! — заволновался Джованни. Паоло сзади подсказывал:
— Все крутые кони это едят и назавтра побеждают в палио.
— Может, я не крутой конь? — жалобно спросил Горбун, которому решительно не хотелось есть косметические сливки с помидорами. — Может, я жидкий конь? Или всмятку?
— Тебе жокей велел развлекаться, вот и развлекайся, — приказал Джованни.
— Или хоть таблетки выковырни и съешь, — сказал Паоло, пытаясь тоже просунуться в дыру.
— О-о! У тебя и вторая голова есть! — удивился Черный Горбун глядя на Паоло. — А ноги у тебя есть?
— Съешь тортик — и я скажу, есть ли у меня ноги, — пообещал Джованни. — Мой ответ тебя изумит.
Черный Горбун был любознательным конем. Ему очень захотелось узнать, есть ли у его двухголового гостя ноги. Он осторожно отковырнул с торта торговку Узилию Треколу и засунул в рот.
— Ну, съел, — сказал он. — Отвечай.
— Отвечаю: есть! А если ты съешь еще этих разноцветных таблеток, то я скажу, сколько их у меня.
Горбун взял бархатными губами 36 связанных пленников.
— Отвечаю: восемь! А если ты съешь еще, то я тебе их покажу!
Заинтересованный Черный Горбун подобрал с подтаявшей поверхности «торта» синего осла и всех зеленых бегущих флорентийцев. Мальчики быстро сунули в дыру все свои ноги. И правда оказалось восемь. Джаноццины ноги в дыру не вошли.
— Все! — шепнул Джованни. — Он все таблетки сожрал. Сейчас начнется такое… Линяем срочно!
И мальчики убежали.
— Ну и иго-го, — сказал Черный Горбун. — Странный зверь этот двухголовый тип с восьмью ногами. Жалко, что ушел. Один, опять один…
И задумчиво выплюнул в угол торговку Узилию Треколу, 36 пленников, 3 полка зеленых флорентийцев и синего осла. Он их за щекой держал.