Лошадь под водой

Глава 31От друга

Я прибыл в Лондон с несколько опущенными крыльями. Джорджо убили под водой. Джо разорвало на куски. Я в обоих случаях находился всего в нескольких ярдах от случившегося. Не то чтобы я думал, что и то и другое неудавшиеся попытки прикончить меня, но дожить до пенсии большему числу агентов позволяет скорее осторожность, чем храбрость. Я решил сделать несколько запросов по моей частной сети, пусть даже в нарушение правил департамента.

Ледяной ветер корежил Кромвел-роуд. На бешеной скорости промчался на мотоцикле «космонавт», стремившийся, по-видимому к самоубийству. Я зашел в один из отелей аэропорта западного Лондона. Он был весь в ситце и пыльных цветах. Я записался в регистрационной книге под именем Говарда Краске. Администратор попросил мой паспорт.

– Я что, пересек границу? – спросил я.

Он отвел меня в комнату на третьем этаже. В ней стоял древний газовый обогреватель со счетчиком, выглядевшим явно голодным. Я бросил в него несколько монет по одному франку. Мне нравились эти монеты. Газовый обогреватель издал слабое шипение. Надев сухие носки, я согрелся настолько, чтобы вернуться к жизни, и затем отправился к телефонной будке за углом.

Я уже решил, что подожду несколько часов, прежде чем свяжусь с Доулишем, и набрал номер на Бейсуотер. Телефон издал звук местного вызова в Англии. Он прожужжал, щелкнул и промурлыкал. После двух-трех попыток наконец прозвонился.

– Могу ли я поговорить с мистером Девенпортом? – спросил я. Это было мое первое доверенное лицо.

– Этот телефон горячий, – ответил голос на другом конце, – а ты еще горячее. Уезжай из города. Отбой.

Он не отличался многословием, но прослушивающиеся телефоны действуют на людей таким образом[20].

Я позвонил другому, тоже весьма осведомленному лицу. На сей раз я проявил большую осторожность, подождав, пока Остин Баттерворт заговорит первым. Он ответил и тогда я произнес:

– Хэлло, Остин!

– Узнаю голос старого друга.

– Да, – сказал я прежде, чем он назвал мое имя.

– У тебя неприятности? – спросил он.

– Не знаю, Остин. Разве? – Я услышал, как он рассмеялся в ответ. – Не будем это обсуждать.

Он знал кое-что о телефонах.

– Как насчет «Ледса» через полчаса?

– О'кей, – ответил я.

«Ледс» – темно-коричневое кафе недалеко от Олд-Комптон-стрит. Чтобы войти в него, надо пробиться сквозь стенды с иностранными газетами и киножурналами. Внутри кафе напоминало «Бал искусств» в Челси. Я услышал, как кто-то говорил:

– ...Спасибо за тот прекрасный прием. Был вечер. Я заказал:

– Маленький черный.

Голый череп Остина просвечивался сквозь редкие волосы из-за номера «Корьере делла серра».

– Привет, Осси, – тихо поздоровался я.

Он не поднял головы. Девушка за стойкой подала мне кофе. Я купил сигареты и спички. Она вручила мне сдачу; только после этого Осси пробурчал:

– Привел хвост?

– Конечно нет, – успокоил я.

Как я мог забыть о мании, которой страдал Осси!

Годы, проведенные им в тюрьме, оставили ему привычку скручивать сигареты тоньше спичек, манию преследования и пожизненное отвращение к каше.

– Иди вглубь, чтобы я мог посмотреть, кто входит.

Мы двинулись вглубь и сели за один из столиков со стеклянной столешницей.

– Ты обошел дом пару раз, чтобы удостовериться?

– Успокойся, Осси.

– Надо придерживаться правил, – ворчал он. – Только дураки не придерживаются их, вот их и ловят.

Я подумал, что забавно слышать это от Осси, который попадался по два раза в год.

– Правила? Я не знал, что ты их так строго соблюдаешь.

– Да, – настаивал Осси. – Правила. Надо знать, как поступать в любой ситуации, чтобы принимать меры еще до того, как тебя клюнет жареный петух.

– Ты говоришь как главный экзаменатор в колледже. Каких правил, Осси?

– Это зависит от обстоятельств. Но с тонущего корабля всегда надо прыгать с более высокой стороны. Это хорошее правило, и может тебе пригодиться.

– Но я не собираюсь в ближайшее время оказаться на борту тонущего корабля.

– Нет? – спросил Осси, наклонившись вперед. – Ну в этом я не вполне уверен, мой старый друг. – Он по-заговорщически подмигнул мне.

– Что же ты слышал. Осси?

Мне всегда верилось с трудом, что Осси, такой откровенный старый мошенник, умеет хранить тайны. Но он знал больше секретов, чем кто-либо другой в Лондоне[21]. Осси был архитипичным профессиональным ночным вором.

Я заказал себе и ему еще по одной маленькой чашке черного кофе.

– Что я слышал? – повторил Осси мой вопрос. – Понимаешь, повсюду только и говорят о тебе.

– Где, например?

– Ну, видишь ли, я не имею права раскрывать источник моей «входящей» информации, как они это называют в Ярде, но я могу, не опасаясь вызвать возражения, сказать, что для некоторых джентльменов ты – горячая картофелина.

Он замолчал, и я не давил на него, так как он принадлежал к тем людям, которые не терпят, чтобы их торопили. Я ждал.

– Мелкие людишки считают, что ты здорово мешаешь большой коммерческой шайке в деле, похожем на то, которым мы с тобой занимались в Цюрихе, – начал он. Важно знать, когда следует уклоняться и когда признавать правду. Я кивнул. Осси заерзал от удовольствия, поскольку оказался прав. – Ты выполняешь поручение правительства. Не имеет значения какое. Маленькое – проплыть сто ярдов вольным стилем в Уэмбли, или большое, о котором будут потом писать в учебнике истории... Ты должен знать, что у тебя прочные тылы.

– Да, – произнес я с сомнением.

– А если, подписав контракт в таком значительном мероприятии, что чувствуешь себя вправе поставить перед администрацией Бирмингема вопрос о смоге на ближайшие два года, ты вдруг видишь, что португальцы, подписавшие этот уже подшитый к делу контракт, собираются платить тебе деньгами монополии. Ты поступишь правильно, если откажешься от него.

– Ты хочешь сказать, если эти деньги монополии будут из старой лодки?

– Да, приятель, – кивнул Осси. – Люди, которые достают их из лодки для португальских убийц, внезапно становятся лишними свидетелями на свадьбе. Ты меня понимаешь? – Я понял его. Осси продолжал: – Мне не хотелось бы говорить о том, кто считает, что ты лишний, но я не стал бы искать его имя в большом телефонном справочнике, если бы не знал его инициалов.

Утверждать, что мне понравилась такая ситуация, было бы равносильно тому, чтобы совершить самую большую ошибку века. Я понял, что мне надо очень быстро связаться с Доулишем, или мой отдел начнет искать мое фото в «Правде».

Мне не очень понравилось, что Осси знает о ситуации больше, чем когда-либо говорили мне.

Осси подтвердил то, что я подозревал. На этом этапе у меня все еще не было ничего, что я мог бы предъявить мистеру Смиту, но я знал, где найти это.

Я расстался с Осси и отправился вдоль Комптон и Брюер, через Секвилл-стрит к Пикадилли и завернул выпить в бар «Риц». Айвор Батчер сидел там. Он всегда был там.

– Хай, приятель! – помахал он, увидев меня.

Мы имели с ним дело, когда требовалось, но у одного из нас всегда при этом оставалось чувство, что другой, стоит тебе отвести на минуту глаза, стащит что-нибудь с твоего стола.

Он подошел ко мне еще до того, как официант принял у меня заказ.

– Пошли вниз, приятель, – пригласил он, – внизу спокойнее.

Он говорил с легким акцентом, как у диктора на радио Люксембурга. Профессиональный инстинкт возобладал над личными эмоциями. Я спустился с ним в бар, где дал уговорить себя, чтобы меня угостили некоей смесью сладкого джина вместо шерри. В своем плаще с поднятым воротником этот парень выглядел как на картинке рекламы фирмы «Шеппертон-Б». Батчер держал одну руку в кармане, будто в любой момент мог сказать: «Отправляйтесь на небо, ребята!»

Обычно он вызывал у меня веселое чувство, но сегодня мне было далеко не до смеха.

Айвор Батчер выжал кусочек лимона в свой напиток, взял его за желтую кожуру, высосал середку и, улыбаясь, спросил:

– Хорошо отдохнул в Португалии? – Он всегда пытался зацепить какую-нибудь информацию, которую мог бы потом сбыть.

– Чему ты радуешься? Получил в наследство журнал Центральной регистратуры? – спросил я.

– Вот было бы здорово! – рассмеялся он и сунул вишню в свой маленький рот. Этот прохиндей имел миловидное лицо рок-певца с артистической прядью, опускавшейся на лоб, и его длинные блестящие волосы, отброшенные назад, каскадом ниспадали на воротник. – Ты здорово выглядишь, – сказал он. Айвор Батчер был гениальным лжецом. Все свободное время он врал.

Форма обращения друг к другу у работающих мужчин бывает разной: «сэр» или обозначение статуса между теми, кто не стремится к более близким отношениям; прозвище: для того чтобы скрыть симпатию или по крайней мере уважение; имя или фамилия для тех, кто считает себя все еще как бы в колледже. Только таких людей, как Айвор Батчер, зовут их полным именем.

– Что ты делаешь сегодня вечером? Не хочешь съездить со мной в Беркшир? Я недавно купил себе небольшой домик за городом. Сыграем в гольф, а? Парочка хорошеньких девочек. Вернемся вовремя – к позднему шоу в Мюррей-клубе.

– Ты здорово подрос с 1956 года, – заметил я, – здорово подрос![22]

– Да, – согласился он, – купил «Ягуар-Е» синего кембриджского цвета. Колеса со спицами, двигатель газовый.

За соседним столиком сидели какие-то служащие с высокими воротничками, маленькими подбородками и чрезмерными манжетами. Они заказывали напитки со щедростью, которую дает твердый счет в банке, хвастались и обсуждали свою продукцию – нарезанный, стерилизованный и завернутый в целлофан хлеб. Они говорили о нем тихо и уважительно, так, будто изобрели средство от рака. Я потягивал коктейль и предложил из него вишню цвета герани Батчеру.

– Спасибо большое. – Он взял вишню в рот, сосал ее и одновременно говорил: – Могу продать кусок военной секретной информации, которая, я думаю, представляет для тебя интерес.

– Номер телефона Военного музея?

– Брось, приятель! Это настоящая ценная информация.

– Ладно, – произнес я вкрадчивым голосом.

Он засмеялся громко, в один децибел, и победоносно посмотрел вокруг.

– С тебя причитается.

– Сначала скажи мне, о чем речь, – ответил я, – потом будем говорить о цене.

– Мне позвонили с одной вечеринки в Мейденхеде. Этот парень настоящий «В и В»[23]высокого класса. Все эти «В и В» у меня на жалованье. Обо всем необычном, что замечают они, быстро сообщают мне, понял?

– Понял.

– Этот негодяй «сделал» один хороший министерский дом в Мейденхеде; когда он осматривал письменный стол, то нашел там кожаный настольный еженедельник. Зная, что я коллекционер, он переслал его мне за полцены. Я предлагаю тебе всего одну страницу оттуда.

Я подозвал через плечо Айвора Батчера официанта, и меня позабавило, как он повернулся, будто ожидая, что мальчики из специального отдела собираются вытряхнуть его из плаща.

– Один «Тио Пепе» и один такой же, как пьет этот джентльмен, с двумя кусочками лимона и не менее чем с тремя вишнями, – сделал я заказ.

Айвор Батчер улыбнулся с облегчением и удивлением.

Он сказал:

– Минуточку...

– Да?

За соседним столиком один из служащих говорил: «Но большой, нарезанный кусками...»

– Так что же ты думаешь? – Айвор Батчер повел во рту языком, чтобы собрать кусочки лимона и вишен.

– Не думал я, что ты занялся черными делами.

– Но ведь жить-то надо, приятель, правда?

Он мог с таким же сознанием собственной правоты обобрать, улыбаясь, старого пенсионера.

– Хочешь мое мнение? – спросил я.

– Но ведь я еще не сказал, что на этой странице.

– Но ты собираешься довериться мне, не так ли?

– Ну, только первое и последнее слово.

– О'кей. Раз, два, три!.. Давай!

– Первое слово «Веневе», последнее – «ВООС(П)». Это, яду-маю, должно заставить тебя встать и запеть «Правь, Британия», приятель. – Он пососал свои зубы.

– Я не знаю, что такое «Веневе».

– ВНВ.

– Что это?

– Не дурачь меня, парень. Португальское подполье.

– У нас на них нет даже досье. – Я сделал вид, что сосредоточенно думаю. – В США, в госдепартаменте, есть человек по имени Джерри Хоскин. Он может знать больше, мне кажется.

– Но на этой странице указан твой департамент.

– Не кричи на меня, – сказал я раздраженно, – я ведь этого не писал.

– Хорошо. – Айвор Батчер несколько снизил тон. – Я только хотел просветить тебя.

– Очень мило с твоей стороны, но меня это не интересует.

Принесли выпивку. В стакане Айвора Батчера, осыпанном, как снегом, сахаром, лежали четыре большие вишни. На краю стакана висели две дольки лимона. Он засветился от радости.

– Я не думал, что они принесут это, – вымолвил он с придыханием, и, по правде говоря, я тоже не думал.

– Какого он размера?

Он поднял на меня глаза и лишь с трудом вспомнил, о чем шла речь.

– Какого размера? – повторил я вопрос.

– Дневник? Вот такой. – Он показал пальцами размер примерно в четыре дюйма на пять.

– А в толщину?

– Полдюйма.

– Боюсь, что это никого не заинтересует.

– Послушай, я ведь продаю всего одну страницу.

– Ты псих, – отрезал я.

– Ну, так что ты мне предложишь?

– Ничего. Я сказал тебе, что у нас нет такого досье, и у меня нет полномочий создавать его.

Айвор Батчер раздавил вишни палочкой из коктейля, предварительно покрутив их в желтом напитке.

– Принеси его ко мне около семи. У меня будет Диксон, эксперт по Португалии из министерства иностранных дел. Но я сразу предупреждаю тебя: шанс ничтожный, что они захотят получить это. Но даже если – да, то ты получишь из обычного ваучерного фонда, поэтому не жди, что тебе придется платить повышенный налог на сверхприбыль.

Служащий за соседним столиком произнес:

– Но хлеб ведь не роскошь!

Мистер Смит, известный во всем мире министр кабинета, жил в Мейденхеде. Айвор Батчер либо надувал своего босса, либо меня пытались «подловить».

Когда я вернулся в отель, пластмассовые цветы поникли от дневной копоти, а администратор обрабатывал щеточкой свой зубной протез. Я вспомнил имя, которым назвался. «Краске», – сказал я.

Он не глядя протянул назад руку и снял с крючка ключ от моей комнаты.

– Вас ждет посетитель, – предупредил он с резким центрально-европейским акцентом. Он поднял щеточку, которой чистил протез, вверх. – В вашей комнате.

Я наклонился так, что мое лицо почти коснулось его. Он был плохо побрит.

– Вы всегда позволяете посторонним входить в комнаты ваших постояльцев? – спросил я.

– Да, когда я думаю, что они вряд ли пожалуются в Ассоциацию владельцев отелей.

Я взял свой ключ и начал подниматься по лестнице.

– Да, – услышал я, как он повторил снова.

Я поднялся на третий этаж. В моей комнате горел свет. Я выключил свет в холле, приложил ухо к двери и ничего не услышал, потом вставил ключ в замочную скважину и, быстро повернув его, распахнул дверь и вошел внутрь.

Человек может всю жизнь стараться удостовериться, что за ним не следят, когда он входит в затемненную комнату, отвинчивать основание телефонного аппарата перед тем, как воспользоваться им, проверять проводку, прежде чем вести конфиденциальный разговор. Он может поступать так всю жизнь, и однажды выяснится, что так делать стоило. Однако в данном случае это было не так.

Распростершись во всю длину на розовом териленовом покрывале, лежала туша Колокольчика. Лицо его закрывала большая грязная фетровая шляпа.