Лотерея блатных

Глава 7

Мисс Улица Сэз возвращается в костюме Евы.

– Как, дорогой, – щебечет она, – ты не приготовился?

– Я готов, – уверяю я. – Сверхготов! Не хватает только пуговицы на «молнии» моих брюк.

Она смеется и подходит одарить меня фирменной лаской.

Я беру ее за запястье, мягко и нежно, и, глаза в глаза, спрашиваю:

– Скажи, знойная красавица, кто тебе велел отправить вчера некий синий конверт?

Это производит на нее такое же впечатление, как поцелуй в губы от асфальтоукладчика. В ее глазах появляются кровавые ниточки, а лицо, наоборот, становится белым словно мел.

Она с трудом выговаривает:

– Ты это о чем?

Я в десятитысячный раз достаю мое удостоверение. Слово «полиция», написанное крупными буквами, заставляет ее рот искривится.

– Так ты легаш! – говорит она тоном, ясно показывающим, сколь мало уважения она питает к людям моей профессии.

– Как видишь. Но речь не об этом... Я задал тебе вопрос и хочу получить на него ответ.

Она вскакивает, охваченная яростью.

– Что за хренота! С меня довольно. Я не имею с мусорами ничего общего, кроме тех, что из полиции нравов... Я зарегистрирована, прошла медосмотр, так что пошел ты!.. Забирай свои бабки, а я ухожу!

Она ищет свои тряпки, но не находит и останавливается, ошарашенная.

– Мои шмотки! – требует она.

– Я отдам их тебе после того, как ты мне ответишь, королева моего сердца!

– Если ты не отдашь их мне немедленно, я позову на помощь...

– Валяй! – отвечаю я с улыбкой. – Явятся архангелы, я прикажу тебя задержать и доставлю в мой кабинет. А уж там ты заговоришь, обещаю! Я поднялся с тобой сюда только потому, что спешу и не имею времени устраивать тебе представление под названием «Поиски пятого угла»...

Она секунду размышляет, потом решительной походкой идет к двери и берется за ручку.

Я хватаю ее за руку.

– Стоп!

Подтянув ее к себе за лапку, я отвешиваю ей пару оплеух по морде, чтобы вернуть ей краски.

Она качается от силы ударов, а ее моргалы наполняются слезами.

Развивая свое превосходство, я толкаю ее на кровать. Она пытается подняться, но я ее укладываю прямым в челюсть. Ее зубы производят звук падающих фишек домино. Она валится навзничь и замирает.

Я быстро срываю со штор шнурки, чтобы сделать из них веревки для Мисс Сладострастие. Когда она возвращается из страны грез, то может шевелить только пальцами, веками и мозгами, гоняя в них мрачные мысли.

От ее взгляда, брошенного на меня, мог бы случиться выкидыш у тигрицы. Но я видел и не такое, а потому даже глазом не моргнул.

– Теперь я тебя слушаю. Хочу честно предупредить, что, если через три минуты ты не сообщишь нужную мне информацию, с тобой произойдет такое, что переходит все границы воображения...

Вместо того чтобы взяться за ум, эта массажистка простаты обзывает меня легавой сукой. Да, сукой. И кого? Меня, Сан-Антонио! Человека, заменяющего отсутствующих мужей и падающих от усталости бриджистов.

Я даю ей выпустить пар. Надо выпустить из шины воздух, прежде чем вынимать камеру. Когда она сорвала себе глотку, я иду к биде, наполняю этот сосуд водой, закручиваю кран и отправляюсь за упрямой девочкой.

Я вам уже говорил, что рядом со мной Геракл – доходяга-дистрофик?

Взвалив ее одним движением на плечо, иду в туалет, не обращая внимания на ее вопли и попытки вырваться. Жильцы гостиницы, услышав этот гам, должно быть, думают, что я получаю удовольствие по полной программе! Небось все припали к замочной скважине, надеясь увидеть, что это за телка так громко зовет свою мамочку. По звукам они зачисляют ее в путаны экстракласса!

Они наверняка хотели бы получить ее в следующий свой приход в это местечко. Труженицы тротуара редко выкладываются на работе на полную катушку. В наше время профессиональная добросовестность становится редким явлением! Стоит им только получить ваши бабки, как сразу: «Поторопись, дорогой, я жду моего бухгалтера!»

Я кладу брюнетку на кафельный пол, приподнимаю верхнюю часть ее тела и окунаю ее головой в воды биде. Этот брат унитаза впервые видит лицо! Малышка делает «буль-буль», напоминая водолаза, у которого появилась дырка в шлеме.

Я поднимаю ее голову. Обладательница синей лисы вся красная и задыхается.

– Ну, девочка, начнешь колоться или продолжим? Она пытается перевести дыхание и, вдохнув несколько кубиков кислорода, бормочет:

– Падла!

Назвать падлой меня, Сан-Антонио! Самого крутого полицейского Франции!

Она получает право на более продолжительное погружение. Когда я вынимаю ее из вазы, так радушно принявшей ее, мне становится страшно, потому что она потеряла сознание.

А вдруг у нее было слабое сердце и она отбросила копыта? Хорош я буду!

Я быстренько делаю ей искусственное дыхание. Она выплевывает воду и открывает моргалы.

– Как себя чувствуешь, Венера ты моя подводная?

Я понимаю, что на этот раз она расколется. Она держалась сколько могла, но теперь заговорит.

Поскольку она щелкает зубами, я отношу ее на кровать и накрываю одеялом.

– Начинай, красавица, я жду. Она шепчет:

– Письмо мне велел отправить Джо Падовани.

– Джо Турок?

– Да...

Я в удивлении чешу нос. Падовани родился не в Стамбуле, как можно подумать из-за его кликухи, а в Бастии, как и все парни, разгуливающие по Парижу с машинкой для выдачи пропуска на тот свет под левой подмышкой. Турком его зовут за необыкновенную силу5. Он разрывает пополам колоду карт из пятидесяти двух листов и поднимает зубами столик в бистро.

Я с ним никогда не встречался, но рожу и послужной список знаю по картотеке. Это не какая-то там мелкая сошка... Наркотики, сутенерство, вооруженное ограбление – биография, напоминающая страницу криминальной хроники. Он также участвовал в разборках между бандами, но еще ни разу не влезал в то, что мы называем крупным делом.

То, что его имя всплыло в данном случае, меня несколько озадачивает.

Пока я размышляю, девица немного приходит в себя... Она тяжело дышит, пытаясь восстановить дыхание.

Выглядит она по-настоящему жалко. Ее вид разорвал бы сердце даже судебного исполнителя, если бы у судебных исполнителей было сердце.

– Еще один момент, сладкая моя: ты знала, что лежит в конверте?

Она икает с невинным видом.

– Я – нет... Джо мне просто велел обращаться с ним поосторожнее и предупредить на почте, что в нем хрупкий предмет!

Вот сволочи! Разумеется, малышка Тротуар не знала о содержимом конверта. Ее парень не счел нужным ее информировать. Он послал на почту ее, потому что боялся, что адская машина рванет в тот момент, когда на письмо будут ставить штемпель... Вот трусы! Храбрятся только потому, что ходят с пушками, но бросаться в воду спасать утопающего не станут. И отговорка известна: они не умеют плавать!

Я смотрю на прекрасную брюнетку. После купания она немного поблекла.

– Ты работаешь на Падовани?

– А вам-то что?

– Ты что, принимаешь меня за английскую королеву?

– А если да?..

В ней что-то происходит. Просыпается то, что должно было проснуться уже давно: любопытство. До сих пор у нее не было времени задавать вопросы, все шло слишком быстро... Она шла от сюрприза к сюрпризу; от тревоги к испугу... Но теперь она спрашивает себя, что значит мое поведение.

– Так, значит, ты не в курсе того, чем занимается твой мужик?

– Он не трепло...

– Ты слышала о найденной на рынке отрезанной голове?

Она становится зеленой, как салат, и бормочет:

– Это брехня!

– Что ты говоришь! А тебе известно, что лежало в конверте, с которым надо осторожно обращаться? Бомба, моя дорогая... И эта штуковина убила хорошую девушку, которая в своей жизни не обидела даже мухи. Я думаю, что твоему Падовани придется за это заплатить... Где можно найти этого джентльмена?

Снова молчание. Какой неразговорчивый экземпляр!

– Хочешь повторения сеанса в биде? Я знаю, что у тебя хорошая дыхалка, но все-таки... В любом случае, заговоришь ты или нет, я возьму его еще до вечера... Ну так что?

Она опускает голову.

– Я не стукачка, – заявляет она. – Он мой мужик, а сдавать своего мужика непорядочно!

– Замечательно...

Я достаю из кармана пару складных ножниц, которыми стригу себе ногти, беру большую прядь волос путаны и начисто ее срезаю. Отрезанную прядку прилепляю ей на ГРУДЬ.

– Для начала я сделаю тебе короткую стрижку, а если не заговоришь и тогда, твоя голова станет голой, как у Юла Бриннера!

Женщины все одинаковы: как бы они ни любили своих мужиков, а собственная красота им дороже!

Вот и эта воет, будто с нее сдирают кожу:

– Нет! Нет!

– Где живет Джо?

Она снова колеблется. Я хватаю следующую прядку ее косм, отрезаю покороче и прилепляю отрезанные волосы себе под нос.

– Ну как, похож я на Тараса Бульбу? Это переполняет чашу.

– Вы найдете его в «Баре Друзей» на улице Ламарк!

– Когда его можно там застать?

– Он приходит около часа...

– Ты обычно присоединяешься к нему там?

– Только вечером.

– Ладно... Надеюсь, ты не лепишь мне горбатого, а, воинственная девственница? Если да, я лишу тебя не только ботвы, а сниму весь скальп... У меня есть дружок индеец. Большой спец по этому делу.

Тут я влепляю ей парочку прямых в челюсть, усыпляющих ее на некоторое время.

Выйдя из номера, спускаюсь к дежурному администратору. Там стоит старый лакей, опирающийся на щетку в ожидании прихода своей смерти.

Он останавливает на мне восхищенный взгляд.

– Вы умеете получить за свои деньги полную программу! – говорит он.

Это заставляет меня вспомнить, что я забыл взять свои бабки.

– Можно позвонить?

– Пятьдесят сантимов!

Пока я набираю номер своего кабинета, лакей пытается подтолкнуть меня к исповеди.

– Ах, какая прелесть эта Мари-Жанна, – говорит он. – Я слышу в ее адрес одни только комплименты... Она милая, послушная...

– Это верно, – соглашаюсь я. – Надо только найти к ней подход!

На том конце снимают трубку. Узнаю блеющее «алло» Пинюша.

– А, это ты, – произносит он. – Есть что-нибудь новенькое?

– Немного...

Я советую ему прислать пару парней, способных устоять перед щедро выставленными прелестями Мари-Жанны, чтобы забрать ее из гостиницы.

– Пусть не забудут взять ее сумочку, – прошу я. – В нее вложена часть моего капитала.

– Что делать с девицей?

– Одеть, потому что она голая, как статуя, и засунуть в секретную камеру. Потом ты вскочишь в тачку и в темпе полетишь за Берюрье, который должен мариноваться на улице Ланкри. Опять-таки не теряя времени, вы оба поедете в «Бар Друзей», где буду ждать я... Ведите себя так, будто мы не знакомы. Понял?

– Понял!

Я кладу трубку. Мойщик раковин выглядит совершенно одуревшим.

Я меряю его взглядом.

– Что происходит? – спрашивает он.

– Заглохни, шестерка!

– Но, месье!

– Закрой хлебало, сказал. Будешь возникать, я сломаю твою щетку, а поскольку только она и поддерживает тебя в вертикальном положении, ты шлепнешься на пол, как коровье дерьмо!

Бросаю взгляд на часы. Они мне говорят: полдень. Самое время поехать повидать Турка.