Лоулань и другие новеллы

ПОТОП

В конце правления китайского императора Сянь-ди (на троне с 189 по 220 гг. н. э.) из династии Поздняя Хань военачальник Со Май во главе тысячи воинов вышел из Дуньхуана через заставу Юймэньгуань на запад. Целью похода было создать новое военно-земледельческое поселение на берегу реки Кумдарья, протекавшей в восточной части пустыни Такла-Макан. Перейдя государственную границу, ханьские войска вступили в так называемое Зарубежье — земли, на которых китайцы не появлялись уже тридцать лет.

Прошло уже больше трехсот лет с тех пор, как войска императора У-ди впервые вторглись в Западный край. Все это время западные земли оставались ареной постоянного соперничества между державами Хань и Сюнну, а заставы Юймэньгуань и Янгуань то открывались, то закрывались. Бывало так, что могущество Хань простиралось до далеких хребтов Куньлуня, но бывало и так, что даже земли между заставой Юймэньгуань и берегами реки Хуанхэ страдали от набегов сюнну.

На сюнну обжигали себе руки все без исключения Сыны Неба — императоры Ранней и Поздней Хань. До тех пор, пока существовали эти кочевники, ханьские правители не могли спать спокойно. Для того чтобы удерживать за собой земли к западу от реки Хуанхэ, нужно было наносить удары по сюнну, а для того, чтобы наносить по ним удары, нужно было заходить в Западный край. Однако дорога в Западный край была далекой и трудной, обитавшие там «варвары» — непостоянны и склонны к измене, а для направления войск в эти края требовались колоссальные средства, поэтому Хань приходилось рано или поздно покидать эти земли. Впрочем, после каждого такого судьбоносного решения рано или поздно наступали новые времена, когда ханьские государственные мужи снова решали вернуться в Западный край…

Нынешний ввод войск Со Мая в Западный край повторил события, которые за долгую историю случались уже много раз. Решение Сянь-ди направить войска в Западный край, чтобы в очередной раз очистить его от сюнну, было предопределено: в крае, покинутом ханьцами тридцать лет назад, кочевники в последнее время распоясались до того, что копыта их лошадей уже по нескольку раз в год топтали земли к западу от реки Хуанхэ. Вот поэтому Со Май и получил приказ вместе с авангардом своих сил создать в Западном крае опорный пункт и таким образом подготовиться к будущему полномасштабному захвату этих земель ханьскими войсками.

Чем занимался Со Май до того, как во главе военной экспедиции отправился в Западный край? Об этом ничего не известно. «Со Май, вторым именем Янь И, уроженец округа Дуньхуан, человек одаренный», — вот и все, что говорится о нем в одной древней книге.[46]

Издавна китайские войска, посылаемые в Западный край, набирали из всякого рода «злоумышленников». Чжан Цянь, который во времена императора У-ди первым проник в Западный край, вел за собой «молодых негодяев». Войска Ли Гуанли, командующего походом на Эрши (Коканд), которые отправились в Давань (Фергану) за прекрасными скакунами, почти полностью состояли из «головорезов». Отряды Бань Чао и Бань Юна, отличившиеся позднее на полях брани в Западном крае, тоже не были исключением из этого правила. Словом, в Древнем Китае экспедиционные войска всегда формировали из неблагонадежных людей, преступивших закон.

Уже из того, как были организованы крупномасштабные военные экспедиции в Западный край, нетрудно представить, из каких людей состояла та тысяча военных поселенцев, которую вел за собой Со Май. Скорее всего, военачальник, сам выходец из пограничных земель империи, пребывавший в возрасте «начала старости» (ему уже перевалило за 45), просто набрал в нее не знавшую жизни молодежь из подчинявшихся Дуньхуану пограничных частей. Наверное, за плечами у некоторых рекрутов были какие-то темные истории, но критерий отбора в войска, если он вообще существовал, был один: достаточно ли у парней сил для того, чтобы управляться с тугими боевыми луками…

Не только командующий Со Май, но и каждый из тысячи солдат, уходивших на запад через заставу Юймэньгуань, не думал, что он когда-нибудь снова вернется на ханьскую землю…

В тот день Со Май покинул крепость во главе колонны верхом на верблюде. Когда замыкающие отошли от стен заставы на две сотни шагов, командир неожиданно остановил отряд. Никаких команд не последовало: Со Май просто хотел дать своим воинам возможность попрощаться с родиной, которую они, скорее всего, больше никогда не увидят…

Солдаты поднялись еще на рассвете, но сборы в дорогу продолжались дольше, чем ожидалось, поэтому к часу выступления солнце уже поднялось высоко и палило так, как будто наступила полуденная жара. Пепельно-серые стены заставы словно плавали в ярких солнечных лучах и оттого казались особенно мрачными.

Со Май долго смотрел на наблюдательную башню, возвышавшуюся над остальными постройками заставы… Наконец он отвел от нее взгляд, и его лицо сразу же приняло прежнее волевое выражение, а в глазах заиграл природный острый блеск. Прозвучала команда «Марш!».

Со Май провел в борьбе с сюнну всю свою жизнь. Только самим сражениям с «инородцами» он отдал, наверное, половину жизни. На границе его то и дело переводили с одного места на другое, и Со Май был готов без колебаний отправиться служить куда угодно. Однако нынешний поход в земли варваров наводил его на непривычные мысли.

Он хорошо понимал, что значит создать глубоко в сердце вражеских земель маленький опорный пункт. Это значит — вести бесконечную борьбу с ненавистными сюнну. Это значит — постоянно умиротворять царства Западного края, которые склонны к измене… Наконец, это значит — работать в поле, ведь солдаты там должны кормить себя сами.

Но пусть даже они сумеют построить на берегу реки Кум военно-земледельческое поселение. Сможет ли оно без поддержки с родины долго продержаться в пустыне? Нет, это исключено. Если такой поддержки не будет, то солдат вместе с построенным в пустыне поселением ждет одна судьба — остаться в песках. А надеяться на помощь с родины им не стоит: судя по всему, ханьский двор постепенно клонится к упадку, он все более озабочен внутренними проблемами. И где гарантия, что он не изменит своего отношения и к этим поселениям? Очень даже возможно, что изменит — тем более что государственные мужи годами колеблются и действуют по старой схеме: «Утром — приказ, вечером — отставить!»

Во второй половине дня отряд под командованием Со Мая вышел в настоящий песчаный океан, где не на чем было остановиться взгляду. На третий день пути океан песка во всю свою ширь покрылся мягкими, округлыми холмами: стоило перевалить через один бархан, как за ним возникал другой — и так без конца. С четвертого дня пути отряд двигался боевым порядком. Вечером этого дня, воины, наконец, увидели зеленый оазис, в котором и разбили свой лагерь. А к ночи в нем уже появилось полтора десятка мужчин и женщин странной наружности — они откуда-то узнали о прибытии ханьцев и пришли продавать им воду. Это были люди народа ашья.

Со Май подозвал к себе одну из молодых женщин и оставил ее ночевать в своем шатре. Женщина не противилась. Ее тело сверкало, словно натертое маслом, а кожа была холодная, как рыбья чешуя. В женщине была примесь ханьской крови, и она немного понимала по-ханьски.

Лежа в постели, женщина рассказывала, что эти земли назывались Лунду, Обитель Дракона, и были столицей царства Ганьлай. Со Май впервые слышал это варварское название. Из слов женщины было непонятно, когда все это было, но она продолжала рассказывать:

Женщина все говорила и говорила… И, глядя на нее, залитую проникавшим в шатер лунным светом, Со Май впервые почувствовал, что влечет его к этой женщине всем сердцем…

На следующее утро Со Май приказал приписать женщину к своему отряду. Для того чтобы защитить ее от взглядов буйных солдат, командир но совету своего ближайшего окружения переодел женщину в мужское платье и приказал держать ее верблюда поближе к своему.

Только через два дня после этого солдаты узнали, что в отряде — женщина, но никто не осмелился подойти к ней поближе: солдаты боялись своего командира.

На седьмой день отряд вышел на равнину, усеянную камнями и песком. Далее караван двигался по дороге, отмеченной, как вехами, костями людей и животных. Три дня подряд путники видели мертвые города, в которых наблюдательные вышки, башни и прочие здания были наклонены к западу. Все эти крепости были наполовину погребены под песком. В городах, выстроенных варварскими народами, за прошедшие века бессчетное число раз стояли и войска Хань, и войска Сюнну, но сейчас они были совершенно безлюдны — как говорится, «ни дымка от костра человечьего». Остались от них лишь руины былых твердынь, брошенные и песком занесенные…

Миновав одну за другой несколько поглощенных песками крепостей, отряд на десятый день наконец достиг местности, от которой до цели, реки Кумдарья, оставалось около половины дневного перехода.

Моросивший со вчерашнего дня дождь превратился в ливень. Скоро и люди, и лошади, и верблюды промокли до костей. К ночи, несмотря на продолжавшийся дождь, отряду удалось разбить палаточный лагерь, но вода проникала сквозь пологи и затапливала палатки. Скоро все солдаты замерзли так, будто наступила настоящая зима.

Той же ночью в лагерь неожиданно пришел десяток солдат из царства Шаныпань. Назвавшись посольством правителя, они приветствовали прибывших ханьцев и преподнесли им запас провианта. А глубоко за полночь в лагере появилось еще трое купцов, на этот раз из царства Гуйцы (Куча). Они начали торговать едой, которую доставили на верблюдах. Купцы рассказали, что в том месте на берегу реки Кумдарья, где Со Май собирался строить военное поселение, пару дней назад появился крупный отряд сюнну.

Несмотря на то что стояла глубокая ночь, Со Май, услышав это известие, отдал отряду приказ немедленно выступать. Он хотел застать сюнну врасплох и одним махом вырезать их всех.

Под покровом ночи ханьцы вышли из лагеря. Под проливным дождем, они быстро продвигались вперед и уже к рассвету достигли Кумдарьи. Поселок, который заняли сюнну, находился на другом берегу.

Стоя у реки, Со Май долго смотрел на то, как бурный поток мутной, желтоватой воды проносится мимо него в серой предрассветной мгле. О том, чтобы навести здесь переправу, и думать было нечего.

А между тем мысль о том, что нужно как можно быстрее переправить отряд на ту сторону, нанести удар по лагерю сюнну и обратить врага в бегство, не отпускала командира. Однако пока перед глазами бушевала и неистовствовала Кумдарья, это было легче представить, чем сделать…

Со Май не знал, как поступить. Ошеломленный увиденным, он все стоял и стоял на поросшем камышом берегу. Насколько позволял видеть дождь, кроме камыша, здесь больше ничего не росло. Ни одного большого дерева!

С тяжелым сердцем Со Май собрал отряд на берегу реки. После того как солдаты почти полчаса простояли под проливным дождем, один из воинов подошел к начальнику, который все глядел и глядел на проносящийся мимо мутный желтый поток:

— Исстари так повелось, — осторожно начал он. — Когда божество реки гневается, ему приносят в жертву женщину… Вот и сейчас, похоже, ничего другого не остается…

Солдата звали Чжан. Он уже десять с лишним лет делил со своим командиром все тяготы боев и походов. Со Май доверял ему больше других.

Командир выслушал Чжана, но ничего не ответил. Через некоторое время тот снова пришел с советом:

— Если промедлить с переправой хотя бы день, то сюнну успеют получить подкрепление, и тогда нам несдобровать…

Со Май долго молчал.

— Когда-то Ван Цзунь своими молитвами отвратил наводнение после прорыва дамбы, а Ван Ба одной силой воли сумел остановить течение бурной реки, — наконец произнес командир,[47] — нравы водных божеств вряд ли с тех пор изменились.

Со Май быстро поставил на берегу реки алтарь и начал перед ним молиться. Было видно, что ему совсем не хочется бросать в этот мутный поток женщину и он решил успокоить воды Кумдарьи молитвами, а не жертвой.

Действительно, если правда, что воители прежних веков усмиряли течения рек, то почему же он, Со Май, не может этого сделать?

Со Май молился уже очень долго, но в мутный поток был все тот же. Вода не убывала. Напротив, ее уровень с каждой минутой становился все выше. Все то время, что Со Май провел в молитве, вода постепенно затопляла берег и теперь плескалась уже у самых ног солдат, лошадей и верблюдов. Но Со Май ни на шаг не отходил от алтаря.

Чжан снова приблизился к полководцу и во второй раз повел разговор о человеческих жертвах:

— Раз так, может быть, не ждать, когда боги откликнутся на молитву? — снова сказал он. — Не пора ли уже принести в жертву женщину?

И, не дождавшись ответа командира, продолжил:

— Отходить нам отсюда нужно, и поскорее. Иначе смоет всех — и людей, и коней, и верблюдов…

В это мгновение Со Май вдруг выхватил из ножен меч, сжал клинок зубами и поднял голову к небу. Капли дождя били ему в лицо, прямо в широко раскрытые глаза. Чжан и все солдаты, затаив дыхание, следили за действиями командира. В его фигуре было что-то демоническое.

Жертвенник, перед которым стоял Со Май, внезапно наклонился, упал — и в мгновение ока был унесен мутным потоком. Со Май еще некоторое время постоял, замерев в странной, неестественной позе среди мчавшейся грязной воды, потом вынул изо рта клинок и обратился к своему воинству:

— Наши моления не доходят до Неба! Значит, в эту реку вселился злой демон! Мы должны со всех сил ударить по нему и разбить супостата! Только тогда вода уйдет, а мы — переправимся через реку!

Голос Со Мая звучал как раскаты грома.

Дождь прекратился, но вода в реке бушевала все сильнее.

Со Май отвел отряд от реки на сотню шагов и, сохраняя боевой порядок, занял позицию на небольшой высотке.

Первыми дали залп лучники, разом выпустившие стрелы в сторону реки. Огромное число стрел одна за другой падали на середину мутного потока и через мгновение скрывались в землисто-желтой воде. После того как было выпущено несколько сот стрел, в бой пошли пехотинцы. С громкими кличами они хлынули на берег, а потом под звуки боевых барабанов бросились вниз, вбежали в реку по колено и начали рубить воду мечами и разить ее копьями. Противник ответил яростными всплесками брызг. В сражении с водой нескольких солдат течением сбило с ног, и мутный поток унес их прочь…

За день боевые действия вспыхивали еще несколько раз. Иногда отряду приходилось оставлять занятые высоты и отходить на другие позиции.

И для командира, который вел своих солдат в бой, и для самих этих солдат, готовых сражаться с потоком не на жизнь, а на смерть, вышедшая из берегов мутная желтая река действительно представлялась чем-то вроде громадного злобного демона. И этот демон мучился, безумствовал, бился, наступал, отступал и снова наступал…

А когда на землю спустилась ночь, обессилевшие солдаты заснули вповалку прямо на мокрой земле занятой ими высоты.

На следующий день погода улучшилась, но вода и не думала спадать. Напротив, мутный поток только сильнее забурлил водоворотами.

С раннего утра битва с рекой Кум возобновилась. Сегодня, как и вчера, воины засыпали ее стрелами и забрасывали камнями, рубили мутный поток мечами и кололи его копьями.

День вступил в свои права. Пики и мечи, мелькавшие в руках солдат, теперь таинственно сверкали в лучах яркого солнца, которое быстро превратило лютую стужу в испепеляющую жару. А враг все не сдавался. Более того — в каждой схватке с мутным потоком ханьцы теряли нескольких солдат…

Снова пришла ночь. К сражавшимся поступило подкрепление — по тысяче солдат из трех царств: Шань-шань (Чарклык), Яньци (Карашал) и Гуйцы (Куча).

Эти царства много лет страдали от набегов сюнну и давно ждали, что Ханьская империя направит свои войска в Западный край. Поэтому, когда здесь услышали, что ханьцы наконец пришли, то спешно присягнули Хань и направили солдат в помощь отряду Со Мая.

Получив пополнение из числа «варваров», которые отличались от ханьцев языками и обычаями, Со Май принял решение не прекращать сражения даже ночью. В синем лунном свете, заливавшем пустыню, огромное четырехтысячное войско выстроилось боевым порядком в три шеренги.

Зазвучали боевые барабаны, и солдаты с громкими кличами ударили по врагу. Атака следовала за атакой, но силы реки не убывали: в лунном свете было хорошо видно, что она все так же несется вскачь и бурлит своими черными водоворотами…

Наконец Со Май решил предпринять последний, решающий штурм. Он собрал всех лошадей и посадил на них самых крепких и сильных солдат. Всадники должны были разом нанести удар в самое сердце бурного потока. Во главе трехсот с лишним конных воинов стал сам Со Май.

По приказу командира лошади разом пустились вскачь по песку. Ворвавшись в реку, Со Май стал отчаянно разить противника копьем и вдруг почувствовал, что его вместе с конем уносит вниз по течению, как когда-то уносило стрелы… Только спустя некоторое время лошадь и всадника выбросило на отмель. Держась за шею скакуна, Со Май выбрался на берег. Здесь, сверкая в лунном свете, уже стояло несколько десятков насквозь промокших коней. Были здесь и лошади, потерявшие наездников, и всадники, потерявшие лошадей. А на берег продолжали выбираться все новые и новые лошади и солдаты…

Со Май построил солдат и пересчитал их. Потери составили примерно половину всадников и столько же лошадей.

Поскольку командира и его воинов снесло далеко вниз по течению, им потребовалось около одной стражи[48] времени, чтобы по раскисшему от воды полю вернуться к основному отряду.

Вернувшись к месту сбора, Со Май повторил оставшимся в живых солдатам свой приказ: атаковать противника! Он хотел вновь лично возглавить атаку, но конь Со Мая противился командам хозяина и не желал двигаться с места. Собственно говоря, такую строптивость выказывал не только конь командира, но и все остальные лошади. Выхватив меч, Со Май стал плашмя хлестать им своего коня, пытаясь заставить его сдвинуться с места. Солдаты последовали его примеру.

Наученные опытом предыдущей атаки, Со Май и его воины на этот раз отказались от копий и решили разить противника мечами. Конники собрались в единый кулак и ринулись к реке.

Вылетев на берег, Со Май вдруг неожиданно отпустил поводья и высоко поднял над головой меч, отдавая следующим за ним воинам команду остановиться — впрочем, некоторые из них все равно не смогли удержать коней и на полном скаку влетели в реку…

Со Май глядел на противника и не верил своим глазам. Всего полстражи назад река была переполнена водой. Сейчас же ее уровень как-то незаметно упал чуть ли не наполовину. Конечно, мутный поток по-прежнему стремительно бежал вперед, но над его поверхностью уже показалось несколько чи[49] свободного от воды берега.

Со Май подозвал к себе Чжана. Некоторое время оба стояли и изумленно смотрели на воду. Было слышно, как в отряде уже заговорили о победе в битве с Кумдарьей.

Отряд разбился на несколько групп. Через полстражи они, одна за другой, благополучно переправились через Кумдарью, вода в которой продолжала падать. А потом воины из Хань, Шаньшаня (Чарклык), Янь-ци (Карашал), Гуйцы (Куча), не теряя времени даром, слились в единый отряд и обрушились на лагерь сюнну, который находился в 5–6 ли от места переправы.

Сражение завершилось к рассвету, но войска, преследовавшие разбитого неприятеля, вернулись в лагерь только на третий день: Со Май строго приказал не прекращать преследования до тех пор, пока жив хоть один вражеский солдат…

Прошел год. Возле маленького поселка на берегу реки Кум, который Со Май отбил у сюнну, шли работы по строительству небольшого военно-земледельческого поселения. Сначала здесь поставили временные бараки для солдат, а потом, когда их строительство было закончено, обширную территорию вокруг поселка вспахали и превратили в поля. Для их орошения была подведена вода из Кумдарьи.

На помощь строителям направлялись попеременно солдаты из Гуйцы (Куча), Шаньшаня (Чарклык) и некоторых других царств.

Весть о доблести командира по имени Со Май, который одним ударом рассеял большой отряд сюнну, разнеслась по всем землям Западного края. Все «варварские» народы во всех тридцати с лишним царствах, разбросанных вокруг пустыни Такла-Макан, теперь трепетали перед его воинской силой, покорившей даже течение Кумдарьи…

А из-за военно-земледельческого поселения, которое Со Май поставил на берегу реки, сюнну еще долго не показывались в этих краях…

Позднее между землями поселения и заставой Юймэньгуань были сооружены две дозорные башни, ставшие путеводными вехами для караванов, которых становилось все больше и больше. Шли они из Хань в Западный край. Раз в два-три дня большие и малые караваны шествовали по этим землям и в обратном направлении — из Западного края в Хань.

Ходившие с караванами купцы разнесли повсюду слухи о том, что скоро, наверное, будет восстановлена существовавшая в прежние времена должность Всеохраняющего Западный край. И слухи эти не были беспочвенными. Требования назначить в страны Западного края Всеохраняющего становились все сильнее. В конце концов с подобными просьбами стали обращаться к ханьскому двору и послы из «варварских» стран, направлявшиеся на восток через военное поселение, которое основал Со Май.

Следующий год Со Май посвятил строительству постоянных казарм для солдат и возведению крепостной стены. Большие казармы строили из досок и кирпича, стены затирали глиной, а крышу крыли циновками, сплетенными из стеблей чжума.[50] Рядом с четырьмя казармами на 500 человек каждая соорудили две смотровые вышки. За большой крепостной стеной, охватывавшей всю территорию поселка, кроме казарм и плаца, размещались рынок, храмы и общее кладбище.

Материалы и рабочая сила для такой стройки поступали из самых разных царств Западного края. На строительной площадке звучала разноязыкая речь: говорили на согдийском языке,[51] на языке, принятом в царстве Юйтянь (Хотан), на языке сюнну, на тюркских языках…

Поднявшись на крепостную стену, можно было увидеть обширные, тщательно возделанные поля, которые охватывали поселок со всех сторон. Поля были вдоль и поперек изрезаны каналами и арыками, по берегам которых росли невысокие тополя, словно указывавшие путь водным потокам.

Половина подчиненных Со Маю солдат теперь работала на строительстве, другая же половина вместе с соседями, жителями поселка, каждый день выходила за крепостные ворота на работу в поля. Через год жители военно-земледельческого поселения собрали первый урожай — по 500 тысяч даней[52] чумизы и пшеницы. Урожай зерновых обещал год от года расти…

Итак, солдаты, позабыв о сражениях, сосредоточились на полевых работах и строительстве крепости. Со Май же все это время жил в одних покоях с женщиной из племени ашья. Она не была яркой красавицей, но Со Май любил эту женщину.

Трудно сказать, насколько женщина облегчала жизнь воина на этой «варварской» земле. Так или иначе, из всех помещений поселка были как-то украшены только комнаты Со Мая: здесь на земляном полу она расстелила тростниковые циновки, а на них положила яркие, разноцветные тканые коврики. В передней стояли в ряд кувшины с водой, а в комнатах, на полках, — привезенные из западных краев стеклянные тарелки и другие сосуды. Кремами и притираниями женщина не пользовалась, но зато убирала свое тело разными красивыми вещами: надевала тонкие бронзовые кольца, ожерелья из яшмы и серьги-колечки из белого нефрита…

Через год пребывания в Западном крае, как раз во время сбора первого урожая пшеницы, Со Май получил высочайшую благодарность за свои деяния — она была передана через находившегося в Дуньхуане чжанши[53] Западного края. Вместе с благодарностью посланник передал Со Маю и его отряду приказ возвращаться на родину. Со Май ответил, что строительство нового военно-земледельческого поселения пока только разворачивается, и потому ему хотелось бы еще на некоторое время остаться в чужих краях.

Из разговора с посланником Со Май узнал, что сражение с Кумдарьей и укрощение реки превозносятся на родине как примеры великого героизма. Более того, посланник заявил, что когда Со Май вернется домой, то очень возможно, что ему пожалуют высокое звание — наподобие того титула, который получил когда-то Ли Гуанли за заслуги в походе на Эрши в царстве Давань.[54] Такие слухи действительно постоянно ходили по столице.

До сих пор Со Маю были совершенно чужды блестящая карьера или известность, а сам он твердо верил в то, что ему суждено прожить свою жизнь именно так. Поэтому, когда на него вдруг обрушилась нежданная слава, то Со Май был просто ошеломлен…

Командир ни с кем и словом не обмолвился об этом разговоре, но, тем не менее, о нем тотчас стало известно всему отряду. Не было солдата, который бы не горел желанием вернуться домой, и потому все и всюду только об этом и говорили.

В конце концов слухи о том, что отряд возвращается домой, дошли и до женщины из племени ашья, и она спросила Со Мая, правда ли это. Со Май ответил, что сейчас у него нет ни малейшего желания возвращаться в ханьские земли.

Женщина ашья с рождения умела скрывать свои чувства; обычно на ее лице не отражались ни радость, ни гнев, ни печаль, ни веселье. Однако сейчас, при известии о том, что Со Май не собирается возвращаться на родину, она очень обрадовалась. Эта радость оживила ее взор и развязала язык: глаза женщины ярко заблестели, она, смеясь, защебетала о том о сем, а потом надела на себя все, что у нее было из украшений и весь день выглядела очень нарядной. И Со Май снова был поражен в самое сердце…

На общем сборе отряда Со Май решительно опроверг распространившиеся среди солдат слухи и заявил, что им вместе предстоит еще не один год воевать с сюнну.

— А всем, кто впредь будет распространять слухи о возвращении на родину, буду рубить головы! Никому пощады не будет! — заверил он.

Несколько дней спустя, словно в подтверждение сказанного полководцем, солдатам пришлось впервые за долгое время отложить в сторону мотыги и взяться за луки и мечи: они вступили в бой с отрядом конников сюнну, который предпринял яростную атаку на крепость. После такого начала набеги повторялись все чаще, и солдаты то и дело были вынуждены менять крестьянские орудия на боевое оружие…

А слухи о возращении на родину быстро пошли на убыль и унеслись прочь — совсем как когда-то воды Кумдарьи.

На третье лето в поселении собрали урожай уже по миллиону даней пшеницы и чумизы. К этому времени как раз подошло к концу строительство крепости, поэтому Со Май решил устроить большой трехдневный праздник для жителей тех земель, на управление которыми он положил столько сил.

В эти дни посмотреть на торжество в крепости собралось великое множество «варваров» во всех мыслимых и немыслимых одеждах и нарядах (и где они только до сих пор прятались?).

Все три праздничных дня Со Май каждый вечер поднимался на сторожевую башню и вместе с женщиной из племени ашья смотрел на шумную суету в крепости, украшенной огнями сигнальных костров.

В один из таких вечеров женщина спросила, зачем Со Май устроил этот праздник — уж не потому ли, что отряд скоро уходит?

А когда Со Май со смехом ответил «нет», она пристально посмотрела ему в глаза и молча покачала головой.

— Разве ты уже не веришь моим словам? — с упреком проговорил Со Май.

— Я с радостью бы поверила… Но вы же сами не знаете своей судьбы… Так как же можно верить? — ответила она.

На этот раз женщина беспокоилась не зря. Примерно через полгода в судьбе полководца произошло то, чего не мог предвидеть Со Май и чего так опасалась женщина.

Миновала осень, подошло к концу время сбора урожая. Со Май с половиной своего отряда выдвинулся из крепости на северо-запад, чтобы сразиться с неуемными сюнну. Уходя, Со Май полагал, что в любом случае вернется обратно дней через десять. Однако на этот раз, против ожидания, военные действия затянулись: то вспомогательный отряд из Гуйцы (Куча) вступил в тайные сношения с противником, то раньше обычного пошел град, который нанес большой ущерб. В результате военные действия, проходившие в разных местах, отличались какой-то особой несогласованностью, а сам отряд Со Мая оказался в западне и с трудом смог найти путь к отступлению.

Начавшиеся на исходе осени военные действия завершились только к началу нового года, когда после ряда побед и поражений каждой из сторон сюнну наконец бежали на север.

Шел снег, когда Со Май и его солдаты входили в ворота крепости. Они сильно исхудали, были изнурены неожиданно долгим походом, но зато… Зато шедший на верблюдах авангард отряда нес на остриях своих копий несколько отрубленных голов военачальников сюнну, держа их гордо и прямо, словно знамена. И отрубленные головы, и спины верблюдов, и плечи солдат были укутаны свежим снегом…

Со Май наконец-то добрался до дома. У входа его встречала женщина из племени ашья. Со Май сразу заметил, что женщина смотрит на него иначе, чем прежде.

Прямо с порога женщина провела полководца в комнату для гостей — там уже месяц обитал посланник Ханьской империи, дожидавшийся возвращения полководца в крепость. Посланник имел при себе приказ об отзыве Со Мая, утвержденный императорским двором. На родине полководца и его отряд ждала великая слава…

В начале седьмой луны, когда на подраставших в городке тамарисках начали появляться зеленые побеги, в крепость на смену отряду Со Мая прибыл новый постоянный гарнизон.

Даже после того как было принято решение о его возвращении на родину, Со Май был постоянно занят: он то участвовал в стычках с небольшими отрядами сюнну, которые все-таки иногда осмеливались появляться в этих местах, то обмерял поля — и совершенно не имел времени, чтобы поразмыслить о будущем женщины из племени ашья. А женщина не переставала думать о том, что ждет ее впереди…

Возьмет ли Со Май ее с собой в ханьскую землю? Хорошо, пусть даже возьмет… Но сможет ли она там жить с ним так, как жила до сих пор? Со всеми этими вопросами маленькая женская головка совершенно не справлялась… Когда же женщина заговаривала об этом с Со Маем, то он всегда отвечал одинаково: «О чем речь! Конечно, мы едем вместе!»

Со Май действительно хотел взять женщину с собой. Однако когда в его голове всплывали образы давно не виденных им кварталов Цзюцюань и Лянчжоу, женщине из варварского племени места в них почему-то не находилось. Прическа, глаза, цвет кожи, язык — все в ней теперь раздражало полководца. Но Со Май гнал подобные мысли из головы. Он вообще не был силен в рассуждениях о повседневных материях, а уж размышлять о будущем женщины тем более не хотел…

Отряд, пришедший на смену, был в несколько раз больше отряда Со Мая. Самого полководца сменял новый комендант крепости, молодой офицер. Со Май передал ему все дела, но покинул крепость не сразу, а лишь три дня спустя — и не только потому, что ему было трудно расставаться с той землей, которой довелось управлять: уже несколько дней шел дождь, и Со Май ждал, когда распогодится.

В день выхода из крепости в знак уважения к отряду Со Мая его вышел провожать весь новый гарнизон, а за воротами крепости собралось около двухсот жителей поселка, которым было жаль расставаться с полководцем.

Вереница верблюдов, лошадей и солдат двинулась по протянувшейся через поля дороге, которую сами эти солдаты когда-то и проложили…

Небо прояснилось и стало темно-голубым. Свежий сухой ветер овевал кроны тополей и тамарисков, высаженных по обеим сторонам дороги. Она на этом участке шла от крепости прямо к реке и пересекала ее почти под прямым углом.

Выйдя на берег Кумдарьи, Со Май увидел, что вода в ней поднялась, а сама река стала в несколько раз шире и быстрее прежней — всё как пару лет назад, когда он впервые через нее переправлялся…

Как быть? Переправляться-то надо… Со Май задумался. Ему очень не хотелось возвращаться назад, к тем, кого он недавно оставил в крепости, только из-за того, что река снова разлилась. Чжан и все командиры думали точно так же: отряд, чья слава покорителя Кумдарьи гремела по всей Поднебесной, не мог отступить перед новым разливом этой реки!

Общее мнение выразил один из подчиненных Со Мая:

— Делать нечего: будем снова пробиваться через реку!

Со Май приказал отряду разбить лагерь на берегу и стать на ночевку. Несмотря на то что днем стояла ясная погода, с полуночи пошел дождь, который скоро превратился в ливень.

На рассвете в шатер Со Мая зашел Чжан:

— Командир! — произнес он. — Дождь идет, вода в реке всё поднимается. Промешкаем — тогда не переправиться нам через эту реку ни через день, ни через десять дней. Медлить нельзя! Уж если биться с ней, то сей же час!

Оставив Чжана в шатре, Со Май вышел наружу и застыл на берегу реки под ударами дождевых струй. Ночь уходила. Воды в реке стало куда больше, чем вчера.

И долго еще стоял Со Май на берегу реки, объятый своей, одной-единственною думою… Впервые в жизни для полководца настал час горькой печали, терзавшей все его существо…

Вернувшись в шатер, Со Май обратился к ожидавшему его Чжану и тихо, но отчетливо произнес:

— Жертвую женщину.

Чжан вздрогнул и поднял глаза на Со Мая. Когда в отряде говорили «женщина», то речь не могла идти ни о ком другом, кроме женщины из племени ашья.

Только несколько мгновений спустя Чжан медленно, тщательно подбирая слова, заговорил о том, что он глубоко благодарен Со Маю за принятое им решение, что он сам хотел просить об этом, но не дерзнул…

И тут же вышел из шатра Со Мая.

Через некоторое время до слуха Со Мая долетел душераздирающий крик. Кричала женщина, которую выводили из соседней палатки. Этот крик напомнил Со Маю разрывающий тьму ночи плач дикой птицы, который он несколько раз слышал в горном лагере прошлой осенью и нынешней зимой во время трудной кампании против сюнну…

Начало светать, когда Со Май построил отряд на берегу реки. Дождь как-то незаметно прекратился. Может быть, поэтому мутный поток, поглотивший женщину, несколько ослабел — кажется, это было ясно видно не только Со Маю, но и Чжану:

— Если переправляться, то сейчас, не откладывая — повторял он, словно подталкивая командира к решению.

Пройдя по берегу несколько сот метров вниз по течению реки, солдаты выбрали место, в котором напор воды казался наименее сильным. Здесь и решили навести переправу.

Отряд разбился на несколько групп. Сначала в поток вошла первая группа, и сразу же мощное течение понесло верблюдов, лошадей и людей вниз. Даже несколько прочно привязанных тюков сорвались со спин лошадей и, покачиваясь, поплыли по волнам. Тем не менее, все люди из первой группы сумели благополучно выбраться на противоположный берег.

Чжан тут же заговорил о том, что они не потеряли на переправе ни одного солдата только потому, что реке вовремя принесли в жертву женщину. Со Май был того же мнения, но промолчал…

Группы солдат одна за другой успешно переправлялись через поток. Наконец и сам Со Май присоединился к арьергарду отряда и быстро направил своего коня в реку, тем более, что напор воды в ней заметно ослабел даже со времени переправы первой группы.

Благополучно выбравшись на противоположный берег, Со Май вдруг почувствовал острую жалость и благодарность к женщине, которой он пожертвовал. Вместе с тем он ощутил и огромное облегчение — как будто какой-то невидимый груз свалился с его плеч…

Войско снова двинулось вперед. Со Май с Чжаном шли во голове колонны. Отряд еще не успел далеко отойти от реки, когда Чжан вдруг осадил своего коня и прокричал:

— Смотрите!

Со Май остановился и взглянул в ту сторону, куда показывал Чжан.

Вдали на равнину словно выплеснулись потоки желтой лавы. Было ясно видно, как эта грязная жидкая масса, постепенно расползаясь, приближается к отряду. Со Май не сразу понял, что это было. А «это» тяжело, медленно, но верно двигалось вперед, погребая под собой бескрайнюю равнину.

— Да что же это?! — сорвался на крик Со Май.

Но ни Чжан, ни окружавшие его солдаты тоже не понимали, что происходит: со всех сторон только и слышалось: «Что это?» «Что?». Но вот кто-то прокричал:

— Вода! Это потоп!

И сразу стало ясно: эта грязная живая слизь, пожирающая степь, есть действительно не что иное, как обыкновенная вода…

Это на самом деле был потоп! Где-то быстрее, а где-то медленнее, но грязная желтоватая вода продолжала вытягивать вперед свои омерзительные щупальца, и всё подгребала и подгребала под себя широкую равнину.

— Что будем делать? — раздался рядом с Со Маем голос Чжана. Но в этот момент даже Со Май не мог быстро найти выход.

— Уходить вниз по течению! — наконец прокричал он.

Действительно, от щупалец такого колоссального захватчика невозможно было уклониться ни влево, ни вправо. Пока что у отряда действительно оставался лишь один способ избежать водного плена — уйти вниз по течению Кумдарьи.

Походная колонна тотчас же рассыпалась. Верблюды, лошади и люди, обгоняя друг друга, кинулись вперед. Переваливая через песчаные барханы, отряд побежал по равнине на юго-восток, однако очень скоро остановился перед непреодолимым препятствием. Наверное, Кумдарья уже разлилась и в нижнем течении; по крайней мере, видневшаяся впереди полоса залитой водой земли начинала на глазах расширяться…

Отряд изменил курс и двинулся на северо-восток, но и на этом направлении путь ему перекрыла вода.

Когда отряд в очередной раз собирался повернуть, Со Май, стоявший на вершине песчаного холма, вдруг обнаружил, что толстый ковер из воды с желтым илом уже выкатился к соседним барханам.

— Все наверх, на холм! — скомандовал он, но и без приказа Со Мая люди, лошади, верблюды уже сбились в шумливую группку на вершине этой пусть малой, но возвышенности. На лицах всех солдат был написан такой ужас перед неизбежной смертью, какой нельзя увидеть даже на поле боя.

Со Май тоже поднялся на холм. Толпа людей и животных сгрудилась здесь, как куски железа, притянутые к магниту. Стоя на вершине, полководец еще раз осмотрел окрестности. Землисто-желтый поток как языком слизнул все холмы и долины. Вся равнина, насколько мог видеть глаз, превратилась в безбрежное море грязи. С песчаного холма, на котором собралась толпа людей и лошадей, было видно, как поток грязи уже начинает заливать и три ближайших бархана…

Но не это сразило Со Мая: глядя вдаль на северо-запад, он сначала почувствовал, что море грязи там бурлит как-то по-особому, а потом различил в волнах колыхающейся желтой жижи часть крепостной стены и наблюдательную вышку — они едва виднелись над поверхностью воды. Картина была далекой и мелкой, но сомнений быть не могло: он видел крепость, которую они сами построили и в которой до вчерашнего дня жили. А их поля и жилые дома уже утонули в море грязи.

И только тут Со Май понял, что и он сейчас будет погребен под потоками этой грязной жижи…

На мгновение в его голове мелькнуло воспоминание о том, как в ту ночь, когда он встретил женщину из племени ашья, она рассказывала ему о городе Лунду, Обители Дракона. Но воспоминание только блеснуло — и сразу поблекло на фоне куда более неправдоподобных событий, которые происходили в действительности, сейчас, прямо на глазах у Со Мая.

На миг Со Май обрел невероятное спокойствие духа, но тут же вскипел от бешеного гнева. Атаковать потоп! Биться с ним, биться не на жизнь, а на смерть — ничего другого ему теперь не оставалось.

Тут же посыпались приказы, которым солдаты повиновались беспрекословно: все понимали, что просто так стоять и ждать смерти — бессмысленно.

Загремели боевые барабаны, послышались воинственные клики. Отряд разделили надвое, одну половину возглавил Чжан, другую — сам Со Май.

Первым бросился в атаку вниз по склону холма отряд под командованием Чжана. Побежали все — верблюды, лошади, солдаты. Вот они поднялись на другой холм, вот спустились вниз. На взгляд командира, атака выглядела недостаточно мощной, однако расстояние между отрядом и мутным потоком стремительно сокращалось. У самого подножия холма два фронта сошлись. Момент — и на глазах Со Мая отряд Чжана в мгновение ока бесследно пропал, испарился, улетучился — словом, исчез столь быстро и легко, что никто и глазом не успел моргнуть…

В тот же миг Со Май скомандовал «Вперед!» оставшейся части отряда. Перед ним был самый сильный противник в его жизни, и Со Май превратился в комок ненависти, в воплощенное бешенство.

Он вскочил на коня и, потрясая копьем, ринулся вперед. Потоп ревел так, что дрожала земная твердь. Казалось, нараставший грохот воды заполонил всю вселенную.

Наконец Со Май увидел врага: передний край мутного потока только что срезал очередной холм и теперь изо всех оставшихся сил мчался ему навстречу. Мириады свирепых, буйных, безумных демонов с каждым мгновением подступали все ближе и ближе.

Взметнув над головой правую руку с зажатым в ней копьем, Со Май бросил коня прямо на стену мутной воды, которая уже поднялась перед ним на два человеческих роста.

Фигура Со Мая тут же исчезла, а вслед за этим исчезли шедшие за ним верблюды, лошади и солдаты — исчезли все до единого и в мгновение ока…

Над пустыней, превращенной в сплошное море грязи, висело тусклое, испачканное небо. В одном из его уголков необычно слабо, как при затмении, поблескивал красный, словно запекшаяся кровь, солнечный диск. Вселенная по-прежнему была наполнена гулом потопа, да и сам он не знал ни минуты покоя: ведь на свете оставалось еще так много всего, что он должен был поглотить…

1959