Ловимый Зверь

1

В зеленом зареве немурианской полночи пылало оранжевым электрическим цветом пищевое пятно на георазведочном графе. Шон Козлов протащил рукой по лицу, напрасно надеясь, что часть его усталости прилипнет к ней, и ощупал поверхность письменного стола в поиске ручки.

На ощупь ручка была влажной и холодной, подозрительно похожая на нос.

Он, как раз, очень вовремя посмотрел на плод своего поиска, чтобы избежать длинного розового языка, который нацелился лизнуть его прямо между глаз. Трогомет залез на граф, понюхал пищевое пятно и плюхнулся поверх него: шириною в два фута клубок рыжей шерсти, оборудованный четырьмя руконожками и хитрой пронырливой мордой, которая усеивалась черными глазками.

Шон зевнул. Боже, как же он устал. Он потянулся, чтобы царапнуть пушистый живот трогомета. Осталось два проверочных обзора. Пол часа работы, затем он должен внести последние данные в Белоснежку, а потом — окончательно уснет.

Его рука застыла. Он щекочет трогомета. Двадцать метров от Белоснежки. «Святой Олимп!» — осенило Шона, как обухом по голове. Как оно вообще пробралось внутрь, минуя затворы и двойные двери? Хватит об этом, как он собирался выпроваживать это вон?

Разочарованный трогомет позволил себе выпустить:

— Муук!

Качнулся вправо и уселся на зад, безвольно свесив передние лапки на свою грудную клетку.

Печенька. Пока оно было с печеньем, оно не посмело бы лазить по коридору, вламываться через дверь хранилища и жрать единственный на всей планете компьютер. Шон порылся в карманах своих брюк и произнес:

— Печенька! — предъявляя наполовину искрошенный овсяный диск.

— Муук!

Резким рывком Шон открыл створку окна и подбросил гостинец на голубоватую траву снаружи. Пушистая черная молния пулей метнулась мимо него, на полпути хватая печеньку в полете. Шон захлопнул створы стеклопластика, заблокировал их и задал спринту по коридору, чтобы проверить Белоснежку.

Толстая пластиковая дверь преграждала вход в сводчатое хранилище. Ухватившись за рычаг, он резко рванул его в сторону, и дверь плавно скрылась в углублении стены. Трогометы достаточно хорошо справлялись со стандартно выпускаемыми дверьми, но тяжелые задвижные — оставляли их в тупиковом положении. Кластер люминофорных сфер проливал лимонный свет на небольшое пространство между дверьми. Шон ступил прямо, закрыл за собой первую задвигающуюся дверь и тщательно проверил маленькое пространство.

Ничего. Ни пушистых клубков высотою в два фута, прячущихся по углам. Ни «муук!»

Успокоенный, он открыл вторую задвижную дверь, выпрыгнул через проем, и со всей силы помог двери вернуться на прежнее место, до треска напрягая мышцы. Ему предъявилось прямоугольное помещение, пустое, за исключением прозрачного куба стеклопластика. Высотою в шесть футов и толщиною в два дюйма, куб ограждал Белоснежку — рабочую станцию четвертого порядка, тотальность компьютерного арсенала всей экспедиции. Если не считать Гнома, малого внешнего устройства, которое было ненамного больше хваленного резервного диска.

Терминал Белоснежки слабо озарялся. Сенсоры движения пребывали в тишине. Рабочая станция и ИОО, итоговый отчет об оценке внутри нее, оставались невредимыми. Двум дюжинам ученых, чьи двухлетние достижения с карьерами уселись верхом на этот отчет, не придется его линчевать.

— Печеньку?

Нет ответа. Только тишина.

Тревожность наконец-то утекла. Облегчение наводнило Шона и он сполз по стене, остановившись головой на пластике. Тут хватает сенсоров, чтобы удержать стадо гогочущих ниндзя, а он, как идиот, вопит: «Печенька!»

«Это паранойя, великий Зевс. Я не виноват, — уверил он себя. — И никто не может меня упрекнуть». Проживание на планете, где компьютерное устройство в кармане служит мучительной «танталовой» закуской, свело бы к паранойе любого. Перед прибытием на Немурию всему персоналу пришлось лишиться всех улучшений и имплантов. Они сдали свои передатчики прямой связи с внешним миром, персональные компьютерные устройства, и даже часы. Он бы отдал свою правую руку за кусок сраного передатчика.

«Все что угодно, — взмолился Шон, — только не наборка. И запись. Боже, какой скучной рутиной это было. Одни судорги в руках, да и только…»

Он покосился еще разок на Белоснежку, перед тем как закрыть глаза. Она все еще была единым целым.

Не было похоже на то, что трогометы могли здесь подсобить.

В действительности, они были неплохого характера и довольно-таки яркими для не сочувствующих видов. К сожалению, для организма, в чьем первичном желудке жил дальний кузен «геобактер-металлиредуценс», большинство металлов имели вид хорошенькой вкуснятины. Особенно железо. Марганец. Золото. Платина. Геобактер-металлидевастерный микроб запросто добывал энергию при диссимилятивном разложении хоть какого-нибудь металла. И поэтому каждому пушистику внутренность любого компьютера представлялась небесным шведским столом. Если что-нибудь было металлическим, то это была пища. Как вообще что-то такое, черт возьми, вытерпела даже и эволюция? Немурия была богата на залежи металлов, но не до такой же степени. К счастью, вторичным желудкам трогометов были достаточно хороши по вкусу углеводы, иначе бы пушистые клубки вымерли с голоду много эр тому назад.

Шон зазевал. Когда он в последний раз спал? Это было двадцать часов тому назад? Тридцать? Это имело значение? Усталость разлилась по нему мертвым якорем, и ему не хотелось ничего более, чем просто свернуться калачиком на пластиковом полу и уйти в зарево полного блаженства электрической лампы.

— Шон?

Человеческое тело является удивительным организмом. Оно может перейти от состояния мертвой усталости к абсолютной бдительности в ужасающе короткий миг.

Шеф службы безопасности выгнул свои темные брови:

— Я и не знал, что ты можешь так высоко прыгать.

Шон пробормотал что-то и уставился на Сантоса пристальным взглядом осуждения. Которое отскочило от Сантоса, как трогомет со стеклопластика.

— Ты помнишь, я тебе говорил, что мы должны запускать каждую трансмиссионную сессию только после прохождения Великой Стены? Потому что мы живем на расстоянии меньше светового часа от третьего по величине производителя ИИ-синтезаторов, и потому что их хакеры считают крайне занятным закрутить нам гайки при каждой ими полученной возможности.

Шон закивал головой.

— Так точно. Каждая трансмиссия пускалась через Великую Стену. Это походило на скребок до кости.

С виду Сантос был мрачным. Что само по себе ничего не означало. Темные волосы, с такими же темными глазами, выглядели почти черными, и шеф службы безопасности обычно менял выражения, ограничиваясь мрачным, флегматичным и стоическим.

— Ты логинился этой ночью. Около часа. Была трансмиссия со спутника.

— Да. И я прогонял ее через Великую Стену. Как и всегда я делаю. Сантос, проверь логи.

— У нас больше их нет.

Шон разинул рот, но неожиданно слова отказались выходить.

— Не спеши, подготовься.

— Вирус «сороконожки», — Шон окончательно пришел в себя.

— Хуже. «Многоножка», укомплектованная расплодом и субнастройками ИИ. Она въехала верхом на последнем сеансе трансмиссии и на пару часов расположилась в бездействии. Достаточно долго, для того, чтобы ты разлогинился.

О боже. Вирус «многоножки», разбитый на сегменты, которые должны спрятаться в системе, маскируя себя и плодя дюжины новых «многоножечек»…

— ИОО?

— Зажарен.

Шон почувствовал, что сейчас закричит. Объединенная комиссия прибывает сюда через четыре дня, а у него нет отчета для них. Ничего, кроме кучи, высотою в четыре фута, бумажных заметок от руководителей секций. Ушел месяц, интенсивного до опупения мозгов труда, на то, чтобы интегрировать несвязные заметки людей, которым никогда прежде не приходилось вручную вводить бумагу в объемный научный документ.

— А что с резервной копией?

Сантос вздохнул:

— Как я уже говорил, «многоножка» лежала в бездействии…

— А когда Юлия принесла Гнома, чтобы сделать резервную копию ИОО, «многоножка» перенеслась и в него?

Сантос кивнул головой.

— Оба резервных диска?

Сантос кивнул опять.

— А что с резервными дисками?

Стоическое лицо Сантоса приобрело некий затруднительный намек на эмоцию:

— Я за тебя волнуюсь.

Правильно, пушистики украли жесткие диски две недели назад. Тогда он так сильно не волновался. В конце концов, у них еще была Белоснежка и Гном.

— Так значит, нас прижали.

Сантос кивнул головой:

— Так точно.

В голове Шона промелькнуло, что он уже был мертв, а этот Сантос, со своим хмурым и непроницаемым лицом, был Танатосом пришедшим забрать его к Гадесу, чтобы придать суду за все земные прегрешения. Он качнулся назад. Возможно, мертвым он и не был. Быть может, он лишь просто спит. Еще чуть-чуть и он проснется, и сразу станет все прекрасным.

— Шон?

— Это не сон?

— Нет.

Не было возможного способа воссоздать отчет за четыре дня, и не с тем количеством материалов исследований, имеющихся у него. Два стандартных года ушло на сбор данных, анализ, тяжелую работу, истрепанные нервы…

У руководителей секций все еще имелись их бумажные заметки, но тотальный охват их труда сводился к ничему, пока не был представлен на рассмотрение комиссии. Это скажется катастрофическими последствиями на их карьерах.

Он мог бы навсегда найти легкий выход из этой ситуации. Он мог бы биться головой об стену и спастись при помощи боли. Он мог бы…

В мозгу что-то щелкнуло.

— Наннибот, — он сказал, — Наннибот является третичным уровнем резервирования. Мы резервируем все файлы на нем через каждую неделю. Там должно храниться все до того момента, как я присоединил геоисследования Тимура. Я могу исправить все за четыре дня.

Сантос вздохнул:

— И тут есть плохая новость…