Ловушка для хищника

Быть женщиной

На четырёх деревянных столбах толщиной в кулак держалась грубая холщовая ткань, привязанная за свисающие концы к кольям, вбитым в землю. Типичная кочевническая конструкция не выглядела и не была прочной, но от песчаных бурь спасала, особенно когда завешивались дополнительно наброшенные на неё неровные лоскуты полосатых и пестрых материй, когда-то ярко зеленых, желтых, синих и красных, а теперь затертых пылью дорог оливково-болотистых цветов. Сейчас они были закинуты вверх, пропуская до середины палящее пустынное солнце, но оставляя в тени дальний край у натяжной стенки, у которой валялись рюкзаки, мешки с пожитками, тюки, служащие лежанкой. На них и очнулась украденная перед казнью персиянка, удивленно и со страхом пытающаяся понять, где же она оказалась? Машинально поправляя черную паранджу на себе, чтобы не выбились из-под неё волосы, и не открылся нигде участок тела, девушка приподнялась, щурясь лучам, бьющим ей в лицо. Сначала они превратили поле зрения в сплошную белёсую пелену, обрамленную черной рамкой неровного шатра, как выход из пещеры, каких было в достатке в горах неподалеку, но потом, когда она приподняла руку и выставила её козырьком, прикрывая верхнюю половину горизонта, из пламенного дрожащего воздуха выступил темный силуэт, согнувшийся над грубо сколоченной бочкой галлонов на десять. Присматриваясь, девушка различила распрямляющуюся голую спину, исполосованную уже бледными шрамами и двумя более темными рубцами слева и справа, словно кто-то взмахнул саблей и выступавшие лопатки попали под лезвие, а на желобке позвоночника следа не осталось. Обнаженный до пояса незнакомец зачерпнул воды из бочки и пил из ковша. Две-три капли, скатившиеся по его подбородку, блеснули на солнце и упали. Персиянка успела хорошенько разглядеть неизвестного сзади и в профиль, прежде чем он обернулся и увидел, что она его любопытно разглядывает. Две пары карих глаз встретились. Обе неуверенные, хранящие какую-то неразгаданную детскую невинность, несмотря на то, что пережили достаточно на своём веку. Лео отвел взгляд первым, вернувшись к своему занятию: он заштопывал порвавшуюся от изношенности рубашку, воспользовавшись чем и ополоснулся, плеснув на себя воды, завозимой сюда погонщиком ишаков. От непрекращающейся жары он и попил её, и, видимо, плеском разбудил похищенную. А может быть она и сама, пробыв несколько часов в искусственном сне, пришла в себя.

Пройдя от неё в метре, он уселся на всякий хлам, грудой собранный в разваливающийся холм, и взялся за иголку с ниткой, отложенные пять минут назад. Девушка, надеявшаяся услышать какие-нибудь объяснения, непонятливо пронаблюдала, как на неё больше не обращают никакого внимания, ничего не говорят ей. Сомневаясь и пугаясь этого чужого по виду иноземца, превышающего её в росте на полторы головы, некоторое время она следила за работой его натруженных, но от того не менее мастеровитых пальцев. Никогда в жизни она не видела, чтобы шитьём занимались мужчины. Пряхами и портнихами у них были даже слепые старухи, но никогда — мужчины. Уставшая ждать, когда он заговорит первым, девушка решилась:

— А где тот, что украл меня? — Лео остановил своё занятие и посмотрел на неё. Большую часть слов он понимал, но кое-что мог и упустить из вида, но чаще общий смысл понимался им правильно. Однако это не изменяло того, что ответить он не мог. Спасённая от смерти вперила в него взор, опять прождав напрасно каких-либо слов. — Это был твой друг? — Лео растерянно покосился вокруг себя. Облизнув губы, он замер с недошитой рубашкой на коленях. — Ты не знаешь того, кто забрал меня? — Воин покачал головой и похлопал по груди, давая понять, что человек, о котором идёт речь, ему не чужак, и он сам тоже имеет отношение к происходящему. — Ты заодно с теми, кто увез меня? — Лео кивнул, и оставленная ему под присмотр начала понимать, почему он молчит. Последив за ним ещё с две минуты, растерянно оглядывающимся, будто ищущим, чем выразить свои мысли, она осознала — он немой. — Ты не можешь говорить, да? — Он согласно опустил глаза, заодно показывая, что тема не нуждается в развитии. — Но ты меня понимаешь… это хорошо. — Осторожно встав, она не знала, куда пойти дальше? Посмотрев за полог палатки, девушка не увидела ничего, кроме бесконечных тонн песка и безжизненных барханов. Ей хотелось подойти к неизвестному и, фактически рефлекторно, отобрать одежду, чтобы зашить самой. Но она боялась к нему приближаться. Зайдя немного сбоку и сзади, она вновь очутилась с ракурса его сутулой спины. Черные, как смоль, волосы до плеч были присобраны темно-фиолетовой лентой. — Как тебя зовут? — Лео быстро зыркнул через плечо и продолжил зашивать дырку. — Я Заринэ, — тихо сказала она. Вдруг им и без неё всё известно? Аллах, что же с ней теперь будет? Зачем её увели от казни? То бы она уже была мертва и избавлена от нужды терпеть эту жизнь и пытаться понять каких-то странников, завладевших ей. Но что, если бы она попала в ад после смерти? Вся родня ведь сказала, что она грешница, а когда ей было исправить свои ошибки? Она даже не понимала толком, что не так делала. Она с радостью бы была праведной, и пыталась быть таковой, но в какой момент этого не вышло? Может, и хорошо, что ей не дали погибнуть — теперь успеет заслужить путь в рай. Только бы узнать, что от неё нужно этим мужчинам?

Услышав её имя, происходившее от персидского «золотая», Лео задумчиво отложил занятие и опять стал разглядывать гостью их скромной цитадели путешествующих дервишей. Заринэ. Совсем юное лицо источало полное неведение по поводу всего на свете, но оно было красивым по чертам. На этот раз пристыдились те очи, опустив черные длинные ресницы вниз. Какой ребенок! Как только в этих местах умудрялись выдавать замуж таких несмышленых и недозревших? У этих людей, аборигенов, совершенно нет элементарных понятий возраста, развития, разумности и сопоставимости. Наука и прогресс, прежде считавшиеся Лео врагами природы, не нужными земле, показались необходимыми. Буддийский монастырь, где он провёл большую часть жизни, не нуждался ни в чем благодаря мудрости наставников, но там, где нет мудрости, должно быть хотя бы здравомыслие, которое способно упорядочить общество, его взаимосвязи и взаимодействия. Ведь, если подумать, естественно природного здесь тоже слишком мало.

Девушка вернулась на образованный скарбом топчан, затеребив пальцами пальцы. Она никогда не видела таких вот молодых людей, как этот. Утонченное лицо, раскосые глаза, никакой обрюзгшей лености, видно было, что он постоянно в деле, что он не просиживает дома, погоняя жён и сестёр. Он был таким самостоятельным… даже шил сам!

— А вы вернёте меня обратно? — спросила она, видя, что он ещё на неё смотрит. Лео отрицательно покачал головой. — Никогда? — Теперь он кивнул. Заринэ стала размышлять о будущем, которое вдруг появилось у неё. Прежде она бы не взялась за это, ведь для того, чтобы знать, что делать, ей нужно было просто слушать отца, братьев, мужа. Ей никогда не приходилось ничего решать самой. У неё были обязанности, которые она исполняла. Возможно, тут они тоже появятся? С ней никогда ничего не обговаривали и не советовались. Свекровь могла лишь указать на недочеты, да распекать по пустякам, уча наперед, как что лучше делается. Стоит подождать, наверное, и всё разрешится. Но имеет ли право она смиренно ждать распоряжений неизвестных? Заринэ посмотрела на Лео. — Вы правоверные? — Растерявшись, воин чуть не кивнул, восприняв на фарси дословно, как правую веру. Он был наполовину буддистом, а наполовину воспитанником определенной философии, развитой в обители, где он вырос, и считал, что это самая истинная установка жизни. Но вовремя поняв ошибку, Лео покачал головой, признавая, что он не мусульманин, которого подразумевала девушка. Она поспешила отвернуться. Итак, они неверные. Они всё-таки враги. Какой смысл был ей спасаться от смерти, чтобы попасть в лапы тех, кто носит скверну и не чтит Коран? Они точно так же сведут её в могилу, за которой её уже будет ждать вечное наказание. Заринэ подскочила, решив убежать отсюда. Лучше вернуться в родное село, пусть закидают камнями! Оставаться тут невыносимо! Чем? Она не думала и не понимала, просто нахлынувшие чувства затопили её, и ноги понесли сами. Без мечети, без минарета, у неё даже проваливался счет времени, в котором она не могла сориентироваться — пора ли на молитву? Не слышно голоса муэдзина, в какую сторону она должна поклониться? Но мысли её сбились вместе с телом о кого-то, кто появился на входе. Отлетев от него назад (Лео даже не двинулся, чтобы попытаться остановить её), Заринэ узнала того, что утром уговаривал её выйти из темницы. Но теперь он не улыбался, и в упор её не видел, а за его спиной шёл ещё один, смуглый, похожий на этих двоих. «Наверное, все они из одного разбойничьего племени» — подумала персиянка и забилась в угол.

Хонбин подошёл к бочке и без лишних фраз посмотрел на Хоакина. Тот приблизился и, набрав воды в черпак, стал поливать тонкой струёй ему на руки, с которых та полилась уже прозрачно-красной. Лео заметил это и, опять отложив рубашку, обернулся к друзьям. Вопросительно кивнув Эну, он получил от того осторожное покачивание головой. Стиснутые губы выдавали напряжение. Его руки тоже были перепачканы, и, скорее всего, одежда, но на этих выгоревших и замызганных халатах невозможно было заметить новых пятен. Отмыв ладони, Хонбин выбежал из палатки и, сняв хлыст, привязанный к крупу коня, зашагал прочь, размахивая им. Отойдя на достаточное расстояние, он принялся нещадно хлестать им песок, пиная его, поднимая столбы мутных крупиц, рыча, надрывно выстанывая и продолжая избивать вокруг себя пустыню. Лео опять перевел взгляд на Эна.

— Малики больше нет, — сообщил, наконец, тот. На их родном корейском, так что глядящая в оба Заринэ никак не могла понять происходящее. Интерес Лео ещё не был удовлетворен, и Хоакин продолжил: — Те люди, которым мы ночью испортили дело… они искали нас, и след вывел к Малике, которая знала о Хонбине. Но она нас не выдала. Они зверски с ней поквитались за молчание. — Эн потёр смоченным платком свои руки. — А мы с Бродягой настигли их и поквитались с ними. Не менее бесчеловечно. — Посчитав ладони сносно чистыми, воин неприязненно заметил кровь под ногтями и, едва не убрав уже платок, принялся тереть с новой силой. — Мы не стали привозить Малику сюда, чтобы не напугать эту… — Эн посмотрел на зорко хлопающую глазами девчонку. — Похоронили под деревьями на границе пустыни. Бродяга сказал, что вид там лучше, чем в этих нескончаемых песках… — Они опять посмотрели на потихоньку унимающегося товарища. Истерзав почву под ногами и выбив из себя более-менее ярость, он опустился на корточки и сунул лицо в ладони. Нельзя было сказать точно, что он вспоминает сейчас с большим чувством: ночи любви с покойной любовницей, или расправу над теми, кто убил её. Крики последнего, пытавшегося сбежать, но пойманного и испившего собственной крови после того, как ему отрезали руку, поднявшуюся на беззащитную женщину, ещё стояли в ушах Хонбина. — Что ж… — Хоакин повернулся и, как покупатель в зоомагазине, стал рассматривать приговоренную к казни. — Меня зовут Эн. Вот так просто: Эн. Одна буква. Можешь звать меня Незнакомцем, Анонимом, Инкогнито — как тебе удобнее. А как твоё имя?

— Заринэ, — прошептала она. Не сосредоточившийся на услышанном, он, в отличие от Лео, никак не перевёл его, за что был окружен подступившим другом.

— Что? — спросил он у нависшего над ним Тэгуна. Тот указал глазами на девушку. — Что? — не понял Хоакин. Тот мотнул головой в её сторону. — А, ты не смог ей представиться? Один момент. — Эн указал на него, обращаясь к Заринэ на ломаном, но доступном фарси. — Это Лео. Если что-то нужно будет — он откликается, но, к сожалению, ничего тебе не скажет. Впрочем, ты, скорее всего, уже это поняла и без меня, если проснулась достаточно давно.

— Я поняла… — Эн собрался достать что-нибудь поесть, но когда отвернулся от Лео, получил от того лёгкий толчок и опять развернулся.

— Да что такое? Что ты на меня так смотришь? — Тот указал пальцем на них троих поочередно, а потом ткнул в девушку. Нахмурившись, Эн проследил за этапами жеста и, округлив глаза, выдохнул: — Что? Брат, тебе тут напекло что ли? Где больше, голову или уже готово блюдо яйца в мешочке? Мы не будем пускать её по кругу… — Толкнув его в плечо, Лео зло выдохнул и полез за блокнотом, где быстро что-то написал и развернул к товарищу.

— Заринэ — золотая, — прочёл молодой человек и, секунду подумав, протянул: — А-а… Да, как-то символично. Наша банда называется «золотые», а она — золотая. — Эн взглянул на сидевшего в отдалении всё в той же позе Хонбина, не слышавшего их беседы. — Только, боюсь его это не очень-то успокоит. Дня три минимум он будет ненавидеть эту золотую за то, что из-за неё покинул Вавилон и не спас Малику. — Подняв руку, будто предотвращая поток слов от Лео, Хоакин назидательно изрек: — Знаю, она не виновата, что так произошло, но кто из нас способен не проводить аналогий и избавляться от невольных ассоциаций?

— А он от рождения немой? — подала голос Заринэ. Эн отвлекся и, увидев в лице Лео разрешение говорить о нем, что вздумается, не сразу решил, какую легенду выдать, или обойтись правдой?

— Скажем так: с возрастом нужда в разговорах отпала совершенно, хотя по молодости кое-какая была.

— То есть, он может говорить, но не хочет? — уточнила девушка.

— Что ты пристала? Не может. Но и не хочет тоже, — добрался Эн всё-таки до сухой закуски, не надумав сварить им какой-нибудь обед. Они собирались сниматься с места в этот час, но отъезд непредвиденно отсрочился. Да и было ещё кое-что… Ему не хотелось говорить об этом, пока не подойдёт Хонбин.

Персиянка, оставленная ненадолго сама с собой, продолжала изучать со стороны странников. Ничего в них не предвещало никакого зла, хотя один из них, отошедший в пустыню, был в гневе, и, казалось, способен раскрошить любого, кто его тронет в этот миг. Но её вниманием владел Лео. Беззвучный, плавный, аккуратный, сторонящийся, он был, помимо всего, непередаваемо прекрасен. Заринэ не называла его в мыслях этим эпитетом, не имея опыта оценки мужчин по внешности. Разве могла какая-то девчонка признавать мужчину каким бы то ни было? Но всё её существо, всё инстинктивное и бессознательное, что было в ней, восхищенно всё сильнее замирало при каждом взгляде на Лео. Её несложная душа, примитивное мышление и незатейливая натура не могли управлять своими повадками деревенской необразованной девочки, которая не отводила взгляда от того, о ком думала, пока её не ловили за этим. И волнение на лице, рождающееся только при мыслях о Лео, тоже выдавало эмоции, которые она ещё не распознала в себе, но которые были такими естественными для шестнадцати лет. Родись и живи она в другой стране, в другом государстве, она бы могла затаиваться с подругами-школьницами к коридорах учебного заведения и обсуждать привлекательного парня, но при данной ей судьбе Заринэ не знала даже, что подобное бывает. Пробудь она ещё пару-тройку лет в прежних условиях, и её внутреннее устройство стало бы окончательно окостенелым, не поддающимся ничему, кроме следованию правил Корана, но пока, вырванная внезапно из привычных условий, отрубленная от корней, девчонка ещё формировалась, ещё расцветала, и чутко улавливала, несмотря на то, что по первости многое вызвало отторжение и отвергалось, как неприемлемое.

Кое-как велев себе примириться со случившимся, Хонбин поднялся, когда солнце сместилось больше чем на час с тех пор, как они с Хоакином вернулись. Угрюмо войдя под покровы палатки, он посмотрел на спасённую ими девушку, не догадывавшуюся о том, косвенной причиной чего послужила. Не испившая до сих пор даже воды, она ещё не пришла в себя, но Лео предусмотрительно подставил ей чашку и тарелку с финиками и инжиром, которыми часто приходилось поддерживать силы в долгих переходах. Надев собственноручно залатанную рубашку, он ждал сигнала готовности к отъезду от Хонбина, но вместо него тот швырнул слегка измятую пожелтевшую бумажку. Лео поднял её, определив в ней удостоверение личности какого-то китайского подданного. С любопытством посмотрев на Бродягу, он вернул ему документ, ничего ему не сказавший.

— Один из людей, что отвечали за отправку оружия, — промолвил Хонбин. — Он не местный. Более того, он из цинхайской[4] банды, я видел его когда-то. Они никогда не занимались ничем подобным, — переглянувшись с Хоакином, с которым обсуждали мельком это на пути сюда, воин добавил: — Лет пять назад они с главной группировкой Синьцзяня[5] договорились о мире и сотрудничестве, чтобы процветать в своих преступлениях. В первую очередь это наркотики, потом торговля донорскими органами, а ещё безбожное рэкетирство и создание чего-то вроде неофициальной армии под управлением их боссов, но оружие у них своё, и они наоборот стараются не распространять его. Для создания своей армии головорезов, которые в идеале должны держать под контролем весь западный Китай, они пытались завладеть всеми важнейшими школами боевых искусств. — Лео озабоченно выпрямился, уловив направление мыслей. — Да-да, им хочется завербовать к себе лучших воинов, чтобы стать непобедимыми. — Хонбин сжал в кулаке бумагу. — Это не поставщики оружия разыскивали информацию о нас, чтобы поквитаться за уничтоженный товар. Я думаю, что это банды Цинхая и Синьцзяна ищут «золотых», чтобы добраться до наших истоков.

— Ты думаешь, мы нужны им живьём? — задался вопросом Эн, не зная, утешил бы его этот факт или расстроил.

— Я не знаю, — пожал плечами Хонбин. — Вообще не имею представления, что в конечном итоге они могут хотеть? Обучаться тигриному искусству нашей школы или забирать уже готовых воинов? В любом случае, нам нужно как можно быстрее и как можно незаметнее пока вернуться на родину. Тут становится небезопасно даже нам троим.

— А с ней что? — не поворачиваясь, спросил Хоакин о Заринэ.

— А что, много вариантов? — откинулся на вкопанный столб Бродяга, вытянув ноги. — Повезём к учителям. Мне больше предложить нечего. Не к Серину же? — Эн согласно хмыкнул, а Лео обернулся к девушке. Она каким-то образом угадала, что речь зашла о ней. Почувствовав, наконец, жажду, она взяла кружку и судорожно запила воду. — Ты ведь не против уехать отсюда, а? — бросил ей вопрос Хонбин. Подумав несколько мгновений, она осторожно выговорила:

— А кто из вас теперь тот, кому я принадлежу? — поперхнувшись, Эн переглянулся с друзьями. — Чья я женщина?